bannerbannerbanner
полная версияЧеловек из пропавшей страны

Григорий Шансов
Человек из пропавшей страны

Глава 41. Аромат Cobra

Бизнес развивался. Пункты приема ваучеров и новый магазин компьютерной техники разрывали Сафарова на части. Он валился с ног. Найти толковый и честный персонал оказалось куда труднее, чем он мог себе представить. Девочки на кассах завышали стоимость ваучеров и наваривались, куда-то пропали две пачки денег, сотрудники компьютерного магазина сговорились и продавали “свой” товар, привезенный неизвестно откуда. Во всем этом разбираться приходилось ему, и вместо того, чтобы думать о развитии бизнеса, он застрял на решении внутренних проблем.

Вскоре стало ясно, что оптовая продажа приносит куда больший доход и Сафаров занялся крупными контрактами. Визиты в кабинеты, откаты, новые знакомства, контракты, снова откаты, рукопожатия, деловые улыбки, счета с большим количеством нулей. Стоимость товара завышалась в несколько раз, и обычно половина суммы передавалась директорам “на нужды предприятия”. С этим никто не спорил, все так работали. Фура из Москвы, набитая компьютерами, сопровождалась машиной с вооруженными бойцами Фрола. Причем все равно один раз на выезде из столицы пришлось отстреливаться. А гаишникам платили всегда, это как закон. Впрочем, все это типичные в то время рабочие процессы. Колесо бизнеса вертелось с бешенной скоростью, и Сафаров редко позволял себе выходной день.

Как-то поздно вечером он приехал на свою съемную квартиру. В подъезде из покореженного любознательными детьми почтового ящика торчала газета. Внутри лежало письмо. От Светки. Сафаров мельком посмотрел даты на штемпелях, вошел в квартиру, и небрежно бросил письмо на стол. Конверт чуть не упал на пол, каким-то чудом удержавшись на самом углу.

Письмо пролежало еще семь дней. Он приходил с работы, видел незамысловатый конверт, но не открывал. Что она может там написать? Извиниться? Рассказать о своем новом друге? Напомнить, как хорошо ей было с Маратом? Рука сама не тянулась к нему. Ведь это ровным счетом ничего не меняло. “Они все одинаковые!” На него серым туманом опустилось безразличие. Пока Светка болела, он звонил в больницу, чтобы узнать состояние, но как только она пошла на поправку, тут же перестал это делать.

В последнее воскресенье февраля, словно провожая долгую зиму, приветливо светило солнце. Марат смотрел из окна нового загородного дома Романа Эрастовича как играли воробьи на сосне. У него за спиной Философ с приятелями в просторной бильярдной травили байки и лакомились шашлыками. На улице прислуга готовила вторую партию мяса.

– Марат, иди к нам, шашлыка попробуй, – позвал Философ.

Сафаров присоединился к остальным гостям – влиятельным людям из области. Ели шашлык из мраморной говядины и делились новостями, о которых не расскажут по телевизору. В таких кругах знали больше, чем те, кому положено знать больше. Сафаров слушал и наблюдал.

Говорили про задумку с залоговыми аукционами. Схема проста до безобразия, но по итогу крупнейшие предприятия будут прибраны к рукам. И по закону все чисто. Упомянули финансовые пирамиды, и отметили смекалку основателей, особенно МММ, хотя "жить ей осталось не долго". В регионе появилась первая мобильная сеть и пока работает в тестовом режиме, так что скоро можно будет по мобилкам с "кралями" созваниваться. Оборудование для сотовой связи дорогое, но прибыль бешеная. Рассказали, что в стране активно делят "нефтянку", обостряется Кавказ и пахнет войной, но на войне, само собой, тоже можно зарабатывать. Кто-то убил на днях директора центрального рынка вместе с женой прямо в квартире, еще какого-то артиста в подъезде и директора ремонтного завода. Директор завода метил в депутаты. Кто заказал его – знают все, кроме милиции. Некий чиновник из администрации присвоил городскую землю на востоке, где должны были строить новые очистные. Выступил по местному телевидению и наврал, что новые очистные испортят экологию в регионе, организовал митинг и народ его поддержал. Создал фирму, владельцем сделал своего сына, нарезал землю на участки и выставил на продажу, потому что "каждый ворует там, где он работает".

