Федор Сологуб
Полное собрание стихотворений

«Любви неодолима сила...»

 
Любви неодолима сила.
Она не ведает преград,
И даже то, что смерть скосила,
Любовный воскрешает взгляд.
 
 
Светло ликует Евридика,
И ад ее не полонит,
Когда багряная гвоздика
Ей близость друга возвестит,
 
 
И не замедлит на дороге,
И не оглянется Орфей,
Когда в стремительной тревоге
С земли нисходит он за ней.
 
 
Не верь тому, что возвестили
Преданья темной старины,
Что есть предел любовной силе,
Что ей ущербы суждены.
 
 
Хотя лукавая Психея
Запрету бога не вняла
И жаркой струйкою елея
Плечо Амуру обожгла,
 
 
Не улетает от Психеи
Крылатый бог во тьме ночей.
С невинной белизной лилеи
Навеки сочетался змей.
 
 
Любви неодолима сила.
Она не ведает преград.
Ее и смерть не победила,
Земной не устрашает ад.
 
 
Альдонса грубая сгорает,
Преображенная в любви,
И снова Дон-Кихот вещает:
«Живи, прекрасная, живи!»
 
 
И возникает Дульцинея,
Горя, как юная заря,
Невинной страстью пламенея,
Святой завет любви творя.
 
 
Нe верь тому, что возвестили
Преданья, чуждые любви.
Слагай хвалы державной силе
И мощь любви благослови.
 

3 мая 1921

«О чем щебечут птицы...»

 
О чем щебечут птицы
Так звонко по весне?
Какие небылицы
Рассказывают мне?
 
 
Забавно, словно в сказке,
О чем звенят ручьи?
Чьи шепоты и ласки
Перепевают, чьи?
 
 
Ответа мне не надо.
Ответ я знаю сам.
Душа беспечно рада
Веселым голосам.
 
 
Под всякою личиной
Я узнавать привык
Любви, всегда единой,
Непостижимый лик.
 

3 мая 1921

«В моем безумии люби меня...»

 
В моем безумии люби меня.
Один нам путь, и жизнь одна и та же.
Мое безумство манны райской слаже.
Наш рдяный путь в метании огня,
Архангелом зажженного на страже.
В моем горении люби меня.
Только будь всегда простою,
Как слова моих стихов.
Будь мне алою зарею,
Вся обрызгана pосою,
Как сплетеньем жемчугов.
В моем пылании люби меня,
Люби в безумстве, и в бессильи даже.
Всегда любовь нам верный путь укажет,
Пыланьем вечным рай наш осеня.
Отвергнут я, но ты люби меня.
Нам путь один, нам жизнь одна и та же.
Отворю я все дворцы,
И к твоим ногам я брошу
Все державы и венцы —
Утомительную ношу, —
Всё, что могут дать творцы.
 

4 мая 1921

«Бога милого, крылатого...»

 
Бога милого, крылатого
Осторожнее зови.
Бойся пламени заклятого
Сожигающей любви.
 
 
А сойдет путем негаданным,
В разгораньи ль ясных зорь
Или в томном дыме ладанном, —
Покоряйся и не спорь.
 
 
Прячет лик он под личинами,
Надевает шелк на бронь,
И крылами лебедиными
Кроет острых крыл огонь.
 
 
Не дивися, не выведывай,
Из каких пришел он стран,
И не всматривайся в бредовый,
Обольстительный туман.
 
 
Горе Эльзам, чутко внемлющим
Про таинственный Грааль, —
В лодке с лебедем недремлющим
Лоэнгрин уморится вдаль.
 
 
Темной тайны не разгадывай,
Не срывай его личин.
Силой боговой иль адовой,
Всё равно, он – властелин.
 
 
Пронесет тебя над бездною,
Проведет сквозь топь болот,
Цепь стальную, дверь железную
Алой розой рассечет.
 
 
Упадет с ноги сандалия,
Скажет змею: «Не ужаль!»
Из цианистого калия
Сладкий сделает миндаль.
 
 
Если скажет: «Всё я сделаю», —
Не проси лишь об одном:
Зевс, представши пред Семелою,
Опалил ее огнем.
 
 
Беспокровною Дианою
Любовался Актеон,
Но, оленем став, нежданною
Гибелью был поражен.
 
 
Пред законами суровыми
Никуда не убежим.
Бог приходит под покровами,
Лик его непостижим.
 

