Лидия Сивкевич
Опиум
– И не забудь напомнить о законах. – Павел поднимается на ноги и начинает расхаживать по кабинету. – Нет пункта, который заставляет отвечать на вопросы сотрудников полиции или тащиться без именной бумаги в оперативный отдел.
Я согласно киваю, задумываюсь о законе и очень скоро задаюсь вопросом:
– Дела ведь нет? Соответственно и расследования. Как Шахов может на нас насесть?
Паша отвечает сразу же, усаживаясь на диванчик возле меня:
– Он вправе вести расследование, если ему удастся приплести Опиум к другим делам. Например, если где-то хоть косвенно всплывёт одно упоминание о клубе, то Шахов уже вправе соваться к нам с вопросами и подозрениями.
– И где может всплыть что-то такое? Я не понимаю.
– Можно притянуть за уши дела, у которых на исходе срок давности. – Поясняет мне Даня. По хмурому взгляду Никиты я догадываюсь, что он тоже нуждается в пояснениях. – К примеру, стоит найти в деле человека, который обвиняется в намеренном поджоге, упоминание о месте работы в Опиуме, и нас уже можно начать шерстить в связи с огненными делами.
– Это бред. – Рассуждает Никита. – Наши адвокаты пресекут любые обвинения, так ещё и подадут иск за моральный ущерб или на что там обычно обижаются?
Паша беззвучно смеётся над его словами и уже со всей серьезностью говорит:
– Это так. Только вот, от зацепки до разрешения на обыск, может пройти слишком мало времени. Настолько мало, что мы даже не узнаем, пока к нам не явится сначала ОБЭП, затем Госнарко, и наконец, лично Шахов.
– Если у нас нет людей, которые пресекут придирки к Опиуму, – тихо, будто сам с собой, размышляет Волохов, – нужно найти хотя бы тех, кто предупредит о ходе событий.
– Такие есть. – Кивает Княшич. – Но их риски работают не на нас.
Все вчетвером мы долго думаем, но уже не обсуждаем. Прежде чем отпустить нас, Даня обращается ко мне:
– Рита, Опиум на тебе.
Я киваю, и он кивает в ответ. Эти кивки, наверное, подразумевают, что мы договорились о чём-то конкретном, хотя я не понимаю, о чём именно.
Возвращаясь в свой кабинет, я всё ещё пытаюсь отыскать смысл в его словах, но прихожу к выводу, что нужно спросить об этом дома. Иначе, меня просто оскорбляют его слова.
Официально у меня не было должности, в которую бы вписывались все обязанности, которыми я занималась. Я числилась администратором и вспоминала об этом только раз в месяц, сама себе, утверждая размер выплаты.
Я стояла высоко. И уже давно проползла по скале выше руководителей. Вслух никто не произносил того факта, что в клубе я стояла уже и над Пашей, и над Никитой. Мужчины сами это понимали и на первый взгляд принимали. Должности давно им наскучили, но, как часто это бывает, когда забираешь у ребёнка игрушку, которая просто лежит рядом – он начинает хныкать. Я прекрасно это понимала и для своего же блага относилась к директорам с уважением, никогда не провозглашала себя их начальницей. Но это не могло изменить того факта, что надо мной стоял только один человек. Князь. И я знала, что меня тайком называют Княгиней.
Когда я оказалась наверху, наши с Даней отношения перешли к новому этапу. Теперь я была нужна ему не меньше, чем он мне. Мы не признавали этого вслух. Но если раньше я держалась за него не только ради чувств, но и для достижения своих коварных целей, то теперь остались только чувства. Казалось, теперь мы были равны, но в моей голове пряталась мысль, что это не так.
Наши чувства не закончились после того, как я достигла намеченного. Они не оказались интрижкой, желанной только из-за своей недоступности, не утихли за это время, переполненное эмоциями и впечатлениями. Мы должны были немного охладеть друг к другу, войдя в статус женатой пары, утратить страсть, вызванную гормональным всплеском, но этого не произошло. Мы стали друг для друга наркотиком. Я – его, а он – моим. Моим личным опиумом.
Не было у меня таких помыслов, но я стала для него тем, от кого всегда бежала сама. Я не посягала на его величие, хоть мне и перепадало, я не стремилась его обойти. Но он давно отпустил правление, расслабился, отошёл от переживаний связанных с Опиумом, практически подарив их мне.