В тот день Марат узнал, что за деньги можно продвинуть любой закон или постановление, поскольку те, кто их принимают, тоже на этом зарабатывают. Цена зависит от уровня и политики на этом уровне. Местный муниципальный уровень – самый недорогой, затем идет региональный и самый крупный – федеральный. Сафаров подумал, что примерно так же решаются вопросы и на международном уровне, но об этом в беседе не упоминалось.

Сидели долго. Принесли еще шашлыка и заморской закуски. Потом приехали девочки. Страшноватые, но гости уже не разбирали. Вместе горланили песни, танцевали, раскидывая носки по углам. Сафаров тоже веселился. Показал несколько техник из кикбоксинга. Напугал слегка, когда сбивал яблоко с головы гостя в прыжке ногой. Правда, от удара о яблоко на ноге выскочил синяк, но это уже мелочи. В общем, всем понравилось.

Вечером Сафаров в приподнятом настроении прибыл домой. Письмо от Светки покорно лежало на прежнем месте, на углу стола. Простой светлый конверт с тайной внутри. Словно частичка ее самой теперь, вот уже который день, находилась у него в квартире. Он взял конверт, повертел в руке, включил верхний свет в комнате, сел на диван и развернул письмо. В глаза бросились аккуратные строчки рукописного текста. В комнате запахло духами. Кажется, это импортный аромат Cobra.

“Привет, Марат!

Решила написать тебе письмо. Не могла не написать. Хоть и не знаю, как ты отреагируешь на него. Но все равно хочу тебе все сама рассказать.

Большое спасибо тебе за огромную помощь! Врачи сказали, что мне помогли твои лекарства, иначе я могла или умереть, или стать инвалидом. Но сейчас все хорошо, только голос еще не такой как раньше. Ты, наверное, и не узнаешь его.

Еще мне очень-очень помогла твоя записка. Я старалась бороться изо всех сил, ради тебя, чтобы быть с тобой, хотя очень хотелось сдаться уже и умереть, не мучиться. Потому что из этой записки я поняла, что нужна тебе. Значит мне есть ради чего жить. И поэтому мне тем более непонятно, что произошло потом, что случилось.

Наверное, все из-за Эдуарда. Мама рассказала, что после того, как ты узнал про него, ты стал другим и уехал. И даже не поговорил со мной об этом и не спросил. Хотя я, конечно же тогда была не в состоянии говорить. Но я тебя не виню. Поэтому сразу тебе скажу, что у меня ничего не было с ним. Мы даже не целовались, потому что я не разрешала ему. Он очень навязчивый, но в целом неплохой, обычный парень. Это была моя ошибка, что я позволила ему поехать со мной к родителям, но я не знала, что мне делать. А теперь, после всего этого кошмара, я ненавижу его и видеть не хочу.

Я люблю тебя и любила всегда, как только ты приехал к нам в деревню. Но я боялась это показать. Думала, что ты сам догадаешься. А когда был выпускной, я не выдержала и соблазнила тебя. Прости меня, что я так поступила, но я не хотела тебя терять. Если бы ты знал, как мне было с тобой хорошо. Это невозможно передать словами. И если бы ты сказал мне, что любишь меня и ответил мне на письма, то я ни за что на свете даже не разговаривала бы ни с Эдуардом, ни с кем-либо еще. А если пришлось бы ждать, то я бы ждала тебя сколько понадобится. Потому что мне никто, кроме тебя не нужен. И это я еще раз поняла в больнице. Там я опять была счастлива, потому что ты приехал ко мне. Хотя я там была такая слабая, и мне становилось все хуже и хуже. Марат, хочу, чтобы ты знал – если бы не ты, я бы уже умерла.

