Жюль Верн
Приключения капитана Гаттераса

XXXVIII. Приготовленія къ отъѣзду

Гаттерасъ не сообщилъ экипажу о своемъ открытіи. И онъ былъ правъ, потому что если бы эти несчастные люди узнали, что ихъ съ непреодолимою силою относитъ на сѣверъ, то, быть можетъ, ими овладѣло бы безуміе отчаянія. Докторъ понялъ Гаттераса и одобрилъ его молчаніе.

Гаттерасъ хранилъ въ глубинѣ души волновавшія его чувства. То была первая минута счастія втеченіе долгихъ мѣсядевъ, проведенныхъ въ постоянной борьбѣ со стихіями. Его отнесло на сто пятьдесятъ миль къ сѣверу, и онъ находился только въ восьми градусахъ отъ полюса! Гаттерасъ глубоко затаилъ свою радость, которой не подозрѣвалъ даже докторъ. Послѣдній часто задавался вопросомъ, почему глаза Гаттераса сверкаютъ необычнымъ огнемъ, но тѣмъ дѣло и кончалось, и ему даже въ голову не приходилъ самый естественный отвѣтъ на такой вопросъ.

Поднимаясь къ полюсу, Forward удалялся отъ залежей угля, видѣнныхъ Бельчеромъ, слѣдовательно, чтобъ найти ихъ, необходимо было возвратиться на югъ не на сто, а на двѣсти пятьдесятъ миль. Послѣ непродолжительнаго обсужденія этого вопроса, докторъ и Гаттерасъ рѣшили, что путешествіе во всякомъ случаѣ должно состояться.

Если сэръ Бельчеръ говорилъ правду – а истинность его показаній не подлежала сомнѣнію – то все находилось въ томъ положеніи, въ какомъ было оставлено Бельчеромъ. Съ 1853 года ни одна экспедиція не была отправлена въ полярныя страны. Подъ этою широтою эскимосы встрѣчаются рѣдко, и даже вовсе не встрѣчаются. Неудача, испытанная на островѣ Бичи, не могла повториться на берегахъ Новаго Корнваллиса. Низкая температура отлично предохраняетъ отъ порчи предметы, подвергавшіеся ея дѣйствію, слѣдовательно, всѣ шансы клонились въ пользу экскурсіи по льдамъ.

Разсчитали, что путешествіе можетъ длиться всего сорокъ дней, и Джонсонъ занялся соотвѣтствующими приготовленіями.

Прежде всего, онъ позаботился о саняхъ, сдѣланныхъ по гренландскому типу и имѣвшихъ тридцать пять вершковъ ширины и двадцать четыре фута длины. Эскимосы нерѣдко дѣлаютъ сани длиною больше чѣмъ пятьдесятъ футовъ. Сани состоятъ изъ загнутыхъ спереди и сзади досокъ, которыя стягиваются, на подобіе лука, двумя крѣпкими веревками. Такое устройство сообщаетъ санямъ нѣкоторую эластичность, вслѣдствіе чего толчки становятся менѣе опасными. Такіе сани легко скользятъ по льду; но во время снѣжной погоды, когда верхніе слои снѣга не достаточно еще крѣпки, къ санямъ прилаживаются двѣ вертикальныя стойки. Отъ этого сани становятся выше и не требуютъ большей тяги. Полозья натирали, по способу эскимосовъ, смѣсью сѣры и снѣга, и сани скользили тогда по льду съ замѣчательною легкостью.

Запрягались сани шестью гренландскими собаками. Животныя эти, очень выносливыя, не смотря на свою худобу, повидимому, не страдали отъ суровой зимы. Ихъ упряжь изъ оленьей кожи находилась въ исправности; вообще, на всю экипировку, добросовѣстно проданную гренландцами въ Уппернавикѣ, можно было вполнѣ положиться. Шестерка собакъ могла везти двѣ тысячи фунтовъ, не слишкомъ утомляясь.

Лагерныя принадлежности состояли изъ палатки, на случай, если бы постройка snow-house (снѣжной хижины) оказалась невозможною, большаго куска мекинтоша, который разстилался на снѣгу и не позволялъ послѣднему таять отъ соприкосновенія съ тѣломъ человѣка и, наконецъ, изъ шерстяныхъ одѣялъ и буйволовыхъ кожъ. Кромѣ того, ваяли съ собою halkett-boat^[23].

