bannerbannerbanner
полная версияНепростые истории 4: Печальные звёзды, счастливые звёзды

Евгения Кретова
Непростые истории 4: Печальные звёзды, счастливые звёзды

Вероятность первая

Даниил открыл сразу. Красивый, родной. Наклонился поцеловать – словно расстались вчера. Еле сдерживая желание повиснуть на шее, Маша легонько обняла его, чуточку ткнулась губами в губы и отпустила. Больше всего хотелось остаться стоять вот так, сердце к сердцу, тут, в прихожей, и не отпускать его до самого Нового года. Наверное, это отразилось у неё на лице, потому что Данька…

– Мой ты бедный романтичный Мышонок, – произнес он, обнимая её и целуя в волосы. Улыбку она ощущала почти физически. – Ну, хватит, хватит. Ещё мокроты не хватает. Ладно, давай, пошли, сейчас закажем еду, чего бы ты хотела? Не дело же сидеть просто так. У меня только шампанское. Про него я не забыл!

Маша прижалась к нему крепче.

Данька положил ладони ей на плечи и чуток отодвинул от себя, заглянул в глаза.

– У меня для тебя сюрприз. Специально ждал до Нового года. Думаю, ты оценишь. Но сначала пускай наступит полночь. Как там – должны пробить куранты!

Маша не хотела сюрпризов, мало того – она их боялась. Последнее время было столько ссор и недомолвок, недосказанностей и недопонимания… Каждый из сюрпризов чаще всего заключался в том, что Даня говорил, мол, Маш, сегодня не смогу, давай завтра. Или вот ещё лучше: уезжаю, вернусь, позвоню.

И сейчас настроение у Маши не улучшалось категорически. Ей бы сесть рядышком, близко-близенько, рассказать, как она ждала и как скучала, как работала Снегурочкой, но у него то звонил телефон, то звонили в дверь, а чуть позже неожиданно явились гости – два парня и девушка, Маша видела их впервые.

Ближе к полуночи их еле-еле удалось выпроводить.

– Что же мы творим, Маш, – смеялся он. – Выгнали людей под Новый год на мороз!

Настроение у него было на удивление хорошим. Маша не могла взять в толк, что происходит. Почему-то отчаянно ждала подвоха.

Пробило полночь.

– С Новым годом, Мышонок, – произнес Даня. – Загадывай желание.

Странно это было слышать от него.

– А ты? Чего ты хочешь?– спросила девушка.

– Хочу, чтобы в следующем году наконец-то осуществился проект, над которым я работал весь год, – серьёзно произнес он. – А ещё…

Даниил опустил руку в карман пиджака, висящего на спинке стула.

Маша поставила бокал шампанского на стол, в глазах блеснули слёзы:

– А я бы хотела, чтобы у тебя было время на меня.

– Ну ты чего?– улыбнулся он.

– Ничего, – ответила Маша с такой горечью в голосе, что, наверное, могла ею отравить не одно Рождество и не один Новый год. – Ничего. Как всегда.

– Ну сейчас же я тут. Понимаю, ну, да, меня часто нет, но… – он выглядел удивленным и слегка настороженным.

– Именно. А я есть. Я всегда есть, просто есть, как стол, как стул, как… как… что я для тебя? Ну что?

– Мышонок…

– Ответь, что?..

Она не договорила, чувствуя, что слёзы сейчас хлынут потоком, неожиданно злые слёзы. Выскочила из-за стола – посуда задребезжала. Хотелось кричать и бить тарелки. Так некрасиво.

– Знаешь что… – краем сознания Маша понимала, что завтра ужасно пожалеет о сказанном, и что очередная ссора может оказаться последней, но остановиться не могла. – Знаешь что… Хватит, Данька, хватит. Не могу больше. Я на тебя убила столько времени! Все эти годы… хорошо, что не больше… не могу больше… я ухожу, все, хватит, хватит!..