6 мая 1921

Свирель

1 «Бойся, дочка, стрел Амура...»

 
«Бойся, дочка, стрел Амура.
Эти стрелы жал больней.
Он увидит, – ходит дура,
Метит прямо в сердце ей.
 
 
Умных девушек не тронет,
Далеко их обойдет,
Только глупых в сети гонит
И к погибели влечет».
 
 
Лиза к матери прижалась,
Слезы в три ручья лия,
И, краснея, ей призналась:
«Мама, мама, дура я!
 
 
Утром в роще повстречала
Я крылатого стрелка
И в испуге побежала
От него, как лань легка.
 
 
Позно он меня заместил,
И уж как он ни летел,
В сердце мне он не уметил
Ни одной из острых стрел,
 
 
И когда к моей ограде
Прибежала я, стеня,
Он махнул крылом в досаде
И умчался от меня».
 

20 апреля 1921

2 «Небо рдеет....»

 
Небо рдеет.
Тихо веет
Теплый ветерок.
Близ опушки
Без пастушки
Милый пастушок.
 
 
Где ж подружками
Ах, пастушка
Близко, за леском,
Вдоль канавки
В мягкой травке
Бродит босиком,
 
 
И овечки
Возле речки
Дремлют на лужку.
Знаю, Лиза
Из каприза
Не идет к дружку.
 
 
Вот решился
И спустился
К быстрой речке он.
Ищет тени,
По колени
В струи погружен.
 
 
Еле дышит
Лиза, – слышит
Звучный лепет струй.
Друг подкрался,
И раздался
Нежный поцелуй.
 
 
Славить радость,
Ласки сладость,
Где найду слова?
До заката
Вся измята
Мягкая трава.
 

20 апреля 1921

3 «Ах, лягушки по дорожке...»

 
Ах, лягушки по дорожке
Скачут, вытянувши ножки.
Как пастушке с ними быть?
Как бежать под влажной мглою,
Чтобы голою ногою
На лягушку не ступить?
 
 
Хоть лягушки ей не жалко —
Ведь лягушка не фиалка, —
Но, услышав скользкий хруст
И упав неосторожно,
Расцарапать руки можно
О песок или о куст.
 
 
Сердце милую торопит,
И в мечтах боязни топит,
И вперед ее влечет.
Пусть лягушки по дорожке
Скачут, вытянувши ножки, —
Милый друг у речки ждет.
 

25 апреля 1921

4 «Соловей...»

 
Соловей
Средь ветвей
Для подружки трели мечет,
И ручей
Меж камней
Ворожит, журчит, лепечет.
 
 
Не до сна!
Ах! весна
И любовь так сладко ранят.
Тишина
И луна
Лизу в рощу к другу манят.
 
 
Мама спит, —
И спешит
Лиза выскочить в окошко,
И бежит,
И шуршит,
И шуршит песком дорожка.
 
 
У ручья
Соловья
Слушай, милому внимая.
«Жизнь моя!»
– «Я – твоя!»
О, любовь в начале мал!
 

26 апреля 1921

5 «Не знают дети...»

 
Не знают дети,
Зачем весна,
Какие сети
Плетет она.
 
 
И я не знала,
Зачем весна,
И я срывала
Цветы одна.
 
 
Но наступила
Моя весна,
И разбудила
Меня от сна.
 
 
О чем, какою, —
Скажи, весна, —
Душа тоскою
Упоена?
 
 
О чем мечтаю?
Скажи, весна.
В кого, не знаю,
Я влюблена.
 
 
Ручей струится, —
Тобой, весна,
Он веселится,
Согрет до дня.
 
 
Иду я в воды
К тебе, весна,
И речь природы
Мне вдруг ясна.
 
 
Люблю Филена, —
Узнай, весна!
Мои колена
Ласкай, волна!
 

27 апреля 1921

6 «Погляди на незабудки...»

 
Погляди на незабудки,
Милый друг, и не забудь
Нежной песни, звучной дудки,
Вздохов, нам теснивших грудь.
 
 
Не забудь, как безмятежно
Улыбался нам Апрель,
Как зарей запела нежно
Первый раз твоя свирель.
 
