bannerbannerbanner
полная версияКёнигсбергские цветы

Ирина Радова
Кёнигсбергские цветы

В созданном мной лживом мире не было Гюнтера, а значит, не было боли, и я убегала в этот мир, пряталась в нём. Я очень хотела не просто забыть, а изменить прошлое, но это не возможно. Прошлое – это то, что было, хочешь ты этого или нет. Ты можешь либо принять его, со всеми ошибками и промахами, извлекая уроки, а можешь всю жизнь убегать и воевать с ним. Вот только… Не принимая своего прошлого – ты себя не принимаешь.

Больше тридцати лет, прожила я в этом вранье, но как говорил он: всё рано или поздно заканчивается. Весь лживый иллюзорный мир, который я так упорно и старательно создавала для себя, рухнул как карточный домик, после рождения Игоря.

Когда я увидела новорожденного мальчика с большими синими глазами, я поняла, что всё делала неправильно. Так много лет я жила во лжи, терзая себя, и, предавая память человека, которого любила больше жизни.

Я не могла принять его решение, я воевала со всем миром, с Богом, который так жестоко поступил со мной, забирая любимого у меня навсегда. Я не понимала одного – это было решение Гюнтера, он хотел уехать, и он знал, на что идёт. Марта приняла его решение, ведь она могла просто сказать: «нет, мы не уедем». Но не сделала этого, потому что уважала его выбор, не унижая в нём мужчину.

А я была совсем ребёнком, кричала и била кулачками: «Нет, пожалуйста, Господи, только не это, ведь это неправильно. Так не должно быть». Но это правильно. Каждый волен делать свой выбор, даже если этот выбор не нравится твоим любимым людям.

Игорь рос, и всё больше становился похожим на Гюнтера, как внешне, так и чертами характера: сила, мужество, смелость, обострённое чувство справедливости. Ох, и получал же он в школе за свою «правду», но он никогда не плакал, и никогда не сдавался.

Мой отец не дожил до его рождения, иначе, думаю, он бы понял в чём тут подвох, ведь мальчик рос копией своего деда (держу пари, в этот момент старушка хохотала). Какие – то черты характера были у него и от моего отца. Лихая смесь немецкой интеллигенции и русской мужиковатости.

Чем старше становился Игорь, тем большее чувство вины одолевало меня. Своей ложью я не только мучила себя все эти годы, но и лишала возможности дочери и внука знать своего родного отца и деда.

Когда умер Миша, это было десять лет назад, желание открыть тайну стало ещё сильнее. Я сдержала перед мужем обещание, до самой его смерти я никому ничего не рассказывала. Но теперь пришло время тайне открыться. Только я не знала, как это сделать. Думала, что так и унесу её с собой в могилу.

И вот я случайно встречаю тебя. В конце моей жизни Господь сделал мне такой подарок – возможность рассказать нашу историю любви через девушку. Не обычную девушку, а обладающую даром чувствовать и видеть других людей, фрагменты их жизней.

Встретившись с тобой глазами, тогда, когда ты хмурая сидела в кафе, я сразу поняла кто ты, и разрешила тебе увидеть. Мне невероятно повезло, что твоё любопытство не позволило тебе оставить эту историю, и увидеть её до конца. Теперь ты сможешь всё передать другим. Я знаю, ты сможешь.

Я чувствую, что Гюнтер простил меня. Уверена, простит меня и Игорь. Теперь я могу уйти на тот свет с чистой совестью. Уйти к нему. Так долго были мы в разлуке. Но совсем скоро мой родной, мой любимый мальчик… Совсем скоро мы с тобой встретимся».

Я плакала, дочитывая последние строки. Теперь я знала всё.

Глава 26

Всё своё время я была занята только одним – я писала историю Варвары Олеговны, а точнее сказать историю девочки Вари из далёкого послевоенного Кёнигсберга.

Я исписала множество черновиков, прежде чем взялась переписывать историю в тетрадь, которую дала мне старушка. Мне почему – то казалось это важным: только оконченный роман должен быть написан в эту тетрадь. Её я планировала передать Игорю, и помимо этого набрать роман на компьютере, для издания.

Конечно же, я понимала, что самый главный читатель этой истории – Игорь. Старуха хотела, чтобы он знал своего деда, на которого он был так похож, чтобы знал свою семью, своих предков. И, меня периодически терзал вопрос: почему же такая смелая и отважная Варя, готовая рисковать всякий раз, убегая из дома с цветами к немцам, не смогла рассказать правду родному внуку?