Поэтому прошу тебя, приезжай ко мне, я так много хочу сказать тебе, но не могу все это описать здесь. Потому что чуть что – начинаю плакать. Ты мне очень, очень нужен. Не сомневайся во мне. Приезжай скорее, я буду каждый день тебя ждать. А если ты не приедешь, то я сама приеду, потому что теперь знаю твой адрес. Приеду и сама все тебе объясню.

Можешь позвонить мне по телефону на вахте, и попросить, чтобы позвали меня.

Твоя Светка, боевая подруга. Люблю. Люблю. Люблю.”

Сафаров отложил письмо. Где-то за окном вели перекличку бесцеремонные чирупинские бомжи в яростной борьбе за теплый люк. Стучал колесами трамвай и сигналили машины. Лаяли собаки у ларька под балконом. Это отчаянное и откровенное письмо затронуло в нем какой-то нерв. Сразу же, не раздумывая, как и что сказать, Сафаров набрал междугородный номер. С вахты общежития ответил бодрый старушечий вокал, а спустя пару минут в трубке зашуршало и послышался Светкин голос, показавшийся каким-то родным:

– Алло? – в ее голосе слышалась трогательная хрипота, словно она только проснулась.

– Привет, Свет! – сказал он в трубку.

Наступила пауза.

– Марат? – ее голос выдал сильное волнение.

– Да.

– Привет! – отозвалась Светка. – Значит, ты получил письмо?

– Конечно, ну откуда же я узнал телефон твоей вахты?

– Ты приедешь? – она шмыгнула носом.

– Конечно приеду.

– Когда? – спросила она.

– На следующие выходные, сразу на два дня, – ответил он. – Да я бы и сейчас приехал, но пока доберусь, будет уже ночь и назад ехать надо. Так что через недельку.

– Хорошо. Я буду ждать. Мне так много надо тебе сказать. Только ты обязательно приезжай, ладно?

– Приеду обязательно.

– Марат, подожди…

Откуда-то издалека послышался недовольный голос вахтерши.

– Меня с телефона гонят. Надо идти, а то тут у нас один телефон на всю общагу. Можно всего минуту говорить, – сказала она.

– Понятно, – ответил он.

– Буду ждать, приезжай.

– Да, я приеду.

– Обещаешь?

– Да, обещаю.

– Точно-точно обещаешь?

– Точно-точно.

– Пока.

– Пока.

– Я тебя люблю, – сказала она шепотом в самую трубку и тут же отключилась.

Сафаров лег на диване, закинув руки за голову. На его лице появилась редкая скупая улыбка. Он поверил ей. Ее тону голоса, ее словам из письма. И в самом деле, стоило тогда поговорить, а не уезжать с гордо поднятой головой. Как же много недоразумений из-за молчания. И пусть Философ считает, что все женщины одинаковые, кажется в жизни все несколько иначе.

 

Неделя пролетела как один день. Бизнес затягивал водоворотом дел. По большей части неотложных. Страну прорвало на новые рынки, новые возможности, и, хотя большинство перебивалось случайными заработками, некоторым очень везло. И те, кому везло, хранили в секрете свои находки, потому что “деньги любят тишину”. Никто бизнесу не учил, до всего доходили сами. Быстро, а иногда и больно.

Наступила пятница. Мартовское солнце топило лежалый снег на крышах. Вода стекала по сосулькам золотистыми каплями. Громко пели птицы. Запах влаги и весны летал вокруг. В приподнятом настроении Сафаров катил по шоссе. Он ехал к Светке. На память пришли летние свидания с ней и та самая таинственность совместной жизни, которая и пугает, и манит одновременно. Конечно, рано говорить о чем-то серьезном. Для серьезного в определенной мере нужно созреть, дорасти, хотя люди его возраста обычно чувствуют себя достаточно взрослыми, чтобы рассуждать о жизни, глядя на всех свысока. Точно также доктор, только что окончивший институт, знает, как лечить все болезни.

