Леонид Резников
Хлопоты ходжи Насреддина
Глава 10. Здравствуй, брат шайтан!
Мулла после ночной вылазки ликовал – все шло лучше и не придумаешь. И не успел муэдзин призвать верующих на утреннюю молитву, как двор мечети быстро наполнился, и муллу взялись осаждать множество людей, слезно моля его избавить селение от проделок шайтана. А как богаты были их подношения!
– Вот видите, до чего довели вас спесь, гордыня и знакомство с проклятым нечестивцем Насреддином? – вдохновенно вещал прихожанам мулла, принимая дары. – Он снюхался с шайтаном и призвал его на ваши несчастные головы. Неверие закралось в ваши души, и вот чем оно обернулось. Но только я, истинный хранитель ваших душ и спокойствия, могу изгнать злого духа. Верьте мне, люди!
– Мы верим тебе, о мулла! – отвечал народ. – Умоляем тебя, избавь нас от страшилища.
– Избавлю, избавлю, – снисходительно кивал мулла, принимая подарки с весьма важным и довольным видом, – только если вновь забудете о божьем слуге или чем обидите его, то он покарает вас пуще прежнего, так и знайте!
Непонятно было, чьей карой в данном случае грозил мулла: своей или всевышнего, – но люди побоялись спросить. Страшно было и то и другое.
– Мы поняли, о мулла. Мы все поняли и осознали. Спаси нас! – слезно умоляли они.
– Спасу, спасу. Обязательно. Но вы должны изгнать этого нечестивца ходжу! От него все ваши беды. Разве являлся к вам шайтан до появления Насреддина? А может, он и есть сам шайтан во плоти?
И народ, находясь под впечатлением ночных происшествий, замолкал от предположений муллы. Люди жались друг к дружке, шепчась и бормоча молитвы. Мулле верили и не верили. С одной стороны, появление шайтана и ходжи действительно можно было связать, но с другой, люди, порядком измученные беспросветными буднями и сопутствующими им тяготами под гнетом жадных баев, лживых кази и коварных владык, лелеяли надежду на избавление от страданий и мук, символом которой был ходжа Насреддин, столько они слышали в своей жизни про него хорошего. Но не сказка ли все это? А вдруг прав мулла? Тяжкие сомнения терзали людей. Мулла же продолжал проникновенно разглагольствовать, вселяя в души простого доверчивого люда сомнения:
– Не забудьте, что я вам сказал! Вы отвернулись от Аллаха, и он покарал вас. Вы оговорили меня, честного муллу, всю жизнь ратующего за чистоту ваших душ и помыслов, и вот он – результат! Идите и изгоните презренного оборванца! Не слушайте его – слушайте меня, ибо я один могу справиться с шайтаном. Идите же!
Люди покидали мечеть с тяжелым камнем на сердце, не в силах решиться на что-либо, но за воротами их встречал Икрам. Он тихонько отзывал людей в сторонку и что-то советовал им. От его слов люди сначала недоверчиво крутили головами, а затем, несколько повеселев, быстрым шагом расходились по своим домам. Но там они задерживались ненадолго и, прижимая к себе дубины, торопливой походкой устремлялись к дому дехканина, где уже собралось множество народу. Мулла с потаенной радостью наблюдал за спешащими из ворот мечети людьми. Народ валил скопом к дому Икрама – выходило, он все-таки добился своего: противный старик будет изгнан из селения, и жизнь вернется в привычную колею. Так успокаивал себя мулла, тешась надеждами на лучшее. Но вот прошел день, за ним другой и третий, мусульмане совершали положенные молитвы, но щедрые подношения вновь иссякли.
Мулла сначала ничего не понял, а затем разозлился так, что едва не отколотил любимого слугу, хотя тот был ни в чем не повинен. А немного успокоившись, мулла принялся размышлять, что могло пойти не так. После того как ему удалось вселить в души прихожан неподдельный ужас, все вроде бы стало налаживаться, но вдруг гениальный план муллы дал трещину и осыпался горсткой праха. Что могло случиться на этот раз? Неужели стоило «шайтану» пропасть на пару дней, как нищие глупцы вновь почувствовали себя в безопасности, уверовав в избавление от нечистого? Или дело здесь совсем в другом? Только вот в чем именно?
