Иван Андреянович Филатов
Роль идей и «сценарий» возникновения сознания
Все эти события историчны, поскольку изошли из истины Бытия, а эта «история … сбывается в ее собственной области и имеет свою собственную «хронологию»». (ЧТ, 1, 430).
Как заявляет Хайдеггер,
«Входить в историю – становиться историческим – означает: происходить из Бытия и путем выведения себя из сущего принадлежать Бытию; будучи сокрытым отказаться от себя (…) и из этого отказа о-сваивать человека в Da-sein (…). История есть о-своение (…) сокрытости Бытия; в историю – если мыслить исторически – входит лишь то, что произошло из Бытия». (ЧТ, 2, 138-139).
«История есть там, где никто ее не ожидает, она пребывает в редком, даже скрытом сиянии». (ЧТ, 2, 202).
Ожидал ли кто-либо итальянское и северное Возрождение или появление импрессионизма? (Как никто не ожидал развала Советского Союза).
Причем, между историей и истиной тесная взаимосвязь. Как заявляет Хайдеггер, она, история, «есть след истины (а значит, вместе с тем блуждания (Irre) Бытия)». (ЧТ, 2, 319). Значит, событие возникновения истины оставляет за собой исторический след, и наоборот: историческое событие есть след истины Бытия. Но как оказывается, истина Бытия – событие блуждающее, поскольку оно непредсказуемо и спонтанно. Но все же наступление этого события чем-то определено? Не может же быть оно беспричинным? Так что же именно определяет момент его наступления: взаимодействие вещей сферы Хаоса, явлений, происходящих в социуме, закономерностей, определяющих ход этих явлений?
Ведь вещи, взаимодействуя между собой, формируют вполне определенные явления, а явления могут оформляться в закономерности. Отсюда получается, что спонтанное взаимодействие вещей первично и никоим образом не предсказуемо. Отсюда же «блуждание» истин Бытия как исторических событий.
Надо иметь в виду, что Хайдеггер в этот период (после «поворота») занялся тем вопросом, который ранее, во всей истории метафизики, никогда и никем не рассматривался. А именно, это вопрос не прошлого и не настоящего, а вопрос изначального развития Событий, а вернее, вопрос происхождения событий, которые в дальнейшем могут быть зафиксированы как прошедшие (прошлые).
Другими словами, Хайдеггер задался вопросом, что было до того момента, как мы узнали, что что-то, когда-то произошло. То есть это вопрос познания того, о чем мы в принципе не можем иметь никакого представления. Поскольку это изначальное (прошедшее) случилось тогда, когда мы не имели абсолютно никакого (сознательного или бессознательного) доступа к тому, что свершалось до того, как мы могли получить доступ не к самому началу события, а к некоторому, последующему этапу его развертывания.
Иначе говоря, то, что случилось до данного момента является для нас «черным ящиком», на выходе из которого мы видим нечто уже произошедшее. А видим мы нечто неопределенное в виде нужды (Необходимости) в новизне совершенно незнакомого нам вида. Но мы никоим образом не можем знать, каким образом, когда и кем (чем) было сформировано – в самом «черном ящике» – это уже произошедшее и явленное нам в столь смутном виде событие. Мы увидим его истинный лик только после того, как создадим идею и раскроем ее смысл. Явление смысла идеи из бессознательного в наше сознание – это и есть просвет-озарение, которым оперировал Хайдеггер в этот период своего наиболее плодотворного бытийно-исторического творчества.
Как видим, исторические события, по Хайдеггеру, – это те события, которые имели свое происхождение (зарождение, созревание, развитие) из «черного ящика» «всевозможных возможностей». Мы абсолютно ничего не знали о том, что происходило до того момента, как (мы узнали, что) что-то произошло. А произошло то, что возникла нужда (Необходимость) в притоке новизны того или иного вида. Но саму эту новизну, нужда в которой явилась, мы не можем узнать, как не можем узнать того, чего еще нет, и чего мы никогда не видели. Так что саму эту нужду в том, чего еще нет, мы, естественно, не можем обнаружить.