Кротость мне была не свойственна. Я могла высказаться, могла быть строгой, а могла прибегнуть к женским способам убеждения, и он это понимал. И я всё больше убеждалась, что даже если бы ему потребовалось отобрать у меня всю власть, которой сам наделил, у него бы не вышло.
За прошедший год я выкупила землю под гаражами Кости и заставила его съехать. Не знаю, во сколько ему обошлись аренда новой земли, перевозка оборудования, ремонт и прочие мелочи. Но я проделала это трижды, прежде чем успокоиться. Хотя я не собиралась останавливаться, но брать с него уже было нечего. Он разорился и даже не мог устроиться простым механиком из-за простреленной некогда руки. Плечо так и не восстановилось. Правая конечность жалко болталась и не слушалась, а левшой он был совсем неспособным. Даже документы подписывал как слепой малыш. Всё это мне было известно благодаря навыкам разведки Степана Юрьевича и его людей.
На этом проблемы Кости не закончились. От утечки газа взорвался коттедж. По счастливейшей случайности, которая была частью моего плана, хозяина дома не оказалось. Я искренне надеюсь, что он хотел бы оказаться внутри, только бы не жить своей жалкой жизнью дальше.
Даня знал, как я издеваюсь над Костей, помощь не предлагал. Велел лишь думать холодной головой и не вмешивался. Он вообще ко многому относился как к данности, в том числе к моему статусу в стенах Опиума. Иногда я видела в прищуре зелёных глаз гордость, иногда отрешённость, но никогда не наблюдала недовольства.
Сам он углубился во взрывное дело, расширил производство, увеличил поставки втрое. Он, конечно, не бросил своё детище, не променял Опиум на власть ещё более независимую, но был лишь владельцем клуба. Он не руководил им. Руководила я. Его законная жена.
И вот, он сказал, что Опиум на мне. Будто до этих слов всё было не так, будто я сама выдумала себе свою власть и свято в неё поверила.
17 августа, пн
– Господи! – ахает Ира. Это её первое появление в нашей квартире. – Как вы тут живёте?
Я начинаю хохотать, хватаю её короткий летний плащик и закидываю на одиноко стоящую в коридоре вешалку. А подруга всё продолжает недоумевать и скидывает ботинки:
– Я думала, ты шутишь! – она сходу заглядывает в две абсолютно пустые комнаты, потом в третью, которую обременяет только беговая дорожка и музыкальная колонка. – Увезите кровать в клуб и вообще сюда не таскайтесь! Нет, вы чего-то не договариваете! У вас явно есть ещё один дом где-то на Рублёвке! – Она мечтательно поднимает глаза в потолок и начинает перечислять. – С прислугой, с бассейном, с золотыми унитазами!
Я снова смеюсь и тяну её к кухне в конце коридора.
– Надо же! Здесь у вас просто завал, захламление! По сравнению с остальной квартирой!
– Прекрати! – хохочу я и провожу рукой по волосам девушки, которые она недавно остригла до шеи и с тех пор жалеет. – Чай или шампанское?
– Шампанское, хоть, хорошее или тоже простота и ничего лишнего?
– Хорошее, стащила из клуба две бутылочки Вдовы Клико6, когда ты написала, что хочешь увидеться.
– Стащила она… – Цокает Ира. – Как можно стащить из своего клуба?
– Не знаешь, почему я продолжаю с тобой общаться?
Как и принято, даже между очень близкими подругами, следующие полчаса мы болтаем ни о чём. Обе понимаем, что есть темы более животрепещущие, но выдерживаем время для приличия. Наконец, Ира начинает первая:
– Я, вообще-то, хочу взять с тебя должок, – шутливо говорит девушка, но её голубые глаза серьезные и немного грустные. – Возьми на работу?
Плотно поджимаю губы и даже не пытаюсь скрыть недовольства.
– Ир, ты же не думаешь, что если я жена владельца, то тебе будет проще работать?
Девушка задумчиво кусает тоненькие блёклые губы. По сомнению на её лице я понимаю, что так она и думала.
– График у тебя будет тот же, зарплата как у других. С тех пор как ты уволилась, проще в Опиуме не стало. – Предупреждаю я.
– Понимаю, но мне так надоело. Я терпеть уже не могу этот ресторан, этот график, людей.
– Так чем же Опиум отличается?
– Человеческим отношением, как ни странно. Пашешь, так хоть есть за что. И хоть кто-то интересуется твоим состоянием. А у нас хоть при смерти лежи посреди зала, подойдёт управляющий и пинками подвинет к стойке, работать.
