Евгения Кретова
Непростые истории 4: Печальные звёзды, счастливые звёзды
– И опять же нет, – снова весело ответил зелёный.
Поражённый Тай уставился на него. С чего он веселится? Издевается? Он перевёл взгляд на синего и с удивлением обнаружил, что тот тоже улыбается. Правда, его улыбка была, скорее, сочувственно-понимающей.
Резко распахнулась дверь. Тай подпрыгнул и обернулся. К нему на всех парусах нёсся сияющий Синс, на вид совершенно здоровый! Тай радостно вскрикнул и бросился ему навстречу.
– Как ты?
– Ты как? – их возгласы почти слились.
Раздался негромкий смешок – в дверном проёме стоял учитель. Тай смутился, но учитель лишь улыбнулся, вплывая в комнату.
– Вы уже ввели Тая в курс дела? – обратился он к молодым эмикшерам.
– Как раз приступили, – бодро отрапортовал зелёный.
Синс легонько потёрся о бок Тая и застенчиво улыбнулся. Сейчас он совсем не напо-минал того больного, полуобморочного первогранника, с которым Тай расстался несколько дней назад. Тай колыхнул антеннками, приветствуя друга. Учитель жестом предложил Таю с Синсом присесть на лежанку и расположился напротив. Двое молодых эмикшеров отодвинулись к стене.
– Извини, что оставили тебя в неведении так надолго, – сказал учитель. – Но в первую очередь мы должны были решить наиболее срочную проблему, – учитель указал на Синса.
– Если бы ты меня не вытащил, я бы, наверное, умер, – шепнул Синс.
– Да, – подтвердил учитель. – Ты выручил Синса в критической ситуации и, тем самым, дал нам возможность разобраться в том, что произошло.
– Разобраться? – растерянно повторил Тай.
– Да! Пришлось привлечь лучшие умы, – беглый, чуть ироничный взгляд учителя в сторону зелёного и синего дал понять, кого он имеет в виду. – Технически изощрённые, если можно так выразиться.
Тай недоверчиво хмыкнул, но Синс глядел на молодых эмикшеров с восторгом.
– Они мне очень помогли.
Зелёный подмигнул Синсу и объяснил:
– Как выяснилось, главная проблема Синса не в том, что он не может синхронизиро-ваться с отдельными эмоциями людей. Собственно, даже не с отдельными, а со всеми…
– То есть не может напитаться ими, – вставил синий.
– А в том, что Синс оказался донором, – торжественно заключил зелёный.
На лице Тая отразилось недоумение.
– Все эмикшеры – реципиенты. По определению, по своей натуре. Мы только бе-рём. А Синс, наоборот, отдаёт.
– То есть, – в голове Тая забрезжило понимание, – там, на площади, люди, э-э, вы-сасывали из Синса силы, да?
– Ну, примерно, – кивнул синий.
– А он не мог пополнить их и поэтому едва не погиб?
– Верно.
– Значит, – Тай пристально уставился на друга, – Синс просто умрёт от голода? Но ведь…
Синс вовсе не выглядел особо истощённым.
– Ты же и подсказал нам, как сохранить жизнь Синсу.
– Я?!
– Когда ты тащил друга к проходу в посёлок, что ты чувствовал?
– Усталость, – буркнул Тай.
Зелёный хихикнул.
– А вот Синс, умница, когда пришёл в себя, лучше описал свои ощущения от твоего прикосновения. Тебе не было больно, или щекотно, или неприятно в тот момент?
– Пожалуй, щекотно, – согласился Тай, подумав.
– Но не больно?
– Нет.
– А вот Риго испытал боль, когда антенны Синса соединились – заметим, абсолют-но инстинктивно – с его волосками. Организм Синса подсознательно искал источник энер-гии. Но тёмные эмоции, которыми напитался Риго, плохо подошли Синсу. А процесс пере-качки, в который невольно оказался втянут Риго, стал болезненным и для него.