Вот почему эта нужда должна сначала проявить себя в виде какого-либо из на нас воздействующего – через наши чувства, наше сознание и наш ум – негативного фактора в виде то ли лишенности в чем-то, то ли недостаточности чего-то, то ли неудобства пользования чем-либо и т. д. Кстати сказать, проявление нужды в виде какой-либо негативности – это конечный пункт воздействия Бытия социума самого по себе (конец События-1). Далее, в свои права вступает бытие человека, обнаружившего эту негативность (начало События-11) и приступившего – на этапе рефлексии-1 – к разрешению поставленной перед ним (социумом) задачи. Так что граница между этими Событиями-1 и -11 есть «место» передачи эстафеты от Бытия социума самого по себе к бытию человека. Причем, как мы уже знаем, первое Бытие осуществляется самим Бытием и втайне от человека, в то время как второе бытие всецело находится в компетенции человека, и продуктивно чувствующего и продуктивно мыслящего. Потому что, только восприняв своими чувствами, своим сознанием и своим умом этот негативный фактор, мы можем приступить к решению поставленной перед нами задачи. Дальнейшие наши действия уже описаны нами ранее (в Части 1) в виде методологии возникновения новизны, осуществляемой человеком продуктивно мыслящим.
Как мы увидели, эта методология касается тех мыслительных операций, которые совершаются человеком в процессе своего собственного бытия. Более того, мы обнаружили, что эта методология является непосредственным и непременным продолжением того, что свершилось самим Бытием, то есть произошло в «черном ящике» «всевозможных возможностей». А вот то, что в нем происходило, находится вне компетенции нашего сознательного (да и бессознательного тоже) понимания. Кроме того, нам неизвестно, что именно побудило явиться на свет божий нужду (Необходимость) в новизне того или иного вида. Иными словами, до начала События-11 мы не знаем ни вида затребованной социумом новизны, ни причины возникновения нужды в ней. Правда, в конце События-11 мы уже знаем вид новизны – в форме подручного средства и изготавливаемой с его помощью Продукции, – но по какой причине возникла нужда в ней мы так и не знаем до конца. А не знаем только потому, что зарождение и созревание всех бытийственных событий происходит под влиянием спонтанного взаимодействия вещей, явлений, закономерностей, народа и т. д. в сфере социального Хаоса как без-дне и ис-токе всего того, чему надлежит Быть, то есть возникнуть и существовать.
Часть 111. Причастность способности генерировать идеи к возникновению сознания.
1. Сознание как сосредоточение и слежение
В данном разделе нам придется рассмотреть проблему возникновения сознания сквозь призму появления у человека способности создавать идеи, потому как, по нашему мнению, способность иррационально мыслить «научила» человека следить за ходом своего мышления и сосредоточиваться на отдельных его этапах и тех действиях, которые сопряжены с этими этапами.
1.1. Предисловие
В первую очередь, предварим данный раздел тремя замечаниями.
А. Первое из них касается следующего. В разделах Части 1 мы достаточно подробно рассмотрели вопрос спонтанного проникновения смысла идеи из нашего бессознательного в сознание. А потому, в наших рассуждениях о сознании, мы, в основном, будем опираться на осознание нами самими смысла внове явленной (из бессознательного) идеи. Спрашивается, с какой целью мы попытаемся, по возможности, подробно изложить нашу идею (возникновения) сознания, именно, через рассмотрение акта спонтанного (инсайтного) рождения смысл любой идеи, а не через процесс обыденного и последовательного логического мышления? Скорее всего, ниже приведенный текст – о взаимосвязи смысла внове рожденной (в дальнейшем «чистый» смысл) идеи с языком, посредством которого она выражается, и с сознанием, через которое (в конечном счете) она находит отклик в уме наших сородичей, – призван к тому, чтобы в наиболее ярком свете увидеть, что такое сознание и для чего оно предназначено. Потому что в случае обыденного мышления, мышления логического (пошагового, причинно-следственного) мы не «видим» самого смысла, смысла самого по себе – он постоянно перетекает из одного своего состояния в другое, он текуч, его трудно зафиксировать. В то время как в процессе нами достаточно подробно разобранного в предыдущих разделах продуктивного мышления мы,
– во-первых, «видим» – ощущаемый нами, положим, в форме инсайта или озарения – смысл внове явленной идеи в его «чистом» («безмолвном») виде, в том виде, который еще не выражен в каких-либо знаках культуры, ибо он только-только вышел из купели материального, нейронного бессознательного;
– во-вторых, видим необходимость выражения и оформления («озвучания») этого смысла средствами языка, а значит, видим саму Необходимость сознания;
– и в-третьих, видим роль сознания как про-явителя смысла идеи и как посредника-передатчика этого смысла своим сородичам.
