Левсет Насурович Дарчев
Обожженные «Бураном»
Железные нервы
И вот в один из ясных дней осени в полк прибыла делегация конструкторского бюро Сухого. Они хотели, чтобы летчики продемонстрировали полеты на максимальных режимах. Беспрерывный взлет и посадка самолетов подняли градус напряженности на аэродроме. В послеобеденное время Магомед выполнил программу проверки нового устройства и шел на посадку, имея в баках 500 литров керосина.
– Готов к посадке, – на диспетчерском пункте прозвучал голос Магомеда, – хорошо вижу полосу.
Вдруг Магомед слышит голос друга Стаса.
– Магомед, я сзади тебя километров шесть. Уступи, пожалуйста, иду на аварийную посадку. Топливо на нуле.
Магомед никогда ни в чем не отказывал, когда просили коллеги по работе: значит надо. И он, не колеблясь, освободил для Стаса коридор, и он наблюдал, как он пошел на посадку в самом начале бетонки, хотя мог дать шанс другому, пролетев еще метров двести-триста. Руководитель полетов:
– Магомед, уходи на полкруга.
Глаза прикованы к топливному указателю. Двести литров на прямом маршруте вполне достаточно для приземления. Но, увы! Странным образом стрелка уровня топлива пошла на нуль. Магомед приблизился к бетонке и решил впервые попробовать «короткую посадку», о которой так много слышал и которой все боялись. Он все внимание сосредоточил на расстоянии до земли – мозг, как счетчик, отсчитывал метры, чтобы выпустить тормозной парашют. Нервы и внимание на пределе. На диспетчерском пункте полный ступор и все наблюдали, затаив дыхание.
«Скорость нельзя терять, – думал Магомед, – и надо висеть в воздухе как можно дольше». Его рука быстрыми, но уверенными движениями оперировала с силовыми механизмами. Главное – не упасть. В следующую секунду он шестым чувством, наработанным инстинктом, почувствовал что-то неладное, поднял взгляд – и оцепенел: по сторонам от кабины над его головой висели шасси другого самолета. Магомед на мгновение растерялся, но быстро интуитивно сообразил, что надо принять влево на запасную полосу, потому что дотянуть до первых плит уже не получится.
Ему удается опустить машину на носовое колесо по слишком крутой глиссаде, – тормоза и тут же убрал закрылки. И вот она – «короткая посадка», при которой время сжалось или растянулось на порядок дольше. Магомед почувствовал, как пот потек по спине, нервы отпустили дыхание. Он приходил в себя еще минуту, потом выбрался из кабины, и ему так захотелось узнать этого самоубийцу.
С диспетчерского пункта, молча следили за тем, что может произойти на площадке.
Магомед размеренной походкой, размахивая шлем-маской, приближался к бедолаге летчику тяжелого «Су», который растерянно расхаживал вокруг самолета: он знал, что ему попадет – если не от Магомеда, то от начальства точно.
– Ты что наделал? – процедил Магомед. – Ты меня чуть не убил.
Летчик молчал, слова не выходили с уст от волнения и осознания того, что случилось.
– Извини, брат, – пробормотал он. – Я сам не пойму от чего фонарь сорвался…
– При чем здесь фонарь? Ты что, никогда не учился летать без фонаря?
От дальнейшего разбирательства Магомед удержался, храня на лице свирепый взгляд: что толку, если в человека вселяется страх, то ничего хорошего не жди. На диспетчерском пункте, когда туда зашел Магомед, стояла гробовая тишина. Диспетчер открывал ладони и закрывал, как будто разговаривал сам с собой.
– Вы не видели? – со злостью спросил Магомед. – Я был на грани катастрофы.
Руководитель полетов что-то бубнил себе под нос и не мог от шока объяснить вразумительное: мастерство летчика и искусная посадка самолета спасли его от тюрьмы.
– Спасибо, Магомед, – наконец, проронил он. – Я не знаю, что бы мы сейчас делали, окажись на твоем месте кто-нибудь другой.