Марат подъехал к зданию общежития и вышел из машины. На нем была кожаная куртка черного цвета, вязаная двухслойная шапочка, темно-коричневые импортные штаны и ботинки с тяжелой подошвой. В пластиковом пакете притаился ликер Амаретто, который так любили женщины в те годы, немецкое вино Сангрия, фрукты и прочее, чтобы было что пожевать два прекрасных дня. Он огляделся. На окнах общежития висели мешочки – так студенты хранили портящиеся продукты, не имея холодильника. Когда он зашел в вестибюль, об ногу предательски брякнули бутылки.

– Алкоголь нельзя, – констатировала бабуля на вахте. – И вообще ты мне не нравишься.

Мутные старушечьи глаза тщательно изучали непрошенного гостя.

– К кому?

– Светлане Лавочкиной.

– Ну-ка, сходи за Светой, – повелела старуха одной из студенток. – А ты постой тут, родимый. Ишь ты. Я тебе девочек спаивать не дам.

Студентка сбегала наверх и быстро вернулась:

– Ее в комнате нет. Ушла, наверное.

– Ну вот, юноша, приходи в другой раз, – бабуля указала на выход и своим массивным корпусом толкнула Сафарова прочь от заповедной территории.

– Да в комнате она, – послышался чей-то голос.

Сафаров обернулся. У стены напротив стояла невысокого роста худенькая особа в розовых тапках с помпонами.

– Ну вот, в комнате она, – аргументировал Сафаров.

– Пузыри оставь, как будешь уходить, заберешь! – скомандовала бабуля и успокоилась, когда “пузыри” оказались на ее столе. – Иди вон за ней.

Сафаров пошел за “тапками” на третий этаж. Вообще в здании имелся лифт, но ехать на третий этаж в лифте, когда тебе восемнадцать, это кощунство.

– Она, кажись, заболела, – поделилась предположением девушка с помпонами.

– Разберемся и вылечим, – шепнул он и постучал.

Никто не открыл. Девушка показала, что все-таки она внутри и пошла по своим делам. Сафаров опять постучал.

– Свет, открой, это я, – сказал он.

Внутри послышались шорохи, щелкнул шпингалет и дверь открылась. Лохматая и безразличная перед ним стояла Светка. Она посмотрела на него, улыбнулась уголком рта и пригласила войти.

– Привет, как доехал? – безжизненно спросила она.

– Хорошо. Ты сама как? Что случилось? Заболела?

– Да нет, ничего. Просто настроения нет.

– У меня тут алкоголь отобрали внизу, а то бы взбодрилась.

– Мм, понятно, у нас так, – устало сказала она.

– Что-то случилось, я же вижу, – он поставил гостинцы на стол.

– О, сейчас чай попьем, – Светка поплелась набирать воды в чайник.

Она долго ходила на кухню ставить чайник на газ. Вернулась и устало накрыла на стол. Затем встала лицом к окну.

Сафаров подошел и попытался обнять.

– Пожалуйста, не прикасайся ко мне, – попросила она.

– Извини, – ошарашенный Сафаров сел на стул.

Светлана обернулась, еще раз слабо улыбнулась ему, обошла вокруг и села за стол. – Ты купил мой любимый тортик.

Светка отломила кусочек и с жадностью съела, затем еще один и еще. Ей стало немного легче, но все же необъяснимая грусть отпечаталась на ее некогда открытом и по-детски наивном лице.

Они выпили по кружке чая, ни о чем не говоря. Сафаров не знал, как себя вести в таких случаях. Раз она не хочет говорить, что стряслось, то и он молчал. Хороший выходной, одним словом. Они молча сидели за столом друг напротив друга. За окном проехала “скорая помощь”, завывая сиреной. В коридоре заиграла музыка, послышались шаркающие шаги и девичий хохот. Кто-то уронил крышку от кастрюли на кафель, затем хлопнула дверь, и музыка прекратилась. Снова наступила тишина.