Ведь сознание, как мне представляется, в первую очередь предназначено для расшифровки и передачи смыслов (идей), то есть тех единиц информации, в которых она, эта информация, заключена в наиболее концентрированном виде. Но, как мы уже знаем, аналогом информации в ее концентрированном виде, конечно же, вполне может быть информация, обладающая новизной в форме идеи. А чем «концентрирование» информация, чем она «более» нова, тем более она ценна. Но при этом, эту информацию труднее выразить. Именно для этого в ходе эволюции нашего мышления была востребована новая вполне осознаваемая форма выражения смысла спонтанно рождаемой идеи. И даже не столько форма, сколько определенная методология (последовательность) выражения ее смысла.
Так что совсем не исключено, что побудительным мотивом к появлению у человекоподобного существа способности генерировать новые идеи, идеи, содержащие в себе смыслы в их концентрированном виде, явилось то, что в какое-то доисторическое время (приблизительно 100-30 тыс. лет назад) в сообществах человекоподобных существ стала появляться Необходимость в генерировании и передачи смыслов, обладающих большей емкостью, чем это происходило ранее посредством одного лишь логического мышления. Именно возникновение способности иррационально мыслить (генерировать идеи), как мне представляется (можно сказать, «в одночасье»), подтолкнуло человекоподобное существо к обретению и языка, и сознания – как дешифраторов и интерпретаторов этой иррациональности.
Кстати сказать, в данном случае у нас не было необходимости развивать собственное мышление путем «гонки вооружений», то есть путем разгадывания мыслей и намерений людей нашего ближайшего окружения (Хэмпфри Н.)12. Сама Природа облегчила нашу задачу тем, что предоставила нам возможность разгадывать те (концентрированные) смыслы, которые рождались в нашем собственном (бессознательном) уме в спонтанном акте возникновения смысла идей. Раскрывая смыслы этих идей, мы не гадали о том, что думают наши ближние, а вступали в диалог с самими собой, а вернее, с собственным бессознательным. А этот диалог, как мы знаем из своего опыта, способен приводить к рождению все новых и новых идей. И это помимо того, на что наталкивало нас общение с нашим окружением.
В. Второе замечание касается как логики возникновения Необходимости в сознания, так и тех факторов, которые ему (возникновению) сопутствуют, и из анализа которых вытекает то, в каком виде может быть проявлено сознание. Рассмотрим это замечание по пунктам. Причем, условием рассмотрения – в пунктах 2-5 – будет то, что у нас еще нет способности говорить (речи), то есть наименовывать как сами вещи (существительные), так и те действия (глаголы), которые мы с ними производим.
1. Начнем с того, что рассмотрение вопроса, что такое сознание, должно исходить, в первую очередь, из того, для чего оно нам необходимо в нашей хотя бы повседневной деятельности. Во вторую очередь мы должны исходить из знания того, что сознание самым непосредственным образом связано с нейронной деятельностью нашего мозга, то есть оно связано как с мышлением, так и с нашим чувствованием. (Оговорим сразу: сознание не есть ни мышление, ни чувствование – но оно каким-то, пока непонятным нам образом, с ними связано).
2. Но что такое нейронная деятельность, и каким образом она себя проявляет? Эта деятельность заключается в соединении нейронов посредством электрохимического (нейробиологического) взаимодействия между ними. Причем это взаимодействие может быть зарегистрировано только определенными приборами или посредством биохимического анализа процессов, происходящих в мозге.
3. Иначе говоря, мы абсолютно ничего не знаем о сути того, что происходит в материальных структурах нашего собственного мозга. Поскольку материальная деятельность нейронов мозга «молчалива»: она никоим образом не дает о себе что-либо знать ни через органы наших чувств, ни через наше сознание, ни каким-либо внешним проявлением. Ведь мы никогда не видим, не слышим, не ощущаем того, что происходит в нашем мозге, мы не замечаем ни «шевеления» самих нейронов, ни того, как они между собой взаимодействуют.
