Фридрих Цюндель
Пастор Иоганн Кристоф Блюмгард. История одной жизни

Часть вторая
Мётлинген

Мётлинген. Пасторский дом, вид со стороны поля

Раздел первый
Первое время

Глава 7. Вступление в должность. Свадьба. Первые дела

Точная дата назначения Блюмгарда на должность пастора Мётлингена мне неизвестна. Однако до нас дошли несколько фрагментов из его приветственной речи, с которой он обратился к общине и которая вошла в его биографию, доведенную тогда до сведения жителей Мётлингена. Вот выдержка из той биографии, которая посвящена его предшественнику доктору Барту:

«Именно в Базеле, возлюбленные мои во Христе, я впервые встретился с вашим прежним духовным наставником, пастором Бартом. Наши сердца нашли друг друга, и мне тем радостней видеть его сегодня среди вас (рядом с пастором Вернером, его прежним коллегой по миссионерскому дому в Базеле) в качестве участника нашей встречи. Да благословит меня Всевышний на продолжение его дела, начатого здесь… и вот я перед вами, возлюбленные мои, назначенный вам в духовные наставники несколько месяцев назад. Я глубоко потрясен той любовью, с которой вы встретили меня и которую дарите по сей день. Мое сердце преисполнено благодарностью к Богу, и нет для меня большего счастья, как служить во спасение многим из вас, чтобы однажды привести многих из вас, словно овец незаблудших, к нашему Верховному Пастырю.

Кристиан Готлоб Барт (1799–1862)

И одно из многочисленных благодеяний – дарованная мне Господом в спутницы жизни Иоганна Доротея, урожденная Кёльнер, разделяющая со мной все мои убеждения и взгляды. Хочу надеяться, что она будет вместе со мной служить в вечное благо нашей досточтимой общины. Удивительным промыслом Божьим я познакомился с ней в доме ее родителей в Зитценкирхе, когда мое пребывание в Базеле уже подходило к концу. Многие из вас еще помнят ее ныне покойного деда пастора Кёльнера, не раз бывавшего в Мётлингене. Необыкновенной радостью наполняется мое сердце при мысли, что благодать этого почтенного старца пребывает теперь и на ней. Посему вверяю ее вам и уповаю на ваше неизменное благосклонное отношение к ней, равно как и ко мне.

Мётлинген (рисунок до 1860 года)

С давних пор мое любимое священное слово – 102-й псалом, к которому неизменно обращаюсь я и в радости, и в горе. Каждый раз, размышляя о всех излияниях благодати, которыми Бог одаривал меня с малых лет, приготовляя ко служению Себе, я неизменно восклицаю: «Восхваляй, душа моя, Господа и святое имя Его за все, что ношу в сердце своем! Восхваляй Господа, душа моя, и не забывай о всем добром, что Он сделал тебе! Он прощает все беззакония твои, исцеляет все недуги твои; вызволяет из погибели жизнь твою, венчает тебя милостью и любовью Своей». Так заканчивает Блюмгард свое приветствие.

«Будь преданней Богу и счастливей меня!» – так звучало благословение Барта Блюмгарду. И что знаменательно, его просьба «Да наделит меня Всевышний силой Своей!» была Богом услышана.

Любопытно сравнить последние страницы блюмгардовской и бартовской «Биографий».

«Наше взаимное доверие друг к другу было скреплено Господом, и я живу в полной уверенности, что именно Он свел нас, повелев заключить союз на вечные времена. Мне было бы страшно при мысли, что моему пасторскому посоху вверена община почти в восемьсот душ, если бы взору не открывалась целая вереница отрадных, удивительных переживаний, выпавших на мою долю за прошедшие двадцать шесть лет, и каждое из них при неизменном содействии Божьем; если бы не открывалось милосердное пасторское сердце Иисусово и правда Его драгоценных обетований: “Я сам отыщу овец Моих и осмотрю их*;…Я с вами во все дни до скончания века**;…Дух истины… наставит вас на всякую истину* * *;.. и врата ада не одолеют ее* * * *^[16], И вот я пред тобой, община Господня; всецело ощущая немощность и нерадивость свою, неизменно чувствую близость и силу Господа. И, веруя в обетование, обещаю тебе, принявшей меня в лоно свое, лишь одно, что милостью Божьей служение мое не будет бесплодным. Но многое зависит и от вас, от того, сколь усердно вы станете молиться за меня, чтобы в правде и истине проповедовал я вам слово Господне и был для вас светильником горящим. Да станет сей день для меня и для вас днем благословения Божьего, воспоминания о котором в вечности наполнят наши бессмертные души непреходящей радостью».

