Илья Алексеевич Видманов
На последний шанс меньше
– Чисто! С этой стороны всё!
– Идиоты! – завопил валяющийся на асфальте человек. Только сейчас Вася заметил, что что-то идёт не так. – Повара вашего упустите!
Орёт Алекс. Кривясь от боли он зажимает кровоточащее плечо. А неподалёку скрюченное, покалеченное тело Пети… На одежде следы шин, кишки от страшного давления вылезли из живота и даже протиснулись мимо бронежилета. Лица не угадать – сплющенное месиво. От подступившей тошноты Вася задержал дыхание, прикрыл запястьем рот. В следующую секунду его взволнованный взгляд прыгнул на автобус, остановившийся всего в десяти метрах дальше.
– Скорее! – Алекс кричит, как ненормальный, с губ его срывается пена. – Он же уйдёт! Он уйдёт! Быстрее, идиоты!
На секунду Васе захотелось беловолосого пристрелить, но он сдержался: потом перед главным замучаешься оправдываться. Крикнул брату:
– Вова! Автобус!
Прямо на их глазах парень, кажется, тот самый Никита, с перекошенным от боли лицом и стиснутыми зубами кое-как поднялся с асфальта. Хромая, он запрыгнул в салон. Наспех усевшись за баранку, Никита захлопнул дверь и дал по газам! Завизжали колёса, потёк дым и запах жжёной резины!
– Стреляйте! – Алекс всё не унимался и тыкал в «Фиат», как помешанный. – Да ну стреляйте же! Стреляйте!
Вова в самом деле прицелился, но Вася ухватил дуло его «кипариса» и поднял вверх, помотал головой.
– В варщика попадёшь…
Кинув быстрый взгляд на улепётывающий автобус, он поглядел на подходящих бойцов и, страшно сверкая глазами, приказал:
– По машинам! Догнать немедленно! Кто первый приведёт мне японца – тому ящик коньяка! Ноги!!!
Пальцы не выдержали, Никита сорвался. Мир закрутился вокруг него, а потом со злостью ударил об асфальт. Голову тряхнуло, в глазах вспыхнули искры. Старясь не стонать, Никита попытался встать, но охнул и завалился, схватившись за колено.
Выстрелы огрызаются всё реже. Никита бросил беглый взгляд на оставшихся ребят и понял, что никаких ребят уже нет, перестрелка кончилась. Убийцы добили последнего и уже обратили внимание на него! Тыча в его сторону, Алекс истерично призывает стрелять!
Страх прибавил сил. Пулей метнувшись к автобусу, прямо таки кожей ощущая дула целящихся в него автоматов, Никита прыгнул на ступеньку. Прижимая пальцами рану Гарик попытался вернуться за руль, но Никита врезал ему по голове и пихнул обратно на пассажирское сиденье. Всё на одном дыхании. На втором он уже выжал педаль газа до упора и молился, чтобы у нападающих хватило жадности не стрелять по автобусу, чтобы не поранить варщика.
Мотор взревел, колёса завизжали. Машина кинулась вперёд, как сорвавшаяся с цепи собака! Долгие секунды Никита ждал, что кто-нибудь всё же выстрелит. Спина его покрылась холодным потом, ладони стали липкими и заскользили по рулю. Сердце успело бухнуть всего несколько раз, когда справа и слева уже понёсся кустарник. Веточки то и дело царапают обшивку, задевают стёкла.
Старательно подавляя страх, от которого сердце уже через горло выскакивает, Никита на ходу опустил стекло, высунул голову и громко заорал:
– Ты где?! Где ты?!
Из кустарника слабо послышалось:
– Я здесь!
Удерживая взглядом точку Никита поехал на звук. Воспалённым зрением он ловил мельчайшее движение, чтобы ни дай бог человека не задавить…
Из кустов выпрыгнула фигура в выцветшем, некогда зелёном спортивном костюме. Паша закинул автоматный ремень через плечо и замахал руками. «Фиат» остановился на мгновение, за которое парень успел обежать капот, распахнуть пассажирскую дверь, прыгнуть внутрь и распластаться на обморочном Гарике.
– Закрывай! Закрывай! Закрывай! – Никита снова выжал газ. – Закрывай дверь скорее!