– Ир, это не так. Помнишь, как сама меня отговаривала?
– Помню. – Она поджимает губы, будто чувствует себя виновной за то, чего не произошло.
– Отговаривала, потому что воспоминания были свежие, а сейчас ты просто забыла всё плохое, и осталось лишь хорошее. Поэтому тебя тянет.
– Ничего, я подлечила нервишки, можно снова их потрясти. – Пожимает плечами Ира. – Так что, есть местечко хостес?
– Не прибедняйся, ты рассчитываешь на местечко получше.
– Не правда! – хмурится Ира и её брови смешно изгибаются. – Ты ведь говорила, что недавно уволилась Вера.
– Да, и Паша сразу же привёл новую кандидатуру.
Ира, зная, как на меня действует её жалобная мордашка, снова поджимает губы и жалостливо кривит брови.
– Устрою администратором, если ты так хочешь. – Сдаюсь я. – Но пожалуйста, имей в виду, поблажек не будет. Ты знаешь, как я люблю тебя, но если начнёшь пользоваться моим отношением, то вылетишь сразу.
Ира моргает несколько раз подряд, будто я бросила ей в глаза щепотку муки.
– А ты изменилась, – произносит она серьезно, но её губы дёргаются в улыбке и девушка добавляет, – в лучшую сторону.
Мы снова прерываемся на малосмысленный разговор ради приличия. Сплетничаем про одноклассников и общих знакомых, обсуждаем новости из родного города. Наконец, плавно возвращаемся к нашей жизни с Даней, и у меня появляется возможность заговорить о том, что меня волнует.
– Н-да, – Ира выдыхает, до меня доносится кислый запах вина от её губ, – никогда бы не подумала, что тебя устроит такая "пустая" жизнь.
– Не жизнь, а всего лишь квартира. – Возражаю я, пальцами кроша кусочек сыра. – Я быстро привыкла, на самом деле.
– А я бы не смогла, – Ира устает смотреть на мои издевательства и сырную тарелку отодвигает подальше. – Захламила бы всё, даже если бы он был против. Просто не смог бы меня выкинуть со всеми вещами.
Я сперва улыбаюсь, а потом говорю серьезно, или скорее печально:
– Даже если я притащу в эту квартиру две ближайшие свалки, Даня ничего не скажет. Спокойно проберется через хлам, поцелует меня и пойдет обратно по кучам мусора в душ.
– Ты так говоришь, будто это ужасно! – фыркает Ира и залпом осушает наполовину полный бокал. – Ко мне даже без мусора так никто никогда в жизни не относился!
Наливаю ей новую порцию, держа бутылку как профессиональный сомелье, и в это время раздумываю, как донести мои страхи. Наконец, говорю:
– Иногда мне кажется, что он стал слишком зависим от меня.
– И что же тебя пугает? Он ведь кроме тебя ни к кому так не относится, я уверена.
– Вот это меня пугает.
– Ну, подожди, давай разбираться. У вас ведь всё хорошо?
– Хорошо.
– И нет никаких проблем от такой сильной связи?
– Наверное, их нет, – я думаю какое-то время, прежде чем продолжать, – но это может стать проблемой для нас обоих.
– Ох, Рита, странная ты. Так много женщин сейчас плачет в углах, сетуя на нелюбовь, на недостаток внимания, а ты боишься, что тебя убьет забота.
– Мне кажется, это потому, что я уже видела такую одержимость. Ничем хорошим она не заканчивалась.
– Разве можно назвать тёплое отношение мужа к жене одержимостью?
– Может, это слишком громкое слово. Просто я…
Подруга перебивает мой неуверенный тон своим твёрдым голосом:
– Да, Рит. Именно, что ты. Ты всегда зависела от мужчин. Ты, а не они от тебя.
– Ты права.
– Ну, конечно, я права. – Девушка закатывает глаза и возвращает на меня уже не такой напряжённый взгляд, будто мы только что нашли решение всех моих забот. – А ты должна понимать, что ничего плохого на этот раз такая связь не сулит. Потому что мужчина рядом с тобой твой и сколько угодно может за тебя хвататься, но тебя сковывать не станет. Да и ты человек не такой, чтобы эгоистично манипулировать им и пользоваться его слабостью к тебе. Вот и всё.
Её слова не убедили меня, и я не перестаю думать о том, что и так обдумала уже сотню раз.
