Лидия Сивкевич
Опиум
Все мужчины в комнате синхронно выдыхают и, судя по одинаковому отвращению на лицах директоров, я одна не понимаю о чём речь. Ко мне подходит Волохов и поясняет, говоря шепотом:
– Горло перерезано и в разрез вытащен язык.
Теперь уже я смотрю на Князя, задавая немой вопрос глазами. Отвечать мне он не торопится. Единственное, что его волнует, судя по искрам в глазах, так это то, как близко ко мне стоит директор, чтобы давать приватные комментарии. Я отклоняюсь в сторону, чтобы утихомирить абсолютно беспочвенную ревность мужа, и он немного остывает. Волохов возвращается на своё кресло.
На протяжении оставшейся беседы, слова звучат громкие. В основном обвинения, но они выстроены так, чтобы не переходить за рамки уважения Князя. Мне всё больше начинает казаться, что замы ждут и моих высказываний. Будто, если я повторю хоть одно недовольное слово этих двоих, то обвинение тут же перевесит. Только вот этого не произойдет. И своим молчанием, и беспристрастным взглядом я обращаюсь к мужу, давая понять, что стою на его стороне, независимо от его решений.
Единственное, что я позволяю себе, это поддаюсь любопытству и рассматриваю руки Дани, спокойно лежащие на коленях. Они абсолютно чисты. Никакой крови на коже или в лунках ногтей. Уверена, что даже экспертиза в лучшей лаборатории мира не обнаружила бы на нём ДНК убитых. Это понимаю не только я, поэтому, в конце концов, разговор принимает деловой стиль. Звучат дипломатические словечки и юридические термины, будто речь идёт о предстоящих переговорах с новым заказчиком. На деле – обсуждаются возможные последствия вспышки гнева моего мужа и пути их решения.
Князь не оправдывается и не признаёт какой-либо вины. Он с ледяной властностью даёт распоряжения, выворачивая ситуацию в такую сторону, что если вдруг возникнут проблемы и коснутся нас, значит, виноваты будут его заместители. Меня это восторгает, как салют маленькую девочку. Разве что, маленькие девочки не умеют возбуждаться от громыханий, а вот я от грохочущего голоса своего мужа чудом сдерживаюсь, чтобы не скользнуть рукой между бёдер.
Павел и Никита уходят, запуская в кабинет вспышку звука. Когда дверь закрывается, я спешу спросить:
– Почему галстук этот… колумбийский? – Почему-то, я очень красочно могу представить себе эту картину. – Не думала, что ты склонен к обрядам. С чего вдруг?
Даня пересаживается в мою сторону, долго ищет что-то в моём лице и, найдя, позволяет себе оттаять. В его взгляде появляется намёк на вину и отчаяние, которое он может показать только мне.
– Я сперва собирался ему череп прострелить. Он понял, что умрёт в любом случае, поэтому решил излить говна напоследок. – Даня замолкает, и я жду, но спустя минуту не выдерживаю:
– Да что же такого он сказал? Комплимент тебе сделал? Подметил, как ты похож на мексиканца? С чего вдруг традиции?
– Он сказал, что в прошлый понедельник драл в Колумбии шлюху, и она была точь-в-точь похожа на мою жену.
В одно и то же мгновение я миксую шок и понимание. Будто я предполагала такое, но в качестве невозможной альтернативы.
– Жалеешь, что из-за меня стал таким впечатлительным?
Недолго думая, Даня наклоняется и целует меня так, будто больше возможности не будет. Его руки обвивают мою спину и притягивают вплотную. Наши губы двигаются рывками, языки настойчиво пререкаются, а зубы клацают несколько раз. За такие поцелуи, полные страсти и лишённые стеснения, можно и душу продать.
Через пару минут поцелуй прерывается, хотя я готова двинуться и дальше, но разговор не окончен. Меня беспокоит произошедшее. Меня беспокоит, что я так на него влияю, хоть и безумно льстит.
– Не думаю, что ты и раньше был таким романтиком. – Голова кружится от недостатка воздуха, и я пару раз подряд глубоко вздыхаю. – Или ты и прежде вспарывал кому-то глотку, из которой вышли слова оскорбления женщине?