Земля под колёсами уже не даёт хорошего сцепления, разгон взять не получилось. Никита с трепетом заметил в боковом зеркале приближающиеся «Нивы». Свои же, кутузовские, вот только уже с чужаками на борту! «Фиат» пошёл быстрее но «Нивы» догнали, взяли с боков, стали зажимать в клещи. Только Паша успел сесть и захлопнуть дверь, как в ту же секунду в неё ударила вражеская машина! Автобус повело по дуге.
– Сукины дети! – крикнул Никита первое, что пришло в голову. – А вот хрен вам!
Выкрутив руль влево, он со злостью врезался во вторую «Ниву». Машину толкнуло и повело в сторону. Неудачно наскочив колесом на яму, она размашисто клюнула и с сотрясением остановилась. Люди в ней если и уцелели, то сейчас у них должна кружиться голова, а возможно у кого-то её и отбило.
– Стреляй! – Никита страшно выпучил глаза. – Стреляй, Паша!
Паша изготовил автомат, выглянул в окно… и тут же отпрянул! Стекло разлетелось, осколки брызнули фонтаном! Послышалось завывание ветра и грохот пистолетных выстрелов. В бок ударило, «Фиат» качнуло. Никита еле удержал равновесие. Через мгновение ударило опять. Их снова заставляют идти по дуге!
Упав на спину, так что головой коснулся коленей Никиты, Паша упёр приклад в плечо, навёл дуло на дверь и нажал крючок – страшно загрохотало, от автоматного стрёкота стало неслышно себя! Изо всех сил сдерживаясь, чтобы не оторвать руки от руля и не заткнуть уши, Никита возблагодарил бога, что в тот день установил на дуло пламегаситель. Иначе это было бы ещё и фаершоу!
Многострадальную дверь расчертила полоса точек, она в секунду превратилась в рвань. Стиснув зубы, Паша поднялся на локте и выглянул в то, что осталось от окна. Продырявленная со стороны водителя «Нива» врезалась в пышный кустарник и безнадёжно там завязла.
– Молодец, Паша! Молодец! – Никита кричал до боли в горле, но из-за того, что он наполовину оглох, ему казалось, что его почти не слышно. – Хорошо стреляешь! Подержи-ка руль!
Паша еле успел схватить баранку! Никита высунулся в окно и стал прицельно лупить по второй, снова догоняющей «Ниве». В него стреляли в ответ, загрохотали как минимум два разных вражеских ствола. Никита не дёргался, спокойно целился и спускал курок… Вражеская машина на полном ходу внезапно развернулась. Со страшным треском ломающихся стёкол она перекатилась через себя. Из бокового окна выкинуло какого-то несчастного.
– Едем, едем! – Никита торопливо прыгнул обратно. – Скоро остальные нагонят!
Поле кустарника сменилось просёлочной дорогой, а та завиляла уже меж жилых деревянных домов.
– Паша, ты местный! Куда нам ехать?!
Голос Никиты зазвенел отчаянием, но вместе с тем и ноткой надежды. Паша, у которого до сих пор трясутся поджилки, бросил беглый взгляд по округе. На его лице отразилось серьёзное беспокойство.
– Местный-то местный, да здесь-то я ни разу не был! Давай вон туда! Кажись, отсюда до Новосемейкино не далеко!
– Докуда?!
– Посёлок такой! Да ты гони! Других вариантов у нас всё равно нет!
Глава 15
Послание
В полной тишине, когда не слышно даже собственного дыхания, в тёмном, занавешенном кабинете сидит длинноволосая белокурая девушка. Её лицо очень нежное, губы соблазняют прелестной розовостью. Брови подчёркнуты и заботливо выровнены. С белой бархатной кожей контрастирует скрывающая фигуру, но зато выпячивающая знаки отличия строгая тёмная форма.
Анна упёрла локти в стол, скрестила пальцы и положила на них подбородок, прищурилась. Уже больше трёх часов прошло с момента «встречи», когда люди Димы добили остатки кутузовских и агаяновских. Всё. Уже, казалось бы, можно праздновать победу… Ан нет. Промашка! Какая злая, неуклюжая промашка! А ведь всё было спланировано так точно! Поневоле задумаешься, уж не вздумал ли Гарик сыграть в какую-то свою игру… Новосибирский ещё этот пустоголовый недавно приплёлся… Пускай не сам, пускай по её с Димой инициативе, но всё равно: совпадения подозрительные…
Анна улыбнулась, побарабанила длинными крашеными ноготками по столу. Нет, на ТАКОЕ Гарик не способен. Слишком боится Димы и её. Слишком труслив для подобной афёры. Да и Алекс этот болван, явно не комбинатор. Нет, на них можно не думать. Тем более последнего, кажется, подстрелили по-настоящему.