– С ума сойти. – Ира мечтательно вглядывается в темное окно и обнимает себя руками. – Три года назад, в моей голове ты была последним человеком, которого я могла представить рядом с этим мужчиной. А теперь понимаю, как вы совместимы на самом деле.
– Да перестань! – отмахиваюсь я и принимаюсь заедать реальность карамельным шоколадом.
– Да почему тебе неприятно такое слышать? Просто представь! Княшич. Непробиваемая стена, которая столько трясок переживает и даже не покачнется. И ты оказалась тем человеком, который способен подавить его. К счастью, ты его любишь, в ином случае могла бы уничтожить.
– Вот ты действительно преувеличиваешь! – я коротко хохочу и допиваю свой всего лишь второй бокал. Очередной глоток освобождает в голове ещё чуть больше переживаний, которыми я могу поделиться: – Знаешь, чего ещё боюсь? – говорю я, глядя в окно на спящий город. – Если со мной что-то случится…
– Да что может… – Ира перебивает, но я тут же делаю то же самое, повысив голос:
– Если случится, Даня может взорваться. Он будет мстить и разгромит всё своё будущее.
– Ну, уж нет! Это самый хладнокровный человек, которого мне довелось повстречать.
– Теперь он не такой. Он начинает раздражаться, когда меня нет рядом. Я для него будто наркотик.
– Ага, опиум! – Несколько мгновений на лице моей подруги скачут варианты отстранённых тем, но как только она открывает рот, я уже понимаю, что выбор пал на неверную:
– А что тот красавчик с жабрами?
– Мне нет до него дела, ты знаешь. – Скривив лицо, я даю Иринке знать, что обсуждать мы это не станем.
Хоть я и обещала себе больше никогда не видеть мужчину, сыгравшего не последнюю роль в моей жизни, мне не удалось сдержать обещание. Наверное, потому, что такое обещание должны дать и держать трое: я, он и госпожа вселенная со своими случайностями.
Спустя практически год после нашего с Артуром знакомства, мы пересеклись на встрече, на которую взял меня с собой Даня. Владелец «турагентства» покидал кабинет партнёра, мы туда заходили. Он тепло улыбнулся, чуть округлив синие глаза от удивления, и приветственно кивнул. Мои губы дернулись в улыбке и распахнулись для слов, но я вдруг почувствовала волну пылающего гнева у себя за спиной. Даня не сказал бы мне ни слова, но заговорив с Артуром, я бы опустила мужа.
Я склонна полагать, что следующая наша встреча была уже не случайна. На этот раз мы с Иринкой завтракали в практически пустом ресторане, в котором она работала, а заодно отмечали предложение Дани стать его женой. Мы счастливо смеялись, как невоспитанные дикарки, когда на пороге появился Артур. Это могло быть совпадением, учитывая, как близко ресторан находился к его офису, но мужчина сходу заявил, что нам нужно поговорить. Ира окинула его нескромным взглядом и многозначительно посмотрела на меня, мимикой задав сразу два вопроса:
«Кто этот горячий красавчик? Можно я заберу его себе?».
На разговор я не согласилась, даже не узнала тему. Настаивать он не стал, хотя на бледном лице пульсировала потребность высказаться.
В третий раз мы увиделись спустя два дня после того, как я официально стала замужней женщиной. Артур ждал меня на выезде с клубной улицы. Я вышла из машины, нахмурив брови, и задала немой вопрос глазами. Он бросил взгляд на мою правую руку, где блестело обручальное кольцо из прочного сплава. На его скулах дернулись желваки, на шее проступили вены.
– Поздравляю, – проговорил он, так и не подняв взгляд к моему лицу. А спустя секунду нырнул в хорошо знакомый мне автомобиль и уехал.
Ещё несколько дней я думала об этом, не понимая, какие чувства во мне вызвала встреча. Все выглядело так, будто до Артура дошли слухи о нашем браке и он приехал убедиться лично. Зачем? Неужели действительно что-то чувствовал ко мне всё это время?
Тогда странным было то, что лишь однажды он пытался со мной поговорить. Я успокоила себя тем, что будь это чувства, он искал бы встречи со мной, появлялся бы чаще, смахивая на госпожу случайность, не упуская возможности насладиться гневом Дани.
Проводив Иру за дверь, я отправляюсь к кухонному окошку, чтобы проследить, как она садится в такси. Рассвет на улице сменяется восходом, район спит, шумно выдыхая сухой воздух жаркого августа. После того, как Ира уезжает, махнув мне рукой, я иду по коридору и останавливаюсь на середине.
