Жюль Верн
Приключения капитана Гаттераса

Итакъ, въ недальнемъ разстояніи находился новый материкъ, и докторъ горѣлъ нетерпѣніемъ обогатить имъ карту сѣвернаго полушарія. Нельзя себѣ представить, какъ пріятно изслѣдовать никому неизвѣстные еще берега и карандашемъ наносить ихъ на бумагу. Въ этомъ состояла цѣль доктора, подобно тому, какъ Гаттерасъ поставилъ себѣ задачею – стать ногою на сѣверномъ полюсѣ міра. Докторъ заранѣе радовался при мысли, какъ онъ назоветъ моря, проливы, заливы, малѣйшія извилины береговъ новаго материка. Само собою разумѣется, при этомъ онъ не забудетъ вы своихъ товарищей, ни своихъ друзей, ни ея величество, ни королевское семейство; но, не упуская изъ вида и собственныхъ интересовъ, докторъ съ вполнѣ законнымъ удивленіемъ и восторгомъ прозрѣвалъ уже въ будущемъ нѣкій «мысъ Клоубонни».

Такого рода мысли занимали его весь день. Вечеромъ, какъ обыкновенно, разбили палатку, и каждый поочередно дежурилъ въ эту ночь, проведенную такъ близко отъ неизвѣстнаго материка.

На слѣдующій день, въ воскресенье, послѣ питательнаго, отличнаго завтрака, состоявшаго изъ медвѣжьей лапы, путешественники направились на сѣверъ, склоняясь нѣсколько въ западу. Дорога становилась трудною, но отрядъ подвигался быстро.

Альтамонтъ съ лихораднымъ вниманіемъ наблюдалъ горизонтъ; его товарищи тоже невольно поддавались чувству тревоги.

Послѣдняя солнечная обсервація дала 83°35′ широты и 120°15′ долготы: въ этомъ мѣстѣ долженъ былъ находиться американскій корабль, слѣдовательно вопросъ о жизни и смерти рѣшится сегодня-же.

Наконецъ, около двухъ часовъ по полудни, Альтамонтъ всталъ во весь ростъ на саняхъ, остановилъ отрядъ громкимъ крикомъ и, показывая пальцемъ какую-то бѣлую массу, которую никто не отличилъ-бы отъ окружающихъ ее ледяныхъ горъ, сильнымъ голосомъ вскричалъ:

– Porpoise!

VI. Porpoise

24-ое марта приходилось въ день большаго праздника, въ вербное воскресенье, когда улицы городовъ и селъ Европы усѣяны цвѣтами и древесными листьями, когда воздухъ наполненъ колокольнымъ звономъ и сильнымъ запахомъ цвѣтовъ.

Но въ этой угрюмой странѣ – какая грусть и безмолвіе! Рѣзкій, палящій вѣтеръ, ни одного даже засохшаго листочка, ни одной былинки…

Однакожъ это воскресеніе было днемъ радости для путешественниковъ, потому что они нашли наконецъ средства, недостатокъ которыхъ неминуемо погубилъ-бы ихъ.

Путешественники ускорили свои шаги; собаки везли сани съ большею энергіею, Дэкъ лаялъ отъ радости, и вскорѣ отрядъ прибылъ къ американскому судну.

Porpoise вполнѣ занесло снѣгомъ. Онъ не имѣлъ ни мачтъ, ни рей, ни снастей: вся его оснастка погибла во время крушенія. Судно засѣло между скалами, совершенно невидимыми въ настоящее время. Отъ силы удара Porpoise легъ на бокъ, и жить въ немъ, по всему вѣроятію, не было никакой возможности.

Капитанъ, докторъ и Джонсонъ убѣдились въ этомъ въ то время, когда проникли – не безъ труда впрочемъ – во внутренность судна. Чтобы дойти до люка, надобно было расчистить пятнадцать футовъ снѣга; но, въ общей радости, дикіе звѣри, которыхъ слѣды во множествѣ замѣчались на ледяной полянѣ, не тронули драгоцѣнный складъ съѣстныхъ припасовъ.

– У насъ нѣтъ здѣсь недостатка въ съѣстныхъ припасахъ и топливѣ, но жить на кораблѣ, какъ кажется, нельзя,– сказалъ Джонсонъ.

– Въ такомъ случаѣ, надо построить снѣжный домъ,– отвѣтилъ Гаттерасъ,– и поудобнѣе устроиться на материкѣ.

– Разумѣется,– сказалъ докторъ. Но не должно спѣшить; будемъ дѣйствовать благоразумно. Въ крайнемъ случаѣ можно помѣститься на суднѣ, а между тѣмъ, займемся постройкою прочнаго дома, способнаго защитить насъ отъ холода и дикихъ звѣрей. Я буду архитекторомъ; вотъ увидите, какъ я стану работать.