Продовольствіе состояло изъ шести ящиковъ пеммикана^[24],вѣсомъ около ста пятидесяти фунтовъ; на каждаго человѣка и собаку полагалось ежедневно по пяти фунтовъ пеммикана. Собакъ было семь, считая въ томъ числѣ и Дэка; люди не должны были превосходить числа четырехъ. Взяли также двѣнадцать галлоновъ виннаго спирта, т. е. около ста пятидесяти фунтовъ, чая, сухарей въ достаточномъ количествѣ, небольшую переносную кухню, значительное количество фитилей и пакли, пороху и четыре двуствольныхъ ружья. По изобрѣтенному капитаномъ Парри способу, всѣ участвующіе въ экспедиціи опоясывались каучуковыми поясами. Теплота человѣческаго тѣла и движеніе, производимое людьми при ходьбѣ, сохраняютъ въ жидкомъ состояніи чай и кофе, находящіеся въ поясахъ.

Джонсонъ съ особеннымъ тщаніемъ занялся изготовленіемъ деревянныхъ «snow-shoes» (лыжъ), прикрѣплявшихся къ ногамъ ременными завязками; онѣ употреблялись вмѣсто коньковъ. На совершенно замерзшей и затвердѣвшей землѣ, лыжи съ пользою замѣнялись пимами^[25]. Каждый путешественникъ имѣлъ по двѣ пары какъ первыхъ, такъ и вторыхъ.

Эти приготовленія, представлявшія столь важное значеніе въ томъ смыслѣ, что малѣйшая упущенная изъ вида подробность могла причинить гибель экспедиціи, потребовали полныхъ пяти дней. Каждый день, въ двѣнадцать часовъ, Гаттерасъ опредѣлялъ положеніе уже не дрейфовавшаго брига. Послѣднее обстоятельство требовало безусловно точнаго выясненія, потому что безъ этого нельзя было бы возвратиться на бригъ.

Гаттерасъ занялся выборомъ людей, которые должны были сопровождать его. Это имѣло важное значеніе. Нѣкоторыхъ матросовъ нельзя было взять съ собою, но, съ другой стороны, ихъ не слѣдовало также оставлять на бригѣ. Но какъ общее спасеніе зависѣло отъ успѣшности путешествія, то, по мнѣніе Гаттераса, прежде всего онъ долженъ былъ выбрать себѣ надежныхъ и преданныхъ товарищей.

Шандонъ, само собою разумѣется, былъ устраненъ; впрочемъ, онъ нисколько и не жалѣлъ объ этомъ. Джемсъ Уэлль лежалъ въ постели, слѣдовательно не могъ принять участія въ экспедиціи.

Состояніе больныхъ не ухудшалось; лѣченіе ихъ, состоявшее въ частыхъ втираніяхъ и въ пріемѣ большихъ дозъ лимоннаго сока, не представляло особенныхъ затрудненій и не требовало присутствія доктора, который сталъ во главѣ путешественниковъ. Его отъѣздъ не подалъ повода ни въ малѣйшимъ возраженіямъ.

Джонсонъ очень желалъ сопровождать капитана въ его опасномъ путешествіи, но капитанъ отвелъ стараго моряка въ сторону и ласковымъ, почти растроганнымъ голосомъ сказалъ:

– Джонсонъ, я довѣряю только вамъ одному. Вы единственный человѣкъ, которому я могу поручить мое судно. Мнѣ необходима увѣренность, что вы находитесь здѣсь и слѣдите за Шандономъ и другими. Зима приковала ихъ здѣсь, но кто знаетъ, на какія гибельныя рѣшенія способна ихъ злоба? Я снабжу васъ формальными инструкціями, въ силу которыхъ, въ случаѣ надобности, вы примете начальство надъ бригомъ. Вы будете другой я. Наше отсутствіе будетъ длинное, пожалуй, четыре или пять недѣль; я буду спокоенъ, зная, что вы находитесь тамъ, гдѣ я не могу находиться. Вамъ необходимы дрова, Джонсонъ. Я знаю это! Но, насколько возможно, щадите мое бѣдное судно. Понимаете, Джонсонъ?

– Понимаю, капитанъ,– отвѣтилъ Джонсонъ,– я останусь, если вамъ такъ угодно.

– Благодарю,– сказалъ Гаттерасъ, пожавъ руку Джонсона.

– Если мы долго не будемъ возвращаться,– добавилъ капитанъ,– то подождите будущаго ледохода и постарайтесь подняться въ полюсу. Если другіе не согласятся на это, не думайте больше о насъ и приведите Forward въАнглію.

– Въ этомъ состоитъ ваша воля, капитанъ?

– Моя непремѣнная воля,– сказалъ Гаттерасъ.

– Ваше приказаніе будетъ исполнено,– просто отвѣтилъ Джонсонъ.