– Убила? – усмехнулся Даниил, чуть приподняв брови. Кажется, это было единственное, что он уловил. На лице застыло непроницаемое выражение.

– Именно. Дань, ты сам, ты-то знаешь, что такое – ждать? Можешь себе представить, каково это? И ещё… что может быть хуже, чем ждать? Это не дождаться, Дань, понимаешь? Я так устала ждать тебя, так устала ждать – и не дожидаться. Так нельзя. Это ненормально. Так люди не живут! Я… ухожу.

– Ну, если ты так хочешь, – взгляд его стал равнодушно-колким, отстранённым. Как она всегда боялась именно такого его взгляда! Чаще всего это означало, что он обижен, и, будь Маша чуть-чуть адекватнее в данный момент, могла бы предположить, что не стоит перегибать палку, слово не воробей… куда там.

– Тебе всё равно? – выкрикнула она. – Ах так… Ну и… к чёрту всё! Не ищи меня. Не звони мне! Всё кончено, Дань. Ты мне… жизнь испортил! Столько лет… Я на тебя убила всё это время, пять лет света белого не видела, никого кругом не замечала, а ты… бессовестный, бессердечный… эгоист! Ненавижу! Ну что ты молчишь?! Да тебе вообще в этой жизни кто-нибудь нужен, кроме самого себя?

Она замолчала, готовясь выдать ещё пару подобных фраз, но слова комом застряли в горле. Какой вообще смысл?

Маша неслась как оглашенная, не разбирая дороги. Снег застилал глаза, девушка плакала и вытирала ладошками лицо, но это помогало мало – густой красивый снег валил огромными хлопьями и вкупе со слезами мешал смотреть. Маша бежала, пока не налетела на кого-то. Этот некто не оттолкнул, а подхватил одной рукой, прижал к себе, как родную, бережно и крепко.

– Ну что ты, девочка? – произнес густой бас над ухом. – Натворила дел, да?

У поймавшего её мужчины были очень добрые глаза. А лицо – старое, морщинистое, в обрамлении седых волос… усы, борода. Взгляд скользнул вниз – шуба красная, во второй руке – посох, искрит, переливается в неверном свете фонарей льдинистыми серебринками.

– Дед Мороз? – пробормотала она и вдруг вцепилась в его плечи намертво, бледные замершие пальцы побелели ещё больше:– Cделай чудо для меня, пожалуйста! Соверши! Новогоднее! Прошу, умоляю!

– Ну что же… ты была хорошей девочкой. Исполнила столько чужих желаний. Пожалуй, я могу исполнить твое. Что ты хочешь, Снегурочка? – ласково произнес Дед Мороз, и Маша сбивчиво стала объяснять, мол, много ссорились последнее время, да, по её вине, и вот сейчас, в Новый год, тоже виновата, наговорила глупостей, и неправды наговорила, и не думает так, и стыдно, так стыдно, и терять его, Даньку, не хочет. Ни за что! Свой, родной, любимый. Но что делать теперь? Слов-то сказанных не вернуть.

– Чего же ты хочешь?

– Я хочу, чтобы у него было больше свободного времени! И всё, больше ничего, ничего!

– Но ничего не бывает просто так, понимаешь?

– Понимаю.

– А если тебе не понравится то, что получится?

– Понравится! Хуже быть не может!

– Это же не сделка, просто закон такой, если где-то прибыло – где-то убыло, тут ничего не поделаешь. Мало ли…

– Я согласна! – выкрикнула Маша. И добавила тихо, умоляюще: – Согласна…

– Ну хорошо. Но многое от тебя зависит.