Удивительно точно характеризуют обоих друзей и товарищей по оружию эти их речи! На фоне величественного хорала, воспеваемого Бартом всеми регистрами своей души и могучего духа, речь Блюмгарда представляется нам робкой, рассудочно-выверенной, если не сказать суховатой, особенно когда он говорит о «вечном благе досточтимой общины», уповая на ее «неизменно благосклонное отношение» к себе и к своей жене. Блюмгард был человеком дела и в высшем смысле слова простым. Не был он и человеком «двуязычным», говорившим на одном языке с кафедры, а на другом – спустившись с нее. По стилю его проповеди напоминали разговор, беседу в кругу знатных и благородных людей. И именно торжественность момента делала его речь будничной и рассудительной. В одном из его писем к невесте мы читаем: «Я часто замечаю за собой, что речь моя тем прозаичней, чем полнее мое сердце». И именно поэтому в столь торжественный час Блюмгард, видя эту реальную жизнь такой, какая она есть, стремился освятить ее употреблением сокровенных слов: «ваше блаженство», «ваша верность Богу», «сила и мощь Всевышнего» и пр.

Так что же предстояло сделать Блюмгарду в Мётлингене и к чему он фактически уже приступил обращением к его жителям с речью? Прежде чем перейти к рассмотрению этого, остановимся подробней на дружеском союзе двух пасторов, ставшем еще сердечнее после вступления Блюмгарда в должность, которую передал ему Барт.

Их необычайно воодушевляли великие цели Царства Божьего, что в сочетании с цельностью их натур и присущим обоим прямодушием делало этих мужей, в остальном таких непохожих, духовно близкими и родными. Барт превосходил Блюмгарда не только годами, но и своей известностью. О том периоде жизни Барта рассказывается уже в третьем томе его биографии, в то время как мы приступаем лишь ко второй части жизнеописания Блюмгарда, и не случайно последний взирал на своего друга без зависти, а Барт на него с любовью. Сугубо монархические натуры обоих проявлялись в их союзе по-разному: Барту отводилась ведущая роль, Блюмгарду – ведомая, и оба воспринимали это как должное.

В пояснение сказанного приведем выдержку из письма Блюмгарда, написанного им в 1841 году по случаю дня рождения (31 июля) Барта: «Итак, сегодня тебе исполняется 42 года! Вот уже несколько дней я, как могу, благословляю сей день… Я настолько сросся с тобой, что твои дни все равно что мои. Повелит Бог, и я буду еще ревностней служить тебе, впрочем, не тебе, а Тому, Кому принадлежишь и для Кого трудишься ты, для Кого благодаря тебе надлежит трудиться и мне». Похожая мысль звучит и в его новогоднем поздравлении (31 декабря 1841 года): «Мое самое сокровенное желание, а порой и молитва – стать достойным пастырем, и в том числе ради тебя».

Более сердечных и братских отношений, чем между этими двумя людьми, наверное, и не бывает. В среднем два, а то и четыре или пять раз в неделю, случалось, даже дважды в день посыльный Блюмгарда отправлялся в Кальв к Барту, который, как известно, писем без ответа не оставлял.