Анна вздохнула и откинулась в кресле. Ноги под юбкой занесла крест-накрест, пальцы скрестила на колене. В остальном, к счастью, главная цель взята: Агаян и Кутуз больше не помеха, с ними вопрос почти решён… А вскоре Дима захватит уже весь самарский рынок дури и тога у неё, у Анны, появятся новые перспективы, новые виды. Это деньги… И это ВЛАСТЬ! Это покровительство. Это её будущее… Анна поглядела на плечи, где красуются полковничьи погоны, представила там генеральские звёзды… Ух!
Пускай всякие дураки мрут, не жалко! Студенты, школьники, арестанты… Какая разница? Плевать! Разве можно удержать людей от того, что они сами хотят? Нет! Нельзя! А вот использовать это можно. И нужно! На этом очень реально подняться. Гораздо выше, чем на оружии, которым она занималась раньше, пока не встретилась с Димой. Точнее, пока ни взяла одного из его курьеров… Кстати на счёт наркоты – варщика всё же упускать нельзя. С ним, как считает Дима, связаны большие выгоды, а поскольку слово Димы – это слово решающее, поэтому…
Во второй раз за час Анна набрала Ческова, начальника автоинспекции города. Старше её чуть ли не в два раза, с огромным послужным списком и целым мешком «правильных» знакомых, Александр Владимирович имеет неосторожность иногда связываться с девочками лет пятнадцати а то и четырнадцати, на чём Димой на крючок умело и пойман.
– Ало! Александр Владимирович! Что там с нашими баранами?! – Анна говорила громко, ничего не стесняясь и не боясь прослушки.
– Ищу! – Голос Ческова прозвучал с открытым недовольством. – Все наряды в работе. Чего вы ещё хотите?! Если эти ваши «бараны» передвигаются на колёсах, то будут пойманы, не сомневайтесь! И не заставляйте меня поднимать ещё больший переполох! Кто-нибудь может что-нибудь заподозрить…
– Я жду результата! – Анна говорила грозно, даже без намёка на уважение хотя-бы к возрасту собеседника. – И желаю его получить! Как найдёте – сразу звоните! Всё!
Посидев ещё немного, она набрала другой номер, позвонила. Одна рука её в этот момент держала трубку, другая крепко стиснула подлокотник.
– Алло?.. Да, Ань, слушаю тебя…
Анна прочистила горло, спросила:
– Дим… Вопрос с варщиком решается, машину ищут… Что теперь будем делать с нашими вождями?
Он хмыкнул, цокнул языком.
– Хороший вопрос… В общем-то всё, что нам было от них нужно, мы уже сделали. Людей под рукой у них не осталось, денег тоже быть не должно… А теперь, думаю, они и как заложники нам уже не сгодятся. Теперь они нам мёртвыми нужнее, чем живыми. Избавься от них, Анют. За сутки управишься?
Анна ответила раньше, чем успела подумать:
– Постараюсь! Что-нибудь придумаю!
– Умничка… – голос Димы слышался девушке глубоким, сильным. – А знаешь что?.. Ты займись Кожемякиным, а я возьму на себя Агаяна. Сообщи, как закончишь. Целую тебя…
Прошёл целый день а известия о стрелке всё не доходили. День для человека, пытающегося связаться с волей, а тем более с другим сидельцем в другой тюрьме – это ничто, не стоит такую мелочь и в расчёт брать. Месяц иные дожидаются, а тут только день. Тьфу… И всё же Агаян ощущал тревогу. Он чувствовал, что если бы всё прошло как надо, то весточку прислали бы незамедлительно. Должны были!
Дурные мысли Агаян гнал, не хотел даже думать, что обманут Кутузом или кем-то иным. Нет! Всё должно пойти хорошо! Всё должно наладиться! Ведь этого так надо…
Когда дверь одиночки открылась и вошёл вертухай с предложением переселяться, Агаян не медлил. Быстренько собрав манатки, он с энтузиазмом последовал за ним, про себя решив: что угодно лучше, чем неведение. Серый от давно немытых стен коридорчик привёл к ряду дверей. Вертухай распахнул одну и приказал заселяться.