– А когда меня подхватил ты, – Синс сияющими глазами посмотрел на Тая, – мне сразу стало легче. И нисколько не больно.
Учитель подплыл к Синсу и ласково коснулся его.
– Погодите, – Тай зажмурился, пытаясь понять. – Получается, Синс может питать-ся только светлыми эмоциями, как и я? Но… не от людей? А… от меня?
– Мы провели серию экспериментов, – сказал синий. – Разбавленные запасы из чистилища Синсу тоже подходят. Только они для него, как бы это сказать, невкусные.
Синс смущённо кивнул.
– Но силы поддержать могут, – вставил зелёный.
– А я, выходит, могу поделиться с ним добрыми эмоциями? – ликуя, воскликнул Тай.
Апатию как рукой сняло. Значит, он всё же не бесполезный паразит! В комнату как будто проник луч света. Мир снова начал наполняться красками.
– Твой спектр для Синса настоящий деликатес, – подтвердил учитель. – Впрочем, надо это ещё проверить.
– Мы и так уверены, – начал зелёный напористо, но замолк под взглядом учителя. – Собственно, это очень просто, – он вынул из принесённого ящика небольшой прибор с экраном, зачем-то дунул на него и установил рядом с лежанкой.
¬– Придвинься как можно ближе к Синсу.
Тай прижался к боку друга и почти сразу ощутил, как его волоски словно бы наэлек-тризовались, соединяясь с антеннками Синса; микроскопическими иголочками побежало слабое тепло. Стало щекотно. Синс прикрыл глаза и тихо, радостно всхлипнул. Тай прижал-ся ещё теснее.
– Достаточно, – распорядился учитель.
Синс открыл глаза, легко вздохнул и отодвинулся. Выглядел он почти счастливым, хотя никаких изменений в цвете друга Тай не уловил. Но ведь они должны были про-явиться?
Зелёный опять дунул на прибор и, уставившись в экран, торжественно констатиро-вал:
– Есть переток! Правда скорость… очень низкая. Такими темпами Синсу непрерыв-но надо питаться, чтобы поддерживать хотя бы минимальную жизнедеятельность.
Тай не до конца понял, что хотел этим сказать зелёный, но в данный момент его вол-новало другое.
– Значит, я тоже донор, раз могу поделиться?
– Э-э, боюсь, что нет, – протянул синий.
– Видишь ли, в чём дело, Тай, – пояснил учитель. – Эмикшеры могут передавать друг другу часть собственной энергии. Если спектры их восприятия близки. Говоря же о до-норстве, мы подразумеваем способность передавать эмоции людям. Ты в этом смысле – стопроцентный реципиент. А вот Синс как раз донор. Если бы он сейчас оказался в челове-ческом мире, то мог бы отдать людям полученные от тебя эмоции.
– Фактически, – радостно заключил зелёный, – это вторая ипостась предназначе-ния эмикшеров. Никогда прежде не проявлявшаяся. Не только забирать у людей негатив, но и дарить позитив!
– Эмикшеры – очень молодая раса, – задумчиво проговорил учитель. – Возмож-но, это первый звоночек, первый шаг к расширению наших возможностей.
Однако что-то смущало Тая. Он в волнении закружил по комнате, пытаясь уловить неясную мысль.
– Значит, – медленно выговорил он, – Синс может передавать людям добро и ра-дость, так?
– Так, – подтвердил учитель.
– Но эти светлые эмоции могу перенаправить ему только я?
– Пока что да, – учитель вновь кивнул.
– Но, учитель! – воскликнул Тай, остановившись. Голос его зазвенел. – Ведь я эту радость отбираю у людей же! Получается замкнутый круг – чтобы передать одним, надо отобрать у других! В чём же смысл?
– А он не дурак, – заметил зелёный.
– Да, Тай, ты задаёшь очень правильные вопросы, – вздохнул учитель.
Тай поник. Значит, всё бессмысленно. Мир опять посерел.