Не всякий брат расскажет брату о всех своих переживаниях, от великих до самых незначительных, как это делал Блюмгард в общении со своим другом. Так, однажды он со страхом жалуется ему на ощущение приближающейся тяжелой болезни и настоятельно просит его утаить это от своей (Блюмгарда) жены. Как бы костяк их переписки составляли различные деловые вопросы, касающиеся выпуска книг и периодических изданий, договоров и соглашений, сбыта, поиска источников, клише и т. д. Давался в ней и подробнейший отчет об обстановке в Мётлингене, о болезнях прихожан и пр. Всегда был Барт и в курсе семейных дел своего друга. Не оставались без внимания и повседневные события. Барт со свойственной ему аккуратностью тщательно разбирал эти письма и помещал в свой архив. После смерти Барта они по его распоряжению отошли Вернеру (его будущему биографу), а еще позже, когда тот умер, Блюмгарду.

Письма – своеобразный дневник Блюмгарда, в котором отражена его жизнь в Мётлингене, хотя и не достаточно полно по причине случавшихся между друзьями устных бесед. Иное дело письма Барта, которых тоже было в избытке. На их разбор и хранение у Блюмгарда не хватало ни времени, ни места. К тому же большинство из полученных писем по причине их исключительно доверительного характера было разумнее всего поскорее уничтожить, и их предание огню служило своеобразной альтернативой архиву. Посему писем Барта сохранилось немного. Читающего эту переписку непременно растрогала бы и нежнейшая любовь, которой проникнуты ее строки, и восхитительная ясность выражения самых разных мыслей, пусть даже неприятных другому. Позволим себе еще несколько слов о прямолинейности Блюмгарда, столь часто упоминаемой нами. Имея что-либо против другого человека, он незамедлительно говорил ему об этом вслух, но по-доброму и спокойно, все называя своими словами, после чего считал вопрос исчерпанным, и можно было не сомневаться, что он о нем больше никогда не вспомнит. В своих заметках от 6 апреля 1880 года он так истолковал строки из пророка Исаии (53:9, «И не было лжи в устах его»): «Если такое говорят о человеке, значит, он человек в известной мере праведный. Главное, ничего не делать исподтишка, не таить обиду на другого, иначе искренности в тебе ни на грош, и уста говорят одно, а сердце другое, тогда уста и речи твои лживы, а поведение лицемерно».

Нашего Блюмгарда ждало еще одно замечательное событие: его свадьба. 4 сентября 1838 года перед алтарем предстали одновременно две сестры – Лотта и Дорис Кёльнер. Первая из них сочеталась браком с миссионером Иоганном Геберлином, вторая – с Блюмгардом. Инспектор миссии Блюмгард, близкий обоим по службе и находящийся в родстве со вторым, благословил вступающих в брак. Отличился, как всегда, и Барт, приславший свое приветствие в виде остроумного стихотворения. Оно начиналось причитаниями родителей Кёльнер, расстающихся со своими детьми; им, извиняясь и утешая их, отвечали дочери; затем в защиту Блюмгарда вступала община Мётлингена, в защиту Геберлина – безымянный индус, после чего слово брали оба счастливчика. Стихотворение завершало благословение «далекого» друга. Особым смыслом было наполнено то, что они услышали позже:

лозунг дня: «Во тьме восходит свет правым; благ он и милосерд и праведен» (Пс 111:4) —

и поучение: «Все, чего ни будете просить в молитве, верьте, что получите, – и будет вам» (Мк 11:24).

Обе цитаты, непреложное обещание высшей помощи в первой, важный и многообещающий совет во второй, в будущем часто укрепляли сестер в их суровом подвиге веры, давали им силы для преодоления непредвиденных барьеров на жизненном пути.

Иоганна Доротея (Дорис) Блюмгард, урожд. Кельнер (1816–1886)

С этого дня рядом с господином пастором мы неизменно видим фрау пастор Блюмгард.