4. Отсюда мы можем сделать для себя один существенный вывод: материальная деятельность нейронов нашего мозга,
– во-первых, скажем так, «беззвучна», поскольку, как мы уже заявили, она не находит своего отражения в деятельности наших же органов чувств, за исключением одного единственного случая: когда инсайтное явление идеи из бессознательного в наше сознание сопровождается «эскортом» выше нами приведенных интеллектуальных ощущений: удовольствия, удивления и уверенности в истинности, надежности и единственности внове явленного смысла.
– а во-вторых, она бессознательна, поскольку она нами не осознаваема: да и нет еще сознания как такового.
5. Вот здесь-то как раз и возникает Необходимость в том, что непосредственно,
– во-первых, «озвучивало» бы эту «беззвучную» материальную деятельность мозга,
– а во вторых, переводило бы бессознательную деятельность нейронов мозга – в материальном (физическом) ее виде – в нечто осознаваемое (ментальное, культурное, идеальное, умственно фиксируемое).
6. И, как мы покажем далее по тексту, таким способом «озвучивания» того, что происходит в «безмолвной» материи мозга, является наш язык, то есть те знаки и те наименования, которые указывают на значения и смыслы как самих (поименованных) объектов, так и тех действий, которые возникают между ними.
Что же касается того процесса, который бы «переводил» бессознательную деятельность мозга в нечто осознаваемое, то мы в тексте ниже покажем, что таковым процессом станет у нас, во-первых, сосредоточение на тех наименованиях (языка), которые бы выражали (интерпретировали, проявляли, озвучивали) смыслы и значения, свершившиеся в структурах мозга, а во-вторых, слежение за тем, как сосредоточенность на одном объекте переходит на сосредоточенность на другом объекте. Последний процесс, процесс слежения, как раз и есть то, что мы называем мышлением, которое никоим образом не может обойтись без сосредоточения и без осознавания, каким путем идет процесс мышления, то есть каким образом наша изначальная мысль претерпевает все новые и новые изменения в виде то ли развертывания самого смысла, то ли дополнения его все новыми и новыми фактами, извлекаемыми нами из долговременной памяти.
С. Исходя из текста последнего абзаца, наше третье замечание касается следующего. Сразу же, не откладывая в долгий ящик, отмечу: моя задача заключается в том, чтобы подвести читателя к пониманию того, что сознание есть не что иное, как сосредоточение нашего ума либо на наших же мыслях и чувствах, либо на наших действиях, либо на общении с нашим окружением. А сосредоточение в его временной последовательности есть слежение за этими операциями. Отсюда возникает наша первая метафора сознания как охотника, который не только следит за тем, что свершается в нашем мозге, при наших действиях и в окружении нас самих, но и выслеживает появление чего-либо нового, как оно (сознание) прослеживает и создание новых идей, и раскрытие их смыслов, и претворение этих смыслов в практику жизни, о чем достаточно подробно было изложено в Части 1.
Так что по ходу изложения текста мы постепенно будем переходить от термина «сознания» к эквивалентным ему – что мы попытаемся обосновать далее – терминам «сосредоточение» и «слежение» как более понятным, более конкретным обозначениям того, за счет чего осуществляются как процесс нашего собственного осознанного мышления и действия, так и общения с нашим ближним окружением. При этом рядом с термином «сознание», – где это возможно и не в ущерб излагаемому смыслу – в скобках (или без) мы будем приводить и термин «сосредоточение», и термин «слежение» (в написании кириллицей).
Итак, во втором замечании (В) мы обрисовал как общую схему возникновения Необходимости в том, что может быть названо сознанием, так и те объекты и процессы, которые имеют к нему самое непосредственное отношение. Далее мы переходим к более детальному рассмотрению этого вопроса.
1.2. Допонятийная фаза мышления, «чистое» сознание и «чистый» смысл идеи
В разделе «Последовательность продуктивного мышления» мы лишь слегка коснулись того, что собой представляет допонятийная фаза нашего мышления. И эту фазу мы могли бы назвать фазой рационально-иррациональной. Спрашивается, почему? Да потому что, с одной стороны, мы сами уже достаточно ясно понимаем смысл внове явленной в наше сознание идеи, а с другой стороны, мы еще не можем сообщить его кому-либо другому, поскольку он пока что не раскрыт, не выражен, и не оформлен в знаки культуры, он – достояние лишь нашего сознания. Можно сказать, что находясь в этой фазе мышления, мы как бы находимся на границе двух принципиально различных зон – идеальной и материальной: одной ногой мы стоим в идеальном сознании, прекрасно осознавая и понимая смысл идеи, а другой – в нейронном бессознательном, не имея пока что средств выражения этого смысла, только что рожденного в материи нашего мозга и вдруг затем оказавшегося предметом нашего внимания-сосредоточения, которое и есть наше сознание.