Только представители КБ Сухого были в восторге от увиденного.
– Можете, товарищ лейтенант, сейчас же написать заявление на летчика-испытателя: мы вас принимаем на работу. Железные нервы.
– Просто повезло, – произнес Магомед.
– Легко сказать, да еще при такой капризной погоде, – подтвердил свои слова представитель КБ.
* * *
Командир части долго рассматривал заявление Магомеда на увольнение в связи с переходом в часть летчиков-испытателей.
– Не подпишу, – произнес он строгим военным голосом. – Ты мне нужен здесь.
– Товарищ полковник, – начал говорить Магомед вкрадчивым голосом, – вы же мне подписывали прошлый раз.
– В прошлый раз я знал, что выше меня у тебя шансов нет.
– А сейчас у меня есть шансы? – с нотками гордости произнес Магомед.
Полковник улыбнулся и ничего не сказал.
Перед Магомедом встал непреодолимый вопрос: как уволиться из Советской Армии? Он много думал, но решение пришло само по себе.
В Западной группе войск шли учения по спасению летчика после катапультирования, отрабатывалось взаимодействие местных властей и спасательных служб 17-ой воздушной армии советских войск в Германии. После прыжка с парашютом из-за сильного ветра Магомед оказался далеко от намеченного места приземления. Он собрал парашют и осмотрелся – странное и охраняемое место. Прибегает сержант и спрашивает:
– Как вы здесь оказались?
– С неба, – с иронией ответил Магомед, – ты не видел?
Сержант поднял голову к небу, потом помотал головой.
– Вам нельзя здесь находиться. Это зона отдыха высокопоставленных лиц Варшавского Договора.
Магомед с минуту молчал, думая: «Что могло быть, если бы я попал прямо к ним».
– Интересно, кого я мог разгневать, если бы я приземлился прямо к их обеденному столу? – спросил Магомед.
– Генерал-полковника Танкаева, – ответил сержант, затем увидев погоны летчика, добавил, – заместитель командующего объединенных сил Варшавского Договора, товарищ майор.
– Что? – Магомед остолбенел. Он издали слышал гул приближающегося УАЗика, видимо, из службы спасения. – Ты уверен, что там Танкаев?
– Да, – ответил солдат. – Там еще много генералов.
УАЗик остановился у ног Магомеда. Оттуда выпрыгнул запыхавшийся начальник службы спасения подполковник Романов. Увидев озадаченное лицо Магомеда, он спросил:
– Что случилось? Все нормально?
Магомед перевел взгляд с сержанта на подполковника.
– Ты езжай, Саша, – сказал Магомед. – Я остаюсь.
Романов удивился и поднял одну бровь.
– Как это, остаешься?
– Здесь Танкаев, я попытаюсь попасть к нему.
Романов округлил глаза.
– И не вздумай.
– Почему?
– Я точно могу сказать, что тебя за это по голове не погладят – у этого генерала тяжелый нрав. Он хоть твой земляк – как минимум – арест и гауптвахта. Ты этого хочешь?
– Попробую.
– Смотри, потом не жалуйся – я тебя предупредил.
Магомед обратился к сержанту:
– Отпуск хочешь?
Сержант зашевелился, на губах появилась улыбка.
– Кто не хочет в отпуск! – радостно сообщил сержант.
– Тогда, давай завязывай мне руки на спине и доставь туда. Скажешь – поймал шпиона.
Романов засмеялся.
– Ты хочешь и сержанта с собой на губу? – сказал Романов.
– Ладно… Вы как хотите, а мне по службе. – Он прыгну в машину и укатил прочь.
Сержант стоял и долго не решался.
– Товарищ майор, а зачем вам это надо? – наконец заговорил он.
Магомед рассказал ему о своей проблеме по переходу в школу летчиков-испытателей: словно чувствовал, что это шанс, спущенный с небес вместе с парашютом.
Сержант сочувственно улыбнулся:
– А когда станете космонавтом, вы меня хоть вспомните?
– Конечно.