Какъ скоро это рѣшеніе было принято, докторъ пожалѣлъ, что ему придется разстаться съ своимъ достойнымъ другомъ, хотя онъ сознавалъ, что капитанъ поступалъ благоразумно.

Бэлль и Симпсонъ также приняли участіе въ путешествіи. Первый, человѣкъ крѣпкій, мужественный и преданный, могъ быть очень полезенъ при устройствѣ на снѣгу лагеря; второй, хотя менѣе рѣшительный, вошелъ въ составъ экспедиціи, потому что могъ оказать пользу въ качествѣ охотника и рыболова.

Такимъ образомъ, отрядъ состоялъ: изъ Гаттераса, доктора, Бэлля, Симпсона и вѣрнаго Дэка. Слѣдовательно, кормить приходилось четырехъ человѣкъ и семь собакъ. Согласно съ этимъ было разсчитано количество съѣстныхъ припасовъ, взятыхъ отрядомъ.

Въ первыхъ числахъ января температура, среднимъ числомъ, держалась на тридцати трехъ градусахъ ниже нуля (-37° стоградусника). Гаттерасъ съ нетерпѣніемъ ждалъ перемѣны погоды и часто посматривалъ на барометръ, которому не слѣдовало, однакожъ, довѣрять. Подъ высокими широтами инструментъ этотъ, какъ кажется, лишается своей обычной точности. Природа въ полярныхъ странахъ значительно отступаетъ отъ своихъ общихъ законовъ: такъ, при ясномъ небѣ не всегда наступаетъ холодъ, отъ выпавшаго снѣга не всегда поднимается температура. Барометръ колебался, какъ замѣчено это многими путешественниками въ полярныхъ моряхъ; онъ опускался при сѣверныхъ и восточныхъ вѣтрахъ; когда ртуть въ немъ опадала, наставала хорошая погода; когда поднималась – барометръ предвѣщалъ дождь или снѣгъ. Словомъ, указаніямъ его не слѣдовало довѣрять.

Наконецъ, 5-го января, отъ восточнаго вѣтра температура измѣнилась на пятнадцать градусовъ – и ртуть въ термометрѣ поднялась до восемнадцати градусовъ ниже точки замерзанія (-28° стоградусника). Гаттерасъ рѣшился отправиться въ путь на слѣдующій день, онъ не могъ выносить, чтобъ на его глазахъ разрушали его судно. Весь ютъ перешелъ уже въ печь.

Итакъ, 6-то января, во время снѣжной мятели, послѣдовалъ приказъ объ отъѣздѣ. Докторъ далъ послѣднія наставленія больнымъ; Бэлль и Симпсонь молча пожали руку своимъ товарищамъ. Гаттерасъ хотѣлъ било попрощаться съ экипажемъ, но отказался отъ своего намѣренія, замѣтивъ, что на него со всѣхъ сторонъ устремлены недоброжелательные взоры. Ему показалось даже, что на губахъ Шандона промелькнула насмѣшливая улыбка. Быть можетъ, взглянувъ на Forward, Гаттерасъ и самъ нѣсколько мгновеній не рѣшался уѣзжать.

Но отмѣнить свое рѣшеніе онъ не могъ; нагруженные и запряженные сани ждали уже путешественниковъ на ледяной полянѣ. Бэлль шелъ впереди, другіе слѣдовали за нимъ. Джонсонъ четверть мили сопровождалъ путешественниковъ; затѣмъ Гаттерасъ попросилъ его возвратиться на бригъ, и старый морякъ исполнилъ желаніе капитана, нѣсколько разъ попрощавшись знаками съ отъѣзжавшими.

Въ эту минуту Гаттерасъ въ послѣдній разъ взглянулъ на бригъ, котораго мачты исчезли уже въ темной снѣжной мятели.

XXXIX. На ледяныхъ полянахъ

Небольшой отрядъ спускался къ юго-востоку. Симпсонъ управлялъ упрямыми собаками. Дэкъ усердно помогалъ ему и, повидимому, не слишкомъ удивлялся ремеслу своихъ родичей. Гаттерасъ и докторъ шли сзади, а Бэлль развѣдывалъ дорогу впереди, ощупывая ледъ концомъ своей палки съ желѣзнымъ наконечникомъ.

Поднявшаяся въ термометрѣ ртуть предвѣщала снѣгъ, который не замедлилъ повалить большими хлопьями и закружился въ воздухѣ неприглядными завѣсами, увеличивавшими трудности пути. Поѣздъ уклонялся отъ прямаго направленія, подвигался медленно и среднимъ числомъ проходилъ по три мили въ часъ.