– Но! – триумфальные нотки в голосе учителя заставили Тая поднять голову. – За эти несколько дней была проделана огромная работа. Разведчики проверили множество мест, а аналитики спорили до хрипоты, пытаясь наметить перспективы вашей будущей деятельности. Вашей с Синсом. Они нашли выход. Смотри.
Учитель кивнул синему, и тот очень бережно вынул из ящика еще один аппарат.
– Позаимствовали у диспетчеров. Специально чтоб тебе продемонстрировать.
Тай с любопытством уставился на плоскую поверхность, рядом возбуждённо дышал Синс. Синий провёл по верхней грани, и матовый экран засветился. Тай несколько минут вглядывался в изображение, недоумевая всё больше. Какие-то пятна ползали по экрану, то расходясь, то сталкиваясь, почти сливаясь. Смысл их передвижений от Тая ускользал.
– Это площадь? Сейчас? – вдруг спросил Синс, слегка задыхаясь. Тай удивлённо посмотрел на него.
– Та самая, на которую вы выходили, – удовлетворённо кивнул синий.
До Тая начало доходить.
– Это что… ауры людей?
– Точно.
Тай впился глазами в экран. Разноцветные пятна – красные, жёлтые, голубые, сереб-ристые, золотые. И серые, мутно-болотные, тёмно-бордовые. Да, конечно, как же он сразу не догадался!
– Сейчас немного переместимся, – сказал зеленый, сосредоточенно водя антеннка-ми по краю экрана.
Масштаб резко уменьшился, площадь отодвинулась, и изображение круто уехало вправо. На экране возникло множество точек, скучившихся на некоем овальном простран-стве. Они были разных цветов, но преобладал красный – цвет возбуждения, хотя встреча-лись и радостно-жёлтые и угрюмо-коричневые. Внезапно всё скопление синхронно мигнуло, озарив экран на миг яркой вспышкой, после чего точки быстро и хаотично замерцали. При этом около половины окрасилось в светлые тона, остальные – в тёмные.
– Предрождественский матч по хоккею, – прокомментировал синий. – Только что кто-то забил гол.
– Ага, – выдохнул Синс. – Здорово!
Тай тоже не мог оторвать глаз от сверкающего многоцветия, постепенно успокаива-ющегося, но по-прежнему яркого и чрезмерно возбуждённого.
– Тай, – голос учителя вернул его к действительности. – Вспомни, пожалуйста, как ты реагировал на возбуждение людей на площади. Ты ведь встречал красные ауры? Мог ли ты впитать такую эмоцию?
Тай вызвал в памяти картину своего единственного похода.
– Я не пробовал, – виновато ответил он. – Мне гораздо больше нравились другие цвета, светлее. Но, кажется, мне не было… противно, когда я пролетал рядом с красными, – не очень уверенно добавил он.
Учитель покивал.
– Ты ведь понимаешь, почему я тебя об этом спрашиваю? – Он пристально посмот-рел на ученика.
Синс опередил друга:
– Потому что эта эмоция из разряда радостных. А когда её слишком много – это тоже плохо, правильно?
– Я же говорю, умница, – удовлетворённо крякнул зелёный.
– Да, и излишнее возбуждение, даже радостное, надо снимать. Особенно когда оно так сконцентрировано, – учитель тоже был доволен. – Но, конечно, пока что вы оба ещё не готовы к работе ни с таким количеством народа, ни с расширенным спектром. И процесс передачи тоже требуется усовершенствовать.
Синий энергично кивнул, давая понять, что они с товарищем готовы этим заняться немедленно.
– Помимо спортивных матчей, есть множество ситуаций, где можно, и даже нужно, снимать накал страстей. Да и не только страстей.
– В городе живёт мальчик, – несколько угрюмо вставил зелёный. – Хороший, доб-рый мальчик, но время от времени у него случаются приступы истерического веселья. Во время припадков он иногда совершает невообразимые и даже опасные поступки. А после приступа ему физически плохо… И он такой не один.