Более того, состояние нашего сознания в процессе этой достаточно краткой по времени допонятийной фазы – может быть, именно поэтому она ранее никем не была ни замечена, ни описана! – мы назвали «чистым» сознанием, тем сознанием, которое еще не соприкоснулось с какими-либо артефактами культуры. То есть, само содержимое этого сознания, – а таким содержимым на данный момент является смысл идеи сам по себе – еще не выражено в знаках этой культуры.
Так вот, по аналогии с названным нами «чистым» сознанием смысл внове явленной идеи – явленной пока что на допонятийную фазу – мы бы могли назвать «чистым» смыслом. Как мы увидим далее, цель введения указанной аналогии будет заключаться в том, чтобы попытаться через «чистый» смысл идеи и через «чистое» сознания выйти к пониманию того, что же такое сознание само по себе и какое отношение к нему имеет язык как культурное образование. При этом нам придется не столько затронуть, сколько попытаться основательно рассмотреть возможный сценарий возникновения сознания и те факторы, которые помогли бы нам понять, что такое сознание. С них мы и начнем.
1.3. Смысл внове явленной идеи и наша память: долговременная и краткосрочная
Начнем с того, что смысл только что спонтанно явленной в наше сознание совершенно новой идеи мы не можем сразу же поместить в нашу долговременную память. И не можем мы этого сделать только потому, что в этот вид памяти помещаются не сами («чистые», «голые») смыслы, а то, посредством чего они могут быть выражены, то, во что они могут быть оформлены. Так что мы до тех пор не можем зафиксировать смысл нашей идеи – и тем самым поместить его в память – пока не оформим его в каких-либо осознаваемых нами и известных нам знаках культуры.
Дело в том, что в нашем бессознательном, в том материальном бессознательном, где функционируют только нейроны в их взаимосвязях между собой, нет памяти как таковой, памяти долговременной. Но, как показывает наш собственный опыт продуктивного мышления, если мы в течение какого-то, хотя и достаточно малого промежутка времени все же понимаем и помним «чистый» смысл внове явленной в наше сознание идеи, и если этот смысл, не будучи сразу же оформлен, способен быстро «улетучиваться» из нашего сознания, то эту память мы вправе назвать краткосрочной памятью. (Не путать ни с оперативной, ни с кратковременной памятью, содержимое которой может перейти в память долговременную!). Эта память сохраняет в себе только сам («чистый») смысл идеи, смысл, еще не облаченный в знаки культуры. И эта память, скорее всего, потому краткосрочна, что нейронные связи – представляющие само бессознательное взаимодействие нейронов – сами по себе недолговечны: они способны как мгновенно возникать, так и тут же распадаться. (А то, что уже распалось, невозможно соединить, а тем более, выразить в прежнем виде).
В связи с этим стоило бы напомнить, что уже Платон знал этот феномен быстрого забывания смысла (внове рожденных) идей, – того смысла, который он называл «истинным мнением» – когда сравнивал эти мнения с дедаловыми статуями, способными незаметным образом, самопроизвольно удаляться с того места, где они были поставлены13.
Так что в нашем бессознательном (у нашего бессознательного) нет памяти как таковой, памяти долговременной, а есть сиюминутное манипулирование нейронов нашего мозга в их взаимосвязях друг с другом.
Но, как мы покажем далее, сознание (как сосредоточение) не могло бы возникнуть, не будь у нас долговременной памяти, поскольку не было бы того хранилища, из которого мы могли бы черпать те знаки культуры, которые ранее уже были наработаны и направлены в эту память. Ведь именно эти знаки, а вернее, их нахождение, является предметом нашего сосредоточения. И совсем даже не исключено, что именно это сосредоточение «съедает» основную часть энергии, расходуемой на процесс мышления, а именно, на нахождение в нашей памяти знаков языка, выражающих результаты взаимодействия нейронов мозга в процессе мышления.