Он не спешит отвечать. Сперва обдумывает мои слова и в его глазах отчётливо видна борьба. Какие именно чувства дерутся внутри него, я не знаю. Мне бы не хотелось сейчас оказаться в его голове. Могу лишь догадываться, что он сам не в восторге от того, что натворил.
– Ты когда-то сказал, что не гарантируешь мне защиту, а два с половиной года спустя защищаешь даже мою репутацию. – Я знаю, сколько в моих словах лести, но именно её должна дать мужу в эту минуту. Не меньше этого, я знаю, что защита имелась в виду другая, но всё, чего мне хочется, это создать иллюзию спокойствия.
В то утро я утвердилась в мысли, что не только он стал моим опиумом, но и я стала его наркотиком, его неоспоримой ценностью. Князь потерял холод и стал гореть так пылко, что перерезал глотки за оскорбления в мой адрес. В то утро я поняла, что изменила его. Изменила его необратимо. И нам обоим предстояло научиться с этим жить.
Чувствовал ли он, что тоже изменил меня?
Я старалась вспомнить, какой была в тот августовский день, когда появилась в клубе впервые. Какой боязливой девчонкой была на протяжении следующих месяцев. Как храбрилась перед зеркалом, глядя на своё отражение, но пугалась вида крови и падала от летящего в мою сторону кулака. Сейчас страх во мне не появлялся даже от мысленной картины человека с колумбийским галстуком. Думаю, не многим больше эмоций вызвала бы и реальная картина этого зрелища. Получается, я всего-навсего стала безжалостной?
Нет. Я научилась воспринимать жестокость этого мира без вреда для своей головы. Конечно, сделать это было куда проще, не подвергаясь жестокости самой, стоя по другую сторону черты жертв. Но здесь было куда лучше, чем там. А нахождения по ту сторону я никогда не забуду.
Сочувствие?
Странное слово. Будто бы не нужное. Раньше, нуждаясь в помощи, я думала, что сочувствие делает людей людьми. Теперь же была уверена, что человеку роднее безразличие – чувствовать только свои чувства и не примерять чужие. Куда полезнее уметь закрывать глаза на страдания других, чем переживать чужие муки наряду со своими, будто и нет у вас возможности снять их в любой момент.
Сложно поверить в то, что вы слышите выстрелы чаще, чем думаете. Иногда принимаете их за стуки, за хлопки. Думаете, что это эхо доносится с военного полигона, или, что кто-то поблизости хлопнул дверью, или, быть может, что-то тяжёлое упало на бетон. Может и так. Но порой за этими звуками скрывается чья-то боль или даже смерть. Поверьте, несмотря на вездесущие полицейские патрули, на цивилизованные устои, на иные способы, стреляют в этом мире очень много. Только метятся теперь точнее, предпочитают один точный, громкий хлопок, которому свидетели поблизости легко дадут оправдание, чтобы успокоить себя.
Вот что теперь умеют люди: успокаивать себя, вместо того, чтобы болезненно прорываться к истине. Этому научилась и я. Он меня научил.
Часть 6. Защита не нужна.
20 октября, вт
Незачем было жить в ожидании очередных проблем. Так я и делала. Казалось даже, что Шахов где-то потерялся, нашёл себе головную боль поострее. Если два месяца были сроком, достаточным для вынесения вердикта, то последствий от вспышки ярости Князя не было. Мне хотелось верить, что уже и не будет.
Едва передвигая ногами в новых туфлях, я забрела в кабинет босса.
– Натирают? – спросил владелец Опиума. Он сидел по центру кожаного диванчика, откинув голову и распластав по сторонам ноги и руки.
– Совсем немного жмут. – Я по очереди стащила с ног черные лакированные лодочки и глубоко вздохнула, закатив глаза от удовольствия. Затем подошла и уселась прямо Дане на живот, подождала, пока он напряжет пресс и завалилась назад, в точности повторив его позу, только голову уложила ему на плечо.
– Ты закончила? – спросил он, обвив меня руками за талию.
– Да, а ты?
– Выезжаю на встречу к девяти утра. Нужно собирать покупателей новой партии.
Я никак не показала на лице недовольства, понимая, что он всё же видит меня боковым зрением.