Теофил Блюмгард, Кристоф Блюмгард и Натанаэлъ Блюмгард (слева направо) за бильярдным столом в Бад-Болле

Мою задачу осложняет и то, что мне не дозволено излишне громко говорить о делах верной помощницы Блюмгарда, чтобы не ранить слух сей досточтимой женщины. Но я вряд ли нарушу запрет, упомянув, что Блюмгард нередко хвалил в письмах к Барту свою супругу, тепло отзываясь о ней как о своей верной сподвижнице в молениях и усердном, самоотверженном служении Богу. И добавлю к сказанному слова благодарности жителей Мётлингена, почитавших свою верную душепопечительницу за все сделанное ею для немощных и здоровых. А посему, читая далее о делах и успехах Блюмгарда, подразумевайте, где это возможно, под именем «Блюмгард» «господин и фрау пастор Блюмгард». Так будет вернее. Наконец-то в пасторском доме вновь появилась фрау пасторша, и от сознания этого наполнялись радостью сердца прихожан.

Задача, стоявшая перед Блюмгард ом в Мётлингене, была куда трудней той, что стояла перед ним в Иптингене. Прихожане, привыкшие на проповедях одного из умнейших проповедников своего времени дремать, по большей части люди пресыщенные и вялые, кучка пиетистов, для которых Барт был всем, прочие прихожане, недовольные привилегированным положением последних и именно поэтому не столь благосклонные к новому пастору, не иначе как «молитвами пиетистов» назначенному в Мётлинген, – таково было «поле», которое предстояло возделать Блюмгарду. Все достигнутое прежде самоотверженными трудами Барта, его многообещающий благодатный посев как бы покрылся непроницаемой коростой неприятия нового пастора, и этот посев взошел во всей восхитительной полноте лишь после того, как короста эта не без чудесной помощи Бога спала. В известном смысле осложнял решение этой задачи и сам Барт, который, впрочем, намеревался ее только облегчить. Как быть пастору с оставленной им общиной, как вести себя со своим преемником – вопрос для него самый деликатный. В подобных случаях все, как правило, сходятся на мнении, что поступать нужно очень просто: «Отступись! Предоставь своему преемнику полную свободу действий, в особенности если ты уверен в нем, зная манеру его поведения. Пусть отныне он будет полноправным пастором той общины!» Однако Барт повел себя смело и весьма оригинально, заверив на прощание жителей Мётлингена: «Я остаюсь вашим пастором». И это были не просто слова, тем более что поселиться он собирался в соседнем Кальве. Даже если Барту и было позволительно оценивать свои возможности более высоко, чем прочих смертных, но исполнить данное обещание с должным тактом, не навредив общине и не умалив благословенные деяния своего преемника, выходило за рамки человеческих возможностей. К тому же его служение в Мётлингене, по собственному признанию Барта, совершенно расстроилось, и восстановить его не представлялось возможным. Но Господа умилостивила его искренняя любовь к душам, оставленным в Мётлингене, этот источник его намерения, питаемого также чистотой и благородством помысла, принес необычайно благодатный плод. Успеху его столь смелой и рискованной позиции содействовала сердечная дружба двух мужей, но более того исключительное смирение Блюмгарда, полностью подчинившегося сложившейся ситуации. Как бы ни складывалась жизнь, в государстве, в церкви или в собственном доме, он никогда не противился настроениям, обстоятельствам, ему неудобным или просто противоречащим логике. Принимать все исходящее из рук Господа с кротостью и смирением, находя во всем положительное для себя, только так в его представлении все эти явления превращаются в источники благодати. Как часто подобные, на первый взгляд неразрешимые жизненные неурядицы, с которыми к нему, как к пастырю, приходили люди, Блюмгард разрешал в один момент, всего лишь советуя воспринимать их подобно ему. Посему и сложившуюся ситуацию он воспринял с радостью, оставив, однако, за собой безоговорочное право в особых случаях действовать по собственному усмотрению. С первых дней своего служения в Мётлингене Блюмгард педантично сообщал своему другу обо всем происходящем в общине, и этого правила он придерживался всегда. Так, к примеру, однажды, когда ему не понравилась манера воздействия Барта на прихожан, он пишет своему другу: «Что ж, они и твои души!» Подобное случалось во время его борьбы, реже в начальный период пробуждения и покаяния прихожан, когда Барт велел некоторым из них рассказывать ему во всех подробностях о происходившем в Мётлингене и давал им советы, все чаще предпочитая не обсуждать услышанное с самим Блюмгардом. Мне кажется, тогда их договоренности, как избегать нежелательных последствий такого «двоевластия», когда один из пасторов, по сути, как бы отстранялся от управления общиной, на какое-то время утратили силу. Барт, наверное, менее предвзято и с должным уважением отнесся бы к новому, самостоятельному пути, которым должен был идти Блюмгард, если бы прежде проникся пониманием того, что подразумевается под его «самостоятельностью».