* * *
За низкими железными воротами зеленого цвета с гравированными звездами посередине узкая асфальтированная дорожка петляла между деревьями. Погода прекрасная с легким ветерком. На душе Магомеда клубок сомнений: «как я предстану перед генералами?». Личное обращение не по Уставу. По мере того как расстояние до беседки сокращалось, уверенность Магомеда таяла, как весенний снег с горных вершин.
Сержант шел впереди. С беседки слышны громкие голоса и смех – среди них, наверное, и голос Танкаева с аварским акцентом. Угол здания, центральный вход и вот она беседка, где «тусуются» генералы вокруг самовара. Их первая реакция на неожиданное появление незнакомого летчика в летной форме – все оглянулись, Танкаев с тремя золотыми звездами на погонах в одну линию отложил чашку и повернул голову, поймав в фокус лицо с кавказской внешностью.
– Товарищ генерал, – начал сержант докладывать с вытянутой ладонью у виска, – разрешите вам представить…
Танкаев махнул рукой и остановил монолог сержанта.
– Кто такой? – спросил он, наставив на летчика суровый взгляд. – И что привело вас ко мне?
Магомед отдал честь.
– Майор авиационного полка Магомед Толбоев.
– Дагестанец?
– Так точно.
– Откуда именно?
– Согратль. Гунибский район.
Генерал Виноградов, его заместитель, сидевший рядом с ним, заёрзал на стуле.
Черты лица Танкаева смягчились, и он предложил ему к столу за чай. Виноградов продолжал странно смотреть на летчика, желая что-то спросить у него.
– Не может быть, – проронил он, – ну этого просто не может быть, – продолжал он изливать пророчества.
Танкаева начало мучить любопытство.
– Ты о чем, Виктор Сергеевич?
Виноградов проглотил комок. Толбоев – в полной прострации и не понимает, что происходит. Виноградов закрыл глаза и прикрыл их ладонью – он усиленно что-то вспоминает, затем, отняв руку от глаз, спросил Толбоева.
– В тысяча девятьсот шестьдесят третьем году, в октябре месяце, на окраине вашего села садился кукурузник?
Глаза у Толбоева загорелись и он вспомнил. Дальше все происходило без инсценировки по ходу чувств и памяти.
Танкаев с открытым ртом наблюдал, как его взрослый коллега, пошатываясь, встал из-за стола и направился к молодому летчику с распростертыми объятиями, абсолютно уверенный в том, что не ошибся – перед ним стоял тот мальчик из прошлого, которого еле сдерживал от самолета, когда он работал в Дагестане. Старый генерал обнял молодого летчика как сына.
У сержанта замерло дыхание, жена Танкаева, которая наливала чай в чашку, остановилась, наставив непонятный взгляд на мужа, у других присутствующих за столом в голове пронесся вихрь мыслей и догадок.
Успокоившись, Виноградов в деталях рассказал о его встрече с мальчиком из Согратля, которому помахал крыльями самолета, и о том, что эта картина часто всплывала в его памяти, и хотелось даже поинтересоваться о судьбе этого мальчика. Все потому, что у него не было сомнений в том, что мальчик за взмахом крыла потянется в авиацию. Так и случилось.
* * *
Покидая зону отдыха высокого начальства, Магомед радовался как ребенок счастливому повороту судьбы.
Командир части, подписывая заявление Магомеда на увольнение, чтобы следом поступить в Летный институт испытателей, спросил в недоумении:
– Кем тебе приходится Виноградов?
– Настоящим командиром Советской Армии, – с сарказмом произнес Магомед.
– А если серьезно?
– А если серьезно – человеком, который оставляет после себя хорошие дела.
Командир части больше не задал вопроса, хотя так и не понял, кем приходится русский генерал Виноградов Сергей аварцу майору Толбоеву Магомеду.