– А уж куда перекинуть снятую радость, всегда найдётся.
Синс усиленно закивал. Тай поднял голову. Жизнь снова обрела смысл.
– Вам надо многому научиться, – сказал учитель.
– Физиология, социология, психология, география, техническое оснащение, – с не-сколько садистским удовольствием начал перечислять зелёный.
Учитель остановил его.
– За оставшийся месяц вы должны овладеть хотя бы основами. Поэтому кубоид – это не ваш путь. Вас будут учить старшие эмикшеры, обладающие нужными знаниями и умениями. Кое-что в вашем случае абсолютно уникально, поэтому вас параллельно тоже будут изучать, будьте к этому готовы. Ну, а ваши первые учителя – перед вами.
Синий с зелёным широко улыбались. Улыбка синего была торжествующей, а зелёного – несколько зловещей. Но Тай больше не боялся. Теперь он твёрдо знал: мир всё-таки разноцветный.
Поэтому в ответ на распоряжение новых учителей: «Начинаем прямо сейчас!» Тай с Синсом только радостно рассмеялись.
Старый учитель спрятал лёгкую грусть за светлой прощальной улыбкой:
– С Рождеством!
Наталия Смолина
Оптимист и непоседа. Существо творческое, особо люблю вышивать, собирать мозаики.
https://ficwriter.info/component/comprofiler/userprofile/Astalavista.html
Шарик желаний
За две недели до Нового года Вова с семьёй принялись украшать ёлку.
Поставили её в зале на письменный стол, в уголок, на низеньком поскрипывающем диване разложили гирлянду и дождики. Папа, большой и добродушный, как плюшевый мишка, нахлобучил на верхушку звезду, мама, объемная и легкая, как сладкая вата на палочке, развесила конфеты, Ленка, старшая сестра, худая, с острыми локтями и коленками, сфотографировала полуголую искусственную красавицу и выложила фото в Инстаграмм. Вова копался в коробке с шарами. Зелёные, красные, жёлтые, с рисунками и без, большие и маленькие – блестели, переливались, гулко ударялись пластиковыми боками друг о друга. Вова щурился, смотрел на ёлку, прикидывал, куда повесить. Вот этот, синий, с нарисованным красноносым оленем, в серединку, к окну. Розовый – к звезде. А рыжий…
Рыжий шарик Вова видел впервые. Поднёс к глазам, повертел, поправил очки и сурово нахмурился. Точно, впервые. Вова сжал его в ладонях и улыбнулся. Пальцы легко закололо, они окрасились в малиновый, а сам шарик казался маленьким солнышком: тёплым, светящимся – живым.
– Проснись, Сыч, – фыркнула над ним Ленка и отвесила подзатыльник. – Наряжай давай. Послезавтра Серёжа твой придёт, его заставишь за тебя всё делать?
Схватила синий шар и повесила на одну из верхних ветвей. Колючки впились в круглые бока оленя, залезли в глаза. Ещё немного – и съедят! Вова подскочил.
– Его в серединку надо! – Влез на стул, встал на цыпочки – всё равно не дотянулся. – Перевесь. Некрасиво.
– Дизайнер великий, – закатила глаза Ленка. – Мелочь пузатая.
Вова надулся: и ничего он не мелочь! И не пузатая. Вырастет ещё, и так самый высокий среди третьеклашек. Да и классная руководительница говорила, что у него хороший художественный вкус, и разрешала полностью оформлять стенгазету. Может, он правда станет дизайнером. Или архитектором. А Ленка ничего не понимает, плевать ей на беднягу-оленя. Ему же больно! Вова просто хочет помочь! Хочет, чтобы Ленка прекратила строить из себя не пойми кого. Он тоже взрослый и… Вова от обиды моргнул и сжал рыжий шарик в руке. Ладонь ожгло.
– Ладно, взрослый, – вдруг проговорила Ленка и удивлённо моргнула. Медленно, словно сопротивляясь, встала на цыпочки, сняла синий шар и перевесила точь-в-точь на то место, которое уготовил ему Вова.