Но в целом их дружеский союз, и в первую очередь то, что все его помыслы были обращены к Мётлингену, был для его жителей большим благом. И по сей день хранят светлую память о тех двух пасторах и, вспоминая о них, имеют в виду обычно обоих и редко только одного из них.

Поначалу служение Блюмгарда складывалось очень непросто. После мудрого, поэтически пламенного и красноречивого возвещения Евангелия, прежде раздававшегося под сводами церкви в Мётлингене, проповедь Блюмгарда казалась слишком сухой и незатейливой. Прихожан она не пробуждала. По мнению малочисленных «истинных» слушателей-пиетистов, его проповеди чего-то не хватало, это был не совсем тот язык, к которому они привыкли. Слушая его обращение к базельцам, как «к ближним своим», его призывы к помощи «Всевышнего» перед прихожанами Мётлингена и т. д., мы отмечаем, что мысль его была ближе людям простым, чем убежденным в своей исключительности пиетистам. Вдобавок то, как он мыслил, сосредотачивая свое внимание на обыденной жизни, создавало у них впечатление о нем как о христианине, «мало преуспевшем» на поприще веры. Одним словом, авторитет его в сравнении с Бартом долго оставался весьма невысоким. Он же очень любил этих людей, что, зная его по Иптингену, нам представить нетрудно, и в отличие от своего друга Блюмгард нередко посещал их штунды^[17].

Любил он и посещал и «простых» прихожан, не делая большой разницы между ними и штундистами и не деля тем самым общину на две части, что заставляло подозревать в нем отсутствие должного усердия. В его переписке с Бартом порой проскальзывают сетования по поводу состояния общины, но они всякий раз уступают место его внутреннему убеждению в том, что во всем – и это справедливо – по возможности следует видеть для себя благо. Так, Блюмгард однажды пишет другу: «Вообще-то на сей день я, слава Богу, не сказал бы, что здесь все так плохо. Положение, к моему удовлетворению, улучшается, хотя мне известно, как живет и как жила молодежь. Кто хоть когда-нибудь пытался сделать живущих здесь людьми совершенно праведными! Несомненно одно, Мётлинген – община христианская. В подлинном противостоянии с ней лишь некоторые. Многому я не удивляюсь, ибо лучшего и не ожидал. Вот так-то, брат мой возлюбленный».

Блюмгард и его жена скоро стали своими в семьях прихожан. Постепенно, но тем уверенней сказывалась его манера общения с людьми, такая простая и естественная, доверчиво братская и ненавязчивая, но в то же время искренняя и сердечная, открывшаяся в нем еще в Иптингене. Предметом его особых забот стала школа, он нередко и подолгу замещал больного директора, умел убедить родителей в необходимости регулярного посещения занятий их детьми, в вопросах же наставления в вере молодежи он шел по стопам Барта, однако в пределах своих способностей, отличных от тех, какими обладал его друг. При конфирмации он любил дополнить напутственное библейское изречение, даваемое каждому конфирманту, своим, сочиненным специально для него небольшим стихом.