Дед Мороз взмахнул посохом, и вокруг потемнело, словно разом убрали весь снег. Звуки исчезли тоже. У Маши заложило уши, как в самолете, когда тот идет на взлет или посадку, и в объявшей её давящей тишине отчетливо послышалось тиканье часов. Тик-так… Громче, зазвучало прямо в голове, до боли пробивая сознание, и вдруг остановилось. Вновь стало светлее, снег вернулся на место, где и был – на дома, на землю, на деревья, на красную шубу Деда Мороза. Маша с удивлением увидела, что над ней образовался прозрачный колпак, пространство вне его завибрировало, надавливая на барьер, и тот вот-вот прорвется. Началась вьюга. Мир со снегопадом завертелись в дикой карусели, дома заплясали за краем колпака, по краю бури. И снова звук, медленно, громко – так… тик… и быстрее – так-тик…

Время шло обратно.

…И вот Маша стоит перед дверью в квартиру Даниила.

Она пришла встречать Новый год.

Вероятность вторая

Время до полуночи пронеслось быстро. Постоянно звонили то в дверь, то не давал покоя телефон. Данька, смеясь, реально разрывался на части, получая от этого несказанное удовольствие.

Перед тем как часы начали отсчитывать двенадцать ударов, он достал из холодильника бутылку шампанского и, собираясь открыть, спросил:

– Мышонок, что бы ты хотела пожелать на Новый год?

– А ты?

Даниил замер с бутылкой в руках.

– Я бы хотел, чтобы наша фирма стала ведущей в отрасли, чтобы меня назначили… наконец-то! Да, мне нужна эта должность! И…

Маша, видимо, изменилась в лице, Даниил спохватился:

– Маш? Что-то не так? Ну тогда давай, скажи, чего бы хотела ты. Сначала скажи ты.

– Я… хочу. Чтобы у тебя… Наконец! Было! Время! На меня! – под конец Маша выкрикнула фразу раздельно, по словам, чувствуя, как душу захлестывает истерика.

– Нет, ну Мышонок, ты чего, а? – удивился Даниил. – Все же хорошо!

– Что хорошо, ну что? Дань, ну сколько можно? Я жду тебя, постоянно, а этот год – это вообще кошмар, ты больше не был, чем был, а ты думаешь о чем угодно, кроме меня, даже в новогоднюю ночь! Ну можем мы хотя бы сегодня говорить не о делах! И не о других! О нас!

– И это вот всё ты мне решила высказать именно сейчас? Когда часы двенадцать бьют? Хороший подарок, ничего не скажешь, – с сарказмом произнес Данька, вернув неоткрытую бутылку на стол. Часы пробили полночь.

Зачем-то встал, отвернулся от Маши, надел пиджак, что висел на спинке стула. Опустил руку в карман.

– Даня? Я что, буду разговаривать с твоей спиной?

Даниил молчал.

– Всё бесполезно, всё! Я так больше не могу! Я тебе нужна вообще – хоть немного?

Не дожидаясь ответа, Маша выскочила в прихожую, сунула ножки в сапоги, накинула куртку и выбежала.

Через секунду в дверях показался Данька.

– Маша? Вот дурёха! – в сердцах выругался он.

Девушка бежала, неслась, не разбирая дороги. Белые хлопья застилали глаза, Маша плакала и вытирала ладошками лицо, но это помогало мало – колкий снег падал с неба, кружил и заметал всё вокруг, и вкупе со слезами мешал смотреть.

Маша перебежала дорогу на красный свет и не заметила этого. Ей казалось, что кто-то кричит вслед, но какая разница? Взрывались салюты, вверх со свистом летели горящие свечи фейерверков и рассыпались букетами искр.

Она не хотела оборачиваться.

Внезапно девушке показалось, что разноцветные огни зависли, замерли на фоне вязкой глубины неба. Воздух стал тягучим, плотным, послышался визг тормозов автомобиля, глухой удар и…

 

Маша чувствовала, что внутри всё леденеет. Время и пространство остановились, замёрзли. Холод тонкими пальцами забирался под курточку, сковывал плечи, руки, проникая до самого сердца. Маша медленно обернулась.