– Тогда буду ждать тебя дома. – Я широко и звонко зевнула, а Даня прижался носом к моим волосам и, втянул их запах. Смесь духов, шампуня и бальзама, если от них хоть что-то осталось после насыщенной клубной ночи.
– Не жди, спи. – Его ладонь стала поглаживать мой живот, и этот жест, на первый взгляд успокаивающий, заставил меня ощутить неловкость.
– Ты хочешь детей? – вдруг выпалила я. Его рука не замерла, а спустилась ниже, объясняя, что смысл этих движений совсем иной.
– У меня сто сорок шесть детей, Рита. – Выдохнул он и снова обвил меня за талию.
– Считаешь всех сотрудников своими детьми? – Я расплылась в улыбке, вовсе не удивляясь его отношению к этим людям. Даня согласно кивнул. – А я одна из них?
– Нет, ты теперь их мать.
– Спасибо, – я вжалась в его плечо и довольно долго молчала, прежде чем договорить, – за то, что принимаешь меня с этим изъяном.
– Это не изъян, – возразил он, тоже немного подумав. – Это часть тебя и она не способна сделать тебя хуже.
Я чувствовала, что муж стал тяжело дышать, но эгоистично не хотела лишать его своего веса.
– Иногда я уверен, что ты рядом, только потому, что принижаешь себя, – тихо произнес он.
– Что? – Я оглянулась на него, совсем не ожидая таких слов.
– Ты считаешь себя неполноценной женщиной, потому насильно заставляешь себя довольствоваться мной. – Пояснил муж, глядя куда-то перед собой.
– Ох, Княшич, конечно, ты прав, – я подавила усмешку. – Я считаю себя ущербной, именно поэтому позарилась на мужчину, у которого денег и власти больше чем у премьер-министра, а отношение ко мне лучше, чем у всех людей в моей жизни, вместе взятых. – Я обхватила руками его шею и стиснула довольно сильно. – Иногда мне хочется задушить тебя, чтобы больше никому не достался. – Призналась я и почувствовала, как его рука ползет к моей шее и медленно сжимается.
Мне не хватало двух ладоней, чтобы полностью сомкнуть вокруг его шеи, а Дане же почти хватило одной. Я тихо посмеялась, поняв, что он этим жестом сознается в подобных мыслях. После этого я перекинула свои руки ещё дальше назад и обняла его за плечи. Он разжал хватку, но руку оставил на моём пульсе. В дверь позвонили.
Мы оба перевели взгляд к панели, стараясь рассмотреть изображение с камеры. Я прищурилась, но не разглядела, а Даня сказал:
– Это Паша.
Раздался второй звонок, говорящий о важности визита. Я нехотя сползла на диван и приняла приличную деловую позу, однако мои туфли всё ещё валялись посреди кабинета.
Князь открыл дверь. Павел не удивился ни наличию меня в помещении, ни моей сброшенной обуви. Он устало прошаркал к столу, оттянул стул подальше и сел, выпрямив перед собой ноги.
– Приземлились, – сообщил Паша. – Супруга поедет в отель, а Вонг сразу на встречу.
– Тогда нам нужно выезжать. – Князь стал собирать со стола необходимое. Ему почти ничего не требовалось, кроме собственного ума и языка, но он сунул в рюкзак целую стопку бумаг и бутылку липового виски. Я догадалась, что это небольшой комплимент новому покупателю и вспомнила, что тоже должна организовать презент.
– Подождите, передадите от меня кое-что! – Я подскочила и нырнула в туфли, которые снова показались мне удобными.
– Маргарита Викторовна! – остановил меня Павел, шуточным уважительным обращением. – Вы что-то должны Вонгу?
– Нет, – остановившись в дверях, пояснила я. – Его жене. В прошлый раз, пока вы обсуждали сделку, я обещала Наталье накормить её нашим чизкейком с карамелью!
Мужчины уставились на меня презрительными взглядами, Паша перевел его на Даниила и сказал:
– Сам будешь передавать мафиози коробочку со сладостями!
Князь залился смехом, достаточно редким, чем удивил заместителя.
– Рита! Уложи несколько! – крикнул он мне вдогонку.