 
Не забудь о сказках новых,
Что нашептывал нам Май,
И от уст моих вишневых
Алых уст не отнимай,
 
 
И когда на дно оврага
Убежишь от зноя ты,
Где накопленная влага
Поит травы и цветы,
 
 
Там зашепчут незабудки:
«Не забудь ее любви!»
Ты тростник для новой дудки,
Подзывать меня, сорви.
 

27 апреля 1921

7 «Тирсис под сенью ив...»

 
Тирсис под сенью ив
Мечтает о Нанетте
И, голову склонив,
Выводит на мюзетте:
«Любовью я, – тра, та, там, та, – томлюсь,
К могиле я, – тря, та, там, та, – клонюсь».
 
 
И эхо меж кустов,
Внимая воплям горл,
Не изменяет слов,
Напевам томным вторя:
«Любовью я, – тра, та, там, та, – томлюсь,
К могиле я, – тра, та, там, та, – клонюсь».
 
 
И верный пес у ног
Чувствителен к напасти,
И вторит, сколько мог
Усвоить грубой пасти:
«Любовью я, – тра, та, там, та, – томлюсь,
К могиле я, – тра, тя, там, та, – клонюсь».
 
 
Овечки собрались —
Ах, нежные сердечки! —
И вторить принялись,
Как могут петь овечки:
«Любовью я, – тра, та, там, та, – томлюсь,
К могиле я, – тра, та, там, та, – клонюсь».
 
 
Едва от грусти жив
Тирсис. Где ты, Нанетта?
Внимайте, кущи ив!
Играй, взывай, мюзетта:
«Любовью я, – тра, та, там, та, – томлюсь,
К могиле я, – тра, та, там, та, – клонюсь».
 

10 июня 1921

«Унесла мою душу...»

 
Унесла мою душу
На дно речное.
Волю твою нарушу —
Пойду за тобою.
 
 
Любила меня безмерно,
Всё отдала не считая.
Любви беспредельной верный
В жертвенном пламени тает.
 
 
Нe спасешь меня смертью своею,
Не уйдешь от меня и за гробом.
Ты мне – камень на шею,
И канем мы оба.
 

28 ноября 1921

«Чадом жизни истомленный...»

 
Чадом жизни истомленный,
Тихо-тихо я пою,
Убаюкать песней сонной
Зыбку шаткую мою.
Спи, грозою опаленный,
Спи, от счастия спасенный,
Баю-баюшки-баю.
 
 
Вспомни верное кормило
Невозвратной госпожи,
Пожалей о том, что было,
Горько плача, потужи,
Всё, что звало и маниею,
Всё, что было в жизни мило,
Туже в узел завяжи.
 
 
Вот полуночная вьюга
Запевает: «Вью, вью, вью», —
Вея зыбко и упруго
Зыбку легкую мою.
Вышла светлая подруга
Из пылающего круга.
Баю-баюшки-баю.
 
 
Кто устал, тому довольно
Щедрых пытками годов.
Кануть вольно иль невольно
В запредельность он готов.
Руки сжавши богомольно
На груди, где сердцу больно,
Слушай вещий, тихий зов.
 
 
«Истлевающие сети
Смертным хмелем перевью,
Покачаю в тайном свете
Зыбку жуткую твою.
Улыбаясь вечной Лете,
Спи, как спят невинно дети.
Баю-баюшкц-баю».
 

8 декабря 1921

«Не глядится никто в зеркала....»

 
Не глядится никто в зеркала.
Опустели хоромы, хозяйка ушла.
 
 
Запылилася желтая шаль.
Госпожа не взяла ее в темную даль.
 
 
Опечалился нежный фарфор.
Не любуется им зачарованный взор.
 
 
На пастушку глядит пастушок.
Путь любимой далек, старый муж одинок.
 
 
Пред гадалкой стоит кавалер.
Страшен страннице путь через область химер.
 
 
Сиротеет на пальце кольцо.
Уходя, закрывала рукою лицо.
 
 
Всё на месте, как было при ней,
Только ночи темнее да дни холодней.
 
 
Всё на месте, но где же душа?
Лишь ее унесла чародейка, спеша.
 

10 декабря 1921

«Я дышу, с Тобою споря...»

 
Я дышу, с Тобою споря,
Ты задул мою свечу.
Умереть в экстазе горя
Не хочу я, не хочу.
 
 
Не в метаньях скорби знойной
Брошусь в гибельный поток, —
Я умру, когда спокойный
Для меня настанет срок.
 