Не додумавшись ни до чего путного, мулла решил прогуляться по базару, и каково же было его удивления, когда у одной из лавок он повстречался с ходжой Насреддином! Сначала он не поверил своим глазам: ходжа оказался вполне здоров и совершенно невредим, когда ему давным-давно полагалось быть побитым и изгнанным вон из селения? Ответа на столь сложный вопрос мулла не нашел, но, сочтя за лучшее не попадаться на глаза Насреддину, он поспешил скрыться за стеной лавки горшечника. Однако ходжа заметил муллу и окликнул:
– Эй, мулла! Разве тебя не учили здороваться?
Мулла замер с поднятой левой ногой, решая, как следует поступить. Можно было, конечно, сделать вид, что он не расслышал слов Насреддина, но тот обратился к нему громко, и никто из тех, кто оказался тому невольным свидетелем, не поверит глухоте муллы, а не поверив, люди обязательно решат, будто мулла испугался ходжи. Поэтому мулла опустил ногу и обернулся к Насреддину.
– А, это ты, – кисло произнес он. – Здравствуй.
– Здравствуй, мулла. Как твои дела? Как здоровье?
– Твоими молитвами, ходжа. Твоими молитвами, – издал томный вздох мулла.
– Странно, – потеребил бородку Насреддин. – Почему же ты до сих пор жив?
Мулла покраснел как помидор и уж было открыл рот, чтобы опрокинуть на голову ходжи поток отборной брани, но сдержался:
– Все в руках всевышнего, – смиренно воздел он глаза к небу. – Вероятно, я угоднее ему здесь, на земле, влачащий тяжкое бремя заступничества за души правоверных. И он вменяет мне молиться, не жалея сил, даже за таких прожженных грешников, как ты!
– Понимаю, – хмыкнул Насреддин. – А вот ответь мне, о светоч мудрости, на вопрос, который давно мучит меня.
– Слушаю тебя, ходжа. – Мулла сложил лапки на животе и чуть прикрыл глаза.
– Я слыхал, Ной разделил всех животных на два рода. Из них он обозначил семь пар чистых, коих правоверным дозволено трогать руками и употреблять в пищу, и семь пар «нечистых», с которыми нельзя даже дышать одним воздухом.
– Это так, – с умным видом кивнул мулла. – Что же тебе тут неясно?
– Я хотел узнать у тебя, к какому роду относятся дворовые собаки?
– Разумеется, грязные псы относятся к «нечистым» животным.
– Значит, если Икрам, к примеру, заведет себе дворовую собаку, то тем самым осквернит свое жилище?
– Истинно так! Ибо сказано: изгони свою паршивую собаку, и ангелы божьи с белыми крыльями осенят твое жилище!
– Мудро. Ну а если изгнать грязную собаку, белокрылые ангелы не пустят воров в дом?
– Презренный богохульник, что ты мелешь? – не вытерпел мулла. – Делать больше нечего ангелам, как заниматься твоим рваным барахлом!
– Это все, что я хотел узнать у тебя, мулла. Благодарю, – чуть склонил голову Насреддин и обернулся к своему другу. – Ты все слышал, Икрам?
– Все до единого слова, ходжа, – ответил тот.
– Но почему ты об этом спросил? – разволновался мулла, не понимая, к чему клонит Насреддин.
– Я все-таки оказался прав: лучше уж пусть Икрам возьмет «нечистую» собаку, нежели останется без имущества по милости твоих «чистых» белокрылых ангелов.
– Ха-ха! Хо-хо-хо! – послышалось со всех сторон, а мулла аж позеленел, так ему стало дурно. Мулле непременно хотелось ответить что-нибудь ходже, но в голове было пусто, словно ночью на базарной площади.
– Ох, берегись ходжа! – пропыхтел наконец обретший голос мулла. – У тебя отвратительный язык, но хуже того, что ты живешь за счет других – все это знают. Не так ли, правоверные? – оглядел мулла с прищуром собравшуюся вокруг него и Насреддина толпу. Ответом ему было разом наступившее молчание. – Видишь, народ лгать не будет. Ты только треплешь языком и больше ничего не делаешь, они же тебя кормят. А кто живет за счет других – великий грешник, и на том свете он будет вечно гореть в аду.