***
Я и сама бы отправилась на встречу, но жутко устала. Поначалу я думала, что Князь запретит мне присутствовать на переговорах, ссылаясь на риски. Но он придерживался мнения, что рядом с ним, в окружении лучшей охраны, жена находится в большей безопасности, чем дожидаясь его, где бы то ни было.
К этому времени я знала большинство постоянных покупателей лично, потому что часто присутствовала на сделках.
Например, китайца Ди Вонга и его жену Нати, которую называла Наташей. Мы с этой женщиной быстро нашли общий язык, насколько нам хватило знаний в английском. Наше сходство Нати уловила с лёту, как, впрочем, и сама я. Японка сопровождала мужа-китайца в деловых поездках, много знала о его делах и зачастую присутствовала на встречах, единственная из женщин. И главное, она была в большей сохранности рядом с мужем, чем оставаясь в Гуанчжоу – городе под властью триады.
Как только мы увидели друг друга впервые, невольно обменялись улыбками, словно нашли второго представителя своей популяции, хотя считали себя последними. Две молодые женщины, по левую руку от своих мужей, в окружении толпы охранников.
С тех пор прошло больше года. Ди Вонг неожиданно стал самым перспективным нашим партнёром, потому что у него были грандиозные планы. Китаец за это время перешёл дорогу такому количеству влиятельных людей, что теперь стал сам по себе. Приобретя врагов на родине, Ди Вонг вспомнил о родине жены и променял китайское мыло на японское шило. Товар Опиума являлся для него способом в поиске новых друзей и оружием против старых врагов.
Заботливо упаковав десерт для новой подруги и проводив мужчин на встречу, я села в машину с охраной и отправилась домой. Я почти провалилась в сон, откинув голову на мягкий подголовник, но машина резко затормозила.
Посреди проезжей части стоял человек. Он казался мне персонажем фильма, который я смотрела в прошлом десятилетии. Человек, слишком чужой, чтобы тепло поприветствовать друг друга и слишком знакомый, чтобы остаться холодной. Я вышла на тротуар и мужчина подошёл.
Улыбка взяла верх над моими застывшими губами.
– Надеялась больше со мной не встречаться? – спросил Артур, наслаждаясь теплом на моём уставшем, но полном жизни лице.
– Обещала себе, – едва слышно произнесла я. Он всё же услышал и улыбнулся мыслям в своей голове.
– Я тоже себе слово дал.
– И почему нарушаешь?
Несколько секунд он хмурил густые, выгоревшие на солнце брови, всерьёз ища ответа. Но по разгоревшейся улыбке на моём лице понял, что ответа я не требую.
– Здравствуй, Маргарита. – Голос Артура звучал низко и срывался на шёпот, будто был способен спугнуть меня и заставить сбежать.
– Здравствуй, Артур. – Я нашла больше смелости и произнесла его имя звонко и достаточно громко. – Прости, но выпить с тобой чашечку безлактозного кофе я не смогу. Это расстроит моего мужа.
– Не знал, что он умеет расстраиваться. – Мужчина опустил взгляд к моим рукам и удостоверился, что кольцо никуда не испарилось.
– Точно так же, как бить в морду от ревности.
– Ты преуспела в словесной защите этого человека с тех пор, как мы не виделись.
Утренний проспект недовольно бурчал на фоне нашего разговора.
– Ты оказался здесь случайно или планировал обменяться со мной остротами?
Мужчина рассмеялся и отвёл взгляд в сторону шумной улицы, скользнув мимо охраны.
– Как бы мне хотелось явиться и застрять с тобой в остроумной беседе на пару часов, но у меня есть повод. – Его взгляд вернулся к моему лицу и помутнел от неприятных мыслей. – Прискорбный повод, к сожалению.
Я осмотрелась по сторонам и бросила взгляд на телохранителей. «Ножи» находились в готовности выхватить оружие посреди улицы.
– Хочу поговорить наедине. Сядем в машину? – не замечая пристального внимания охраны, предложил Артур.
– Маргарита Викторовна, – один из людей Князя вышагнул вперёд, побуждая меня отказаться от предложения.