– Не знаю, как сказать тебе, – начала она после долгого молчания. – Ты меня возненавидишь, когда узнаешь.

– За что?

Она выдержала долгую паузу, выдохнула и через силу произнесла:

– Приходил Эдуард… Он меня изнасил…, – Светка запнулась на полуслове, зарыдала и бросилась на кровать. Горький плач сотрясал ее тело.

Сафаров знал, что значит получить хороший удар в голову. Ты ничего не чувствуешь, просто теряешь ориентацию и падаешь, как мешок с дерьмом. Падаешь куда придется. И Сафаров потерялся на время. Он молча сидел за столом, смотрел на подругу, и совершенно ничего не понимал. Всю неделю он мечтал об этой встрече, готовился, но совершенно не был готов к такому повороту. Он сел на кровать рядом с ней и положил руку ей на плечо.

– Свет, как это произошло?

Светка затихла. Она лежала лицом вниз, словно закрывшись от мира своими черными волосами. Они просидели в тишине еще минуту, каждый думая о своем. Затем она устало приподнялась, села и обреченно посмотрела на него красными от слез глазами.

– Оставь меня, – тихо сказала она. – Зачем я тебе такая? Я тебя больше не держу. Прости, что все так вышло.

– Как это произошло? – повторил он.

Светка вздохнула и отрешенно сказала:

– Постучал, я открыла, думала соседка, ну и…

– Сразу начал?

Она кивнула.

– Мне надо прогуляться.

– Ты куда?

– На улице подышу, – ответил Сафаров, направляясь к выходу.

– Марат, – позвала она.

Он обернулся.

– Не делай ему ничего. У него дядя в прокуратуре работает…

Марат на секунду остановился, посмотрел на нее и вышел в коридор.

Не составило труда узнать где живет Эдуард. Его в комнате не оказалось. Парни в коридоре сказали, что будет позже или вообще завтра.

– Зачем он тебе?

– Так, долг отдать, – небрежно ответил Сафаров. – Пойду, внизу подожду. Как он одет хоть? А то я с ним по телефону базарил, а так не видел.

– Высокий такой “чувак”, худой, как моя жизнь, – ответил ему один из парней. – В дубленке коричневой ходит и шапке-обманке.

Сафаров прождал на улице с полчаса и уже начал подмерзать. Пистолет оттягивал внутренний карман куртки. Мимо проходили студенты, но того самого не было. Может и напрасно ждал Сафаров, но не мог сейчас заниматься ничем другим. Только стоять и ждать. Наконец увидел похожего по описанию высокого “чувака”. Тот шел из темноты прохода к общежитию размашистым шагом.

– Эдуард? – перед ним возникла фигура Сафарова.

– Да. Мы знакомы?

Марат взял его за ворот дубленки.

– Нет, но будем. Я Сафаров. От Светки. Слыхал?

Эдуард побледнел.

– Пошли за мной.

– К-куда?

– Увидишь.

– З-зачем?

– Топай давай!

– Э, не-е пойду, – Эдуард лихорадочно поправил сползающую на глаза шапку и покосился в сторону общежития.

Резким движением Марат увлек его в сторону от света тусклого фонаря, ударил в живот, тут же в челюсть, и потащил, повторяя про себя, словно заклинание: “Только не убить, только не убить!” Напротив девятиэтажного общежития раскинулся поросший деревьями пустырь, в котором стояла одинокая загаженная беседка. До беседки они не дошли, потому что Сафаров начал избивать Эдуарда. Бил не глядя. Наотмашь. Бил стиснув зубы, выплескивая злость. Прошлого не вернешь, и не исправишь. Что сделано, то сделано. Его не оказалось рядом с ней тогда, в ту самую нужную минуту. А теперь остается только одно. Эта грязная работа под названием возмездие. На снегу появились темные пятна крови.