Встаю так, что кармашек со входной дверью оказывается у меня за спиной, по левую руку коридор ведёт в кухню, впереди пустые комнаты, а справа, в конце коридора, спальня. Внезапно я впадаю в воспоминания, нахожу в голове картинку того, как эта квартира выглядела, когда я оказалась здесь в первый раз.
Мало что изменилось. Я помню, как солнце по-осеннему заглядывало в окна. Оно вставало в комнатке напротив входной двери и слепило глаза, когда мы приезжали домой из клуба. Делало совсем небольшой оборот за короткий день, скользило по второй пустой комнатке, и на последних багряных вздохах добиралось до спальни. Ложилось отдохнуть за горизонт, когда мы начинали бодрствование. Теперь, летом, солнце всегда с нами. Оно пробуждается к пяти утра и светит на пустую кухонную стену. Лениво тянется к полу, бросает на него очертание окна и спустя пару часов, огибая угол дома, по-хозяйски заходит в несколько комнат. Его лучи придают белым стенам теплый оттенок, а после полудня они слепят так, что перед глазами начинают сверкать молнии.
В свои выходные, когда остаюсь дома после восьми вечера, неизменно провожу время в спальне. Обогнув уже второй угол дома, солнце натыкается на зеркала в дверцах нашего шкафа, несколько квадратов тут же отражается на противоположной стене и в комнате исчезают тени. Все немногочисленные предметы перестают быть объемными, на полчаса спаленка становится плоской, и в этом я вижу особую магию. А настоящее волшебство происходит в последний светлый час каждого летнего дня. Спальня зажигается золотом, теплеет в платину и, наконец, на пустой белой стене красные лучи неизбежно тают.
Солнце заменяет мне всё, что люди обычно приносят в дом для уюта. Дарит сперва рассветы, а потом и закаты. А ночь теперь нужна мне, чтобы успеть соскучиться по дню.
Я бросаю взгляд на архипелаг книг у кровати. Пухлый томик зарубежных детективов лежит в самом удобном месте, прямо под рукой Дани. Потёртая книжонка поскромнее с советской научной фантастикой борется с ним за право рассказать моему мужу несколько глав перед сном. Я до сих пор не понимаю, как он может читать две, а то и три книги одновременно. Рядом оказался и фэнтезийный мир с ярко-алой обложкой, который читаю я. Он накрывает тоненькую, почти нетронутую книжку в мягком переплете. Это тоже мой романчик, который я забросила: дочитала до момента, когда у всех всё хорошо и не стала продолжать, понимая, что страшные испытания вот-вот неизбежно накинутся на главных героев. Ещё одна книга лежит чуть поодаль, независимым мрачно-зелёным государством. Именно эта моя любимая. Детектив. Её Князь читает для меня вслух, тихим, чуть вибрирующим голосом, который исцеляет мой разум от всех дикостей жизни.
Ничего не могу с собой поделать, спать ночью уже не умею. Неторопливо заметаю следы нашей с Ирой пьянки, приводя кухню в порядок. Занимаюсь обычными хлопотами, такими как стирка, борьба с пылью и мытьё полов и вовсе не думаю о том, что в 7 утра в дверь позвонят.
18 августа, вт
Я веду себя как нелюдимый подросток, бесшумно крадусь к двери и сперва припадаю ухом, а уже после аккуратно заглядываю в глазок.
На лестничной площадке стоят два мужчины, они переглядываются и покачиваются. Их лица сложно разглядеть из-за искажений и кепок. Так же беззвучно пройдя по прихожей, я закрываю дверь в кухню и набираю номер Дани, попутно находя в нише под подоконником пистолет.
– Да, Рит?
– В дверь звонят двое мужчин. В гражданском, славяне. Не ломятся, но и не уходят уже минуты три.
– Запрись в ванной. Я буду через несколько минут. – Он не говорит ни слова, но в трубке начинают дребезжать колеса по асфальту, когда машина явно ускоряется. Делаю так, как сказал муж, не издав ни звука, проворачиваю в двери ванной защёлку.
– Закрылась. Пистолет взяла.
– Умница. Не волнуйся, я рядом, – успокаивает он, ровным, внушающим доверие голосом. В дверь всё ещё продолжают звонить.
– Кто это может быть?