– Что, Саш, думаешь, он меня украсть хочет? – хмыкнула я. Охранник заметно смутился, а Артур лишь рассмеялся, будто я раскрыла его план.
– Можем, конечно, сесть в твою…
Я глянула на переднее сиденье, где его прежний водитель сидел словно статуя, держа руки на руле. Артур понял мои мысли по одному лишь взгляду. Он подошёл к машине и постучал пальцами по стеклу:
– Слав, иди, вон, с парнями познакомься.
Седовласый водитель, не пытаясь спрятать улыбку, выбрался из авто и пошагал к соседней машине. Один из «ножей» открыл для него дверь пассажирского сиденья, будто брал в заложники взамен на меня.
Прежде чем сесть в машину, я бросила взгляд на стёкла, отметив, что все они беспросветно затемнены. Потом забралась на заднее сиденье и закрыла окно, чтобы все слова остались в салоне. Артур сделал то же самое, сев рядом.
– Слушаю тебя, – призвала начать разговор я.
– Я готов пожертвовать водителем, если ты захочешь уехать.
– Чего? – я нахмурилась и потянулась к дверной ручке.
– Подожди! – Он приблизился, нависнув надо мной, и схватил за руку. – Сначала выслушай!
Я замерла, пытаясь разглядеть во взгляде мужчины его намерения. Вдохнула его мускусный запах, а он вдохнул горько-сладкий аромат моих духов. Без намёка на страх и беспокойство, я оттолкнула его от себя, заставив сесть на место. Затем убрала руку с двери, уложила на коленях и размеренно вздохнула, набираясь терпения.
– Говори уже.
– Готовят операцию на Княшича. – Артур заметно помрачнел, но не от слов, а от моих действий, будто был уверен в моей благосклонности.
– В каком смысле? Кто?
– Правоохранительные идут с властями на компромисс. Княшич достаётся Шахову, а клуб отходит государству. Но чтобы имущество стало казённым, тебя тоже нужно устранить.
– Что ж, спасибо за предупреждение, но мы знаем, что Шахов взялся за нас.
– Само собой. – Он сжал руку, лежащую на сиденье между нами в кулак. – Он знает и всё же не отправил тебя подальше.
– Куда? – Я фыркнула и закатила глаза. – В детский лагерь, на лето?
– Рит, ты меня слышишь? – старый знакомый остался недоволен моей реакцией, будто ждал страха. Его появление в целом выглядело, как попытка напугать меня, словно Артур, наконец, нашёл нечто, что способно пробудить во мне страх. – Всё серьёзно. На этот раз те, кто сидел на диванах вашего клуба будут против вас. Княшич дорос до огромных масштабов, ещё чуть-чуть и они не смогут его остановить, поэтому готовятся уничтожить сейчас. Шахов собирает всех.
– Пускай собирает. Мы тоже не одни. Мой муж не собирается в тюрьму, не беспокойся.
– Рита, включи голову! – прошипел Артур. – Ты думаешь, они хотят его посадить? С его деньгами, с его верными людьми, с его связями?
До меня вдруг донеслась эта реальность. Меня бросило в жар, звуки притихли, картинка поплыла перед глазами. Я распахнула губы и сказала самой себе:
– Его убьют.
– Ты должна позаботиться о себе. – Артур осторожно взял меня за руку и скользнул грубыми пальцами по коже. Мне следовало отстраниться, но я застыла в тревожных мыслях.
– Нет, не о себе. О нём. – Задумчиво возразила я.
– Он погубит тебя, – перебил мужчина. В его глазах сверкнула беспомощность с привкусом боли, почти физической. – Разве ты не понимаешь?
– Ну вот, – глубоко вздохнула я, стараясь не обращать внимания на горечь в его глазах, – очередной человек считает меня святой.
– Да все мы не святы! – повышенным тоном бросил Артур, а спустя секунду снова заговорил тихо. – Такие, как он, не доживают до старости, а умирают не одни, прихватив с собой близких и невинных, в тот самый момент, когда мечты о счастливой жизни только начинают сбываться.
– Если меня кто и погубит, это буду я сама. – Со смиренной улыбкой подметила я. – Никто ни к чему меня не принуждал. Я своим умом оказалась в таком положении.
– Подумай ещё.