Она боялась – это было очевидным. Боялась его реакции, может осуждения. Боялась уйти с этого света отвергнутой родными людьми. Даже зная, что умирает, она предпочла открыть всю правду через меня – совсем постороннего человека.

Я не осуждала её. Да и могла ли осуждать? После всего, что она пережила, после множества боли и потерь – это был её выбор, а чему меня точно научила эта история – уважать чужой выбор, даже если ты не согласен с ним.

Ещё я хотела поскорее всё написать, чтобы встретиться с Игорем. Моя книга была хорошим предлогом увидеть его.

Но ждать окончания моей работы не пришлось, через три дня, он позвонил в мою входную дверь.

– Здравствуйте, – с удивлением сказала я, открывая ему.

– Здравствуйте, понимаю, это странно… Извините, что не предупредил, – сказал он, немного смущаясь, – мне нужно с вами поговорить.

– Хорошо, проходите.

В моей квартире всегда был прядок, и нежданный гость, даже в лице такого красавца, не застал меня врасплох. К тому же, моя новогодняя сосна, уже нарядилась в разноцветные мерцающие огоньки, и стала действительно красивой.

Я пригласила Игоря на кухню, налила чай.

– Вау… Вот теперь совсем другое дело, – сказал он глядя на дерево, – в прошлый раз она выглядела печальнее.

– Я немного развеселила её гирляндой.

Он улыбнулся, и я замерла. Снова отголоски того времени и тех событий всплыли перед глазами. Неужели так будет всегда, когда я буду рядом с ним.

– О чём вы задумались? – спросил он, глядя на моё окаменевшее лицо.

– Так… о своём… О чём вы хотели поговорить со мной?

– Ну во – первых, давай уже перейдём на «ты», надеюсь не против?

– Нет, совсем не против, – сказала я, и мне стало приятно такое начало разговора.

– Хорошо. Аня… Не буду ходить вокруг да около. Я пришёл попросить тебя рассказать мне о бабушке. Что – то мне не спокойно, и, это совсем не похоже на меня. Есть ощущение, что ты знаешь что – то важное.

Он казался очень растерянным, а мне было неловко, ведь он говорил правду, но всё ему сейчас рассказать я была не готова. За кружечкой чая на кухне, рассказать, что его мама не Екатерина Михайловна, а Екатерина Гюнтеровна, и он внук не советского фронтовика, которым он так гордился, а немецкого мальчишки. Нет, точно не готова. Как сказала бы старуха: «Не пришло время».

– Твоя интуиция тебя не подводит, – только и сказала я.

– Да какая уж там интуиция, – вспыхнул он. – Не верю я во всё это. Просто мучает вопрос: почему нам с мамой она никогда ничего не говорила, а незнакомой девчонке сразу всё рассказала. Ты уж извини.

– Ну не так уж и сразу.

– Что там за история такая, что можно написать целую книгу… Не понимаю… И не могу не о чём другом думать.

– Игорь, я понимаю тебя. Это правда, не обычно. Поверь, для меня необычно тоже… Я не могу тебе ничего сейчас рассказать, но я обещаю, ты прочтешь всё первым, а потом от твоего слова будет зависеть уйдёт ли роман в печать, или нет.

– Даже так… Ну хорошо. Не пытать же мне тебя, – сказал он, и грустно улыбнулся, – на какой хоть стадии написание романа?

– Мне осталось немного, но необходимо ещё время на редактуру. Я отдам тебе уже чистовой вариант.

– А давно ты этим занимаешься?

– Нет. Я вообще экономист по профессии.

– А я историк.

– Правда? – удивилась я.

– Абсолютная, – сказал он и засмеялся – самому смешно, но это так. Учиться мне было очень интересно, я люблю историю, люблю изучать и узнавать, но работа учителем – не для меня. Потому после института по специальности ни дня не работал. Пошёл в бизнес. Сначала был на подхвате у знакомого моего отца, а потом свою фирму открыл. Грузоперевозками занимаюсь. По Европе часто катаюсь, иногда в России бываю. На зарплату учителя вряд ли можно себе позволить путешествия. Ну разве что в Польшу.

Я слушала его, и призрак Гюнтера отступал. Это был совсем другой мужчина. Да, те же большие синие глаза, та же улыбка, но это был не он. Игорь был немного грубее что ли. Как же точно сказала о нём старуха: смесь немецкой интеллигенции и русской мужиковатости.

– Я тебя утомил? – спросил он.