 
Умерщвлю я все тревоги,
И житейский сорный хлам
На таинственном пороге
Я сожжению предам.
 
 
Обозревши путь мой зорче,
Сяду в смертную ладью.
Пусть мучительные корчи
Изломают жизнь мою.
 

13 декабря 1921

Петроград. Улицы

«Не иссякли творческие силы...»

 
Не иссякли творческие силы,
И любовь моя сильней страданья.
Златокрылые, как прежде милы
Птички легкие, мои мечтанья.
 
 
Щебетаньем звучным, вещим бредом
Ворожит мне Мойра-Афродита.
Слезных рос на розах сон мне ведом.
Пламенеет верная защита,
 
 
И она верней и слаще яда.
Запылай, кружися, лихорадка!
Пламенами полыхай, ограда,
Где любовь моя почиет сладко!
 
 
Драгоценную несу ей ношу.
Всесожженье тучное готово.
Я в костер любви безмерной брошу
Налитое соком жизни Слово,
 

21 декабря 1921

«Нет словам переговора...»

 
Нет словам переговора,
Нет словам недоговора.
Крепки, лепки навсегда,
Приговоры-заклинанья
Крепче крепкого страданья,
Лепче страха и стыда.
 
 
Ты измерь, и будет мерно,
Ты поверь, и будет верно,
И окрепнешь, и пойдешь
В путь истомный, в путь бесследный,
В путь от века заповедный.
Всё, что ищешь, там найдешь,
 
 
Слово крепко, слово свято,
Только знай, что нет возврата
С заповедного пути.
Коль пошел, не возвращайся,
С тем, что любо, распрощайся, —
До конца тебе идти.
 
 
Зяклинаньем обреченный,
Вещей деве обрученный,
Вдался слову ты в полон.
Не жалей о том, что было
В прежней жизни сердцу мило,
Что истаяло, как сон.
 
 
Ты просил себе сокровищ
У безжалостных чудовищ,
Заклинаюищих слова,
И в минуту роковую
Взяли плату дорогую,
Взяли всё, чем жизнь жива.
 
 
Не жалей о ласках милой.
Ты владеешь высшей силой,
Высшей властью облечен.
Что живым сердцам отрада,
Сердцу мертвому не надо.
Плачь не плачь, ты обречен.
 

19 января 1922

«День и ночь измучены бедою...»

 
День и ночь измучены бедою,
Горе оковало бытие.
Тихо плача, стала над водою.
Засмотрелся месяц на нее.
 
 
Опустился с неба, странно красен,
Говорит ей: «Милая моя!
Путь ночной без спутницы опасен.
Хочешь или нет, но ты – моя».
 
 
Ворожа над темною водою,
Он унес ее за облака.
День и ночь измучены бедою.
По свету шатается тоска.
 

30 января 1922

«Я вышел из потайной двери...»

 
Я вышел из потайной двери,
И нет возврата в милый рай.
Изнемогай, но в ясной вере,
Душа, томительно сгорай.
 
 
В кипенье темного потока,
Бегущего с горы крутой,
Рукою беспощадной Рока
Заброшен ключ мой золотой.
 
 
У первозданных стен Эдема
В пустыне безнадежных дней
Что мне осталось? Диадема
Из опаляющих огней
 
 
И мантия пророка, – тяжко
На плечи давит мне она, —
И скрытая в одежде фляжка
С вином, где дремлет тишина,
 
 
И что еще? воспоминанья
О днях любви, когда и я
Испытывал очарованья
И осиянность бытия.
 
 
И вот один у тайной двери,
Как пригвозженный раб стою,
Безумству моему и вере
Смятенный дух мой предаю.
 

19 февраля 1922

«Безумное светило бытия...»

 
Безумное светило бытия
Измучило, измаяло.
Растаяла Снегурочка моя,
Растаяла, растаяла.
 
 
Властительно она меня вела
Тропою заповедною.
Бесследною дорогою ушла,
Бесследною, бесследною.
 
 
Я за Снегурочкой хочу идти,
Да ноги крепко связаны.
Заказаны отрадные пути,
Заказаны, заказаны.
 
 
Я жизни не хочу, – уйди, уйди
Ты, бабища проклятая.
Крылатая, меня освободи,
Крылатая, крылатая.
 
 
У запертых, закованных ворот
Душа томится пленная.
Блаженная в Эдем меня зовет,
Блаженная, блаженная.
 