Ледяная поляна, подъ дѣйствіемъ мороза, представляла неровную, взбугренную поверхность. Сани подвергались частымъ толчкамъ и, смотря по покатости дороги, повременамъ наклонялись подъ очень неудобными углами. Какъ бы то ни было, путешественники кое-какъ выходили изъ затруднительнаго положенія.

Гаттерасъ и его товарищи плотно кутались въ свою одежду, скроенную по гренландской модѣ. Она не отличалась изящнымъ покроемъ, но зато вполнѣ была приспособлена къ требованіямъ климата. Лица путешественниковъ плотно закрывались узкими капюшонами, непроницаемыми для снѣга и дождя; только рогъ, носъ и глаза находились въ соприкосновеніи съ воздухомъ. Впрочемъ, ихъ и не слѣдовало защищать отъ воздуха, потому что ничего не можетъ быть неудобнѣе высокихъ воротниковъ и cache-nez, скоро твердѣющихъ отъ стужи;– вечеромъ ихъ пришлось-бы разрубать топоромъ, а такой способъ раздѣванья не представляетъ ничего пріятнаго даже въ арктическихъ странахъ. Напротивъ, должно оставлять свободный проходъ для дыханія, потому что выдѣляющіеся при дыханіи водяные пары, встрѣчая препятствіе, немедленно замерзаютъ.

Безпредѣльная равнина тянулась вдаль съ утомительною монотонностью. Повсюду громоздились самаго однообразнаго вида льдины и неправильные hummock'и, подъ конецъ казавшіеся правильными, одинаковыхъ формъ глыбы льда и ледяныя горы, между которыми змѣились извилистыя долины. Путешественники шли съ компасомъ въ рукахъ и вообще говорили мало. Открывать ротъ въ холодной атмосферѣ – это сущее мученье, потому что, при этомъ, между губами мгновенно образуются острые ледяные кристаллы, не тающіе даже отъ теплаго дыханія. Путешественники шли, не говоря ни слова, и каждый ощупывалъ своею палкою неизвѣданную почву. Шаги Бэлля отпечатлѣвались въ мягкихъ слояхъ снѣга; всѣ внимательно направлялись по проложеннымъ имъ слѣдамъ; гдѣ проходилъ Бэлль, тамъ могли пройти и другіе.

Многочисленные слѣди медвѣдей и лисицъ перекрещивались по всѣмъ направленіямъ: но въ первый день не замѣтили ни одного изъ этихъ животныхъ. Охотиться на нихъ было бы и опасно, и безполезно, потому что не слѣдовало отягчать сани, и безъ того сильно нагруженныя.

Обыкновенно, во время подобнаго рода экскурсій, путешественники оставляютъ по дорогѣ съѣстные припасы, скрывая ихъ отъ дикихъ звѣрей въ щеляхъ ледяныхъ горъ, и на возвратномъ пути мало по малу забираютъ продовольствіе, которое имъ не приходилось такимъ образомъ возить съ собою.

Но Гаттерасъ не могъ прибѣгать къ такому средству на ледяныхъ, быть можетъ, подвижныхъ полянахъ. На материкѣ это было-бы возможно, но никакъ не на ледяныхъ равнинахъ, потому что вслѣдствіе случайностей, съ которыми было сопряжено путешествіе, возвратный путь по пройденнымъ уже мѣстамъ представлялся очень сомнительнымъ.

Въ полдень Гаттерасъ остановился съ своимъ отрядомъ подъ защитою ледяной горы. Завтракъ состоялъ изъ пеммикана и горячаго чая, котораго живительныя свойства не замедлили вызвать въ путешественникахъ чувство истинной отрады. Поэтому путники сильно налегли на чай.

Отдохнувъ часъ, отрядъ опять отправился въ путь и прошелъ въ первый день около двадцати миль. Вечеромъ люди и собаки окончательно истомились.

Не смотря, однакожъ, на усталость, для ночлега необходимо было устроить снѣжную хижину, потому что палатка въ этомъ отношеніи не удовлетворяла требуемымъ условіямъ. Это потребовало полтора часа работы. Бэлль оказался очень искуснымъ строителемъ; куски нарубленнаго ножами льда быстро накладывались одинъ на другой, закруглялись и, наконецъ, послѣдній кусокъ, составлявшій ключъ свода, сообщилъ необходимую прочность всей постройкѣ. Мягкій снѣгъ, замѣнивъ известку, заполнялъ собою промежутки между кусками льда и, затвердѣвъ, сплачивалъ постройку въ одно нераздѣльное цѣлое.