– Так ведь это прекрасно! – воскликнул ходжа, ухмыляясь в бороду. – Значит, на том свете мы будем свидетелями твоего сожжения, дорогой мулла.
– Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! – с новой силой грянула толпа, а Насреддин развернулся и быстро пошел прочь, не обращая внимания на злобное шипение муллы за своей спиной – все, на что тот остался способен.
– Зачем ты его злишь лишний раз? – спросил Икрам ходжу, когда они отдалились на приличное расстояние.
– Так надо, – коротко ответил Насреддин.
– Тебе, конечно, виднее, но он все-таки мулла, власти у него ой-ёй сколько. И если он решится отомстить…
– Обязательно решится, иначе и быть не может. И, скорее всего, это случится уже сегодня ночью.
– Ты думаешь, сегодня опять объявится шайтан?
– Мулла не получил того, на что рассчитывал, и он вынужден что-то с этим делать. Правда, с фантазией, у него туго.
– Хорошо, если так.
– Поживем – увидим…
Мулла, злой как бешеная собака, ворвался во двор мечети.
– Гнусный шакал, оборванец, сын змеи и ишака! Чтоб ты окривел, чтоб у тебя отнялся твой поганый язык, чтоб… Гази, где ты, негодный слуга?! – гаркнул мулла, забираясь на топчан.
– Я здесь, хозяин, – выбежал слуга из пристройки, что была устроена рядом с грядками. – Чего изволите?
– Нечистая тварь!
– Я? – опешил Гази, отшатнувшись от муллы.
– Да при чем здесь ты? Я о паршивом Насреддине, чтоб земля разверзлась под его ногами и поглотила его, уй-юй!
– Успокойтесь, хозяин. Хотите, я сделаю вам чай?
– Я хочу придушить его! – покрутил руками мулла, показывая, каким образом он придушит ходжу, если тот попадет в его руки.
– А чай?
– Что ты привязался ко мне со своим чаем? – переключился мулла на Гази как на более доступную мишень для распиравшего его негодования. – Не-ет, ему это даром не пройдет. Выставить меня посмешищем. Один раз – куда ни шло, но три. Три! Ты понимаешь?
– Может, нам лучше отсидеться, а? – робея, предложил Гази. – Ведь не вечно же Насреддин будет здесь жить.
– Ну, уж дудки! – Мулла показал слуге кукиш. – Видел? Я не таков, чтобы спускать обиды каждому проходимцу. Сегодня опять вернется шайтан, но теперь все будет по-другому, совсем по-другому. Я им устрою ночь веселья! Ох, они у меня посмеются, – мулла погрозил кулаком в сторону базара.
– А может, не надо, а? Может, ну их, – прогундосил Гази.
– Остолоп, что ты понимаешь?! – рявкнул мулла. – Готовься, ночью выходим.
Когда покрывало ночи укрыло селение, смолкли птицы, цикады до утренней зари затаились в траве, а правоверные вкушали положенный им всевышним сон, к дому башмачника Али крадучись пробрались две казавшиеся угольными в плотной, почти осязаемой тьме фигуры. Одна выглядела вполне человекообразно: несколько упитанная, с боязливо согнутой спиной и опасливо озирающаяся по сторонам. Ноги человека были согнуты в коленях, а ступал он на цыпочках. Вторая фигура, подобно первой, старалась производить при настороженной ходьбе как можно меньше шума, но это было единственное, что их роднило. В остальном вторая была образиной, не приведи Аллах! Над казавшейся маленькой головкой высоко возвышались рога, голова же под ними была несколько вытянута, верхняя челюсть утыкана пеньками зубов, а нижняя вовсе отсутствовала. Пустые же круглые глазницы светились малиновым огнем. Далее рогатая морда переходила в тонкую шею, державшуюся на щуплом теле, покрытом черной, словно смоль, шерстью колечками. Ноги образины походили на широкие копыта, на которых ее под тяжестью рогов водило из стороны в сторону, отчего неизвестное существо то и дело изрыгало хриплые, едва слышные проклятия. Подвижные руки козлоподобного существа заканчивались тонкими пальцами с длинными-предлинными загнутыми когтями.