– Я не сомнѣваюсь въ вашемъ искусствѣ, докторъ,– отвѣтилъ Джонсонъ. Устроимся получше и затѣмъ составимъ опись вещамъ, находящимся на суднѣ. Къ сожалѣнію, я не вижу здѣсь ни шлюпки, ни ялика, а изъ остатковъ судна едва-ли можно построить шлюпку.

– Какъ знать! – отвѣтилъ докторъ. Со временемъ и при помощи размышленія можно многое кое-что подѣлать. Въ настоящее время дѣло идетъ не о плаваніи, а o постройкѣ постояннаго убѣжища, поэтому я предлагаю: не составлять сразу многихъ плановъ, но каждымъ заняться своевременно.

– Это вполнѣ благоразумно,– сказалъ Гаттерасъ. Начнемъ съ необходимаго.

Путешественники покинули судно, возвратились въ санямъ и сообщили о своихъ намѣреніяхъ Бэллю и Альтамонту. Бэлль изъявилъ готовность работать. Американецъ, узнавъ, что его судно ни въ чему не годно, только покачалъ головою. Но какъ въ настоящее время всякаго рода пререканія были-бы неумѣстны, то рѣшили на нѣкоторое время пріютиться въ суднѣ, а между тѣмъ заняться постройкою большаго дома на материкѣ.

Въ четыре часа по полудни путешественники кое-какъ устроились въ трюмѣ. Изъ обломковъ мачтъ и жердей Бэлль настлалъ почти горизонтальный полъ; въ помѣщеніи поставили закостенѣвшія отъ мороза кушетки, которыя отъ теплоты печи вскорѣ пришли въ свое нормальное состояніе. Альтамонтъ, опираясь на доктора, безъ особеннаго труда прошелъ въ отведенный ему уголокъ. Ставъ ногою на свое судно, онъ съ самодовольствіемъ вздохнулъ, что, по мнѣнію Джонсона, не предвѣщало ничего добраго.

– Онъ чувствуетъ себя дома и, повидимому, приглашаетъ насъ къ себѣ.

Остальная часть дня была посвящена отдыху. Подъ дѣйствіемъ западнаго вѣтра, установилась перемѣнчивая погода; термометръ показывалъ двадцать шесть градусовъ (-32° стоградусника).

Porpoise находился внѣ полюса холодовъ, подъ относительно менѣе холодною, хотя и болѣе сѣверною широтою.

Въ этотъ день путешественники съѣли остатки медвѣжьяго мяса съ небольшимъ количествомъ сухарей, найденныхъ въ отдѣленіи для провіанта, выпили по нѣсколько чашекъ чаю и, одолѣваемые истомою, вскорѣ погрузились въ глубокій сонъ.

На слѣдующій день Гаттерасъ и его товарищи проснулись довольно поздно. Мысли ихъ приняли теперь совершенно другое направленіе; ихъ не тревожила уже неувѣренность въ завтрашнемъ днѣ и они думали только о томъ, какъ-бы поудобнѣе устроиться. Они считали себя переселенцами, прибывшими на мѣсто своего назначенія и, забывая о тягостяхъ пути, старались только создать для себя сносное будущее.

– Уфъ! – вскричалъ докторъ, вытягивая руки.– A какъ пріятно не задаваться вопросомъ, гдѣ отдохнемъ вечеромъ и что буденъ ѣсть завтра.

– Прежде всего приступимъ къ описи судна,– сказалъ Джопсонъ.

Оказалось, что на суднѣ находилось слѣдующее количество съѣстныхъ припасовъ: шесть тысячъ сто пятьдесятъ фунтовъ муки, жира и изюма для пуддинговъ; двѣ тысячи фунтовъ солонины и соленой свинины; тысяча пятьсотъ фунтовъ пеммикана; семьсотъ фунтовъ сахара, столько-же шоколада; полтора цибика чаю, вѣсомъ девяносто шесть фунтовъ; пятьсотъ фунтовъ риса; нѣсколько боченковъ маринованныхъ фруктовъ и овощей; большое количество лимоннаго сока и сѣмянъ ложечной травы, щавеля и салата; триста галлоновъ водки и рома. Въ крюйтъ-камерѣ находился большой запасъ пороха, пуль и свинца; въ углѣ и топливѣ не было недостатка. Докторъ тщательно собралъ физическіе и мореходные инструменты, а также большой аппаратъ Бунзена, взятый, вѣроятно, для производства электрическихъ опытовъ.

Словомъ, всѣхъ запасовъ хватило-бы на пять человѣкъ втеченіе двухъ лѣтъ, при выдачѣ полныхъ раціоновъ. Слѣдовательно нечего было опасаться смерти отъ голода или стужи.

– Наше существованіе обезпечено,– сказалъ докторъ капитану,– значитъ ничто намъ не помѣшаетъ отправиться къ полюсу.

– Къ полюсу? – вздрогнувъ отвѣтилъ Гаттерасъ.

– Разумѣется. Во время лѣта мы можемъ подняться къ полюсу материкомъ.

– Да, материкомъ… Ну, а моремъ?

– Развѣ нельзя сколотить шлюпку изъ досокъ корабля?