Узкое отверстіе, въ которое можно было протискаться ползкомъ, вело въ эту импровизированную пещеру; докторъ не безъ труда проползъ въ нее, другіе слѣдовали за нимъ. Ужинъ живо изготовили на спиртовой кухнѣ. Внутренняя температура снѣжной хижины была очень сносна, и бушевавшій на дворѣ вѣтеръ не проникалъ въ хижину.

– Кушанье подано! – самымъ любезнымъ тономъ сказалъ докторъ.

Путешественники подкрѣпились обычною пищею, очень неразнообразною, но питательною. Послѣ ужина всѣ думали только о снѣ; куски мекинтоша, разостланнаго на снѣгу, предохраняли людей отъ сырости. У переносной кухни путешественники просушили свои чулки и обувь, закутались шерстяными одѣялами; трое изъ нихъ легли спать подъ охраною четвертаго, который долженъ былъ заботиться о безопасности своихъ товарищей и не позволять снѣгу заносить отверстіе хижины. Безъ этой предосторожности путешественники подвергались опасности быть заживо погребенными.

Дэкъ находился въ общемъ помѣщеніи; гренландскія собаки остались на дворѣ и, поужинавъ, забились въ снѣгъ, который вскорѣ покрылъ ихъ непроницаемымъ покровомъ.

Утомленные путешественники скоро погрузились въ сонъ. Докторъ сталъ на часы въ три часа утра; ночью свирѣпствовала сильная буря. И не въ странномъ-ли положенія находились эти одинокіе люди, затерявшіеся среди снѣговъ, погребенные въ могилѣ, которой стѣны утолщались подъ снѣжными заметами!

На слѣдующій день, въ шесть часовъ утра, отрядъ тронулся въ свой однообразный путь. Вѣчно однѣ и тѣ-же долины, тѣ-же ледяныя горы, тоже гнетущее однообразіе, не позволявшее взору останавливаться на какой нибудь выдѣлявшейся точкѣ. Температура понизилась на нѣсколько градусовъ и, покрывъ верхніе слои снѣга ледянымъ настомъ, позволила, путешественникамъ идти съ большею скоростью. Часто встрѣчались небольшія возвышенія, очень похожія на calm'ы (искусственныя возвышенія), возводимыя эскимосами; докторъ, въ видахъ успокоенія своей совѣсти, разобралъ одно изъ такихъ возвышеній и нашелъ въ немъ только куски льда.

– A вы что надѣялись найти здѣсь, докторъ? – сказалъ Гаттерасъ. Развѣ мы не первые находимся въ этомъ мѣстѣ земнаго шара?

– Это очень вѣроятно,– отвѣтилъ докторъ, но все-же какъ знать?

– Не станемъ тратить время на безполезныя изысканія, продолжалъ капитанъ. Я спѣшу возвратиться на бригъ, если-бы даже намъ не удалось найти столь желаннаго топлива.

– Я совершенно увѣренъ, что мы найдемъ его,– сказалъ докторъ.

– Напрасно я оставилъ Forward,- это была ошибка, часто говаривалъ Гаттерасъ. Капитанъ долженъ быть на своемъ суднѣ, и нигдѣ больше.

– На суднѣ остался Джонсонъ.

– Такъ, но… Однакожъ, поспѣшимъ!

Собаки шли быстро; слышенъ былъ голосъ ободрявшаго ихъ Симпсона. Вслѣдствіе замѣчательнаго феномена фосфорисценціи, собаки, казалось, бѣжали по воспламененной почвѣ, аизъ подъ полозьевъ саней какъ бы сыпалась искрящаяся пыль. Докторъ пошелъ было впередъ, чтобы изслѣдовать столь оригинальный снѣгъ, какъ вдругъ, перескакивая чрезъ одинъ «hummock», онъ исчезъ изъ глазъ путешественниковъ. Бэлль, ближе всѣхъ находившійся къ доктору, немедленно подбѣжалъ къ мѣсту, гдѣ послѣдній скрылся.

– Гдѣ вы, докторъ? – тревожнымъ голосомъ закричалъ Бэлль въ то время, когда къ нему подходили Гаттерасъ и Симпсонъ.

– Докторъ, докторъ! – крикнулъ Гаттерасъ.

– Я здѣсь – въ ямѣ! – отвѣтилъ спокойный голосъ. – Подайте мнѣ веревку и я не замедлю появиться на поверхности земнаго шара.

Доктору, свалившемуся въ расщелину, глубиною въ двѣнадцать футовъ, подали веревку, которою онъ обвязался, и затѣмъ товарищи не безъ труда вытащили его на свѣтъ Божій.