– Может, пока не поздно, все-таки вернемся, хозяин? – спросил первый, следуя за козлоподобной фигурой.
– Молчи, презренный трус! – прошипел в ответ второй, в котором читатель, разумеется, без труда признал каверзного муллу. – Святая месть должна свершиться. Уй-юй, что я сейчас сотворю! – сжал когти мулла, но разжать уже не смог, потому как те зацепились друг за дружку и ни в какую не желали разгибаться. – Да что же это! Помоги мне!
– Хозяин, вы больше не сжимайте кулаки, ладно? – Гази подскочил к мулле и помог ему расплести когти, сделанные из когтей огромного орла и примотанные к пальцам. – Это уже третий раз. А еще вы дважды цеплялись ими за шерсть.
– Без тебя знаю! – прорычал мулла в ответ. – Давай лезь через забор и открывай мне дверь.
– А может?.. – сжался слуга, перебирая пальцами подол рубахи.
– Не может!
Гази издал тяжкий вздох и, громко сопя, полез через забор.
– Да чего ты сопишь, как бык?
– А вы сами попробуйте взобраться, – огрызнулся слуга и принялся сопеть еще громче, теперь уже от обиды.
– Ты в своем уме? Как же я полезу?
– Не знаю как! И вообще, все это плохо кончится, помяните мое слово.
– Да помолчи ты, наконец! – замахал на него когтями мулла. – Вот же идиот! Он, похоже, решил перебудить всех раньше времени.
Черная фигура Гази исчезла, и со двора донесся глухой звук упавшего тела, треск веток и ворчание.
– Чего там у тебя? – шепотом спросил мулла.
– Я в крыжовник упал, будь он неладен! – донеслось из-за забора. – Ай! Ох!
– О Аллах, зачем ты ниспослал мне в слуги дурака! – Мулла хотел хлопнуть себя по лбу ладонью, но вовремя остановился, вспомнив о когтях. – Разве ты не видел куста?
– Да здесь темень, хоть глаз выколи! Уй! Ай, проклятые колючки.
– Тиш-ше ты!
– Я стараюсь, хозяин.
Мулла только головой помотал, отчего рога потянули его вправо, и ему пришлось переступить пару раз, чтобы не растянуться на земле – деревянные копыта, покрытые черной краской, оказались на редкость неудобными и непрактичными.
Наконец шум во дворе башмачника стих, а калитка, скрипнув, отворилась.
– Проходите, хозяин, – отодвинулся в сторонку Гази.
– Чего так долго? – проскрипел мулла, втискиваясь в узкий дверной проем.
Бум-м!
– Что это было, хозяин? – Гази весь подобрался, готовый в любой миг задать стрекача.
– Ничего не было, – хрюкнул мулла, пригибая голову. – Я рогами зацепился, будь они неладны!
– А, понятно, – немного расслабился Гази. – Я вас не вижу. Вы уже вошли?
– Вошел, вошел!
Гази отпустил калитку.
Бац! Бум-м!
– А это? Что это было? – застыл Гази, боясь шевельнуться.
– О, олух! – взвыл мулла. – Это мне калиткой по лбу заехало и проклятые рога зажало.
– Погодите, я вам помогу.
– Не подходи ко мне, я сам! – остановил слугу мулла.
– Как пожелаете, хозяин, – пожал плечами Гази и вновь взялся теребить рубаху, косясь на окна дома. – Хоть бы луна, что ли, вышла из-за облаков.
Мулла долго возился с тяжелой деревянной дверью, скрипя ей и что-то ворча себе под нос, затем ему все-таки удалось высвободить рога. Он распахнул калитку и ступил во двор.
– Ай-я-а-а!!! – разорвал тишину ночи душераздирающий вопль.
Если бы у муллы были волосы на голове, то они обязательно встали дыбом, но борода его точно в тот миг лишилась последних черных волос, став сплошь седой. Мулла рванулся из шкуры, но, крепко спеленутый ей, да еще и на неудобных копытах… Дальше вновь захлопнувшейся калитки сбежать ему не удалось.
Бац!