Часть III
Байконур
Чем ближе подлетал Магомед к Байконуру, тем больше рокотало в нем волнение. Гул двигателей МиГ-25 убаюкивал, и было чувство дерзкой мощи: истребитель поддавался любой команде. За спиной десять лет летного стажа. Вот-вот в суровой казахской пустыне Кызылкум на округлившимся горизонте Земли зарисуется Байконур, откуда в далеком 1961-м стартовал первый космонавт планеты Юрий Гагарин. Ощущение причастности к программе «Энергия – Буран» придавало чувство гордости и внутреннего удовлетворения: цель близка, и он через, может быть, год взлетит в космос командиром корабля «Буран». Мечта детства и всей жизни. И вот, через несколько минут, он идет на снижение на широкую взлетно-посадочную полосу, специально построенную для «Бурана», длиной 4,5 км и шириной 85 метров. Теперь предстоят интенсивные тренировки по сопровождению Ту-154, имитирующего «Буран».
Дежурный или комендант в гражданской форме, который представился Владимиром, вежливо и с улыбкой встретил Магомеда, потом провел его в гостиницу – простое убранство, кровать, тумбочка.
– Ну, как впечатления? – спросил он. – Как посадка? Понравилась взлетно-посадочная полоса?
– Классно.
– Еще бы, – сказал Владимир, – руководитель проекта Глеб Лозино-Лозинский лично принимал полосу. Проверял качество покрытия он весьма необычным способом: на приборную панель служебной «Волги» ставил стакан с водой. Машина разгонялась до скорости 100 километров в час, и в том месте, где вода проливалась, бетонные плиты фрезеровали до абсолютно ровного состояния. Любая извилина представляет опасность для «Бурана» – у него высокая скорость посадки.
– Мне понравилось, – ответил Магомед, разглаживая шерстяной плед на кровати. – Далековато, правда.
– Ничего не поделаешь. Было бы хорошо, конечно, если бы комиссия в то время поддержала твою родину – Дагестан, как место для космодрома.
– Разве? – удивился Магомед. – Я даже не знал об этом.
– Было, было. А здесь с точки зрения климата этот район для стартов ракет благоприятен – более трехсот солнечных дней в году, осадков почти нет, низкая влажность, короткая зима. Но для людей это ужасно. Летом жара до сорока пяти градусов, зимой сорок градусов мороза. Летом песчаные суховеи, зимой снежные бураны. Грунты засоленные, подземные воды агрессивные…
– А как вы узнали, что я с Дагестана? – спросил Магомед.
– Я присутствовал на беседе вашего командира Волка с генералом Максимовым, начальником Главного управления космических сил, – начал Владимир. – Когда он спросил, на кого из твоей команды можно положиться при сопровождении «Бурана», Волк, не раздумывая ни секунды, ответил: «На Толбоева». Максимов некоторое время молчал, а потом спросил: «Почему так сразу именно Толбоев?». Волк с присущим ему искренностью заявил: «Товарищ генерал армии, Толбоев – один из лучших советских летчиков-испытателей: у него самая высокая результативность перехватов – девять из десяти». – Владимир с неподдельным интересом продолжал смотреть на Магомеда. – У меня особенное отношение к спецам своего дела, Магомед.
– Приятно слышать, – произнес Магомед. – Спасибо за комплимент.
– Знаешь сколько здесь элиты приехало – тысячи: от генералов до секретарей ЦК. С ними запросто можно столкнуться лицом к лицу прямо в столовой. Здесь статус должности не имеет значения – было бы и в жизни так. В монтажно-испытательном корпусе работают две тысячи человек. Хм… Размеры корпуса впечатляют. Двести сорок на сто девяносто метров с высотой сорок семь метров. Имеется также уникальное здание стенда для динамических испытаний ракетоносителя высотой сто метров… Казарма для системы «Энергия – Буран» рассчитана на двадцать тысяч постоянно проживающих и приезжающих в командировки на годы вперед. Для приема самолетов «Антей» с «Бураном» на загривке и посадок «Бурана» построена взлетно-посадочная полоса длиной четыре целых шестьдесят пять сотых километра, шириной восемьдесят четыре метра и толщиной покрытия ноль целых пять десятых метра. Люди добираются из Ленинска до «Центра» космодрома на пригородном поезде, который тут называют мотовозом. Но для поездки нужно иметь пропуск… Вот вам пропуск.