Более всего оживлению духовной атмосферы способствовало его умение находить общий язык с молодыми людьми мужского пола. Барт же смог собрать вокруг себя лишь конфирманток, и, возможно, потому, что привлечь юношей на вечерние духовные собрания было практически невозможно. Явление весьма обычное, из-за чего идеальный христианин в представлении пастора и его окружения легко приобретает женские черты, и это еще более отчуждает мужчин и юношей от церкви. Как же удалось Блюмгарду сплотить вокруг себя юношей? Он собирал их в школе и читал им вслух газету (пастор, пожалуй, был единственным в деревне, у кого она была), а затем обсуждал с ними прочитанное. Тут общительный, но внутренне сосредоточенный Блюмгард чувствовал себя особенно уверенно, и юноши оживлялись. Сколько духовной благодати источал тот урок, особенно отчетливо проявившейся в период пробуждения и покаяния. Урок начинался с песнопения и молитвы, ими же и заканчивался. Блюмгард же, для которого духовное, мирское (т. е. общечеловеческое), природное, по сути, сливалось воедино, умел видеть в происходящих событиях Божественный промысел. Позже, во время революционной смуты, начавшейся в 1848 году, в этих занятиях юноши и взрослые мужчины находили для себя утешение, вселявшее покой в их души.

Особое развитие его пасторское служение получило в 1838–1848 годах, когда в стране неоднократно возникали эпидемии холеры и тифа. Фрау пастор устроила в своем доме городскую кухню для нуждающихся, с тем чтобы больные и люди с симптомами начинающегося заболевания могли получать нормальную пищу.

Вскоре Блюмгарду представилась возможность распространить свое служение и далеко за пределы своей общины. Он возглавил одну из двух проводимых в округе школьных конференций, где с успехом применял свой прежний опыт учителя, когда преподавал предмет «полезные знания». Тогда, по его воспоминаниям, он провел в 1843 году два учебных курса, один по методике преподавания немецкой грамматики в народных школах, другой был посвящен жизни апостола Павла.

Вскоре он занялся и писательством, чему в первую очередь способствовало его живое общение с Бартом и горячий интерес к делам миссии. Он стал сотрудничать с редакцией журнала «Monatsblätter für öffentliche Missionsstunden», a вскоре и возглавил ее. Каждый месяц на него сваливалось столько дел, что переделать их ему, человеку бесконечно занятому и всюду востребованному, стоило громадных усилий. Позже в его письмах к Барту с поразительным постоянством появляются сетования на свою участь, просьбы облегчить ему жизнь, а после сдачи в последнюю минуту очередного номера в печать даже настоятельные требования освободить его от этой должности.

Однако он продолжал свои исследования по истории миссионерства, начатые им еще Иптингене. И не случайно издательский союз в Кальве, читай Барт, поручил ему составить небольшой «Справочник по истории и географии миссионерства». Что это была за работа! Тем более для Блюмгарда, которому была чужда «гениальная поверхностность» подхода, у которого любая работа непременно должна была «получиться» и который просто-напросто не знал слов вроде «примерно», «хотелось бы», «если позволите». А тогда ведь миссионерской работой были уже охвачены чуть ли не все побережья мира, нередко на многие километры в глубь материка! Где было взять материалы по истории миссионерства? Ведь правила обязательной ежегодной отчетности в различных обществах еще только разрабатывались, а биографии были и вовсе редкостью. Миссионеры и прочие очевидцы, движимые искренним желанием, с необыкновенной теплотой и подробностью отражали в своих отчетах пережитое ими во время поездок, однако не всегда внятно, отчего исследователи истории миссионерства порой не находили в них исчерпывающих ответов на свои вопросы. Блюмгарда не смущало то, что основные источники были написаны на английском (частично французском) языке, хуже было другое – сохранившаяся и по сей день пространная манера изложения подобных отчетов и трудность их приобретения. Особенно трудно было достать отчеты, касающиеся географии тех местностей, на которые до миссионеров не ступала нога белого человека и которые не были еще им обжиты. К тому же очень часто даже самый добросовестный, щедро одаренный благодатью Божьей миссионер про географию и не думал, в ней не разбирался и интереса к ней не проявлял. Путаницу вносило и то, что в европейских языках написание слов и их произношение подчас не совпадают. Карты же и вовсе было не достать! Тюбингенская семинария умеет привить своим ученикам любовь к писательскому труду, развить в них соответствующие навыки и способности (Блюмгард в своих письмах уподобляет этот труд рытью окопов). Нас поражают величайшие достижения именно швабских теологов, к каким бы школам они ни принадлежали и какие бы имена ни носили – Баур, Барт или др.! Владел писательским искусством и Блюмгард. Для него же этот титанический труд оказался важным еще и потому, что навсегда обратил его мысли к народам земли, к несчастным людям, не знающим Пастыря, и его задача – именем Иисуса, согласно Его замыслу и делам, приводить те народы под пастырский надзор Христа. Тогда за своим рабочим столом он учился предстоять перед Богом за всех Его потерянных чад!