– Чего же ты от меня хочешь? – моя улыбка сделалась печальной. Я всмотрелась в его глаза и в холодном синем цвете увидела своё померкшее отражение.
– Чтобы ты не тешила себя сказками о счастливой жизни рядом с ним. – Совсем тихо ответил он. – Не мечтай о тихом уютном домике, наполненном игривым детским смехом.
Я закрыла глаза, глотая этот неумышленный укол в больное место.
– Он никогда не променяет всё на беззаботную семейную жизнь! – Наседал мужчина. – Никогда не поставит тебя выше, чем своё дело! Но даже если он остановится, они не откажутся от задуманного!
– Артур, хватит. Мне безумно льстят твои переживания, но я не понимаю, на что ты хочешь меня сподвигнуть. – я распахнула взгляд и воткнула его в человека перед собой.
– На другую жизнь. – Он яростно дёрнул желваками. – Только скажи, и я помогу тебе. Я не располагаю такой же властью, что и Княшич, но смогу тебя защитить.
– Так вот всё к чему. – Я зажмурилась и пальцами прижала уголки глаз к носу, так, что темнота засветилась зелёными искрами. Ещё несколько лет назад я решила, что Артур не испытывает ко мне никаких высоких чувств, а лишь ведёт некую игру в своё удовольствие. Сейчас я снова засомневалась. Мужчина явно дал понять, что предупреждал именно меня. Если бы угроза нависла лишь над Князем, Артура бы здесь не было. – Только не говори, что влюбился. Я сочту это за игру, которую ты затеваешь, чтобы снова почувствовать своё превосходство.
– Я не прошу тебя уйти ко мне! – мужчина наклонился вперёд и уложил ладонь поверх моих холодных рук. – Уйди от него, пока не поздно, уйди.
Я опустила взгляд и долгое время рассматривала его руку. Пальцы на ней были вытянутыми, худощавыми, но все, кроме большого, почти не различались по длине. Я сверлила глазами светлую кожу, пока Артур не одернул ладонь, будто действительно почувствовал боль.
– Рита, ты ведь всё понимаешь. – В его голосе мелькнула надежда. Черты его лица говорили о внутренней злости, чуть заметно подавляя жалость, то ли ко мне, то ли к самому себе. Но я видела в голубых глазах надвигающуюся бурю. Тень из-под ресниц нависла над небесной пустыней и, казалось, вот-вот спрятала бы ясность под песками отчаяния.
Будучи твердо уверена в своём решении, я всё же не могла отрицать его правоты, как не могла не чувствовать этой заботы и нежности. Я поднесла руку к его шее и костяшками пальцев провела по гладким жабрам. Кожа мужчины тут же покрылась мурашками. Я, улыбнувшись со всей искренностью и благодарностью, прислонила свои губы к его губам.
Артур застыл, спрятав отчаяние под веками, и только спустя несколько секунд распахнул губы, чтобы сжать их на моих губах, настойчиво и твёрдо, будто это было ещё одним способом убедить меня. Но ничто не могло заставить меня передумать. Я забрала у него себя, как только на глаза стали наворачиваться слезы. Опустив взгляд, неприлично шмыгнула носом и заговорила:
– Как жаль, что я не встретила тебя раньше, чем его. – Я подняла глаза к лицу мужчины и отдала неподдельную улыбку, которой награждала только близких людей. – Хотя, если бы я не принадлежала ему, ты бы на меня и не взглянул.
Артур, прыснув в усмешке, согласно кивнул, и мы оба посмеялись над его честностью.
– Во что я только не ввязывался в своей жизни, – мужчина нежно положил руку на моё плечо и большим пальцем скользнул по ключице, – но как же я вляпался в это?
Я глубоко вздохнула, не собираясь искать ответ на этот вопрос, потому что он был задан не мне.
– Если однажды ты передумаешь, – сказал Артур, украсив лицо выразительной улыбкой, – пожалуйста, не страдай от гордыни, думая, что уже поздно. Приходи ко мне.
Я мысленно ответила ему, что этого никогда не случится, а вслух сказала:
– Ты лучший мужчина из тех, кого посылала мне вселенная. Как жаль, что люди не умеют выбирать лучших.