– Кто угодно. – Кроме его голоса в трубку проникают истерические сигналы машин. Сигналит, в том числе и машина, в которой находится Даня, и я понимаю, что за рулём сидит не он. Он бы не сигналил.
– Кажется, больше не звонят.
– Всё равно не выходи, ещё минута.
– Хорошо. – Я смотрю на своё отражение в зеркале и прислушиваюсь.
В трубке слышу его уравновешенные команды:
– Все уезжающие машины пробить, подъезд прочесать. – Я слышу, как щёлкает пистолет. Даня прижимает его к шее, чтобы зарядить как можно тише, но зато мне прекрасно слышно через телефон.
– Здесь никого, я зайду в квартиру. Выйдешь, когда постучу.
Уже не в трубке я слышу, как открывается входная дверь и тут же щёлкает. Спустя несколько секунд раздается тихий стук по двери ванной.
– Испугалась? – он тут же притягивает меня к себе. В его руках уже нет ни телефона, ни оружия.
– Нет, – я говорю правду, – они не выглядели пугающе. – Обняв мужа, я тут же чувствую пистолет в кобуре.
Мы оба выглядим так, будто не переживаем о случившемся и я действительно не переживаю, а вот Даня будто притворяется. Я почти насильно стягиваю с него свитер и брюки, заставляя лечь спать и позволить его людям выполнить свою работу. Спустя час, когда у меня, наконец, получается, и мы ложимся в постель, звонит его телефон. Даня поднимает трубку, и я слышу всё, что в неё говорят, потому что муж обнимает меня со спины, уложив голову на мою подушку.
– Волохов. – Представляется собеседник и говорит коротко без лишних пауз. – Одна из машин, выехавших со двора в 7:47 принадлежит оперуполномоченному А. А. Березову.
– Я подъехал к дому в 7:04. – Хочешь сказать они 43 минуты сидели в машине?
– Полагаю, что да. Видимо их целью было поговорить с Ритой, но не попасться тебе на глаза. Обычно ты ведь позднее приезжаешь домой?
– Да, в 7:30.
– Никит, – говорю я, повернувшись к трубке, – можешь раздобыть фото этого «А. А.»?
– Уже есть.
– Пришли куда-нибудь.
– Сделаю.
– Спасибо, и спокойной ночи. – Желаю я, понимая, что Волохов тоже сейчас мечтает уснуть. Даня хмыкает.
– И вам двоим, – отвечает Никита, его голос на этой фразе заметно смягчается.
Я почти успеваю уснуть за ту минуту, что Волохов отправляет фото. Видимо выпитое за ночь вино действует на меня как снотворное. Мне не нужно всматриваться, чтобы безошибочно определить:
– Да, один из них. – Я спиной чувствую, как напрягается Даня, и прижимаюсь к нему плотнее. Выгибая спину, прислоняюсь бедрами с намеком на игривый жест, в надежде отвлечь его. Муж не расслабляется ни на долю секунды, и это напряжение переходит и на меня. Я начинаю размышлять о том, зачем понадобилась следователям. Мелькает мысль, что это может быть связано с моими потехами над Костей, но я отмахиваюсь, понимая, что там всё чище, чем вода в Байкале.
– Это будто бы глупо, – размышляю вслух, – приехать на личной машине, вместо служебной. В мой выходной, но именно в тот момент, когда ты в пути домой. Не раньше, как будто у них рабочий день с 7 утра и раньше они заявиться не могли, пока ты ещё на смене.
И тут меня осеняет слишком очевидная идея. Полагаю, Даня догадался давно и молчит:
– Проверка, значит. Проверяли, как реагируем, как действуем. Боимся или нет, открою или позову на помощь. Кажется, проверку я не прошла.
– Прошла. Теперь остаётся понять, нужно ли показать им, что мы всё выяснили.
– И как это сделать?
– Усилить твою охрану, поставить камеру над дверью. Так они подумают, что мы боимся невесть кого.
– Значит, если оставим всё, как было, дадим понять, что знаем о них и не боимся?
– Именно.
– Мне нравится этот вариант.
– Всё не так просто. В таком случае Шахов опять явится к тебе на разговор.
– Ну и пусть, говорить с ним очень просто.
– Нет. На этот раз тебе не нужно говорить с ним. Пусть поймёт, что до тебя не так просто добраться, что у него нет такой власти. Как только явится, сообщи мне. А он обязательно явится.
Даня был прав. Прошло три дня, Шахов лично ждал меня в патрульной машине в двух кварталах от Опиума, перегородив проезд.