– Что ты, конечно нет. Я в последнее время мало с кем общаюсь. В основном сижу дома одна, и пишу. Мне очень интересно тебя слушать.

– Спасибо, Аня… Ты знаешь, ты немного мне её напоминаешь. Взгляд твой прям в душу, с тобой хочется разговаривать, рассказывать, делиться.

– Спасибо, – сказала я, и смутилась, совсем как Варя перед Гюнтером. В свои двадцать восемь я всё ещё не разучилась краснеть.

Мы просидели ещё несколько часов. Он рассказывал о своём детстве, об институте, а я слушала, и, наверное, могла бы слушать его бесконечно. Кажется только сейчас, я смогла отвлечься от драматической истории, которая стала частью моей жизни. Сейчас, наконец, я могла отдохнуть.

Глава 27

– Чего бы тебе хотелось больше всего? – тихо спросил Гюнтер, и посмотрел мне прямо в глаза.

Я молчала, и отвела взгляд в сторону восхода солнца. Сегодня рассвет был удивительным. Весь горизонт залит невероятными, какими – то неземными красками от нежно – розового до пурпурного. В груди у меня бешено колотилось сердце, а в горле встал огромный ком, не позволяющий сказать и слова.

Ну что я могла ответить на его вопрос? Врать ему я не хотела, а сказать правду, что самое большое моё желание – это всегда быть рядом с ним, я не могла. Я боялась. И это был не страх открыть ему свои чувства, о которых ему и так было давным – давно известно. Я боялась спугнуть эту тихую радость, которая была сейчас между нами. Так глупо было бы говорить о будущем, которого у нас не было, и мы оба об этом знали.

 

– Я бы очень хотел увидеть море. Наше море, – сказал он, не дожидаясь моего ответа. – В последний раз я видел его, когда был совсем ещё ребёнком, до войны. Помню, как мама собирала корзинку для пикника, и забыла положить туда любимый сыр Евы. Ох, и злющая же она тогда была сестра, – он засмеялся, а его взгляд был направлен прямо, куда – то сквозь меня, словно он смотрел в те далёкие воспоминания.

– Тот день, был замечательным. Я помню его до мелочей. И как мы с Евой плавали и плескались, а после вместе играли в мяч на тёплом песке, и как мама случайно облила папу клюквенным морсом, а потом застирывала морской водой его белую рубашку. Я до сих пор ощущаю на коже горячие солнечные лучи, и прохладные набегающие волны.

– Какое оно? – перебила я Гюнтера.

– Ты о чём?

– Море, какое оно?

– Неужели ты никогда не видела море? – с удивлением спросил он.

– Нет. Там, где мы жили не было моря. А здесь… Здесь я ещё не была.

– Варя, оно удивительное. Словами нельзя передать. Оно серо – зелёное, пенное, прохладное. Оно такое… Могучее. Дух захватывает, когда на него смотришь. На море невероятно красивые рассветы и закаты. И такая свежесть… После бомбёжек, кажется над городом до сих пор клубы пыли и дыма. Иногда я задыхаюсь здесь, и тогда я вспоминаю о нём. Тебе нужно увидеть его, Варя.

– Я обязательно поеду, Гюнтер.

– А ещё, я бы хотел, – он ненадолго замолчал, и украдкой взглянул на меня. – Я бы хотел, чтобы это время никогда не заканчивалось. Чтобы этот рассвет, это утро, в котором ты рядом со мной, были всегда.

Я немного покраснела и опустила глаза.

– Я бы тоже этого хотела, – сказала я, так и не решаясь на него взглянуть. Я знала, что он улыбается.

– Сейчас ты приходишь по вечерам, и мы можем больше времени проводить вместе. Я очень благодарен тебе за это, Варя, но за то, что ты пришла встретить этот рассвет со мной, я благодарен тебе ещё больше.

Тепло и нежность переполняли меня. Как же мне хотелось кричать о своих чувствах, обнимать и целовать его. Только это было сейчас совсем не к чему.

Я подошла к нему, опустилась на колени у его ног, укутанных шерстяным коричневым пледом в большую клетку. А потом я взяла его прохладные руки в свои, и стала согревать его пальцы, растирая их в своих руках, обдавая горячим дыханием. Он смотрел на меня, не отрываясь, не говоря ни слова, а в глазах его читалась любовь и благодарность.