– Американскую шлюпку,– презрительно отвѣтилъ Гаттерасъ,– состоящую подъ командою американца? Не такъ-ли?

Докторъ понялъ причину негодованія капитана, не настаивалъ больше на этомъ предметѣ и перемѣнилъ тему разговора.

– Теперь, когда намъ извѣстно количество запасовъ, необходимо построить для нихъ амбары, а для насъ самихъ – домъ. Въ матеріалахъ нѣтъ недостатка, слѣдовательно, устроиться мы можемъ вполнѣ прилично. Надѣюсь, Бэлль,– обратился докторъ къ плотнику,– что это представитъ вамъ возможность отличиться. Впрочемъ, я могу помочь вамъ моими совѣтами.

– Я готовъ, докторъ,– отвѣтилъ Бэлль. Въ случаѣ надобности, я не затруднился-бы построить изъ этихъ льдинъ цѣлый городъ, съ домами и улицами.

– Ну, такъ много намъ не требуется. Возьмемъ примѣръ съ агентовъ Гудсоновой компаніи, строющихъ форты въ защиту отъ дикихъ звѣрей и индійцевъ. Больше намъ и не надо. Постараемся укрѣпиться понадежнѣе: съ одной стороны домъ, съ другой – амбары, подъ прикрытіемъ двухъ бастіоновъ. По этому случаю я постараюсь припомнить себѣ кое-какія свѣдѣнія по части устройства становъ.

– Я нисколько не сомнѣваюсь, докторъ, что подъ вашимъ руководствомъ мы создадимъ нѣчто великолѣпное, сказалъ Джонсонъ.

– Главное, друзья мои, это выборъ мѣста. Хорошій инженеръ прежде всего долженъ изслѣдовать мѣстность. Вы пойдете съ нами, Гаттерасъ?

– Я во всемъ полагаюсь на васъ, докторъ, отвѣтилъ капитанъ. – Дѣлайте ваше дѣло, а я между тѣмъ осмотрю берега.

Альтамонта, слишкомъ слабаго, чтобы принять участіе въ работѣ, оставили на суднѣ, а четыре англичанина сошли на землю.

Погода стояла бурная и туманная; въ полдень термометръ показывалъ одиннадцать градусовъ ниже точки замерзанія (-23° стоградусника), но, за отсутствіемъ вѣтра, температура была сносная.

Судя по расположенію береговъ, большое, совершенно замерзшее море тянулось на западъ на необозримое пространство. На востокъ оно ограничивалось закругленными берегами, прорѣзанными глубокими оврагами, которые въ иныхъ мѣстахъ ползли на высоту двухъ сотъ аршинъ. Море образовало собою обширный заливъ, усѣянный тѣми грозными скалами, на которыхъ разбился Porpoise. Вдали, на материкѣ видна была гора, высоту которой докторъ опредѣлилъ въ пятьсотъ сажень. На сѣверѣ, одинъ мысъ, нависшій надъ частью залива, заканчивался уступами въ морѣ. Небольшой островъ, или скорѣе островокъ, выдавался на поверхности ледяной поляны въ трехъ миляхъ отъ берега. Здѣшній рейдъ представлялъ-бы безопасную и защищенную отъ вѣтровъ якорную стоянку, если-бы только входъ въ него былъ свободенъ. Въ одномъ изгибѣ берега находилась даже очень доступная для судовъ бухточка; неизвѣстно только, очищалась-ли когда либо отъ льдовъ эта часть арктическаго океана. Однакожъ, согласно съ показаніями Бельчера и Пенни, все это море бывало свободно отъ льдовъ втеченіе лѣтнихъ мѣсяцевъ.

Докторъ замѣтилъ въ полугорѣ нѣчто въ родѣ крутой площадки, имѣвшей въ поперечникѣ около ста футовъ. Площадка эта господствовала надъ заливомъ съ трехъ сторонъ; четвертая-же ея сторона замыкалась отвѣснымъ утесомъ, высотою въ двадцать сажень. На площадку можно было подняться по прорубленнымъ во льду ступенькамъ. Мѣсто это казалось удобнымъ для устройства на немъ прочнаго сооруженія; укрѣпить-же его было вовсе нетрудно. Въ этомъ отношеніи все сдѣлала сама природа; оставалось только разумно воспользоваться естественными условіями мѣстности.

Докторъ, Бэлль и Джонсонъ поднялись на площадку. – Она оказалась совершенно ровною. Убѣдившись въ выгодности этого мѣста, докторъ рѣшился очистить площадку отъ загромождавшаго ее снѣга, такъ какъ для дома и амбаровъ требовались прочные фундаменты.

Въ понедѣльникъ, вторникъ и среду шла безустанная работа; наконецъ, добрались до материка. Почва состояла изъ очень твердаго, зернистаго гранита, съ острымъ, какъ стекло, изломомъ и содержала въ себѣ винисъ и крупные кристаллы полевого шпата, дробившагося подъ киркою.