– Мир вашему дому…
Агаян вошёл и зорко пригляделся к четырём здоровым парням, разлёгшимся на нарах. Двое в татуировках по самую маковку, ещё двое только по рукава. С трепетом Агаян узнал среди рисунков нацистскую свастику и орла третьего рейха!
– И ты будь здоров… – бесцветно ответил один из них, кстати наименее разрисованный. – Заходи. Падай на лавку…
Дверь обрекающе захлопнулась, замок щёлкнул, отрезал выход. Агаян огляделся в поисках свободной шконки, но таковой не нашлось.
– Благодарствую… – Он провёл взглядом по каждому. – Не пойму только, куда вещи кидать. Что-то не вижу свободной койки.
– Не стой. – Главный, а это несомненно главный, помотал головой. – В ногах правды нет. Присаживайся. Расскажи, как в гости попал. Может, – тут он улыбнулся братве, – нас кого выселять сейчас придут. А, пацаны? Никто не хочет переехать?..
Парни нехорошо заулыбались, поглядели на новенького недобро. Агаян сжал зубы, но волнения не выказал. Прошёл и сел на лавку, свободный в жестах и походке. Связанную простынку с нехитрыми пожитками водрузил рядом.
На столе блестят алюминием четыре кружки. Четыре ложки лежат в стопке из четырёх алюминиевых тарелок.
– Ну? Чего молчишь? – Главный, явно спортсмен, – мускулы, как жирные удавы! – сел на край кровати и скользко улыбнулся. – Рассказывать начинай за жизнь свою. Пусть народ послушает.
Агаян гордо поднял подбородок.
– А кто интересуется?..
Под взглядами остальных парень привстал и сделал показательно расслабленный шажок к столу.
– Ну я…
Агаян положил руки на стол, растопырил пальцы.
– Может быть у тебя всё-таки имя есть?
– Может быть! – Парень подпрыгнул и ловко сел напротив новенького. От него резко пахнуло крепким потом и неприятным теплом. – А зачем тебе знать?!
– Неловко, когда имени собеседника не знаешь, – ответил Агаян, ни чуть не испуганный таким манёвром. – На «слыш ты, как тя там» тоже обращаться неудобно…
Глаза молодого вспыхнули, верхняя губа приподнялась, обнажила зубы. Гримаса злобы сменилась гримасой отвращения. Парень наклонился, дистанция между его глазами и глазами Агаяна сократилась до ладони.
– Тебя-то самого как зовут?! – спросил он, скривившись. – Архыз? Сурен? Джугашвили?..
– Владимир, – ответил Агаян холодно. Сердце его заколотилось, как в бесовском припадке, пригрозило стуком заглушить все остальные звуки в камере. – Имя такое есть. Не слышал?..
– Владимир?! – Парень скривился ещё больше, словно откусил горького лимона. – Ты, чурбес, и Владимир?..
Громко прочистив горло и набрав слюны, он харкнул, до кучи ещё и качнув головой. Агаян закрыл глаза. По лицу полилась мерзостная жижа, скатилась на нос, потекла по губам. Парень разинул рот в неудержимом хохоте, схватился за живот и оглянулся за поддержкой к лыбящемся дружкам.
– Какой же ты Владимир?! Чурбес ты не рус…
Агаян схватил ложку за черпак, одной рукой ухватил затылок хама, второй с остервенением вогнал ручку ему в правый глаз. Парень вздрогнул, словно ударенный током. Рот его открылся для крика, но вырвался из него лишь слюнявый хрип. Утопив ложку до отказа, Агаян со злостью оттолкнул консультирующее тело. Ударив себя в грудь он по-звериному оскалился.
– Ну что, мрази?! – прорычал он, как дикий кот. – Хотите взять меня?! Ну попробуйте!
Наци вылупили глаза ошарашенно, челюсти их отвисли. Агаян схватил новую ложку и прижался спиной к стене.
– Давай! Кто следующий?!
Шок сменился лютой злобой! На Агаяна набросились сворой, смяли, запинали. Удары посыпались, как из мешка. Спустя полминуты Агаян уже не чувствовал боли, в голове его стало глухо. От мощного пинка в висок он вырубился и обмяк, выронил всё ещё сжимаемое «оружие».
Шумно дыша, один из парней с орлом на шее метнул на дружков вопрошающий взгляд. Те лишь хлопают глазами, тоже запыхались, глядят в ответ с не меньшим вопросом.