Тогда же он с жаром принялся еще за одно дело. Возникла потребность в новом сборнике церковных песнопений, который заменил бы собой старый, данный швабскому народу еще в эпоху Просвещения и не соответствующий, по мнению Блюмгарда, его духовным запросам. Дело это было вдвойне рискованным, ибо требовало переделки как текста, так и музыки. Боязнь слишком далеко отойти от прежнего текста и посему излишняя осмотрительность в действиях могли привести к тому, что новое издание оказалось бы ненамного лучше прежнего. Музыкальной частью поручили заняться известным композиторам. К числу вюртембергских теологов, смело взявшихся за решение этой задачи, принадлежал и Блюмгард, выступавший за радикальное обновление мелодической основы песнопений. Собирая старые мелодии, он усердно изучал гармонию, постигал красоту и величие хоралов (и даже разучивал их со своими учениками) и неизменно прислушивался к мнению своих коллег, в особенности Палмера, с которым общался преимущественно через Барта. Особую поддержку оказывал нынешнему прелату доктору фон Хауберу, тогда усердно и не без успеха участвовавшему в этом деле. Сотрудничество с Блюмгард ом и, конечно же, всем полюбившаяся его очаровательная музыка к хоралу «На заре вечности» принесли фон Хауберу определенную известность. Он внес заметный вклад в достижение общей цели и сам приобщился к сочинительству, сделав его своим любимым занятием. Ему принадлежит и ряд других, менее значительных произведений.

По общему признанию, «Новый Вюртембергский сборник песнопений», несмотря на некоторые недоработки, является настоящим шедевром, ставшим образцом для составителей новых сборников церковных песнопений, усердно взявшихся за это дело вскоре после его выхода в свет.

В то же время «Книгоиздательский союз Кальва» поручил Блюмгарду написать «Краткий справочник по всемирной истории для учеников и родителей». Если, изучая историю миссионерства, он ощутил свою сопричастность со всем современным человечеством, то, выполняя это поручение, – со всем прошлым. Не так-то просто на 316 страницах, из которых 16 занимают иллюстрации, изложить целую историю мира, причем конкретным, наглядным и доходчивым для молодежи языком. Начинает он с сотворения мира (1. Земля; 2. Солнце, Луна и звезды; 3. Природа; 4. Человек) и заканчивает миссионерством. Книга делится на три части: Древняя (до Одоакра^[18]), Новая (до Реформации) и Новейшая история. В последней части рассказывается о Реформации, последующих религиозных войнах и политических событиях, о революции. «Древняя история» (раздел VII «Римляне», глава 7 «От Августа до Христа») завершается словами: «Так постепенно воплощается замысел Божий о возрождении человечества, приготовляя народы к пришествию в величии и славе Иисуса Христа, когда Бог станет “все и во всем”». Заканчивает книгу (Новейшая история, раздел V «Миссионерство») Блюмгард так: «Мировая история неумолимо приближается к тому моменту, о котором в Евангелии сказано: “Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени, дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних, и всякий язык исповедал, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца”^[19]. Ибо “проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам; и тогда придет конец”» (Мф 24:14).