– Не ушиблись ли вы? – спросилъ Гаттерасъ.

– Нисколько! Такой невзгоды со мною не случается,– сказалъ Клоубонни, отряхивая снѣгъ, покрывавшій его благодушное лицо.

– Какъ это случилось?

– Во всемъ виновата рефракція! – улыбаясь отвѣтилъ докторъ. – Вѣчно эта рефракція! Мнѣ казалось, что надо перескочить пространство въ футъ шириною, а между тѣмъ, я очутился въ ямѣ глубиною въ десять футовъ. Ужь эти мнѣ оптическія иллюзіи! Впрочемъ, это единственныя, оставшіяся у меня иллюзіи; освободиться отъ нихъ мнѣ будетъ трудновато. Пусть это послужитъ вамъ урокомъ, что никогда не слѣдуетъ дѣлать ни одного шага, не испробовавъ предварительно почву, потому что полагаться здѣсь на свидѣтельство чувствъ нѣтъ никакой возможности. Глаза видятъ здѣсь невѣрно, уши слышатъ навыворотъ. Прелестная страна!

– Можемъ мы продолжать путь? – спросилъ капитанъ.

– Само собою разумѣется Это незначительное паденіе принесло мнѣ больше пользы, чѣмъ вреда.

Отрядъ продолжалъ подвигаться на юго-востокъ; вечеромъ, пройдя двадцать пять миль, истомленные путешественники остановились, что не помѣшало, однакожъ, доктору подняться на вершину одной ледяной горы, въ то время, когда Бэлль занялся постройкою снѣжной хижины.

Почти полная луна сверкала дивнымъ свѣтомъ на безоблачномъ небѣ; звѣзды мерцали съ невыразимою ясностью; съ вершины ледяной горы взоръ проносился надъ необозримою равниною, взбугренною небольшими странныхъ формъ возвышеніями. Возвышенія эти, разбросанныя, сверкавшія подъ лучами луны и выдѣлявшіяся своими рѣзкими контурами на ближайшемъ фонѣ тѣней, были похожи то на стоящія колонны, то на поверженныя капители, то на надгробные памятники какого-то громаднаго, лишеннаго деревьевъ кладбища, грустнаго, безмолвнаго, безконечнаго, на которомъ двадцать поколѣній міра покоились вѣчнымъ, непробуднымъ сномъ.

Не смотря на стужу и утомленіе, докторъ долго смотрѣлъ на эту картину, отъ созерцанія которой съ трудомъ отвлекли его товарищи. Надо было, однако, подумать объ отдыхѣ; снѣжная хижина была готова, путешественники забились въ нее, какъ кроты, и не замедлили уснуть.

На другой денъ, да и во всѣ слѣдующіе дни не случилось ничего необыкновеннаго. Путешествіе совершалось съ затрудненіями или безъ затрудненій, быстро или медленно, смотря по прихотямъ температуры, то суровой и холодной, то сырой и пронимавшей путниковъ до мозга костей. Смотря по свойству почвы, употреблялись или пимы, или лыжи.

Настало 15-е января; луна, въ послѣдней своей четверти, не на долго появлялась на небосклонѣ; солнце, хотя и скрывавшееся еще подъ горизонтомъ, втеченіе шести часовъ производило ежедневно нѣчто въ родѣ сумерекъ, не достаточно, впрочемъ, освѣщавшихъ дорогу. По прежнему держали путь по компасу. Бэлль шелъ впереди, за нимъ по прямой линіи шелъ Гаттерасъ, а въ арріергардѣ слѣдовали докторъ и Симпсонъ. Они поочередно смѣняли другъ друга и, видя только Гаттераса, старались идти по прямой линіи. Не смотря, однакожъ, на всѣ свои старанія, путники порою уклонялись отъ прянаго направленія на тридцать и даже на сорокъ градусовъ, и тогда опять приходилось свѣряться съ компасомъ.

15-го января, въ воскресенье, по разсчету Гаттераса, отрядъ подвинулся на сто миль къ югу. Утро этого дня было посвящено починкѣ одежды и лагерныхъ принадлежностей. Богослуженіе также не было упущено изъ вида.

Отрядъ тронулся въ путь въ полдень; погода стояла холодная; термометръ показывалъ тридцать два градуса ниже нуля (-36° стоградусника), при очень ясной атмосферѣ.

Ничто не предвѣщало внезапной перемѣны погоды, какъ вдругъ съ поверхности льда поднялся замерзшій паръ, достигъ высоты девяноста футовъ и остановился не разсѣяваясь. Путешественники не видѣли другъ друга въ разстояніи одного шага; паръ прилипалъ въ одеждѣ и осаждался на ней острыми и длинными ледяными призмами.