– Ладно, – произнёс он сквозь отдышку, – я сам всё сделаю. Встаньте на шухер!
Наци переглянулись. Один подошёл к двери и прислушался, второй сглотнул, глаза его от волнения часто моргают, предвкушают увидеть сцену смерти.
Новый главарь навис над Агаяном. Его сильные татуированные руки ухватили голову армянина, крепко сжали. Сделав глубокий вдох, парень с силой крутанул. Хрустнуло! Шея жертвы неестественно выгнулась, глаза его на миг открылись, пронзили убийцу обжигающим взором… и тут же угасли. Изо рта его с пузырями вылетел последний хрип.
«Газ» идёт медленно, уныло. Кутуз не видел за зарешеченным окошком потока машин, видел только, как капли дождя стекают по стеклу, рисуют на нём узоры из полос. Внутри «этапки», как ни странно, удивительно уютно: один просторный диван в решётчатой коробке и ещё два кресла для сопровождения. Как раз там сейчас сидят полицейские. Они угрюмо посматривают друг на друга и на подследственного, частенько проверяют время.
– Может мне всё-таки расскажут, куда меня везут? – спросил Кутуз, просто чтобы нарушить скуку.
– Вам уже объясняли, гражданин, – снизошёл до ответа один из охранников. – Вас везут на следственный эксперимент.
– Какой ещё эксперимент? – Кутуз безнадёжно вздохнул. – Эксперименты следственные проводятся, когда человек в вине сознаётся. А я невиновен!
– Суд решит… – буркнул охранник и отвернулся. – Сидите тихо, не разговаривайте!
Кутуз пожал плечами, снова тяжко вздохнул, помотал головой.
Полицейский «Газ» всё же обошёлся без сирен и прошёл пробку насквозь. Выехав на Центральную, он припарковался возле тридцатого дома. Дождь, что льёт уже часа полтора, выгнал с улицы всех прохожих. На сине-белую машину уставились сейчас только собаки и кошки, прячущиеся под балконами первых этажей.
– Выходите, – произнёс сержант, открывший дверь снаружи.
Кутуз вздыхал и делал, что велят. Стараясь не спускать с сержанта глаз, он выпрыгнул из машины и сразу попал под ливень. Одежда тут же намокла, вода полилась по спине, по ногам. Кожа покрылась пупырышками а зубы пустились в пляс.
– Идёмте. – Сержант, впервые, кстати, увиденный Кутузом за всё время заключения, махнул за собой. – Не отставать!
– А где же Карпухин? – спросил Кутуз громко, стараясь перекричать дождь. – Мне казалось, что моим делом занимается именно он!
– У Ивана Тихоновича выходной, – ответил сержант неохотно. – Идёмте за мной. Сейчас вы покажете, что и как происходило, когда вас задержали на выходе из подъезда. Ну, чего встали?..
За стеной дождя видимость пропадает уже метров с двадцати. Словно под большим мутным куполом полицейский и подследственный прошли до подъезда и по команде сержанта остановились возле большой двустворчатой двери.
– Хорошо хоть под козырёк встали, – прошептал Кутуз, чувствуя на губах вкус дождевой воды. – Между прочим тут живут приличные люди. Они могут увидеть меня в наручниках. Нехорошо…
– Что хорошо а что нет – не вам решать, – произнёс сержант сухо, рука его в этот момент полезла в нагрудный карман. – Постойте пока, отдохните.
К немалому удивлению Кутуза сержант достал сигарету и закурил, даже повернулся к нему спиной и широко расставил ноги.
– А где же сопровождение? – спросил Кутуз, только сейчас заметив, что охранники за ними не последовали. – Их что, не будет?..
– Позже подтянуться, – буркнул полицейский, не поворачиваясь. – Ждите пока.
Дождь и ветер морозят так, что приходится сжимать челюсти, чтобы зубы не стучали. Уши быстро продуло, в груди воспалилось. Кутуз поглядел на спину спокойно курящего сержанта, на сине-белый, еле угадывающийся за стеной воды «Газ»… И тут его посетила мысль, по сравнению с которой близкая простуда перестала казаться важной…
Кутуз ждал, сцепив пальцы в кулаки. Полицейский всего один раз обернулся – в глазах его холод смешался с ожиданием – и закурил вторую, подпалив её от бычка первой.