 
Снегурочка, любимая моя,
Подруга, богом данная,
Желанная в просторах бытия,
Желанная, желанная,
 

5 марта 1922

«Как я с тобой ни спорил, боже...»

 
Как я с тобой ни спорил, боже,
Как на тебя ни восставал,
Ты в небе на змеиной коже
Моих грехов не начертал.
 
 
Что я тебе? Твой раб ничтожный,
Или твой сын, иль просто вещь, —
Но тот, кто жил во мне, тревожный,
Всегда горел, всегда был вещ.
 
 
И много ль я посеял зерен,
И много ль зарослей я сжег,
Но я и в бунте был покорен
Твоим веленьям, вечный бог.
 
 
Ты посетил меня, и горем
Всю душу мне ты сжег дотла, —
С тобой мы больше не заспорим,
Всё решено, вся жизнь прошла.
 
 
В оцепенении жестоком,
Как бурею разбитый челн,
Я уношусь большим потоком
По прихоти безмерных волн.
 

11 марта 1922

«Творца излюбленное чадо...»

 
Творца излюбленное чадо,
Храня безмерные мечты,
Под сводами земного ада
В отчаяньи металась ты.
 
 
Сожгла тебя трехмерных дымов
Мгновенно-зыбкая игра,
О шестикрылых серафимов
Лазурно-чистая сестра!
 
 
Ушла ты в области блаженных, —
К тебе, в безмерность бытия,
В чертог среди восьми вселенных
Приду и я, любовь моя.
 

23 марта 1922

«Как ни бейся, жизнь обманет...»

 
Как ни бейся, жизнь обманет,
Даже радость ядом станет.
Безмятежные мечты,
Как недолгие цветы,
Лепестки свои уронят
И надежды похоронят.
Холодна, тиха, ясна,
Не обманет смерть одна.
 
 
Эта жизнь – мельканье теней
В тесной сфере сновидений.
Как ни слушай, ни смотри,
Впереди и позади
Ничего. Влачи вериги
Сквозь раздробленные миги
Мимо темной тайны тел, —
Только в смерти станешь цел.
 
 
На стремительном откосе
Все земные нити-оси
В ось широкую соткет.
Несказанный поворот
Совершив, оставишь тело,
Чтобы плотское истлело,
И, в зарю облачена,
Встретит там тебя жена.
 
 
Все земные жены наши —
Лишь невесты. Дивной чаши
Недоступны им края.
Чародейного питья
Только там в восторге вящем
Сладость вечную обрящем
И таинственно слиты
Будем вместе, Я и Ты.
 

11 апреля 1922

«Полуисточенное смертью тело...»

 
Полуисточенное смертью тело, —
И это – ты, любимая моя.
Душа от ужаса оледенела,
Но все же, смерть, победа не твоя.
 
 
Да, наша плоть земная – жертва тленья,
Обезображенный и смрадный прах,
И вот, смотри, мы бьемся в исступленьи,
И тонет скорбь в пустынных небесах.
 
 
Все так, – земного не отдаст могила,
И самые тончайшие мечты,
Как сладкий дым из зыбкого кадила,
Растают, с воздухом земным слиты.
 
 
Но если здесь стремительною волей
Душа свершила пламенный полет,
Поникни, смерть! – среди иных раздолий
Она венец бессмертия найдет,
 

3 мая 1923

«Как мне ни горек мой напиток...»

 
Как мне ни горек мой напиток,
Его покорно я допью,
И беспощадной жизни свиток
Весь до предела разовью.
 
 
Все наши чаши не глубоки,
И не высоки их края.
Ты медлишь в страстной Камалоке
Близ нашей сферы бытия
 
 
И встретишь в пламенном чертоге
Меня, как здесь встречала Ты
Среди земной моей дороги,
Блаженным заревом мечты,
 
 
С такою ж радостною лаской
Неумирающей весны,
С такою ж радостною сказкой
О мудрых женах старины.
 

l6 июня 1922

«Себя встречая в зеркалах...»

 
Себя встречая в зеркалах,
Стекло клянем докучное.
Как прочно скреплена в углах
Темница наша скучная!
 
 
Напрасно радостны враги,
Друзья напрасно маются.
Какой дорогой ни беги,
Пути пересекаются.
 
 
Замыкан суетней дорог,
Безумною и лживою,
Вот наконец в могиле лег
Под жгучею крапивою.
 