– Для чего все это мне рассказываете?
– Как же! Гласность и перестройка, – с сарказмом добавил Владимир. – Я тут раньше боялся лишний раз высовываться, а теперь хожу с фотоаппаратом. Никаких секретов. Ох. Не случайно случаются случайности. Не знаю радоваться или огорчаться. Вообще, друг, меня приставили к тебе – за тебя отвечаю головой.
Магомед хранил молчание.
– Не догадываешься, почему?
– Хм. Догадываюсь, – сказал Магомед. – Я еще перед вылетом от Шеффера получил подробный инструктаж. – Он улыбнулся.
– Вот и хорошо, – сказал Владимир. – Ваш отряд преследует злой рок, – более серьезным тоном добавил его собеседник. – Так что твоя безопасность стоит на повестке дня неслучайно. – Он отвернулся. – Я входил в состав комиссии по расследованию катастрофы двух летчиков – Кононенко и Букреева. Официальная версия одна. А на самом деле совсем другое.
Магомед насторожился. – Что вы имеете в виду?
– Хм… Сказали: «Человеческий фактор», – с горечью произнес Владимир. – Попробуй, докажи обратное.
– А у вас другое мнение? – спросил Магомед.
Владимир медлил с ответом – от волнения он что-то жевал, сомкнув губы.
– Я тебе верю, Магомед и доверяю, – сказал Владимир, глядя в глаза. – И я не собираюсь молчать и забирать мое знание в могилу. Это было убийство. – Он смолк и, ожидая реакции Магомеда, впился в него глазами. – Это была диверсия.
Магомед на секунду вспомнил жену, детей. Он встряхнул голову и вернулся к Владимиру.
– Что я должен делать, Владимир? – спросил Магомед. Он был старше лет на пять или шесть, он не назвал свое отчество. Простая фамильярность, но важная, когда разговариваешь с незнакомым человеком. Интеллигентная внешность внушает доверие.
– Спать, – коротко произнес Владимир. – Пока отдыхайте. Тренировки с Ту-154-ым, имитирующим «Буран», начнем завтра. До свидания. – Он отвернулся, чтобы выйти из комнаты.
– А вы кем работаете?
– Моя фамилия Волоконский. Работаю в ЦУПе и уже как месяц живу на полигоне. Готовим корабль по системе Минавиапрома. – Он, наконец, ушел, тихо закрыв за собой дверь.
«Да, интересный и общительный мужик», – подумал Магомед, откидываясь на кровать и прикладывая голову к мягкой подушке – глаза медленно ушли в сон, а мозг продолжал думать, что же это за диверсия… Через минуту его черты – волевой подбородок, выступающие скулы, ровные надбровные дуги – застыли. Он уснул, и выпуклая грудная клетка стала вздыматься и опускаться в такт дыханию натренированных легких, как гладиатор накануне смертельного сражения.
Первая попытка
29 октября 1988 года. Суббота. Стоит прекрасная погода как в сказке – огненное яркое притягивающее солнце, безоблачное голубое заманивающее небо. Ветерок легкий, ласковый. Идеальные условия для выполнения задания против допустимых: высота нижней границы облачности – 200 метров, дальность видимости не менее 2000 метров, и отсутствие облачности на высотах более 1000 метров. На горизонте виднеется стартовый комплекс, который пока держит «Буран» в уздах, но тот через час растворится в синеве неба, оставив на земле облака ядовитого газа и тысячи людей, сделавших все, что от них зависит для его отрыва от притяжения земли. Магомеду хотелось быть там – внутри за пультом управления ракетой и сказать гагаринские «Поехали!» и внести свою лепту в космическую эпопею, но это лишь вопрос времени. И то, случится это или нет, полностью зависит от сегодняшнего дня. Оптико-телевизионное сопровождение объекта на старте – важное технологическое мероприятие: надо зафиксировать отстыковку четырех пусковых двигателей, чтобы сделать их многоразовыми. «Только в этом случае наш корабль будет иметь преимущество перед конкурентами и будет экономически целесообразным», – слова Председателя комиссии Бакланова.