На дороге, совсем недалеко, в нелепой позе лежал Даня. Снег кружился и опускался на лицо, на тёмные волосы, плечи, на неестественно вывернутые руки и ноги, а рядом водитель что-то беззвучно орал в мобильник.

Недалеко валялась маленькая бархатная коробочка, выпавшая из кармана пиджака Даниила. Снег заметал раскрывшийся кубик, а колечка с камушком, утонувшего в грязном месиве, было вообще не разглядеть.

«Скорая» приехала на удивление быстро.

– Это я, я во всем виновата, только я, – бормотала Маша, захлёбываясь рыданиями. У неё было чувство, нет, твёрдая уверенность, что в случившемся виновата именно она.

– Жив, всё в порядке, не убивайтесь так, – кто-то тронул девушку за плечо. – Надо же, куда так несло, раздетого – вот торопыга…

Пожилой доктор старался говорить мягче.

– В общем, отделался парень легко – сотрясение, перелом голени и ключицы… куда ж без этого. И то – чудо. Никаких внутренних повреждений. Теперь некоторое время проведет у нас. Ничего, полежит, отдохнёт, вы можете приходить к нему, когда захотите. Новый год же. Не дело одному оставаться в такое время.

Маша дёрнулась, последнее слово ударило в голову сильнее шампанского в новогоднюю ночь, и нечто смутное пронеслось в памяти. Время…

В конце коридора показалась фигура в красном.

– Дед Мороз? – пробормотала Маша.

– А, да, поздравлял наших больных.

– Дедушка, дедушка!.. – её голос сорвался.

– Вот чокнутая, – покачал головой доктор. – И что их тянет в Новый год отношения выяснять? Сидели бы дома, пили да праздновали. Нет же… собирай потом по частям. Этот ещё хорошо отделался…

Девушка догнала Деда Мороза и повисла на нем.

– Выполнимоёжеланиевыполнивыполни!– выпалила на одном дыхании. – Отмотай время назад! Чтобы не было этой ужасной аварии, чтобы ему не пришлось проводить время в больнице! Пожалуйста! Это несправедливо, он не заслужил! Он же потеряет столько времени! А оно ему так нужно! Особенно сейчас, когда его фирма, новая должность… он не может сейчас лежать в больнице! Пускай у него будет всё время, всё!

Дед Мороз посмотрел на неё, как на знакомую, и, ничего не уточняя, сказал:

– Но тогда где-то в другом месте время отнимется, понимаешь?

– Понимаю! Пускай!..

– Уверена?

Девушка кивнула.

Вероятность третья

У Даниила не было ёлки, ничто в его идеальной квартире не указывало на то, что скоро наступит Новый год. Зато у него было хорошее настроение. А это важнее всего.

Данька достал из холодильника бутылку шампанского. Открыл мастерски, с хлопком. Как выстрелило.

– Что ж так рано-то открыли?

– Ну… а вдруг потом будет не до этого, – неожиданно игриво произнес он.

Маша не ответила.

– Загадывай желание, Мышонок, – произнес Даниил, когда часы начали бить полночь.

– А ты? Что ты хочешь?

Данька собрался ответить, но зазвонил мобильник.

– Прости, сейчас, – кивнул он Маше. Девушка так и замерла с бокалом в руке.

Последний удар часов ознаменовал явление Нового года.

Желание загадать не удалось.

– Представляешь, Мышонок, – произнёс Даниил, положив телефон на стол. – У Володьки жена родила, богатыря, четыре килограмма, еле-еле сама справилась – вот молодец, ну ты представляешь? Вот совсем недавно, а этот шалопай на радостях напился, ну, подрался слегка и в полицию попал… под Новый год! Надо идти вытаскивать. Вот же! Папаша новоявленный… чего от счастья с человеком не случается!..

Он так воодушевился, словно ребёнок был его собственный. А ведь их сыну могло бы быть уже года три. Или даже четыре.