– Ох-х! – протянул мулла, почесав орлиными когтями дважды зашибленный лоб. – Что произошло?
– Вы изволили наступить мне на ногу своим копытом, о хозяин, – захныкал слуга.
– И чего так орать?
– Да-а, а вы себе попробуйте наступить, – плаксиво протянул Гази, шевеля пальцами отдавленной ноги. – Знаете, как больно!
– О, ты еще не знаешь, что такое боль, – зашипел на него мулла. – Но если ты кого-нибудь разбудил, то тебе доведется это узнать.
– За что, хозяин? Сначала наступают на ногу, а потом еще и грозят.
– Э, много говоришь. Открывай дверь!
– Как пожелаете, – сухо ответил Гази и направился к дому. Мулла, шурша шкурой и цокая по мелким камешкам копытами, направился следом за слугой.
– Да не вздумай ее отпустить как калитку, – грозно предупредил он, когда Гази взялся за рассохшуюся деревянную ручку.
– Как пожелаете! А вы пригните голову, а то опять рогами зацепитесь.
– Не учи меня, глупец! – презрительно бросил мулла, но голову все же пригнул и вступил в дом.
Гази остался снаружи, удерживая дверь открытой, как ему и было велено. Он вытянул шею и, выставив правое ухо, вслушивался в гнетущую тишину, царившую в доме. Некоторое время все было тихо, после из дома донеслась неясная возня, затем что-то грохнуло, еще раз и еще.
– Ва-ау!!! А-а-а! Хр-р-р! Трепещите, смертные! – донесся до слуха Гази рев муллы. Вновь раздался грохот разбитой посуды. Кто-то вскрикнул, послышался истошный женский визг. Гази тихонько захихикал. – А-ар-ры! Я пришел покарать вас! Я…
Бац!
– Ай!
Хрясь!
– Ой!
Бум-м!
– Ох-х! – Мулла, запнувшись за порог, вывалился из дому к ногам обомлевшего слуги и задергал левой ногой.
– Во имя Аллаха, изыди, адское отродье! – вскричал Али, появляясь в дверном проеме. Вид башмачника был страшен: встрепанная шевелюра, лучащаяся праведной яростью и целеустремленностью физиономия, оскал ровных зубов и, главное, огромная дубина в руках. – Будешь знать, поганый шайтан, как беспокоить правоверных! Эх, выручай, освященная дубина!
Бац!
Дубина опустилась на голову силящегося подняться на ноги муллы, но его спасло то, что тяжелое орудие возмездия скользнуло по рогам и ушло в сторону. Рога от удара перекосило вместе с черепом, и наполовину ослепший мулла, взвыв дурным голосом, рванулся из последних сил, вывалился из дома на двор, а Гази мгновенно захлопнул дверь и привалился к ней спиной.
– Бегите, хозяин! Я подержу! – крикнул мулле Гази, пригибая голову от каждого нового удара по дверям. – Куда вы? Не туда! Левее! Да нет же не туда, в другую сторону!
Но ошалевший от ужаса «нечистый» несся напролом через двор, не разбирая дороги. Из темноты то и дело слышались попеременно то «ай», то «ох», доносились треск веток и глухие удары – это мулла наскакивал впотьмах на яблони и, отлетая от их упругих стволов, спешил дальше. А дверь за спиной Гази, казалось, вот-вот слетит с петель от ударов.
– Уй-юй! – вздрагивал Гази, беззвучно шевеля губами и молитвенно возводя глаза к застланному тучами небу. Но господь, похоже, решил отвернуть свой взор от несчастного Гази, укрывшись за плотными облаками. – Что же будет, что бу…
И вдруг в дверь кто-то саданул плечом с разбегу – так подумалось Гази, которого откинуло далеко в сторону и прихлопнуло сверху дверью. Слуга, прикрыв голову руками и зажмурив глаза, затих. Из дверного проема вынесся Али, резко остановился, вслушиваясь в шум в своем саду, производимый муллой, затем вскинул дубину и со всех ног припустил за уносившим ноги «шайтаном».
– Ага, проклятый шайтан! Вот я тебе задам!