– Стой…, стой…, придурок! Ты мне зубы… выбил! – прошипел Эдуард, отползая в сторону. – Ты труп…! Ты умрешь… за это! Знаешь, кто я?

– Мне все равно кто ты.

– У меня дядя… в прокуратуре… работает. Он тебя посадит. Ты себе приговор… подписал… понял? Придурок! Мой друг… тебе уши… отрежет… и съесть заставит! – его аристократический подбородок трясся, будто от холода.

Вместо ответа в голову Эдуарда прилетела нога и отбросила в сугроб, словно тряпичную куклу.

– В тюрьму сам пойдешь. “Машкой” будешь! – прошипел Сафаров.

Эдуард скорчился, выплевывая кровь прямо на свою дубленку.

– Теперь держись от нее подальше, а то убью, – предупредил Сафаров. – Ты понял?

Эдуард закряхтел нечто невнятное, беспомощно растянувшись на снегу.

– Не слышу, – Сафаров приблизил ухо к его окровавленным губам.

– Понял, все понял, – еле слышно выдохнул Эдуард.

– Будешь дергаться, подключишь своего дядю, накажу по-серьезному, – пригрозил Сафаров и направился к общежитию. В свете фонаря он осмотрелся, стер кровь с кулаков снегом, засунул руки в карманы и поднялся к Светке.

– Ты где был? – спросила она отрешенно.

– Так по делам отлучился. Как ты? – он сел на стул и вытянул ноги.

Подруга пожала плечами. Они снова сидели молча в угнетающей тишине. В дверь постучала вахтерша и попросила его покинуть здание, потому что “не положено посторонним оставаться на ночь”. Однако, почувствовав хозяйской рукой несколько купюр, она переменила тон и ретировалась, аккуратно притворив за собой дверь. Времена были голодные до денег.

Они рано погасили свет в комнате, не было еще двенадцати. В коридоре вовсю шумели студенты. Сафаров лег на кровати соседки Светланы.

– Спи, не думай ни о чем, – сказал в темноте Сафаров. – Все образуется. В обиду не дам.

– Ты с ним подрался? У тебя руки разбиты, – спросила Светка.

– Да, было немного. Не переживай.

– У него дядя в прокуратуре.

– Фигня. У меня знакомые в областной прокуратуре. Пусть только вякнет, с должности слетит этот долбанный дядя.

Они опять замолчали. Скоро Сафаров отошел в объятия Морфея. Можно было только позавидовать его способности быстро засыпать, каким бы напряженным ни был день. Светка долго ворочалась. В памяти стояли события того вечера, которые, казалось, никогда не оставят в покое.

Это случилось неделю назад. После разговора с Маратом по телефону, настроение было таким, что хотелось порхать бабочкой среди магнолий. Еще бы! Наконец-то, спустя месяцы ожиданий и после всего, что случилось, он позвонил и пообещал приехать! Напевая веселый мотивчик, Светлана решила прибраться в комнате. До встречи с любимым оставалась всего неделя. Это совсем ничего, если быть чем-нибудь занятой. Неважно, уборка это или учеба в институте. Главное как-нибудь скоротать время.

В одной из коробок с вещами оказался старый плюшевый медвежонок, который напоминал о недавнем детстве и доме. Светка взяла его с собой, сама не зная зачем. Местами повылазил мех и обнажилась ткань основы, один глаз неуклюже подшит, а повязанный вокруг шеи некогда алый шарфик приобрел неопределенный цвет. И все же медвежонок нравился ей. В его покорно висящих лапах и добром взгляде было нечто трогательное. Воспоминание о доме, о маме, которая подарила его, о родном уюте. Светлана отряхнула медвежонка и посадила на кровать. Наверное, даже когда она выйдет замуж, игрушка останется с ней.

В этот момент в дверь постучали. Думая, что соседка пришла просить соли или крупы, она открыла дверь и ахнула от неожиданности. На пороге стоял Эдуард. После событий Нового года они виделись, но больше не разговаривали и даже не здоровались.

– Светик, привет! – сказал он.