Данька взял со спинки стула пиджак. Маша не выдержала. В неё словно чёрт вселился.

– Дань, стой! Ты что… прямо сейчас?..

– Ну да… поехали?..

– Я… не хочу… никуда… ехать! Я! Хочу! Чтобы у тебя! Было время! На меня!

– Мышонок, ну чего ты? – Даниил изумился. – Там же человек родился, а Володька…

– В полиции, ага. Я поняла. – Маша неимоверным усилием воли подавила истерику. Нет. Не сейчас, не в новогоднюю ночь. – Езжай, конечно. Ты там нужен.

И не выдержала, выскочила из-за стола, метнулась в прихожую, засобиралась.

– Маш… ты куда? Давай не будем портить Новый год друг другу! Володьке поможем, и тогда…

Эмоции взяли верх.

– И что тогда? Ничего же не изменится, ничего! У тебя на всё и на всех есть время – но не на меня! Всё, теперь у тебя точно будет много, очень много времени – я больше не буду его тратить! Никогда! Я тебе это клятвенно обещаю!

Она снова засуетилась, не попадая в рукава, роняя куртку на пол.

– Ну и куда ты? Ты нужна мне. Ты же знаешь!

– Знаю, – она замерла с курточкой в руках. – Но я не могу соперничать со всем миром. И со временем. Тем более, которого у тебя для меня нет.

Данька стоял молча. На лице у него отражалась целая гамма чувств – но непонимания было больше всего.

– Прощай. И не звони мне больше! Никогда, слышишь?

Она выскочила из квартиры. Слёзы застилали глаза, почти ничего не видела, главное было – бежать, подальше, ведь пообещала больше не тратить его время. Пускай у него и правда будет всё время, которое ему нужно. Без неё.

Через минуту Данька выскочил следом – как был, в пиджаке. Холод пронизывал насквозь, ветер выл дико и засыпал глаза колкой белой крошкой, ничего не видать. Было на удивление темно – тяжёлые тучи закрывали звёзды, фонари мертвенно мерцали в снежном мареве.

– Маша! Маша! Вот же чёрт! Ма-а-аш!..

Куда она побежала, Даниил не видел. Теоретически куда угодно – на все четыре стороны… и где искать? Вот же взбалмошная какая! И что на неё нашло именно сейчас? Он сунул руку в карман в поисках мобильника – того не было. На столе остался. Данька снова выругался. Пальцы наткнулись на маленькую коробочку, он вытащил её, крутанул, в сердцах запустил бархатный кубик в снегопад. Упав на тротуар, она раскрылась, и маленькое колечко с камушком покатилось в снег.

В неверном свете фонарей впереди мелькнула светлая курточка.

– Ма-а-аша! – заорал Данька и кинулся за ней. – Ма-а-аш, стой!

Ветер дул в лицо и уносил голос прочь. Не услышала. Или не захотела?

Даньке хотелось думать, что не слышала. Когда расстояние между ними сократилось, он снова закричал:

– Ма-а-ашка-а-а!

Девушка остановилась. Очень медленно обернулась.

Медленно, как в кино, сделала несколько шагов обратно, ступила на проезжую часть дороги.

На его глазах вынырнувшая из снегопада на полной скорости машина светом фар ослепила обоих, и Данька заорал, почти физически, на себе, ощутив через мгновенье последовавший удар.

Бесконечно долго длился момент, когда машина врезáлась в Машу, и девушка, странно выгнувшись, крутанувшись, отлетала в сторону, падала… и осталась лежать в неестественной, изломанной позе, а на разметавшиеся по грязи светлые волосы падал белый-белый снег.

В безмолвии и безвременьи, в которые провалился мир, всё остановилось.

Доктор появился в дверях и отрицательно покачал головой.

Даниил смотрел на доктора во все глаза, не отрываясь, надеясь, что тот сейчас улыбнется и скажет, что всё в порядке, но тот устало потер лоб и повернулся, чтобы уйти.