Вконец перепуганный мулла, заслышав топот ног приближающегося Али, одним махом взлетел, подобно горному орлу, на забор, по стене которого он до того шарил руками в поисках калитки, но не удержался на его верхушке и опрокинулся в сад дехканина Садыка. Садык, выбежавший из дому на непонятный шум, поднятый соседом, быстро сообразил, в чем тут дело. Вернувшись в дом, он поспешно схватил свою дубину, бегом вернулся во двор и набросился на муллу.
– Ай, шайтаново отродье! Будешь еще лазать по заборам, будешь? – охаживал он повизгивающего муллу дубиной. – Вот я тебя отучу от этого недостойного занятия, рогатая бестия!
А над забором уже показалась голова Али.
– Держи его! – гаркнул тот, потрясая дубиной. – Бей собаку!
– А! – выкрикнул мулла и, изловчившись, лягнул Садыка в ноги.
Дехканин упал на землю, а мулла, не мешкая, вскочил и понесся вдоль забора, нащупывая когтями калитку. Та обнаружилась всего в нескольких шагах, и мулла, хрюкая от напряжения и страха за собственную жизнь, задергал ее когтями, но калитка все никак не поддавалась. Мулла облился холодным потом, заметив краем глаза, как Садык поднимается с земли, а Али уже слез с забора и озирается во тьме, выискивая врага рода человеческого.
– Упустили! – разочарованно произнес Али. – Эх, ушел, растворился.
– Никуда он не ушел, здесь он, – морщась от боли в зашибленных ногах, произнес Садык.
– Да где его тут сыщешь, в такой темноте?
– Сейчас принесу лампу, а ты пока постереги, – и он, чуть прихрамывая, поковылял к дому.
– Хорошо, только поторопись!
– Ну же! Чего ты! Откройся! – заскулил мулла, скребя когтями дверь, и вдруг случайно задел задвижку. Калитка сама собой распахнулась, и мулла сиганул со двора.
– Вон он, держи его! – бросился в погоню Садык, не дойдя до дома.
– Где? – вскинулся башмачник.
– Калитка скрипнула. Пытается сбежать, гад!
Мулла заметался у калитки, выбирая направление для бегства, а потом, не разбирая дороги, припустил прочь, только бы подальше скрыться от этих ненормальных: ведь забьют до смерти, и даже слушать не станут.
Сердце муллы бешено колотилось, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди. Копыта он потерял, еще когда боролся с дехканином, и это к лучшему – на деревянных колодках ему бы ни в жизнь не скрыться от преследователей. А рога и шкура были так хорошо примотаны, что избавиться от них простым способом не представлялось возможным. Мулла метался по ночным улицам, подвывая от ужаса и потрясая огромными рогами. Преследователей он чуял, казалось, спиной. Вот-вот они настигнут его – и прости-прощай мулла. И тут ноги муллы ощутили под собой пустоту. Вскрикнув, он рухнул в какую-то канаву, заполненную вонючей жижей.
Погоня уже была совсем близко. Над головой муллы разгорелось пламя факелов, а возмущенный людской гомон забил уши. Преследователи пробежали мимо канавы, затем повернули обратно. Мулла затих. Только грязный нос и рога торчали из грязи.
– Он должен быть где-то здесь, – сказал один из мужчин. – Дальше ему некуда бежать.
– А вдруг он свернул в тот проулок? – спросил другой.
– Нет, он бежал сюда. Мы почти нагнали его.
– Тогда где же он? – полюбопытствовал третий.
– Может, исчез? Что ему стоит исчезнуть.
– Тогда чего же бежал? Исчез бы сразу, и всего делов.
– Эх, просил же ходжу: заговори дубину так, чтобы с одного удара рога в разные стороны.
«Ходжа? – насторожился мулла, выставив из грязи левое ухо. – Никак его проделки?»
– Таких заговоров не бывает, – возразил высокий молодой голос.
– Почему это не бывает?
– А потому! Шайтан – он ведь бессмертный. Как ты его убьешь? Скажи спасибо, что заговоренные дубинки помогли изгнать исчадие ада.
– Да-а, – протянул первый из мужчин. – Тут ты прав. Спасибо Насреддину: мудрый человек, дай бог ему долгих лет.
– Это да!