У путешественниковъ, захваченныхъ врасплохъ этимъ оригинальнымъ феноменомъ, прежде всего промелькнула мысль собраться вмѣстѣ. Тотчасъ послышались крики:

– Эй, Симпсонъ!

– Бэлль, сюда!

– Докторъ!

– Капитанъ, гдѣ вы?

Всѣ четверо, выставивъ впередъ руки, искали другъ друга въ густомъ туманѣ, не позволявшемъ ничего видѣть. Больше всего ихъ тревожило то обстоятельство, что на ихъ оклики не послѣдовало отвѣта. Можно было подумать, что этотъ паръ не проводилъ звуковъ.

Каждому пришло тогда въ голову выстрѣлить изъ ружья, чтобы подать другъ другу сигналъ къ сбору. Но если звукъ голоса оказался слишкомъ слабымъ, то выстрѣлы, наоборотъ, были ужъ слишкомъ сильны; эхо подхватило ихъ и, отраженные по всѣмъ направленіямъ, они производили какой-то перекатный, неясный гулъ, направленіе котораго трудно было бы опредѣлить съ точностью.

Тогда каждый сталъ дѣйствовать согласно со своимъ характеромъ: Гаттерасъ остановился и, скрестивъ на груди руки, рѣшился ждать; Симпсонъ ограничился тѣмъ, что остановилъ упряжныхъ собакъ, не безъ труда, впрочемъ; Бэлль возвратился назадъ, тщательно отыскивая рукою свои слѣды. Докторъ, наталкиваясь на куски льда, падалъ, поднимался, ходилъ изъ стороны въ сторону, возвращался къ своимъ слѣдамъ и все больше и больше сбивался съ пути.

Черезъ пять минутъ онъ сказалъ себѣ:

– Однако дѣло выходитъ дрянь! Странный климатъ! Черезчуръ ужъ много сюрпризовъ! Не знаешь, на что и разсчитывать. И какъ эти острыя ледяныя призмы больно колятся чортъ возьми! Капитанъ, капитанъ! – снова крикнулъ онъ.

Но отвѣта не послѣдовало. На всякій случай, докторъ зарядилъ ружье, но не смотря на толстыя перчатки, стволъ ружья обжегъ ему руки. Въ это время Клоубонни показалось, что въ нѣсколькихъ шагахъ отъ него движется какая-то неопредѣленная масса.

– Наконецъ-то,– сказалъ онъ. – Гаттерасъ! Симпсонъ, Бэлль – это вы? Да отвѣчайте же!

Послышалось глухое рычанье.

– Эге! Что это такое? – подумалъ докторъ.

Неопредѣленная масса приближалась; уменьшившись въ размѣрахъ, она приняла болѣе ясныя очертанія. Страшная мысль промелькнула въ головѣ доктора.

– Медвѣдь! – сказалъ онъ себѣ.

По всѣмъ вѣроятіямъ, то былъ громадный медвѣдь. Заблудившись въ туманѣ, онъ ходилъ то сюда, то туда, возвращался назадъ, подвергаясь опасности натолкнуться на путешественниковъ, которыхъ присутствія онъ даже и не подозрѣвалъ.

– Дѣло усложняется! подумалъ останавливаясь докторъ.

Повременамъ онъ ощущалъ даже дыханіе животнаго, исчезавшаго чрезъ нѣсколько мгновеній въ густомъ туманѣ; видѣлъ огромныя лапы, которыми чудовище размахивало въ воздухѣ; порою, лапы такъ близко находились отъ доктора, что своими острыми когтями разрывали его платье. Тогда Клоубонни подавался назадъ, а движущаяся масса исчезала, подобно фантасмагорическимъ тѣнямъ.

Отступая такимъ образомъ, докторъ вдругъ почувствовалъ, что почва какъ бы возвышается подъ нимъ; цѣпляясь руками, хватаясь за льдины, онъ вскарабкался на одну ледяную глыбу, затѣмъ на другую, и сталъ ощупывать почву своею палкою.

– Ледяная гора! – сказалъ онъ себѣ. – Удайся мнѣ только подняться на ея вершину – и я спасенъ!

Сказавъ это, докторъ съ удивительнымъ проворствомъ поднялся на высоту почти восьмидесяти футовъ; онъ всею головою выходилъ изъ застывшаго тумана, котораго верхніе слои очерчивались очень ясно.