Данька уронил голову на руки.

«Маша, Мышонок мой… как же так… Я дурак… Ну почему… чёрт, Машка… Машенька, родная…»

Внезапно вспомнилось, что она пообещала больше не тратить его время. Выполнила…

Хотелось выть.

Время. Казалось, впереди целая жизнь, и завтра… Завтра, все завтра. Потом. На следующей неделе…

Если бы он только мог предположить, что времени у них так мало! Если бы он только мог предположить, то что? Уделял бы ей внимания побольше? Наверное… Если бы можно было всё вернуть назад.

Постороннему человеку могло показаться, что парень задремал или кого-то ждёт.

А у него просто закончился мир. Наступил личный, Данькин, конец света.

Было поздно, и ничего уже не изменить. У него теперь много времени. Очень. Не нужно пытаться что-то совмещать, спешить, разрываться… Можно делать всё, что угодно. А Маши… её больше нет.

Дед Мороз не мог оставить Снегурочку с её желаниями один на один. Но и не мог предположить, что всё обернется так. Сидя недалеко от входа в больницу на лавочке, он качал головой и бормотал себе в усы:

– Старый я сентиментальный дурак… Эх, люди… Если каша в голове – нечего желать что попало…

Он достал из кармана потрепанную записную книжку, открыл, перевернул пару страниц. Медленно водя пальцем по строкам сверху вниз, читал, и лицо его мрачнело. «Мария» (в скобках: Снегурочка), далее следовали отчество, фамилия, год рождения, некоторые моменты биографии. И последняя фраза на странице: «лимит исчерпан». Оказывается, Маша слишком много просила чудес за свою недолгую жизнь, мелких и крупных, для себя и для других. Да она и не смогла бы больше ничего пожелать – в этой вероятности.

Мёртвые ничего не хотят.

Зато на страничке у Даниила оказалось куча неисполненных желаний. Этот мужчина словно родился взрослым и в чудеса почти не верил. «Всего добивается сам», – так и было написано рядом с именем.

«Если бы можно было вернуть время назад, я бы всё изменил. Машка, мой Мышонок…», – подумал в этот момент Даниил, и Дед Мороз улыбнулся.

– Надо же – люди, – снова забормотал он. – Столько всего могут. А не могут порой выбрать единственно для них нужное. Знали бы, на что способны… На чудеса же почти! Вот даже время повернуть вспять… теоретически. Хотя это к лучшему. Умели бы сами, без волшебства – небось, пробовали бы до бесконечности, перебирая вероятности в поисках подходящей.

Дед Мороз никак не мог понять, почему бы не писать жизнь набело с первого раза? Не всем дается шанс что-то изменить. Не всем. И не всегда.

А порой – ничего уже и не исправить.

Единственная вероятность

– Маш, ну не романтик я, ты же знаешь, – улыбнулся Даниил, в глазах озорно заблестели огоньки. Стало светло и радостно, словно в комнате гирлянду новогоднюю включили.

– Знаю, – ответила она. – Знаю. Обойдемся без ёлочки.

Они сидели на диване, Данька обнимал Машу, и ей не хотелось шевелиться. Ничего не хотелось. Она крепко держала его за руку, словно боялась, что тот убежит. Или исчезнет. Данька – о, чудо! – отключил мобильник, и никто не заявился в гости.

– Я никому не сказал, что вернулся сегодня, – объяснил он девушке. – А то житья бы не дали.

Маша большую часть вечера слушала и слушала, почти ничего не говоря, лишь смотрела на любимого, дорогого и такого родного, внимала каждому слову и таяла от тепла его взгляда. Ради этого стоило ждать. А потом, когда Данька стал расспрашивать, как она провела последние дни года, рассказала всё. О работе, о том, что хочет взять отпуск за свой счёт, именно посреди зимы, о том, как была Снегурочкой, о том, как приятно радовать детей, как иногда легко сбываются желания – ну, что стоит поинтересоваться у ребенка, чего бы ему хотелось, а потом тихонько отдать подарок Деду Морозу или Снегурочке. Не обман же – чудо… О том, как она устала, просто устала, и как ждала его, Даньку, и как рада, что он приехал и сейчас – тут.