– Чего вы ждёте?.. – спросил Кутуз немного погодя, для чего ему пришлось собрать всю волю в кулак. – Чего вы ожидаете?..
– Ничего. – Сержант пожал плечами. – Просто курю, жду коллег…
– Я не облегчу вам задачу. – При этих словах Кутуз перестал дрожать, в тоне его лязгнуло железо. – Придётся вам стрелять мне в грудь …
Сержант на миг замер, но тут же перевёл взгляд наверх, где могут прятаться камеры. Он огляделся по сторонам, кинул взор на углы и любые места, в которых таковые вообще могут быть.
– Ладно… – Он бросил бычок на землю и растёр его носком казённого ботинка. – Как скажете, Юрий Алексеевич. Как скажете. Я вас за это даже уважаю…
Бахнуло! От неожиданности Кутуз дёрнулся, попытался ухватиться за грудь, но скованные наручниками руки не послушались. Страшная боль заставила сжаться, сесть, а потом и упасть на колени, бухнуться на грязный, по которому ходят люди и животные, на который плюют и бросают окурки пол. Взор помутился. Кутуз попытался вздохнуть, но боль не дала. Спустя мгновение он бессильно закрыл глаза, изо рта его потекла струйка крови.
– Точно в сердце… – Сержант без единой эмоции дунул на выходящий из ствола пороховой дымок, даже понюхал остатки горелого запаха и только тогда его губы изогнулись в довольной улыбке. – Нет боли – нет греха.
В прошлом машина, а теперь дуршлаг на колёсах вилял через обходные пути, тащился через заросшие поля и даже плёлся вдоль железной дороги, где чуть не застрял на рельсах. Наконец впереди замаячили крыши кирпичных многоэтажек.
– Вот оно! – Паша ухватил Никиту за плечо, сжал. – Новосемейкино! Тормози. Давай вон туда, в лес. А то нас на таком корыте быстро рассекретят!
Никита послушно свернул в лесок, проехал вглубь метров триста и остановился в окружении особенно пышнолистных деревьев. Когда мотор заглох, машина, точно живая, с облегчением вздохнула и умолкла.
– Фух! – Паша откинулся в кресле, его грудь высоко и часто вздымается, словно всё это время он не ехал, а бежал. – Ну и дела! – Тут он громко и грязно выругался. – Ну и дела, Никитос! Звиздец какой-то!
Никита устало положил локти на руль, опустил голову и тем стал похож на студента, уснувшего за партой.
– Ну, благодаря тебе ещё не совсем… – выдохнул он и утомлённо, и с ноткой веселья. – Если б не ты… Спасибо, Паш, что выручил. Я тебе этого в жизни не забуду…
– Должен будешь! – воскликнул Паша не задумываясь. – Но знаешь что, Никит?.. Ты везунчик! Настоящий чёртов везунчик! Говорю тебе это, как профессионально понимающий.
– Везунчик… – Никита бледно улыбнулся. – Ну да… Такое везение редко встретишь…
– Редко! – Паша закачал головой. – Редко, Никитушка! Ведь за всё это время в тот дом могли хозяева вернуться, могли обнаружить брошенный тобою автомат. Но не пришли, а я спокойно пробрался и забрал его! На стрелку вашу опять же незамеченным прошмыгнул. А удрали мы как, а?! Оба целёхоньки! Это фарт, приятель! Настоящий фарт! Кстати о фарте…
Паша с силой ударил в бок уронившего голову на грудь Гарика, которого до того сам еле усадил, чтобы не падал от тряски. Гарик оскалился, скривил губы, но глаз не открыл и не шелохнулся.
– За всё, паскуда такая, ответишь! – Взгляд Паши ожесточился, лицо посуровело. – За каждую пролитую из-за тебя каплю крови! Где наша заначка кофеиновая?! Мразь гадкая…
Он пихнул его ещё раз, сильнее. Гарик поморщился, но слишком слабо, а человек в полном сознании обязательно бы от боли вскрикнул.
Сам уже вытирая рукавами руль, Никита предупредил:
– Протри все пальчики. Мы уходим и машину оставляем. Не пропусти ничего. Автомат тоже брось, только протри сперва.
– Чай не глупее некоторых! – Паша кивнул, но резко и злобно оскалился, вновь метнул на Гарика ненавидящий взгляд. – А у нас найдётся верёвка?..