 
Земное всё отдать земле
Спешишь в истоме тления.
Откройся, светлая Ойле,
Страна соединения!
 

20 июня 1922

Волга – Рыбинск. Вагон

«Много камней на дороге...»

 
Много камней на дороге.
Что же мне до них!
Кто споткнулся на пороге,
Тот навеки стих.
 
 
В горьком запахе полыни,
В плеске ручейка,
И в песках, и в липкой глине
Та же всё тоска.
 
 
Я несу ее, как ношу,
По моим путям.
Будет время, в яму брошу
Весь ненужный хлам.
 

29 июня 1922

Набатово

«Чем бледней лучи дневные...»

 
Чем бледней лучи дневные,
Чем туманнее окрестность,
Тем пленительней ночные
Неизбежность, неизвестность.
 
 
Пролетит ночная птица,
В мглистом сумраке утонет.
Промелькнет вдали зарница,
Кто-то жалобно застонет.
 
 
Рокот прожурчит ручейный,
Сказ о тайнах вещей ночи.
Шелестит вуаль кисейный,
Темноте открывши очи.
 
 
Смотришь в дали равнодушно.
Где раздумье, где мятежность?
Я за ней иду послушно
В неизвестность, в неизбежность.
 

29 июня 1922

«В багряные ткани заката...»

 
В багряные ткани заката,
В туманно-лиловый вуаль
Опять обряжает утрата
Поющую слезно печаль.
 
 
В молчаньи, обвеянном снами,
В просторе пустынных полей
Свирелью поет за холмами
Тоска простодушных жалей,
 
 
И крылья тяжелые ветра
Шумят в лиловеющей мгле,
И снова поникла Деметра,
И, плача, приникла к земле.
 
 
Внимая летейскому стону,
В краю запредельном живу,
С Деметрой зову Персефону,
Мою Алетею зову.
 

29 июня 1922

«Войди в меня, побудь во мне...»

 
Войди в меня, побудь во мне,
Побудь со мною хоть недолго.
Мы помечтаем в тишине,
Смотри, как голубеет Волга.
 
 
Смотри, как узкий серп луны
Серебряные тучки режет,
Как прихоть блещущей волны
Пески желтеющие нежит.
 
 
Спокоен я, когда Ты здесь.
Уйдешь – и я в тоске, в тревоге,
Влекусь без сил, разметан весь,
Как взвеянная пыль дороги.
 
 
И если сеть в душе мечты,
Порой цветущие стихами,
Мне их нашептываешь Ты
Cвоими легкими устами.
 

1 июля 1922

«Когда войдем мы ликовать...»

 
Когда войдем мы ликовать
В иную весь,
Тебя я буду ревновать
Не так, как здесь.
 
 
Не отпущу тебя одну, —
Даю обет, —
Ни в полевую тишину,
Ни в шумный свет.
 
 
Я обведу тебя чертой
Моей любви,
Моею волей и мечтой
Цвети, живи.
 
 
Всё, что любила ты, найдешь
Еще милей,
И от меня не отведешь
Своих очей.
 

2 июля 1922

Набатово

«Я сам закон игры уставил...»

 
Я сам закон игры уставил
И проиграл, но не хочу
Разбить оковы строгих правил.
Мой проигрыш я заплачу.
Но, может быть, платить нам печем.
Всё увеличивая счет,
Несчастливо мы карты мечем.
Придет последний банкомет.
И, приневоленный к азарту,
Всё , что осталось, подсчитай,
Поставь последний куш на карту,
О выигрыше помечтай,
И знай, что шулер беспощаден,
И что громаден будет счет,
И что огонь из черных впадин
Его глазниц смертельно жжет.
 

5 июля 1922

«Не Люблю я встреч...»

 
Не Люблю я встреч
На моем пути.
Только с ветром речь
Хорошо вести.
 
 
Путевой простор
Без людей хорош.
Каждый встречный взор —
Острый в сердце нож.
 

7 июля 1922

На пути в Кострому

«Слушай горькие укоры...»

 
Слушай горькие укоры
Милых пламенных подруг
И внимательные взоры
Обведи с тоской вокруг.
 
 
Всё такое ж, как и прежде,
Только ты уже не тот.
В сердце места нет надежде,
Побежденный Дон-Кихот.
 