Только о том, что тосковала ужасно, промолчала. Не надо его расстраивать.

– Знаешь, Маш, в следующем году, думаю, многое изменится. Правда, мне какое-то время придется провести в командировках… в январе.

– Ну так остановись? Прекрати эту гонку, Дань… пожалуйста. Так невозможно. Совсем… невыносимо.

– Не могу. От меня слишком многое и многие зависят.

– А я?

– Но ты же есть.

– Я есть…

«Просто есть, – хотела сказать Маша, – как стол, как стул…»

Но Данька успел произнести:

– Бедный мой Мышонок.

И поцеловал – нежно, тихонько. Девушке показалось, что она растворяется в ласке. Было тепло и счастливо. Желание говорить колкости исчезло. Вместо этого через несколько минут, прижимаясь к нему так сильно, как только могла, произнесла:

– Что ты хочешь на Новый год? Что будешь загадывать?

– Чтобы всё разрешилось, стало полегче, правда. Чёрт, Маш, я и сам устал. Ты не представляешь, как. А ещё кажется, если остановлюсь, то это буду не я. Но… Переживём январь, а там… будет видно. Мой ты Мышонок…

Он обнял её крепче и продолжил:

– Как ты меня терпишь, я не знаю. Но вот что, Маш…

– Что?

– Я тебя люблю.

– И я тебя, – прошептала она и уткнулась носом в плечо. – Ты лучше всех.

Последние слова Маша произнесла, обращаясь к Данькиной рубашке, прижимаясь ухом к груди и слушая, как мерно бьется его сердце. Тук-тук… тук-тук… почти как часы. Его сердце. Её сердце.

 

Почему-то казалось, что у них впереди очень-очень много времени. Общего. На двоих.

Даниил думал о том, что Машин отпуск за свой счёт как нельзя кстати. Если всё пойдет как надо, то на весь февраль они укатят отсюда куда-нибудь. Всё равно куда, лишь бы подальше от суеты, от всего и всех… побудут вдвоем. Работа подождет. Никуда не денется. В конце концов, он много сделал, закончит в январе – имеет право отдохнуть.

И в этой вероятности у Даньки было кольцо в кармане в бархатной коробочке. И снова он не сделал то, что хотел. Зато новогоднее чудо всё-таки произошло – в этой, последней и единственной реальной вероятности Данька думал о том, что он на самом деле любит Машу – ужасно любит. И он никому её не отдаст. Правда, вроде никто и не собирался отбирать… но у него было чувство, что он терял Машу за последние несколько часов трижды.

И больше не собирался.

Где-то в городе по одной из улиц шествовал высокий старый человек в красной шубе до пят. У него была длинная белая борода и седые волосы, выбивающиеся из-под залихватски заломленной на бок шапки.

Он знал, что тут, неподалеку, живут ещё несколько человек, которым никак нельзя без новогоднего чуда. Сегодня можно и со временем пошалить, и вероятности перебрать… сегодня всё можно. Только люди… они всегда решают сами. Просто покажешь им парочку вероятностей, глядишь, и выберут единственную.

Мужчина шёл по завьюженным улицам, отмеряя каждую пару широких шагов взмахом серебряного посоха. Его удары о замёрзшую землю были почти не слышны – терялись в мягком глубоком снегу. Снег валил с неба, снег был вокруг, везде – на деревьях, на крышах домов, на капотах машин и на плечах Деда Мороза. Самого настоящего.

Улыбаясь в белоснежные усы, по городу шёл Дед Мороз.

А вьюга заметала его следы.

Рейтинг@Mail.ru