Улыбка тут же исчезла с ее лица.

– Зачем ты пришел?

– Поговорить. Не хочешь меня пускать? – его засаленные волосы упали на глаза, но он будто не замечал.

– Я не хочу ни о чем с тобой разговаривать.

– Не хочешь? А объясниться со мной ты не хочешь? – он оттолкнул ее и бульдозером вошел внутрь, закрыв за собой дверь на шпингалет. От него разило пивом и рыбой.

– Мне нечего тебе сказать, – отрезала Светлана и скрестила руки на груди.

– Ну и манеры, – Эдуард сел за стол и откинул волосы с лица. – Я вообще не вкуриваю. Ты ведешь себя как шлюха. Гуляешь со мной и у тебя есть другой.

– Мы с ним давно не виделись, и я не знала… Да и вообще я не собираюсь перед тобой оправдываться. Между нами ничего не будет. Все кончено. Извини, найди себе другую подружку.

– А вот и не угадала, ничего не кончено, – его глаза расширились. – Я столько времени на тебя убил. Признайся, тебе ведь нравилось со мной? А? Нравилось? Давай только не ври. Я же видел, как ты на меня смотрела. Строила тут из себя девочку, а я и поверил. Теперь я пришел взять свое. Давай, не дергайся, а то убью.

 

Он быстро встал и повалил Светлану на кровать. Волна ужаса накрыла ее с головой. Осознание предстоящего парализовало волю, она не могла ни кричать, ни сопротивляться, и задыхалась от грязной ладони, зажавшей ей рот. Затрещала по швам одежда и он навалился на нее всем весом. Все, что произошло дальше, она помнила смутно. Наверное, чтобы не сойти с ума, в такие адские минуты психика отключается. Прежний мир перестал существовать, рухнул в один миг, разбился вдребезги, оставляя только боль и унижение. Тот самый мир, знакомый ей с детства, больше никогда не будет прежним. Словно перед ней только что открылось истинное его лицо. Она даже не плакала, а смотрела широко открытыми глазами прямо перед собой и ничего не видела, ничего не понимала. Иногда ей казалось, словно нечто ужасное происходит сейчас не с ней, а с кем-то другим. Потому что это невозможно, так быть не должно, это слишком ужасно, чтобы быть правдой. Громко скрипела кровать, а сверху размытой темной фигурой возвышался Эдуард. Она повернула голову и рядом с собой на кровати увидела того самого медвежонка из детства, который, как и она, теперь покорно лежал и смотрел в потолок. Такой же беспомощный и жалкий. А мир вокруг нее разлетался в пепел. Разлеталось все, во что она верила и бережно хранила. Словно это оказалось неправдой и обманом.

Когда все прекратилось, она поджала ноги, свернулась калачиком и закрыла лицо руками.

– Если расскажешь кому-нибудь, тебе будет хуже, – склонившись над ней, сказал Эдуард. – У меня дядя родной в прокуратуре. Ты ничего не докажешь. Тебе подбросят наркотики и твоя жизнь будет сломана навсегда. Усекла, шлюха?

Он схватил ее за волосы и больно дернул. Потом хлопнула дверь и все затихло. Несколько минут девушка лежала не шевелясь. Она вспомнила, что на девятом этаже общежития есть лестница на крышу. Там замок легко открывается. Мальчики иногда поднимаются туда покурить. Это близко. Всего-то подняться на самый верх. А потом прыгнуть. И невыносимый кошмар прекратится. Но мама…, как после этого будет жить ее мама?

Светлана заставила себя встать, волоча ноги пошла в душ и там тихо скулила под шум падающей воды, испытывая отвращение к самой себе. Вернулась в комнату, выключила свет и заревела в подушку. Казалось, что жизнь замерла на одной ноте. Что бы ни происходило вокруг, в голове надрывно звучала одна и та же нота. Звучала и звучала, сводя с ума. Жизнь закончилась. Финал.

Рейтинг@Mail.ru