Докторъ проектировалъ размѣры и планъ снѣжнаго дома (snow-house), который долженъ былъ имѣть сорокъ футовъ длины, двадцать ширины, при высотѣ въ десять футовъ, и содержать въ себѣ три комнаты: залу, спальню и кухню. Больше и не требовалось. Налѣво находилась кухня; направо – спальня; посрединѣ – зало.

Пять дней работали усердно. Въ матеріалѣ не было недостатка. Ледяныя стѣны должны были быть достаточно толсты для того, чтобы противиться оттепелямъ. Впрочемъ, даже лѣтомъ не слѣдовало подвергаться опасности остаться безъ крова.

Домъ принималъ приличный видъ по мѣрѣ того, какъ онъ становился выше. По фасаду онъ имѣлъ четыре окна, два въ залѣ, одно въ кухнѣ и одно въ спальнѣ. Стекла, замѣнявшіяся великолѣпными ледяными листами, согласно съ обычаемъ эскимосовъ, пропускали въпомѣщеніе, подобно матовымъ стеклахъ, мягкій свѣтъ.

Предъ залою, между двумя ея окнами, шелъ длинный, подобный закрытому пути, корридоръ, ведшій въ домъ. Корридоръ герметически запирался крѣпкою дверью, взятой съ Porpoise'а. По окончаніи дома, докторъ восхищался своимъ произведеніемъ. Трудно было сказать, къ какому архитектурному стилю относилось это сооруженіе, хотя строитель его высказывался въ пользу саксонскаго готическаго стиля, столь распространеннаго въ Англіи. Но какъ дѣло шло, главнымъ образомъ, о прочности, то докторъ снабдилъ фасадъ дома могучими контрфорсами, неуклюжими, какъ романскіе столбы. Очень покатая крыша опиралась на гранитный утесъ, который поддерживалъ также и дымовыя трубы.

По окончаніи главныхъ работъ приступлено было къ внутреннему устройству дома. Въ залу перенесли съ Porpoise'а кушетки и разставили ихъ вокругъ большой печи. Скамьи, стулья, кресла, столы, шкафы помѣстили въ залѣ, служившей также столовою. Наконецъ, въ кухню поставили плиту судна, съ различною поварскою утварью. На полу растянули паруса, замѣнявшіе ковры и исполнявшіе также должность портьеръ у внутреннихъ дверей, ничѣмъ не закрывавшихся.

Стѣны дома имѣли пять футовъ толщины, а оконныя углубленія были похожи на пушечныя амбразуры.

Все это отличалось крайнею прочностью; чего-же больше? Но если-бы послушались доктора, то чего только нельзя было подѣлать изъ снѣга, такъ легко принимающаго всевозможныя формы! По цѣлымъ днямъ онъ обсуждалъ великолѣпные планы, которые и не думалъ осуществить; во всякомъ случаѣ, своими умными выходками докторъ скрашивалъ и облегчалъ общій трудъ.

Въ качествѣ библіофила, онъ прочиталъ одну довольно рѣдкую книгу М. Крафта: «Подробное описаніе ледяного дома, построеннаго въ С.-Петербургѣ, въ январѣ мѣсяцѣ 1740 г., и всѣхъ находившихся въ немъ предметовъ». Воспоминаніе объ этомъ возбуждало его изобрѣтательный умъ. Однажды вечеромъ онъ даже повѣдалъ своимъ товарищамъ чудеса этого ледяного дворца.

– Но развѣ мы не можемъ сдѣлать того-же, что было сдѣлано въ С.-Петербургѣ? сказалъ онъ имъ. – Чего намъ недостаетъ? Рѣшительно ничего, даже воображенія не занимать стать.

– Значитъ, это было очень ужъ красиво? спросилъ Джонсонъ.

– Волшебно, другъ мой! Ледяной домъ, построенный по приказанію императрицы Анны и въ которомъ она сыграла свадьбу одного изъ своихъ шутовъ, въ 1740 году, былъ не больше нашего дома. Предъ его фасадами стояло на лафетахъ шесть ледяныхъ пушекъ, изъ которыхъ стрѣляли холостыми и боевыми зарядами, но орудій отъ этого не разорвало. Тутъ-же находились мортиры для шестидесятифунтовыхъ бомбъ. Слѣдовательно и мы можемъ, въ случаѣ надобности, завести у себя артиллерію: бронза у насъ подъ рукою, сама валится съ неба. Но искусство и изящный вкусъ высказались во всей полнотѣ на фронтонѣ дома, красовавшемся превосходными статуями. На крыльцѣ стояли вазы съ цвѣтами и апельсинныя деревья, сдѣланныя изъ льда. Направо стоялъ огромный слонъ, днемъ выбрасывавшій хоботомъ воду, а ночью – горящую нефть. Какой великолѣпный звѣринецъ мы могли-бы завести у себя, если-бы только захотѣли!