Салон и всё, чего вообще могли коснуться пальцы, был тщательно вытерт до самых глубоких уголков. Автомат разрядили и бросили на сиденье, из рожка вытрясли оставшиеся патроны и протёрли каждый. Глядя, как Паша старательно зачищает следы, Никита помалкивал о том, что заряжал оружие в перчатках. Пускай чистит, на всякий случай…
Спортивной курткой связали Гарику руки за спиной и посадили у заднего колеса. Тот всё ещё без сознания или умело претворяется. Когда дело дошло до открывания грузового отсека, Паша вдруг стал застенчивым и вообще как-то пыл подрастерял.
– Никит, открой лучше ты… – Он отвёл взгляд. – Не хочу я на него смотреть. Он наверное там в язвах весь, в синяках… Это ж, можно сказать, я частично виноват…
– Глупый ты что ли? – Никита усмехнулся и покачал головой, однако руки его уже потянулись к створкам. – В чём вина-то твоя? В том, что тебя не убили в ту ночь?..
Щёлкнул замок, двери распахнулись. Дневной свет открыл взору короб с тремя деревянными ящиками, на одном из которых в свитере, в старых джинсовых штанах и в очках сидит тощая фигура. Чернеют короткие тёмные волосы, выделяется бледностью кругловатое азиатское лицо. В нос шибанул сильный запах немытого тела. Японец поднял голову, взглянул на Никиту, но не сделал даже попытки двинуться. Глаза его смотрят печально, спина горбится.
– Иди. – Никита отступил, дал Паше проход. – Приведи его в чувство. Он по-русски, кстати, кумекает?
Паша сглотнул, сделал шаг и встал у входа. Японец сначала не отреагировал, но потом резко поднял лицо! Глаза его округлились а челюсть отвисла, показались давно немытые зубы.
Голос Паши задрожал, словно он разговаривает со щенком, угодившим в беду:
– Япончик, дорогой… Идём! Идём… Ты свободен…
Не говоря ни слова азиат сделал движение подняться… но вдруг резко сел обратно, словно побитая собака, ждущая новых тычков. Паша махал к себе уверенно и терпеливо и через сколько-то мгновений японец всё-таки решился выползти. Ноги держат его плохо, а руки смотрятся тонкими, словно у человека, голодающего не первую неделю.
– Поговори с ним. – От лёгкой растерянности Никита почесал нос и отвернулся. – Объясни, если сможешь, что нас ему бояться нечего… Эй, а ну стой!
Паша с японцем резко оглянулись на Никиту, а тот сорвался, как с низкого страта, уже догоняет улепётывающего пленника! Гарик несётся, как олень, за один шаг делает два. Даже связанные руки ему не мешают: он запросто перепрыгнул через поваленное дерево, хотя то дотянуло бы ему до пояса.
– Хватай! – Напрочь позабыв об азиате Паша кинулся вдогонку. – Лови его!
Уже пробежали метров двести, а Гарик всё несётся и несётся и не думает уступать! Никита не сдавался, гнал до рези в боку, до удушающей горло отдышки. Когда до дороги, с которой свернули, осталось уже совсем немного, Гарик вдруг запнулся и неловко кувыркнулся через себя. Как-то даже смешно он пропахал носом землю. Вскочил, правда, тут же – от страха он не чувствовал ни боли ни усталости. Никита всё-таки успел его настигнуть, навалился, как медведь на барсука, стоптал. Паша подбежал чуть позднее и с силой пнул поваленного в бок, так что тот задохнулся от боли.
– Ах ты мразь! – Паша схватил Гарика за грудки и врезал в челюсть. – Куда собрался, гадина?!
Никита встал, отряхнулся, мысленно перепоручил пленника приятелю.
– Пойдём… – просипел он между вздохами. Его ладонь смахнула пот со лба. – Давай обратно в лес, тут нас могут заметить.
– А ну иди! – Паша стал нещадно лупить Гарика по всему, до чего только может дотянуться. – Вперёд рули, скотина!