– Так что делать-то будем?
– Что, что? Пошли домой, нечего тут больше искать. Но дубинку я далеко убирать не стану.
– Верно! И еще надо будет к ходже сходить, отблагодарить как следует.
– Ты прав. Он столько для нас сделал. А мулле…
Мулла не расслышал последних слов, потому как говоривший уже порядком отдалился. Выбравшись из грязи, мулла поправил застивший левый глаз череп и погрозил кулаком:
– Значит, это все твои проделки, поганый старик! Освещенные дубинки, да? Ну, я тебе еще припомню их, – заскрежетал зубами мулла, отплевываясь от грязи. Но вдруг заметил, как задрожали ветви большого тутовника, росшего неподалеку.
– Ой-ей, – попятился мулла, когда с дерева, с широкой развилки, соскочила на землю тень.
– Хозяин? – тень приблизилась, и мулла признал в ней пропавшего слугу.
– Уф-ф! Уф-ф! – схватился за сердце мулла. – Да покарает тебя Аллах, о бестолковый трус! Зачем ты меня пугаешь?
– А я вас едва признал, да и то по рогам, – обрадовался Гази. – Но зачем вы прыгнули в сточную канаву?
– Так было нужно! Не задавай глупых вопросов.
– Простите, хозяин. Но вы весь в грязи.
– Я знаю!
– Вам нужно помыться.
– Я знаю!
– Или мы еще кого-нибудь будем сегодня пугать? Между прочим, так вы еще больше походите на шайтана.
– Придержи язык! – прорычал мулла, оттолкнув слугу. – Никого мы больше пугать не будем. Все, хватит!
– А я ведь говорил вам, но вы не слушали. Зачем слушать Гази?
– Говорил, говорил, – проворчал мулла. – Пошли домой.
Окольными путями, стараясь держаться как можно дальше от переполошенного района, они добрались до мечети, и мулла первым юркнул в любезно приоткрытые слугой ворота. И застыл, словно ноги его приросли к земле.
– Вы чего, хозяин? – спросил Гази, входя следом и затворяя ворота, но разглядев, что так напугало муллу, слуга скользнул прочь со двора и задал деру.
– Ма-ма, – по слогам проблеял мулла, чья бледность стала заметна даже сквозь приличный слой грязи, и прилип спиной к створке ворот. Единственное, что он еще мог – вращать округлившимися глазами, что мулла с успехом и проделывал.
На его любимом топчане в окружении свечей, установленных по резному деревянному ограждению, с пиалами в руках сидели два… шайтана! Неяркие колышущиеся отсветы, отливавшие красным, скакали по их страшным размалеванным клыкастым мордам и длинным закрученным рогам.
– Здравствуй, брат шайтан! – сказал тот, что был пониже ростом и менее широк в плечах. – А мы к тебе в гости.
– Н-но в-ведь, м-мечеть!.. – пролепетал мулла.
– Э, какие мелочи! Вот если бы здесь жил праведник. Так что заходи, присаживайся, – указал щуплый на место рядом с собой.
– Я… – во рту у муллы пересохло, и язык прилип к гортани.
– Кровь пить будешь? Свежая! – похвастался шайтан и сделал глоток, причмокнув губами. – Ух, вкуснотища!
Мулла закатил глаза и сполз по створке ворот на землю.
– Послушай, ходжа, – сказал плечистый и высокий шайтан, стягивая с головы рога, – а не перестарались ли мы с тобой?
– Нет, Икрам, в самый раз, – ответил Насреддин, выплеснув остатки чая в сторонку. – А чай, надо заметить, у муллы отменный!
– А что если он того, помер? Вдруг не выдержало сердце? – взволнованно произнес Икрам, приподнимаясь с топчана. – О всевышний, какой грех на душу!
– Разве у него есть сердце? – прищурился ходжа. – К тому же он столько сил сэкономил на совести, которой у него нет и в помине, что их вполне достанет и на более сильные потрясения.
– Хорошо, если так.
– Ну хватит рассуждать. Нужно завершить начатое, пока он не очухался.
– Думаю, он не очухается еще очень долго, – произнес Икрам, присмотревшись к рогатому мулле, и они с ходжой расхохотались.