– Что касается звѣрей, отвѣтилъ Джонсонъ,– то у насъ не будетъ въ нихъ недостатка. И хотя они не изо льда, тѣмъ не менѣе они не лишатся отъ этого своего интереса.

– Мы съумѣемъ защититься отъ нихъ, сказалъ воинственный докторъ. – Возвращаясь къ с. – петербургскому дому, добавлю, что въ немъ находились столы, зеркала, канделябры, свѣчи, кровати, матрасы, подушки, занавѣсы, стулья, стѣнные часы, игральныя карты, шкафы, словомъ, полная меблировка, и все это было сдѣлано изъ чеканеннаго прорѣзнаго льда.

– Слѣдовательно, то былъ настоящій дворецъ? сказалъ Бэлль.

– Великолѣпный дворецъ, достойный великой государыни! Ахъ, ледъ, ледъ! Какое счастіе, что Богъ выдумалъ его, потому что ледъ не только даетъ возможность производить такія чудеса, но и доставляетъ нѣкоторыя удобства людямъ, потерпѣвшимъ крушеніе.

Устройство дома продолжалось до 31-го марта, т. е. до Свѣтлаго Христова Воскресенья. День этотъ, посвященный отдыху, путешественники провели въ залѣ и, послѣ богослуженія, каждый изъ нихъ могъ оцѣнить цѣлесообразность устройства своего новаго помѣщенія.

На слѣдующій день приступили къ постройкѣ амбаровъ и пороховаго погреба. Это потребовало восьми дней, считая въ томъ числѣ и время, необходимое для полной разгрузки Porpoise'а, сопряженной съ затрудненіями, такъ какъ при очень низкой температурѣ нельзя было работать долго на открытомъ воздухѣ. Наконецъ, 8-го апрѣля, съѣстные припасы, топливо, порохъ и свинецъ находились на материкѣ. Амбары были расположены на сѣверной сторонѣ площадки, а пороховой погребъ – на южной, почти въ шестидесяти шагахъ отъ дома. Подлѣ амбаровъ устроили для гренландскихъ собакъ нѣчто въ родѣ кануры, назвагной докторомъ Dog Palace. Дэкъ находился въ общемъ помѣщеніи.

Окончивъ постройку дома, докторъ занялся фартификаціонными работами. Подъ его руководствомъ площадка была обнесена ледянымъ валомъ, защищавшимъ ее отъ всякаго нападенія. Самая высота площадки дѣлала изъ нея какъ-бы естественный эскарпъ; такъ какъ фортъ не имѣлъ ни входящихъ, ни исходящихъ угловъ, то онъ по всѣмъ фасамъ представлялъ одинаковую силу обороны. Докторъ, возводившій укрѣпленіе, напоминалъ собою достойнаго дядюшку Товія Огерна, благодушіемъ и ровнымъ характеромъ котораго онъ обладалъ можно сказать вполнѣ. Надо было видѣть, съ какимъ тщаніемъ опредѣлялъ докторъ наклонъ внутренняго откоса или ширину банкета! Всѣ работы производились при помощи податливаго снѣга безъ всякихъ затрудненій. Достойный ученый хотъ дать своему ледяному валу толщину въ цѣлыхъ десять футовъ. Площадка господствовала надъ заливомъ, слѣдовательно не было надобности ни въ наружномъ откосѣ, ни въ контръ-эскарпѣ, ни въ гласисѣ. Снѣжный парапетъ, огибая площадку, примыкалъ къ гранитному утесу и заканчивался по обѣимъ сторонамъ дома. Фортификаціонныя работы были вполнѣ окончены къ 15 апрѣля. Укрѣпленіе вышло хоть куда, и докторъ, повидимому, очень гордился своимъ произведеніемъ.

Дѣйствительно, фортъ могъ-бы долго выдерживать нападеніе бродячихъ шаекъ эскимосовъ, если-бы подобнаго рода враги находились подъ этою широтою. Гаттерасъ, производившій съемку береговъ залива, нигдѣ не замѣтилъ слѣдовъ эскимосскихъ хижинъ, встрѣчающихся обыкновенно въ мѣстностяхъ, посѣщаемыхъ гренландскими племенами. Повидимому, люди, потерпѣвшіе крушеніе на судахъ Forward и Porpoise, первые посѣтили эту страну.

Но если опасность не грозила со стороны людей, то нельзя было сказать того-же о дикихъ звѣряхъ; они конечно не замѣдлятъ своими нападеніями и форту придется не на шутку защищать свой небольшой гарнизонъ.

VII. Картологическія пренія

Во время приготовленій къ зимовкѣ, силы и здоровье Альтамонта вполнѣ возстановились; онъ ногъ даже принимать участіе въ работахъ по разгрузкѣ судна. Его сильный организмъ восторжествовалъ наконецъ надъ недугомъ и блѣдный цвѣтъ лица не долго выдерживалъ борьбу съ могучею кровью Альтамонта.