Именно так выглядел мой рай: прохладное сентябрьское утро, на пороге старого, полуразрушенного дома, залитого лучами восходящего солнца, где я обнимаю колени любимого человека, согревая его ладони своим дыханием. Я была счастлива.

Я проснулась, не понимая, что со мной происходит. Неужели я снова туда вернулась во сне? А ведь я уже и не надеялась на это.

Пытаюсь в голове сопоставить события, и понять в какой же момент это было. Видимо ещё до письма о депортации и прихода к Гюнтеру отца Вари.

Время четыре утра, но заснуть мне уже не удаётся. Беру ручку, блокнот и сходу записываю всё увиденное. Внутри у меня опять не спокойно. Я знала всю историю, но почему именно сейчас я увидела это?

Не минуты больше не раздумывая, одеваюсь потеплее и спешу на Южный вокзал – ещё одно, относительно молодое наследие Кёнигсберга.

Самая первая электричка «Ласточка» мчит меня ранним декабрьским утром в Зеленоградск – курортный город на побережье Балтийского моря. Всего каких – то двадцать пять минут, и я уже там, дышу морским воздухом. Той самой свежестью, о которой говорил в моём сне Гюнтер.

Холодное, немного морозное утро. Людей на побережье почти нет. Слишком рано для прогулок, да и довольно холодно. Изредка мне встречаются местные жители, выгуливающие своих собак.

Я неспешно иду по набережной. Холодный ветер сурово бьёт прямо в лицо, заставляя натянуть капюшон до самых глаз. Но, несмотря на это, здесь мне становиться снова хорошо и спокойно, мысли приходят в порядок.

У нас с морем всегда были отношения особые. Хоть мы и рядом друг с другом, но видимся очень редко. Даже летом я не спешу на побережье за загаром. Оно для меня как близкий друг, с которым встречаешься не часто, но просто знаешь, что он есть. В любую минуту ты можешь запрыгнуть в электричку и через пол часа увидеть. А потом полгода не приезжать, сохранив его глубину прямо в серединке себя. В самой душе. И со временем начинаешь скучать, тосковать и снова срываешься и летишь к нему скорее, с трепетом ожидая встречи. А оно тебя так дожидалось, но не таит обиды, что ты не приезжал так долго. Напротив, ласкает твои стопы своей пенной прохладой, и обдаёт нежным, чуть влажным прохладным ветром. А ты дышишь, прям полной грудью дышишь, наполняешь себя его тишиной, его покоем, мощью и свежестью. Наполняешься до краёв и уезжаешь, чтобы снова заскучать по нему и вернуться. У нас с морем отношения особые – это любовь, и никак иначе.

Сегодня, ранним морозным утром, я примчалась сюда не от тоски по Балтике. Что – то другое тянуло меня. Я снова попала в воронку, уводящую в прошлое.

Пройдя весь пирс до конца, я останавливаюсь и смотрю вдаль моря. Сильное и могучее, оно обдаёт меня своим холодным влажным ветром. Телу хочется поскорее в тепло, но что – то держит меня здесь, не позволяя сдвинуться с места. Боковым зрением я вижу на берегу, у самой кромки воды два силуэта, и мой взгляд с горизонта переносится на них. И в этот момент земля уходит у меня из под ног.

Метрах в ста от меня, у самой воды я вижу молодого парня в инвалидном кресле, одетого в старую тёмную рубашку, а ноги его прикрыты коричневым клетчатым пледом. В метре от него стоит молоденькая девушка, совсем ещё девчонка с длинными светло – русыми косами. И я понимаю, что это не обман зрения. Это они – Варя и Гюнтер. И мне даже не хочется в очередной раз задаваться вопросами: как это возможно? Почему они здесь?

Гюнтер смотрит на линию горизонта, где едва – едва просачиваются первые солнечные лучики, окрашивая линию моря и неба в один – оранжево – красный цвет. На его лице застыла спокойная и счастливая улыбка. Мечта его исполнилась, он здесь на побережье моря. Он рядом с ней. А Варя смотрит на него. Она любуется не восходом солнца на берегу Балтики, а юношей, расплывшемся в счастливой улыбке.

Вдруг он поворачивает голову в её сторону, и что – то говорит. Улыбаясь, она подходит к нему, а потом садится у его ног, прямо на мокрый песок, берёт его руки в свои и начинает дышать на них, пытаясь согреть.

По моему лицу медленно стекают слёзы. Я вижу их рай. Теперь они обрели покой, теперь они вместе. Вот для чего я здесь. Круг сомкнулся, история подошла к концу. А точнее… Почти подошла к концу.