– Видишь, так намного лу…
– Мелочь, ты что сделал?
Лена посмотрела на свои руки, словно они были чужие, вздрогнула всем телом и попыталась сорвать шарик. Задеревенела и тихо испуганно всхлипнула. Вова удивлённо икнул. С нарастающим ужасом они посмотрели друг на друга.
– Если ты сейчас же всё не исправишь, я тебе уши надеру, – прошептала Лена.
– Я не хотел! – Вова изо всех сил замотал головой. – Я не знаю! Просто ему там лучше. А жёлтому – у звезды.
Тело Лены вздрогнуло, и она медленно потянулась к следующему шарику.
– А гирлянду повесь пониже, – не удержался и хихикнул Вова.
Взгляд Лены обещал самую мучительную смерть, которую только способны придумать любящие родственники.
– Я собрал трёхмачтовый, представляешь! Кара… каравеллу, – на всю квартиру возвестил Серёжа и улыбнулся. – У неё даже Андреевский есть.
Вова робко кивнул и подул на чай. Тот всколыхнулся, словно самое настоящее море, чаинки всплыли и грустно опустились на дно. Щебет мам, нависающих над ними, напомнил гортанные выкрики чаек на побережье. Серёжа хмыкнул.
С Серёжей Вова дружил с садика и до первого класса: в школе они попали под разные буквы, да и кружки выбрали по противоположным интересам. Нет, какое-то время они ещё цеплялись друг за друга, но круг друзей расширялся, расширялся, и из Серёжиного Вову однажды просто выкинуло. Не уместился. По-прежнему ходили друг к другу в гости, по-прежнему рассказывали об интересных событиях, но больше никогда не делились мечтами.
– А в субботу с Мишкой будем бригантину шкурить.
Вова шумно отхлебнул из чашки. С Мишкой, значит, крупным пятиклашкой с самодовольной рожей: все рядом с ним чувствовали себя лилипутами. А ещё присоединятся Лена, Котя и Чижик, примутся наперебой хвастаться новыми моделями, а потом, если родители отпустят, пойдут в кино или торговый центр. А Вова посмотрит им вслед и побредёт домой. Один.
– А почему бы вам не взять с собой Вову? – Просто удивительно, как иногда мамы не замечают очевидных вещей!
– Ой, я… – неуверенно начал Серёжа, и Вова тут же перебил:
– Не, я в субботу уже договорился. Спасибо. – Выскользнул из-за стола и кинулся к ёлке. – Посмотрите, как красиво мы её нарядили.
Вова взгромоздился на стол под недовольное ворчание мамы. Ёлка сверкала. Все шарики покачивались на своих законных местах. А Ленка с ним не разговаривала. Совсем. И Серёжа молчал, только благодарно косился в окно. Вова задумчиво крутанул оранжевый шарик, осторожно сжал в ладони. Его он повесил сам, в самый низ. Частенько брал в руки, представлял себя смелым космонавтом, который привёз с Солнца его осколок.
– Ты же на пятницу договорился. С Колей, да? – нахмурилась мама. Вова с Серёжей дружно вздрогнули. – Или ты не хочешь?
– Хочу, – под нос, чтобы никто-никто не услышал, выдохнул Вова.
На этот раз ладонь ожгло сильнее. Шарик на миг вспыхнул ярче, Вова пискнул, дёрнул рукой.
– А зови всех, с кем договаривался, – вдруг улыбнулся Серёжа. – Поместимся. Знаешь, как интересно будет?!
Вова заозирался по сторонам. Он снова что-то сделал неправильно! Голова тут же разболелась от кома мыслей. Серёжа никогда бы так не сказал, даже из вежливости, придумал бы что-нибудь. А тогда… Ведь и Лена тоже не по своей воле шарики перевесила! Вова, правда, всё ещё думал, что она просто ему за что-то так мстит, но… Что тогда на самом деле произошло? Вова же ничего не делал, просто сжал шарик. Шарик! Вова вздрогнул. Ему же руку уже обжигало – и именно после этого Лена всё делала не так! Вова отшатнулся от ёлки.