Въ американцѣ сказывался крѣпкій сангвиническій темпераментъ гражданина Соединенныхъ Штатовъ, личность энергичная, интеллигентная и одаренная рѣшительнымъ характеромъ, человѣкъ на все готовый, предпріимчивый и рѣшительный. По словамъ Альтамонта, онъ родился въ Нью-Іоркѣ и съ юныхъ лѣтъ плавалъ по морямъ. Его судно Porpoise было снаряжено и отправлено въ полярныя страны однимъ обществомъ американскихъ богачей, во главѣ которыхъ стоялъ извѣстный О. Гриннель.

Между Альтамонтомъ и Гаттерасомъ существовало извѣстнаго рода сходство характеровъ, но не симпатій. Внимательный наблюдатель могъ-бы тотчасъ-же подмѣтить между ними существенную разницу. Такъ, стараясь казаться откровеннымъ, Альтамонтъ на самомъ дѣлѣ былъ скрытенъ, болѣе уступчивый, чѣмъ Гаттерасъ, онъ не обладалъ однакожъ правдивостью капитана; его характеръ не внушалъ такого довѣрія, какъ суровый темпераментъ Гаттераса. Разъ высказавъ свою мысль послѣдній вполнѣ предавался ей. Американецъ говорилъ много, но высказывался скудо.

Вотъ результатъ медленныхъ наблюденій доктора надъ характеромъ Альтамонта. Клоубонни вполнѣ основательно опасался, что между капитанами Forward'а и Porpoise'а со временемъ можетъ возникнуть вражда, если только не ненависть.

Изъ двухъ капитановъ начальство должно было принадлежать только одному. Несомнѣнно, что Гаттерасъ имѣлъ полное право на повиновеніе Альтамонта, право, основанное на старшинствѣ лѣтъ и на силѣ. Но если первый стоялъ во главѣ своихъ подчиненныхъ, то второй находился на своемъ кораблѣ. Это уже было замѣтно.

И по разсчету и по инстинкту Альтамонтъ сразу же увлекся докторомъ, которому былъ обязанъ жизнью; но симпатія влекла его къ этому достойному человѣку сильнѣе, чѣмъ чувство благодарности. Таково было неизбѣжное дѣйствіе, оказываемое характеромъ достойнаго доктора; друзья нарождались вокругъ него, какъ нарождается трава подъ живительными лучами солнца.

Докторъ рѣшился воспользоваться расположеніемъ Альтамонта и узнать истинную причину что присутствія въ полярныхъ моряхъ. Но американецъ умѣлъ говорить много, ничего однакожъ не сказавъ, и возвратился въ своей излюбленной темѣ о сѣверо-западномъ проливѣ,

Докторъ былъ искренно убѣжденъ, что экспедиція Альтамонта вызвана совсѣмъ другими причинами и тѣми именно, которыхъ такъ опасался Гаттерасъ. Поэтому онъ положилъ не дозволять соперникамъ сталкиваться по поводу щекотливаго вопроса. Не всегда, однакожъ, ему удавалось это. Не смотря на всѣ его старанія, самый простой разговоръ готовъ былъ ежеминутно уклониться въ сторону и каждое слово могло вызвать столкновеніе между противоположными интересами.

И столкновеніе не замедлило произойти. Когда домъ былъ оконченъ постройкой, докторъ пожелалъ отпраздновать такое событіе великолѣпнымъ обѣдомъ и такимъ образомъ перенести на полярный материкъ обычаи и удовольствія европейской жизни. Бэлль очень кстати застрѣлилъ нѣсколько куропатокъ и бѣлаго зайца, первыхъ предвѣстниковъ наступающей весны.

Пиршество состоялось 14-го апрѣля, при очень сухой погодѣ. Но холодъ не смѣлъ вторгаться въ ледяной домъ, въ виду того, что гудѣвшія печи легко справились-бы съ нимъ.

Пообѣдали плотно; свѣжее мясо пріятно замѣнило собою солонину. Дивный пуддингъ, приготовленный докторомъ, былъ два раза вызванъ на сцену. Ученый поваръ, при фартукѣ и съ можемъ у пояса, не уронилъ-бы достоинства кухни англійскаго лорда-канцлера.

За дессертомъ подали вина. Альтамонтъ не принадлежалъ къ числу tectotalers'овъ^[29], поэтому не имѣлось достаточной причины лишать его рюмки джина или водки. Другіе застольники, люди вообще воздержные, безъ вреда могли позволять себѣ легкое уклоненіе отъ установленныхъ правилъ. Итакъ, съ разрѣшенія доктора, въ концѣ этого веселаго обѣда каждый могъ чокнуться рюмкою съ своими товарищами. Во время тостовъ въ честь Соединенныхъ Штатовъ Гаттерасъ постоянно молчалъ.

Послѣ обѣда докторъ возбудилъ одинъ очень интересный вопросъ.