Как видим, у долговременной памяти есть хранилище, куда помещаются ранее наработанные «смыслы», значения, знаки, символы и т. д. В то время как у краткосрочной памяти такого хранилища нет: вот почему смысл только что рожденной («чистой») идеи с такой легкостью забывается, и мы через какое-то самое малое время – буквально секунды – никогда не можем воспроизвести (вспомнить) его в своем сознании в первозданном его виде. «Очертания» этого смысла, не будучи сразу же оформленными в знаки культуры, быстро тают в дымке уходящего времени.
1.4. «Чистый» смысл идеи как посредник между материей нашего мозга и знаками культуры
Таким образом, краткосрочная память – мы назвали ее памятью «чистого» сознания – удерживает в себе только то, чем оперирует наше мышление здесь и сейчас, то есть на данный момент времени. Именно поэтому, этот новый для нас самих смысл идеи, смысл, еще не облачённый в хитиновый покров знаков, мы можем назвать «чистым» смыслом, смыслом бессознательным, тем смыслом, который пока что напрямую «связан» с (бессознательной нейронной) материей нашего мозга, организованной – в данный краткосрочный момент времени – в некий структурированный, как мы полагаем, низкоэнтропийный, ансамбль нейронов. Но в то же время он, этот смысл, пока что не имеет выхода на культуру, на ее артефакты. То есть он находится в промежутке между материальным, нейронным, своим воплощением, – откуда он только что вышел (в результате инсайта, озарения), – и последующим идеальным, духовным своим выражением (в процессе рефлексии-11), – куда он еще не «дошел».
И, как мы уже знаем, этот промежуточный этап нашего рационально-иррационального мышления мы назвали допонятийным этапом. На протяжении его в нашем сознании достаточно четко высвечивается сам смысл внове явленной идеи, но мы пока что не можем поделиться им с кем-либо из нашего окружения, поскольку он еще не оформлен нами в знаки культуры. Он является достоянием только нашего сознания – в виде достаточно интенсивного и энергозатратного умственного сосредоточения на нем. Иначе говоря, «чистый» смысл внове явленной идеи – это смысл, еще не обремененный культурными навыками (артефактам), теми навыками, призвание которых – всегда быть наготове («на страже») зафиксировать этот смысл, чтобы потом в этом зафиксированном виде расположить его в долговременной памяти нашего сознания.
Другими словами, «чистый» смысл идеи есть посредник между (взаимодействующей) материей нейронов нашего мозга и «материей» нашего идеального духовного знания в виде (материально) оформленных знаков, слов, символов, метафор, ранее наработанных культурой, нами усвоенных, а, следовательно, оказавшихся в нашей долговременной памяти. Потому что именно через «чистый» смысл внове явленной идеи материя нейронных образований (ансамблей) «со-общается» с той идеальной культурой, которая нами ранее была приобретена, и через которую этот смысл может быть выражен (проявлен, «озвучен», проинтерпретирован). Не будь этой культуры, новым идеям с их «чистыми» смыслами незачем было бы являться из бессознательного (то есть из материи взаимодействующих нейронов) в наше сознание. Для них не было бы того одеяния, в которое они могли облачиться. Отсюда вытекает: в филогенезе сознание и память возникли и развивались «одновременно», параллельными курсами, последовательно «тренируя» и тем самым обогащая друг друга. Именно это же происходит и в онтогенезе: только накопление речевых навыков ребенка – в какой-либо форме их выражения – приводит к осознанным действиям и собственному мышлению.
Так что наша креативная способность зависит не только от способности генерировать идеи, но и, скажем так, от проворности, от расторопности нашего рацио вовремя находить те культурные знаки, посредством которых мы могли бы выражать «чистые» смыслы этих идей и фиксировать их в этих знаках, прежде чем они, эти смыслы, канут в лету забвения. А зафиксировать их нам надо для того, чтобы мы могли поместить «смысл идеи» в нашу долговременную память, и в необходимых случаях извлекать его оттуда с целью делиться им со своими сородичами в процессе совместного внедрения этих смыслов в практику жизни.