– Я, я не знаю, – забормотал он.
– Ой, не глупи, давно уже никуда не ходили, – покровительственно фыркнула мама. – То со слезами еле по домам вас растаскивали, то вообще друг о друге забыли.
– Ага, ты чего. Весело будет, – закивал Серёжа.
Вова внимательно посмотрел на него. Он выглядел как обычно: беззаботно улыбался, чуть покачивал ногой. Словно каждый день приглашал к себе в компанию. Ленка злилась, Вова точно помнил. Вдохнул и решился:
– Да, наверное.
– Вот и замечательно, – улыбнулась Серёжина мама.
Вова выдохнул, осторожно снял шарик с ёлки.
– Я на секундочку. – Выскользнул из зала. – Лен, я быстро!
Серёжа не выглядел расстроенным, а Ленка любила обижаться. Возраст такой, говорила мама. Значит, ничего плохого не случится, правда ведь?
К пятнице зима наконец вступила в законные права, и детвора вовсю лепила снеговиков, ломала ледянки и запихивала друг другу за шиворот ледышки. Во дворе перед Вовиным домом, большом, с пластиковым лабиринтом горок и площадкой для футбола, всегда строили крепости. Мальчишки мирились с девчонками и под дружное сопение возводили крепкие холодные стены.
– Правую укрепляй! Завалится же сейчас! – завопил Гена, и Вова с Колей навалились, подогнали кособокий ком, удерживая стену. – Красота.
Вова улыбнулся, вытер рукой потный лоб. Очки съехали, шарф развязался и тянулся хвостиком – хорошо! Крепость возвышалась над ним на полметра. Даже башенки сделали по обеим сторонам, круглые, крепкие. Вместо флагов воткнули веточки с драными рукавицами. В общем, не налюбуешься. Вова задрал голову и с удовольствием плюхнулся на спину, раскинул руки и ноги.
Коля подкатил ещё один снежный ком, встал на него и щербато улыбнулся:
– Я Король! – Тёмные глаза сверкнули из-под наполовину сползшей шапки, мокрая чёлка прилипла ко лбу.
– Нет, я! – тут же подключились другие мальчишки. И дружно взревели: – Победит самый быстрый!
Вова тихо вздохнул. Он тоже хотел хоть раз оказаться Королём, но куда ему тягаться: и на ровном месте падает. Ноги заплетаются, руки машут невпопад, и земля с небом меняются местами. А мальчишки уже почти у угла Вовиного дома, сейчас оббегут, и кто первый запрыгнет на ком, будет ходить нос задирать. И пусть пользы от этого никакой, всё равно обидно.
Вова встал, отряхнулся. Шарф промок и прижимал неподъёмным весом к земле. Вова нахохлился, тяжело вздохнул и сунул мокрые руки в карман, прикоснулся осторожно к шарику. Сразу стало тепло и спокойно. И чего он так разволновался? Шарик может всё: уговорить маму отпустить погулять, упросить папу купить мозаику, помочь хорошо ответить у доски и даже помириться с сестрой! Уж Королём-то Вова, если захочет, станет в два счёта!
– Держи. – Дёрнула его за куртку Маша и протянула мятный леденец.
– Спасибо.
Взял и осторожно положил во внутренний кармашек: маме отдаст. Папа всегда покупал их ей, а на этот раз – Вова нахмурился – купил мозаику. Но мама не расстроилась, помогла собрать! Не принесли конфет, беда какая. Вова решительно разжал ладонь и вытащил руки из карманов.
Из-за угла вылетел Коля. Глаза горят, распахнутая куртка сползла с плеч, но он рвался к победе, опережая остальных на два-три прыжка. Вова вздрогнул. Рука сама метнулась обратно, схватилась за шарик как за спасательный круг. Губы сами произнесли:
– Я Король!