Хотя книга эта по причине ее небольшой цены доступна многим, я все же приведу здесь вводные слова к последнему, седьмому изданию (1877), свидетельствующие об опытности ее автора, стройно излагающего молодым людям великие мысли простым и доходчивым языком. Введение написано несколько позже, но тем интересней оно для нас именно сейчас, и вот еще почему. Мы как бы подошли к подножию горы, откуда начинаем восхождение к великому, исключительно важному для нас периоду жизни Блюмгарда. И этим введением мы предварим наше дальнейшее повествование. В его словах – торжествующая уверенность, непреклонное ожидание спасительного и величественного завершения мировой истории, ожидание, основанное на внутреннем осознании своей причастности к передовому отряду борцов за достижение этой цели, борцов неутомимых, бесстрашных, подвизающихся в борьбе с врагом рода человеческого.

Введение к мировой истории

«Дорогие читатели, нужно ли прежде говорить о том, что все видимое и воспринимаемое нами сегодня было таким не всегда. Мораль, религия, образ мышления, язык, системы образования и государственного управления достигли настоящего состояния не сразу, а за долгие годы мировой истории. Этому предшествовало бесчисленное множество событий, меняющих жизнь человечества и сделавших ее в результате такой, какая она есть в ее сегодняшнем виде. Все бесконечное множество тех событий и называется мировой историей. Разумеется, в ней отразились не все дела и поступки людей, а лишь те, которые оказали влияние на все человечество в целом. Его развитие можно уподобить возведению некоего дома, поставляемого на сотворенное прежде основание, который строят сменяющие друг друга поколения и народы, неизменно руководимые Великим Архитектором – Богом. Строительство его шло медленно и по законам, не всегда нам понятным. Нередко одно поколение разрушало сделанное другим, но это только способствовало дальнейшему строительству. Далеко не все были “каменщиками”, “каменотесами” и пр., большинство и сегодня – праздные зеваки или те, кто работает только для себя и подобны страннику, который в ответ на предложение посмотреть на цветущие деревья^[20] говорит: “Что мне до этих деревьев?” Иные же трудятся в помощь очень немногим, оставаясь не замеченными остальными; или своевольно пытаются придать облику здания нечто свое, однако сделанное ими недолговечно, и труд их напрасен. О всех этих людях мировая история умалчивает. Есть неприметные труженики, вносящие скромный вклад в общее дело, и их имена тоже забыты. Но основную работу выполняют немногие народы, называемые цивилизованными, и число их стремительно растет. У каждого такого народа свой дар, который он обращает во благо всего человечества. Есть среди них великие мужи, герои мировой истории, обтесывающие для строителей огромные камни. Их время наложило на них свой отпечаток, они же его движущие силы, и их имена останутся в истории на века. Впрочем, не все они одинаково ценны и важны для нее, некоторых возвели в ранг героев происхождение и общественный статус. Есть нечто благородное и возвышенное в неумолимом движении мировой истории вперед, не желающей видеть низкое и приземленное. Другие, предводители великих событий, памятны нам своей силой и могуществом или же отвратительным характером и гнусными делами, но никак не благородством и нравственными качествами. Однако история знает немало героев, читать о которых радостно и приятно. Нередко они и великие воины, ибо мировая история одновременно история войн и сражений. А как же иначе, ведь она пронизана духом этого мира, и Бог постоянно очищает его душную атмосферу грозами. И все же история неумолимо движется к всеобщему миру, тому дню, когда все враги Христа будут повергнуты к Его ногам, подтверждая слова мудрого Соломона: “Сердце царя в руке Господа, как потоки вод: куда захочет, Он направляет его” (Притч 21:1). Невидимым перстом Бог направляет мир к свершению блаженного Царства Сына Своего возлюбленного. Его пути часто причудливы и извилисты, но неотступно ведут к исполнению обетования Божьего! В настоящей книге нам пришлось ограничиться лишь некоторыми событиями в истории человечества, сосредоточив внимание на том главном, что за ними стоит. Надеюсь, прочитав их, вы проникнетесь мыслью о том, что любой человек, достойный быть запечатленным в истории или нет, может и должен внести свой посильный вклад в сие домостроительство, которое однажды завершится храмом, обиталищем величия и славы Божьей. И пусть настоящая книга поможет вам стать его “живыми камнями” или даже “столпом”» (1 Пет 2:5; Откр 3:12).