– Друзья мои,– сказалъ онъ,– недостаточно пройти проливы, осилить ледяныя горы и поляны и, наконецъ, прійти сюда, остается еще сдѣлать кое-что другое. Предлагаю вамъ дать имя гостепріимной странѣ, въ которой мы нашли спасеніе и отдыхъ. Этотъ обычай практикуется мореплавателями всего міра и никто изъ нихъ не отступалъ отъ него въ положеніи, подобномъ нашему. Независимо отъ гидрографическаго описанія береговъ, мы должны обозначить названіями мысы, косы и заливы этой страны. Это крайне необходимо.

– Что дѣло – то дѣло, докторъ! – вскричалъ Джонсонъ. Обозначеніе спеціальнымъ именемъ неизвѣстныхъ странъ въ нѣкоторой степени оживляетъ ихъ, такъ что даже на новооткрытомъ материкѣ человѣкъ не въ правѣ считать себя окончательно оставленнымъ всѣми.

– Не говоря уже о томъ,– замѣтилъ Бэлль,– что это въ значительной степени упрощаетъ составленіе инструкцій на время экскурсій и облегчаетъ ихъ выполненіе. Во время какой нибудь экспедиціи или на охотѣ мы можемъ разбрестись врозь, а чтобъ найти дорогу, необходимо знать, какъ она называется.

– Итакъ,– сказалъ докторъ,– относительно этого предмета вопросъ рѣшенъ утвердительно. Постараемся теперь прійти къ соглашенію относительно самихъ названій и не забудемъ при этомъ ни нашей родины, ни нашихъ друзей. Что касается меня, то, при видѣ карты, ничто не доставляетъ мнѣ такого удовольствія, какъ имя соотечественника, стоящее рядомъ съназваніемъ какого нибудь мыса, острова или моря. Это, такъ сказать, любезное вмѣшательство дружбы въ дѣло географіи.

– Вы правы, докторъ,– сказалъ Альтамовтъ; – къ тому-же, вы выражаетесь съ искусствомъ, возвышающимъ цѣну сказаннаго вами.

– Приступимъ къ дѣлу по порядку,– отвѣтилъ докторъ.

Гаттерасъ не принималъ участія въ разговорѣ; онъ размышлялъ. Но какъ взоры товарищей были устремлены на него, то онъ всталъ и сказалъ:

– По моему мнѣнію, и никто, надѣюсь, не будетъ противорѣчить, мнѣ – въ эту минуту Гаттерасъ смотрѣлъ на Альтамонта – я считаю приличнымъ дать нашему дому имя его искуснаго строителя, лучшаго изъ всѣхъ насъ, и назвать его Doctor's Hause (Домомъ Доктора).

– Хорошо сказано! вскричалъ Бэлль.

– Прекрасно! – подтвердилъ Джонсонъ. Домъ Доктора!

– Ничего не можетъ быть лучше,– замѣтилъ Альтамонтъ. Я предлагаю тостъ въ честь доктора Клоубонни.

Раздался дружный и троекратный возгласъ ура, смѣшавшійся съ одобрительнымъ лаемъ Дэка. – Итакъ,– сказалъ Гаттерасъ,– пусть за нашимъ домомъ остается такое названіе въ ожиданіи того времени, когда какой нибудь новый материкъ дастъ намъ возможность обозначить его именемъ нашего общаго друга.

– Если-бы земной рай не имѣлъ еще названія, то имя доктора пришлось-бы ему какъ разъ подстать.

Взволнованный Кдоубонни изъ скромности попробовалъ было уклониться отъ предлагаемой чести, но успѣха въ этомъ не имѣлъ. Пришлось покориться необходимости, послѣ чего самымъ законнымъ образомъ было постановлено, что этотъ веселый обѣдъ состоялся въ большой залѣ Дома Доктора, что онъ былъ изготовленъ на кухнѣ Дома Доктора и что все общество весело отправится на отдыхъ въ спальню Дома Доктора.

– Теперь,– сказалъ докторъ,– перейдемъ къ болѣе важнымъ сторонамъ нашихъ открытій.

– И прежде всего,– отвѣтилъ Гаттерасъ,– въ окружающему насъ громадному морю, волны котораго не бороздилъ еще ни одинъ корабль.

– Ни одинъ корабль! Однакожъ, мнѣ кажется,– сказалъ Альтамонтъ,– что не должно забывать Porpoise'а, развѣ только предположить что онъ прибылъ сюда сухимъ путемъ,– насмѣшливо добавилъ американецъ.

– Это можно подумать, на самомъ дѣлѣ, глядя на скалы, на которыя его высадило,– отвѣтилъ Гаттерасъ.

– Вы правы, капитанъ,– сказалъ обидѣвшійся Альтамонтъ. Но все-же это лучше, чѣмъ испариться въ воздухѣ, подобно Forward'у.

Гаттерасъ готовъ былъ уже рѣзко отвѣтить, какъ докторъ вмѣшался въ разговоръ.

– Друзья мои,– сказалъ онъ,– дѣло идетъ не о корабляхъ, а объ новомъ морѣ…

– Оно не ново,– отвѣтилъ Альтамонтъ. На всѣхъ картахъ полярныхъ странъ оно обозначено именемъ Сѣвернаго океана, и я не думаю, чтобы настояла необходимость перемѣнить это названіе. Если впослѣдствіи мы узнаемъ, что оно только заливъ или проливъ, тогда разсудимъ, какъ поступить.