Глава 28

– Привет, у меня для тебя сюрприз, – говорю я, садясь к Игорю в машину.

Мы не виделись с того самого вечера, когда проболтали несколько часов у меня на кухне. Он уезжал по делам в Европу, но постоянно писал мне оттуда и звонил. Варвара Олеговна невольно нас сблизила.

– Привет, вот так вот сразу и сюрприз, – с игривой улыбкой отвечает Игорь, а в глазах у него горят огоньки. Я, вдруг ловлю себя на мысли, что соскучилась по нему, и в груди становится тесно и тепло от этого.

– Да, я закончила роман.

Я протягиваю ему тетрадь в твёрдом нежно – розовом переплёте.

– Уже? – с удивлением смотрит он на меня.

– Ну как уже… Прошло два месяца редактуры, и вот… он готов. Думаю, бабушке бы понравилось.

– Это здорово… Это… – он остановился, не зная, что сказать. Я заметила, как сильно он волнуется, ведь сегодня он узнает, что же за тайна скрывается в этой розовой тетради.

– Я очень её любил, – продолжил он, вдруг став каким – то другим, таким я не видела Гюнтера, и его я таким ещё не видела, – Знаешь, иногда она была мне роднее мамы. Всегда она со мной возилась, словно я был центр её вселенной. Всё своё детство я провёл среди этих её белых роз.

– Почему ты не любишь розы?

– Не то, чтобы я их не люблю, их просто всегда было как – то уж слишком много. Я даже девушкам никогда не дарил роз, приелись они мне.

После этих слов я засмеялась.

– А ещё для меня всегда было загадкой, почему она никогда не рассказывает о своей молодости. В основном все события, о которых она рассказывала, были уже далеко после рождения мамы. Дед тоже не особо любил эту тему. Немного о войне говорил и всё. А.. ещё он любил рассказывать, каким мама была пупсиком в детстве, и как они с моим прадедом чуть не подрались, споря, кто из них поведёт её в цирк, – с улыбкой произнёс Игорь.

– Теперь ты сможешь всё узнать.

– Здесь всё – правда? Или очень приукрашенная правда? – спросил он, нервно постукивая пальцами по тетради.

– Правдивее быть не может.

Он улыбнулся, и я тоже.

Мне не было известно, как отреагирует Игорь, когда всё прочитает. Возможно, он решит, что я всё это выдумала, ведь старуха умерла, и правду узнать уже не у кого. Возможно, поверит истории и возненавидит свою бабушку за её многолетнюю ложь. Возможно, сегодняшняя наша встреча вообще окажется последней, после прочтения им книги. Одно я знала точно: Игорю предстоит очень непростая ночь.

– Аня, я очень ждал твоей книги, и ожидание это было непростым для меня, – взволнованно сказал он, – но прям сейчас я не готов читать. Давай – ка оставим это занятие на чуть позже, а сейчас съездим в кино. Вышел очень интересный немецкий фильм, и я давно хочу его посмотреть. Если честно, я в кинотеатре уже сто лет не был. А в твоей компании сходил бы с удовольствием.

– Я только за.

– Отлично, – сказал он и завёл машину, – Вот умеют же немцы всё делать хорошо. И фильмы у них зачётные, и дороги супер, а про машины вообще молчу. Уважаю я их.

Я засмеялась, а он посмотрел на меня с недоумением:

– Чего?

– Ты, прав Игорь, немцы всё делают хорошо.

Он не понял, к чему я это сказала, лишь улыбнулся и посмотрел мне прямо в глаза своими большими сапфировыми глазами.

Мы ехали по вечернему Калининграду, и я с радостью любовалась улицами своего родного города. Подмороженные тротуары переливались серебром в свете уличных фонарей, крупные хлопья снега медленно опускались на землю. Город казался волшебным, словно из сказки Гофмана. Мне было тепло и так легко на душе. Я знала точно – Варвара Олеговна обрела покой, теперь она рядом с Гюнтером, а её история, которая столько лет хранилась в тайне и терзала её душу, дойдёт сегодня до самого главного читателя. Пришло это время.



Ссылка на страницу автора https://instagram.com/radova734?utm_medium=copy_link


Ссылки на используемые в книге материалы

https://www.klgd.ru/city/history/peresel/begin.php

https://kgd.ru/news/society/item/40068-credi-mogil-kakie-rajony-kaliningrada-stoyat-na-nemeckih-kladbishhah

Рейтинг@Mail.ru