И медленно, с трудом двигая телом, словно промёрз, взобрался на ком. Коля молчал, но смотрел обиженно-удивлённо. Вова с трудом разжал пальцы, шмыгнул носом и подтянул шарф. Конфетка перевернулась и упёрлась в рёбра напротив сердца.
В классе пахло стружкой, время от времени мигала лампочка. Батареи едва грели, Вова мёрз в курточке и с завистью смотрел на раскрасневшихся остальных. Словно марафон бежали, а не сидели, согнувшись в три погибели, над партой, не стыковали детали. Или шкурили. А шкурил Мишка мастерски, Вова даже не верил, что такой увалень способен строить, а не ломать. Он же как сожмёт лапищу, так только щепки лететь должны – а они не летели, наоборот, рождалась тонкая, изящная бригантина. Мишка аккуратно разглаживал паруса, осторожно вешал, натягивал тросы, проверял миниатюрные пушки. Вова забывал, как дышать, а потом яростно прокашивался, пытаясь вернуться в реальный мир.
– А давайте весной все наши корабли по ручью пустим! – радостно хлопнул по столу Серёжа. – Они же все в реку текут, а реки – в моря. Представляете, танкеры, пароходы – и наши!
– А Вова об этом напишет, – величественно кивнул Миша. – И нарисует. Станем знаменитыми.
Вова мысленно представил, как нарисует на ватмане длинные синие и голубые полосы, небольшой пароходик – и обязательно фотографию! Вздрогнул от неожиданности и насупился. Ничего он не будет делать! И не доплывут никуда их корабли, либо разломаются, либо унесёт кто. Мишка этот просто глупый мечтатель, даром что взрослый! Вова привычно сжал шарик и уставился на Серёжу.
– А если не доплывут? – погрустнел тот.
– Другие отправим, – удивился Мишка и добродушно хлопнул его по плечу. Шарик в Вовином кармане затрещал. – Будем делать до тех пор, пока не получится.
Серёжа улыбнулся, у Вова запылали уши. Просто идти до конца. Просто не бояться препятствий. Вова поднялся.
– Я сейчас.
Выскользнул из класса, осмотрелся и со всех ног побежал по коридору. Смазался в длинную змею зелёный дождик, отклеился серый цилиндр снеговика на двери. Вова выскочил на крыльцо, перемахнул сразу через пять ступеней и помчался по улице, словно пятки жгло. Мимо длинной тёти в шапке с размером с её голову, мимо толстого дяди в распахнутой куртке – мимо тысяч лиц, фигур и улыбок. Без какой-либо цели, просто чтобы убежать. В голове формулировалось желание, подбирались точные слова, чтобы разом – и всё!
– Осторожно!
Нога попала в ямку, Вова неловко взмахнул руками и ткнулся носом в грязно-коричневый снег. В кармане хрустнуло. Тонкие руки схватили его за плечи, подняли. Сквозь запотевшие и залепленные снегом стёкла Вова увидел голубую шубку и длинную русую косу.
– Не ушибся? – ласково спросила Снегурочка.
Вова заторможенно качнул головой. Сунул руку в карман и вытащил горсть осколков. Чёрных, с пятнами ржавчины. На острие одного вспыхнула искорка, кольнула на прощание в нос и исчезла. Вова заревел.
– Мальчик, мальчик, что с тобой?! – испуганно зачастило сверху.
Вова уткнулся Снегурочке в коленки и захныкал уже тише, но по-прежнему безудержно. В ответ она прижала его покрепче и ласково провела рукой по шапке.
– Я плохой, – кое-как выдавил Вова. – Я не хотел, правда! А теперь никак не исправить…
– Ох, – Снегурочка на миг задумалась. Вытащила платок, осторожно вытерла ему лицо. – Значит, надо прямо сказать, что виноват, и извиниться.
– Извиниться? – Вова ещё раз шмыгнул носом и задумчиво посмотрел на Снегурочку.