 
Перед гробом Дульцинеи
Ты в безмолвии стоишь.
Что же все твои затеи,
И кого ты победишь?
 
 
Пораженье не смутило
Дон-Кихотовой души,
Но, хотя б вернулась сила,
В битву снова не спеши.
 
 
С бою взятые трофеи
Ты положишь перед кем?
Над молчаньем Дульцинеи
Ты и сам угрюмо нем.
 
 
Украшать ее гробницу?
Имя Дамы прославлять?
Снова славную страницу
В книгу бытия вписать?
 
 
Для того ли Дульцинея
К Дон-Кихоту низошла
И, любовью пламенея,
Одиноко умерла?
 

7 июля 1922

На пути в Кострому

«Она придет ко мне, – я жду...»

 
Она придет ко мне, – я жду, —
И станет пред моей постелью.
Легко мне будет, как в бреду,
Как под внезапною метелью.
 
 
Она к устам моим прильнет,
И шепот я услышу нежный:
«Пойдем». И тихо поведет
К стране желанной, безмятежной.
 
 
За Нею я пойду, и мне
Вдруг весело и страшно станет,
Как в предзакатной тишине,
Когда мечта глаза туманит.
 
 
Неведомые здесь огни,
Цветы, неведомые людям, —
И мы томительные дни
В стране бессмертия забудем.
 

9 июля 1922

«Прошедшие оставили следы...»

 
Прошедшие оставили следы,
Но где же верный след и где случайный?
Мир, отраженный в зеркале воды,
 
 
Непостижимый Китеж, город тайный,
К тебе откроется внезапный путь,
Когда душа в отчаяньи, во мраке,
И уж ее не могут обмануть
Развенчанных надежд немые знаки.
 
 
И для меня настанет милый день,
И я, в отчаяньи последнем,
Переступив последнюю ступень,
Оставлю мир его случайным бредням.
 

9 июля 1922

«Я не хочу захоженных дорог...»

 
Я не хочу захоженных дорог —
Там стережет зевающая скука,
И без того труд жизни слишком строг,
И всё вокруг несносная докука.
 
 
Я не хочу нехоженых дорог —
Там стережет негаданное горе.
И без того безжалостен к нам Рок.
Изнемогаем в непосильном споре.
 
 
И вот я медлю на закате дня
Перед напрасно отпертой калиткой,
И иду, когда Ты поведешь меня,
Измученная пламенною пыткой.
 
 
Мой верный вождь, мой друг и госпожа,
Ты различать пути во тьме умела.
Хотя б со страхом, женственно дрожа,
Ты подвиг жизни совершала смело.
 
 
Припоминать ли мне, как в темный час
Ты погибала страшно и жестоко,
И я в неведеньи Тебя не спас,
Я, одаренный веденьем пророка?
 
 
Об этом думать можно лишь в бреду,
Чтоб умереть, не пережив мгновенья.
Не думаю, не вспоминаю, – жду
Последнего, отрадного явленья.
 

10 июля 1922

«Дон-Кихот путей не выбирает...»

 
Дон-Кихот путей не выбирает,
Росинант дорогу сам найдет.
Доблестного apar везде встречает,
С ним везде сразится Дон-Кихот.
 
 
Славный круг насмешек, заблуждений,
Злых обманов, скорбных неудач,
Превращений, битв и поражений
Пробежит славнейшая из кляч.
 
 
Сквозь скрежещущий и ржавый грохот
Колесницы пламенного дня,
Сквозь проклятья, свист, глумленья, хохот,
Меч утратив, щит, копье, коня,
 
 
Добредет к ограде Дульцинеи
Дон-Кихот. Открыты ворота,
Розами усеяны аллеи,
Срезанными с каждого куста.
 
 
Подавив непрошеные слезы,
Спросит Дон-Кихот пажа: «Скажи,
Для чего загублены все розы?»
– «Весть пришла в чертоги госпожи,
 
 
Что стрелой отравленной злодея
Насмерть ранен верный Дон-Кихот.
Госпожа сказала: «Дульцинея
Дон-Кихота не переживет»,
 
 
И, оплаканная горы»о нами,
Госпожа вкусила вечный сон,
И сейчас над этими цветами
Будет гроб ее перенесен».
 
 
И пойдет за гробом бывший рыцарь.
Что ему глумленья и хула!
Дульцинея, светлая царица
Радостного рая, умерла!
 

11 июля 1922