Итак, закончив с тем, что сопутствует процессу сознания, а именно:
– бессознательное материальное («безмолвное») взаимодействие нейронов, создающее «чистый» смысл идеи,
– память, долговременная и краткосрочная,
– и знаки и наименования языка,
переходим непосредственно к самому сознанию.
1.5. Двухступенчатость сознания
Вот здесь, через «чистый» смысл внове явленной идеи в наше сознание мы могли бы попытаться понять то, что мы называем сознанием: когда, каким образом и для чего оно возникает. А зная, каким образом и для чего оно возникает, нам легче будет понять, что оно собой представляет.
Так вот, сознание, в первую очередь, есть о-сознание нами самими того, что уже (буквально накануне) произошло в материальных, нейронных (бессознательных) структурах нашего мозга. (О том, что значит «накануне» – в следующем подразделе). И выражение, (проявление, «озвучание», интерпретирование) этого о-сознания может быть осуществлено нами и зафиксировано только посредством знаков культуры, которыми ранее мы уже овладели и которые оказались в нашей памяти. Так что о-сознание есть со-единение нашего мышления, – только что произошедшего на (бессознательном) материальном, нейронном уровне, – с той идеальной культурой, которая способна выразить и зафиксировать (в материальных знаках этой культуры: речь, письмо, символ и т. д.) те смыслы (и значения), что зародились в этих нейронных структурах. Именно поэтому пробуждение нашего сознания многими мыслителями было приурочено к возникновению языка, речи. Причем, такого языка, который был бы понятен и нам, и нашим сородичам, с которыми мы могли бы делиться своим знанием того, чего они еще не знают. Как видим, на этом первом уровне сознания как о-сознания только мы сами являемся владельцами нами приобретенного знания. Но в этом нам мало проку, поскольку внедрение в практику жизни смыслов внове явленных идей – это коллективное предприятие: оно требует как совместных усилий в осуществлении смыслов идей, так и совместного пользования их плодами. Поэтому всякий раз мы должны делиться своим знанием с теми, кто нас окружает.
Вот здесь, в связи с необходимостью общения, появляется второй уровень сознания. Если на первом уровне, как мы уже отметили, наше сознание это со-единение нашей «материальной» мысли с идеальной культурой, через которую нами была выражена эта мысль, то на втором уровне это уже будет сознание как со-единение того, что мы уже узнали сами на первом уровне, – и даже выразили и оформили в определенных знаках культуры – с теми нашими сородичами, которым мы хотели бы передать наше знание. (Здесь, конечно, сразу же напрашивается в некотором роде аналогия с первой и второй производной дифференциального исчисления: первая производная есть «выражение» материальной деятельности наших нейронов через осознаваемые нами знаки культуры, вторая производная – сформулированные и осознаваемые нами знаки культуры воспринимаются сознанием нашего близкого окружения).
Причем, в слове «со-единение» упор нами делается не просто на связь, на соединение, а на «единение» как нахождение другой, недостающей половинки, которой не хватало ранее. Вот эта Необходимость единения есть и причина, и смысл появления того, что мы называем сознанием. Не будь потребности единения того, что свершилось в нейронных (бессознательных, материальных, «безмолвных») структурах нашего индивидуального мозга, – а свершилось возникновение нового смысла – с теми наработанными знаками культуры, выражающими этот смысл, – а через этот смысл (и эти знаки) и с нашими сородичами – ни о каком сознании не могло быть и речи.
Так что сознание не есть некое целостное, подаренное нам самой Природой, состояние, сразу же нас обогатившее. Наоборот, в филогенезе мы вынуждены были сами создавать его с той целью, чтобы доводить до сведения нашего ближнего окружения то, что рождается в нейронных (материальных, «безмолвных», бессознательных) структурах нашего мозга. (В онтогенезе, как мы уже отметили, происходит то же самое). И теми инструментами, которыми мы пользовались при создании сознания были: наша способность генерировать идеи и язык, – как подручное средство, – с помощью которого мы выражали (сохраняли, проявляли, фиксировали) и передавали эти смыслы. Более того, как мы покажем далее, основным инструментом в процессе как мышления, так и общения – можно даже сказать не инструментом, а скальпелем – будет служить выработанная нами способность сосредоточения на предмете мышления и общения. И эта способность станет у нас основным претендентом на «звание» сознания.