– Слово «прости» – одно из самых сильных заклинаний. И самых сложных. Но если ты действительно хочешь всё исправить, то найдёшь смелость произнести его.
– Найду.
И Вова крепко обнял Снегурочку. На этот раз в благодарность.
За две недели до Нового года Вова с семьёй принялись украшать ёлку.
Красный шарик – на нижние ветви, синий, с оленем, – в серединку, жёлтый – к звезде. А можно и наоборот, какая разница, главное, чтобы всем было весело и потом никто не отворачивался. Вова вздохнул, решительно тряхнул головой и вытащил коробку с дождиками из-под дивана. Зарылся в шуршащую массу, схватил в охапку и пошёл в комнату к Лене.
– Вали нахрен, – радостно поприветствовала его она.
Вова перешагнул через валяющуюся на полу подушку и зашёл. Лена скривилась. В комнате царил хаос: полуоторванные плакаты свисали со стен, журналы и учебники гнездились на подоконнике, вещи рассыпались по ковру. Такой же бардак явно творился и у сестры в голове. Вова нахмурился, чтобы казаться старше и суровее, и протянул дождики.
– Давай вместе украсим ёлку. Ты очень красиво умеешь.
Лена открыла рот, закрыла, махнула рукой и отвернулась. Тело подрагивало от напряжения, она никак не могла подобрать нужных слов и зло пыхтела. Вова ждал. Руки ныли и норовили опуститься, но он упрямо закусил губу и терпел. Наконец Лена не выдержала.
– Знаешь что, мистер Всезнайка?! Иди и наряжай сам, ты же всегда лучше всех знаешь, как надо! Плюёшь на мнение остальных, ведь есть только ты. Ты – и больше никого!
Вова зажмурился. Ленка то хрипела, то срывалась на визг, выплёскивая всё, что накопилось не за неделю – за очень долгое время. Видимо, польза от шарика всё же была: он содрал корочки с ранок, и все вырвалось наружу. Вова действительно заслужил все эти нехорошие слова: эгоизмом, мелочностью и обидами. Дождался, когда Ленка выдохнется и, опустив голову, произнёс:
– Прости. – В ответ обрушилась оглушающая тишина. Вова открыл глаза и посмотрел на сестру. – Прости. Я был не прав. Я правда хотел вместе с тобой украсить ёлку, но не смог нормально объяснить. Не хотел, чтобы оно всё так получилось. – Вова сглотнул. – Это шари… Это я виноват, я не думал о тебе. Прости. Прости…
В конце голос всё же дрогнул. На душе стало чуточку легче. Лена удивлённо моргнула, криво улыбнулась. Вова неуверенно опустил руки, несколько дождиков дотянулись до пола и зазмеились по нему. В ярком свете люстры они переливались всеми цветами радуги, пытались добавить волшебства. Вова вздохнул: хватит с него чудес, ему сначала надо поумнеть и научиться ответственности. Ленка вдруг сорвалась с места и обняла его, прижала крепко.
– И ты меня, – глухо проговорила она. – На самом деле и сейчас красиво.
– Но как-то не так, – слабо улыбнулся Вова. Лена задумалась.
– Не так, – кивнула она и отпустила его.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга, а потом рассмеялись: искренне, громко – как не смеялись уже давно. Вова наигранно вытер пот со лба и тут же ойкнул из-за подзатыльника. Ему ещё много чего надо исправить: купить на накопленные карманные деньги маме конфет, извиниться перед Колькой и пробежать хоть раз вместе со всеми вокруг дома, рассказать в стенгазете о Мишке и Серёже – как бы ничего не забыть. Но первый шаг уже сделан, и Вова чувствовал невероятный прилив сил. Он сможет.
– Пойдём мудрить, – улыбнулась Ленка.
– Вместе.
Где-то далеко, на Северном полюсе, улыбнулась Снегурочка и добавила ещё одно имя в список хороших детей.