С руганью и понуканиями вернулись к машине, где Никита с облегчением нашёл ожидающего их японца. Всю дорогу он оглядывался, боясь увидеть на хвосте погоню, а вперёд смотрел, боясь обнаружить, что азиат сбежал и теперь его где-нибудь поймают, после чего сразу-же выйдут на их стоянку…
– Хватит, не бей его так, – обрадованный наличием японца, Никита повеселел, – а то он и двух слов связать не сможет. Я ещё хочу его кое о чём расспросить…
– Лады! – Паша с оттягом зарядил Гарику в живот, от чего тот аж рот открыл и язык высунул. – Он твой. Только оставь его напоследок мне, хочу спросить с него за всё. Может от тайничка ещё чего-нибудь, да осталось…
Он отпустил пленника – тот сразу же свалился на землю и скрючился в позе эмбриона. Никита заметил, что японец смотрит на Пашу и Гарика с непониманием, но помалкивает, что-то для себя запоминает.
– Я пока диалог с братишкой налажу. – Всё ещё часто дыша и вытирая с шеи пот, Паша достал смартфон. – Он по-нашему не разумеет, придётся переводчик юзать.
– Давай-давай… – Никита кивнул, он не отрывал взгляда от скорченной фигуры. – Расскажи ему про всякое… Я тебя позову.
Случайно ли, или же понимая, что Никита хочет остаться с пленником наедине, Паша ухватил японца за плечи и отвёл в сторону, за машину. Потом спешно вернулся, залез в кузов, достал два оказавшихся пустыми ящика и унёс с собой.
Лицо Гарика заплывает. Кожа вздувается шишками, краснеет, где-то наоборот синеет. Из носа течёт струйка крови. Иногда он кидает на Никиту взгляд наполовину скрытого за опухшей бровью глаза, поспешно отводит, морщится, потом снова кидает, очевидно, подыскивая слова для разговора.
– Ну… – Никита присел на корточки, его голова склонилась набок. – Давай рассказывай, Гарик… Рассказывай мне всё, что знаешь. Можешь начинать.
Глаз спрятался, снова открылся и посмотрел на Никиту с такой злобой и в то же время безумной надеждой, что тому стало неловко. Впрочем, лицом Никита остался холоден. Нахмурившись, он ткнул в связанного пальцем, с силой надавил на опухшую бровь.
– Говори давай! Я слушаю! Чего молчишь?!
– А… – Гарик громко и мокро закашлял. – А чего говорить? Что ты хочешь, чтобы я сказал?..
– Ну… – Никита почесал затылок. – Расскажи мне о Диме, о его людях. О связях его с полицией расскажи. Обо всём, что знаешь, рассказывай. Я тебе даже помогу. Вот как надо: такое-то время назад случилось тот-то и жизнь свела меня с такими-то людьми. Дальше случилось это-то. Понимаешь?..
Взгляд Гарика сообщил о том, что он высматривает, как бы улизнуть, и в тоже время со страхом ищет Пашу, который придёт и снова будет его бить.
– Дружище… – Никита положил ладонь на испачканное в крови и земле плечо пленника, сжал его. – Я не люблю решать дела насилием, но поверь – Пашу тебе стоит опасаться гораздо меньше меня…
– А Диму? – Гарик иронически ухмыльнулся, взгляд его стал острым и насмешливым. – Диму мне тоже надо бояться меньше, чем тебя?..
– Страшно, да? – Никита с наигранным сожалением покачал головой. – Да, наверное Диму ты боишься всё-таки больше. Что ж…
В руке Никиты появился нож. По-деловому, без мерзких ухмылок и кривляний он встал над Гариком, резко ухватил его руки и выцепил указательный палец на левой кисти. Гарик попытался вывернуться, дико выгнул шею, чтобы увидеть, что с ним хотят сделать.
– Наверное, так даже будет лучше, – произнёс Никита философски. – Если у тебя не будет этого пальца, то ты не сможешь стрелять. Не сможешь стрелять – не полезешь больше во всякие тёмные делишки.
– Чего?!
Гарик почувствовал страшную, рвущую нервы боль! Острие вонзилось под ноготь и ушло глубже. Он рванулся истошно заорать, но Никита цинично вдавил его лицо в землю, с силой прижал затылок ботинком.
– Во-о-от та-а-ак… – Никита мастерски срезал ноготь и аккуратно взял с краешка двумя пальцами. – Хорошая работа!
Гарик вопил прямо в грязь, не мог остановиться. Но глухо. Зубы зажевали землю и опавшие листья. В нос со вдохом попала грязь. Когда Никита оттянул его голову и прислонил вплотную к глазам отрезанный розовый кусочек, Гарик не смог сдержаться и разинул рот для нового крика… Сильная рука сдавила губы, не дала даже нормально вздохнуть. На руку эту полились горючие слёзы.