В 9.00 на площадке появляется мотовоз со специалистами из Ленинска. Построение боевого расчета и короткие инструкции. Основной расчет по запуску уже на местах с приборами, отвертками.
В 10.00 – на площадке полная тишина. Владимир в 12 километрах от стартовой площадки, вооружившись биноклем, укрылся в щель. Строго в расчетное время на глазах тысячи людей оторвался от земли самолет Магомеда. Такое ощущение, как будто это его день и его полет. Владимир переводит взгляд на стартовую площадку – полная тишина. Он опускает бинокли и говорит соседу, прапорщику Седышеву:
– Всё. Приехали. Наверное, отбой.
Все сомнения Владимира ушли прочь, когда на горизонте появился самолет Магомеда, который шел на посадку. Он вбегает в аппаратную, связывается со старшим оператором РП и слышит в микрофон:
– Всё, Володя, на сегодня отбой.
Владимир заныл – столько чувств, столько переживаний и ожидания чуда. Он сел на автобус и, молча, уехал в Ленинск. Проходя по улице, он краем уха слышал разговоры людей – все говорили об отказе запуска: «Этот Горбач[3] со своей перестройкой до добра не доведет». Он оглянулся – за ним следом шли рабочие с рулонами проводов, накинутыми на плечи. «Черт знает что. Может и правда, диверсия. Максимову – конец. Надо еще поболтать с Магомедом – хороший, добрый, отзывчивый парень, и где-то лежит грань, за которой все это монолитом превращается в воинственность. А какой летчик! Это моя страна – в ней живут много разных людей и народов. Я люблю их всех. Мы делаем общее дело».
* * *
Магомед вечером после ужина играл бильярд с новым знакомым, тоже приводил свои чувства в порядок после срыва. Отказ от запуска на всех повлиял. Люди мрачные, с траурными лицами, мало разговаривают, мало смеются. Но Владимир, похоже, быстро пришел в себя: сильные люди имеют дополнительные источники энергии.
– Магомед, тебе на этот раз надо сдаться и признать поражение, – с улыбкой предложил Владимир.
– Ни за что! – ответил Магомед. Он, вытянувшись над столом, прицеливался в центральный шар. – Пока я впереди, но этот удар будет решающим, Володя…
После игры они ушли в кафе, заказали кофе.
– Как вел себя самолет? – Спросил Владимир. – Все штатно?
– Нет, – отрицательно покачал голову Магомед. – Я почувствовал провал в доли секунды. И я отметил это в бортовой книге.
Владимир задумался.
– Здесь работает группа программистов из бюро Пилюгина. Завтра попрошу, чтобы проверили программы на самолете. – Владимир смотрел прямо в глаза – признак прямолинейности. – Там работает один корифей твоего возраста. Парень просто молодец. Это он будет сажать «Буран» в беспилотном режиме. Это он проверял корабль после срыва запуска. Знаешь, что он сказал? Было вмешательство в программу. Как? Кто? Зачем? Много вопросов – ответ один: есть силы, которые не хотят отпустить «Буран» в небо. Спасибо Андрею – он вовремя остановил подъем ракеты. Вовремя. А то можешь представить величину разрушений и количество жертв?
– Да. Представляю.
– Опять говорят, что это случайность, – продолжил Владимир. – Случайности бывают не случайно, Магомед. И ты не знаешь, сколько потребовалось усилий Бакланову, чтобы убедить госкомиссию, что «Буран» надо посадить, а не сбросить в Тихий океан. Это политика, Магомед. Там что-то не так. Я хочу, чтобы ты знал величие момента – мы должны его посадить и утереть нос всем, кто против «Бурана». Это будет свидетельствовать о том, что мы в космосе впереди планеты всей лет на десять, а то и больше. Ты понимаешь?
– Конечно, понимаю.