– И прекрасно! – сказалъ онъ и, оглянувшись вокругъ себя, докторъ увидѣлъ къ своему удовольствію, что его три товарища также показались изъ плотнаго тумана.

– Гаттерасъ!

– Бэлль!

– Симпсонъ!

Эти три возгласа раздались почти одновременно. Небо, озаренное великолѣпными лунными кольцами, окрашивало своими блѣдными лучами застывшій туманъ; верхушки ледяныхъ горъ казались массами расплавленнаго серебра. Путешественники находились на площадкѣ, имѣвшей сто футовъ въ поперечникѣ. Благодаря прозрачности верхнихъ слоевъ воздуха и очень холодной температурѣ, слова слышались съ большей отчетливостью и путешественники могли бесѣдовать не приближаясь другъ къ другу. Не получивъ отвѣта на первые выстрѣлы, каждый изъ нихъ постарался подняться выше тумана.

– Гдѣ сани? – спросилъ Гаттерасъ.

– Въ восьмидесяти футахъ подъ нами,– отвѣтилъ Симпсонъ.

– Въ исправности?

– Да.

– A медвѣдь? – спросилъ докторъ.

– Какой медвѣдь? – недоумѣвалъ Бэлль.

– Медвѣдь, котораго я встрѣтилъ и который чуть было не раздробилъ мнѣ голову.

– Медвѣдь! – вскричалъ Гаттерасъ. Спустимся внизъ!

– Нѣтъ,– отвѣтилъ докторъ,– а то мы опять разбредеися и тогда хоть снова начинай дѣло.

– A если медвѣдь нападетъ на собакъ?.. – сказалъ Гаттерасъ.

Какъ разъ въ эту минуту послышался лай Дэка, раздававшійся изъ тумана и легко доносившійся до слуха путешественниковъ.

– Это Дэкъ! – вскричалъ Гаттерасъ. Навѣрное, что ни будь да случилось. Я иду.

Слышалось непонятное смѣшеніе всевозможнаго рода завываній; Дэкъ и гренландскія собаки бѣшено лаяли. Шумъ этотъ былъ похожъ на сильное, но очень неявственное шуршаніе, производимое звуками въ комнатѣ, которой стѣны обложены матрасами. Въ густомъ туманѣ происходила какая-то невидимая битва; часто туманъ волновался, какъ море во время борьбы водяныхъ чудовищъ.

– Дэкъ! Дэкъ! – крикнулъ капитанъ, готовясь войти въ туманъ.

– Погодите, Гаттерасъ! – сказалъ докторъ. Кажется, что туманъ начинаетъ разсѣеваться.

Туманъ не разсѣевался, но понижался мало по малу, какъ вода въ спущенномъ прудѣ. Казалось, туманъ возвращался на поверхность льда, гдѣ онъ зародился. Блестящія вершины ледяныхъ горъ увеличивались въ размѣрахъ; горныя вершины, до тѣхъ погруженныя въ мракъ, выплывали изъ тумана, подобно вновь образовавшимся островамъ. Вслѣдствіе очень понятнаго оптическаго обмана, пріютившимся на ледяной горѣ путешественникамъ казалось, будто они поднимаются въ воздухъ; въ сущности-же подъ ними понижался только уровень тумана.

Вскорѣ показалась верхняя часть саней, упряжныя собаки, затѣмъ около тридцати неизвѣстныхъ животныхъ, наконецъ, какія-то копощившіяся громадныя массы и прыгающій вокругъ Дэкъ, голова котораго то показывалась, то скрывалась въ застывшемъ слоѣ атмосферы.

– Лисицы! – вскричалъ Бэлль.

– Медвѣди! – отвѣтилъ докторъ. Одинъ, три, пять!

– Наши собаки, наши съѣстные припасы! – вскричалъ Симпсонъ.

Стая лисицъ и медвѣдей, накинувшись на сани, уничтожала съѣстные запасы. Инстинктъ хищенія поселялъ между этими животными полнѣйшее согласіе; собаки бѣшено лаяли, но грабители не обращали на это ни малѣйшаго вниманія и продолжали свой грабежъ очень усердно.

– Стрѣляйте! – вскричалъ капитанъ, разряжая въ стаю свое ружье.

Товарищи послѣдовали: его примѣру. Какъ скоро раздались выстрѣлы, медвѣди приподняли головы и, испустивъ прекомичное рычаніе, подали знакъ къ отступленію. Они тронулись небольшою рысью, болѣе быстрою, однакожъ, чѣмъ галопъ лошади и, сопровождаемые стаею лисицъ, вскорѣ скрылись на сѣверѣ, среди льдинъ.