– Пусть будетъ такъ,– сказалъ Гаттерасъ.

– Значитъ, дѣло рѣшено,– сказалъ докторъ, почти раскаявавшійся уже въ этомъ что возбудилъ столь щекотливый и вызывавшій наружу національное первенство разговоръ.

– Возвратимся къ землѣ, на которой въ настоящее время мы находимся,– продолжалъ Гаттерасъ, я сомнѣваюсь, чтобы она была обозначена какимъ-либо именемъ даже на новѣйшихъ картахъ!

Говоря это, онъ пристально смотрѣлъ на Альтамонта, который отвѣтилъ не опуская глазъ:

– И въ этомъ случаѣ вы можете ошибаться, Гаттерасъ.

– Ошибиться? Какъ! эта неизслѣдованная страна, эта новая земля?

– Уже имѣетъ имя,– спокойно отвѣтилъ Альтамонтъ.

Гаттерасъ замолчалъ; губы его дрожали.

– Какое? – спросилъ докторъ, нѣсколько озадаченный заявленіемъ американца.

– Любезный докторъ,– отвѣтилъ Альтамонтъ,– у всѣхъ мореплавателей существуетъ обычай, всѣмъ имъ принадлежитъ право дать названіе странѣ, въкоторую они прибыли первые. Мнѣ кажется, поэтому, что въ настоящемъ случаѣ я могъ, я долженъ былъ воспользоваться этимъ неоспоримымъ правомъ…

– Однакожъ… сказалъ Джонсонъ, которому не по сердцу приходилось вызывающее спокойствіе Альтамонта.

– Мнѣ кажется,– продолжалъ американецъ,– трудно отрицать фактъ прибытія Porpoise'а къ этимъ берегамъ, допустивъ даже, что онъ явился сюда сухимъ путемъ,– добавилъ Альтамонтъ, глядя на Гаттераса. Это даже не можетъ составлять вопроса.

– Такого притязанія я не могу допустить,– важнымъ голосомъ и сдерживаясь, отвѣтилъ Гаттерасъ. – Для того, чтобы дать названіе землѣ, необходимо, по меньшей мѣрѣ, открыть ее, а этого, по моему мнѣнію, вы не сдѣлали. Вы предлагаете намъ условія, а между тѣмъ, гдѣ были бы вы теперь безъ насъ? На двадцать футовъ подъ снѣгомъ!

– A безъ меня, безъ моего корабля, что было бы теперь съ вами? Вы перемерзли бы отъ голода и стужи.

– Друзья мои,– сказалъ докторъ,– успокойтесь, все можетъ уладиться. Послушайте меня.

– Господинъ Гаттерасъ,– продолжалъ Альтамонтъ,– можетъ дать названіе другимъ открытымъ имъ землямъ,– если только онъ откроетъ ихъ,– но этотъ материкъ принадлежитъ мнѣ! Я даже не могу допустить, чтобы онъ имѣлъ два названія, подобно землѣ Гриннеля, извѣстной также подъ именемъ земли принца Альберта, такъ какъ она почти одновременно открыта англичанами и американцами. Но здѣсь дѣло представляется въ иномъ видѣ. Мои права старшинства несомнѣнны. До меня ни одинъ корабль не касался своимъ бортомъ этихъ береговъ, нога человѣка не стояла на здѣшнемъ материкѣ. Я далъ ему имя, которое и останется за нимъ.

– Какое имя? – спросилъ докторъ.

– Новая Америка,– отвѣтилъ Альтамонтъ.

Кулаки Гаттераса сжались.

– Можете ли вы доказать,– продолжалъ Альтамонтъ,– что нога англичанина стояла на этомъ материкѣ раньше ноги американца?

Бэлль и Джонсонъ молчали, хотя надменная увѣренность Альтамонта бѣсила ихъ не менѣе самого капитана. Но отвѣчать они не могли.

Послѣ нѣсколькихъ минутъ тягостнаго молчанія докторъ сказалъ:

– Друзья мои, первый законъ человѣческій – это законъ справедливости, совмѣщающій въ себѣ всѣ другіе законы. Итакъ, будемъ справедливы и пусть въ сердцѣ нашемъ не будетъ мѣста для дурныхъ чувствъ. Права Альтамонта мнѣ кажутся несомнѣнными. Никакихъ пререканій тутъ не можетъ быть; мы вознаградимъ себя впослѣдствіи и на долю Англіи достанется значительная часть нашихъ будущихъ открытій. Оставимъ за этою землею названіе Новой Америки. Но назвавъ ее такъ, Альтамонтъ, полагаю, не распорядился насчетъ ея заливовъ, мысовъ, косъ, и ничто не препятствуетъ намъ назвать эту бухту, напримѣръ бухтою Викторіи.