Федор Сологуб
Полное собрание стихотворений

Когдa я был собакой

1

 
Господи, прости!
На моем земном пути
Было много злости.
Выл я по ночам,
И с такими ж, как я сам,
Грызся из-за кости.
 
 
Всё ж я верен был
И тебя любил,
Mой хозяин милый.
Над моей могилой
Напиши стишок:
«Здесь лежит Волчок,
Верный мой дружок».
 

16 июля 1911

2

 
Я – Фиделька, собачка нежная
На высоких и тонких ногах.
Жизнь моя течет безмятежная
У моей госпожи на руках.
 
 
Ничего не понюхаю гадкого,
Жесткого ничего не кусну.
Если даст госпожа мне сладкого,
Я ей белую руку лизну.
 
 
А подушка моя – пуховая,
И жизнь моя – земной рай.
Душа моя чистопсовая,
Наслаждайся, не скули, не умирай!
 

Июль 1911

3

 
Досталась мне странная доля,
Но я на нее не ропщу.
В просторе холодного поля
Чего-нибудь съесть поищу.
 
 
Из тинистой, вязкой канавы
Напьюсь тепловатой воды.
Понюхаю тонкие травы,
Где старые чахнут следы.
 
 
Заслышу ли топот лошадки
На гулком вечернем шоссе,
В испуге бегу без оглядки
И прячусь в пахучем овсе.
 
 
Но знаю я, будет мне праздник,
Душа моя в рай возлетит,
Когда подгулявший проказник
Мне камнем в висок угодит.
 
 
Взметнусь я, и взвою, и охну,
На камни свалюся, и там,
Помучившись мало, издохну
И богу я дух мой отдам.
 

Июль 1911

4

 
Милый бог, моя жизнь – твоя ошибка.
Ты меня создал не так.
Разве можно того, чья душа – улыбка,
Сделать товарищем буйных собак!
 
 
Я не хотел твоих планов охаять,
Думал: «Попытаюсь собакою быть».
Кое-как я научился лаять
И даже привык на луну выть.
 
 
Но всё же, милый бог, мне тяжко.
Быть собакой уж и сил нет.
Ну какая ж, подумай, я – дворняжка!
Я искусство люблю, я – поэт.
 

18 июля 1912 Удриас

5

 
Самоуверенный и надменный,
Но на мой взгляд глупый и жалкий,
Поэт в панаме драгоценной
Замахнулся на меня палкой.
 
 
Что же ты, глупый, так испугался?
Ведь я же на тебя не лаю.
В жизнь мою никогда не кусался,
Я только песни да поэмы слагаю.
 
 
Ты не поймешь, что живу не напрасно,
Что мой подвиг собачий чего-нибудь стоит.
Ведь в полночь никто так печально и страстно,
Как я, на луну не завоет.
 
 
Такою тоскою ты, умник жалкий,
Никогда своих стихов не напоишь.
Тебе бы лишь кричать да махать палкой,
Ты от тоски никогда не завоешь.
 
 
Проходи же, стихослагатель грубый,
В меня камней трусливо не швыряя.
В икры твои я не вонжу мои зубы,
Даже и ночью, жестоко страдая.
 
 
Проходи, проходи без шума и без ссоры.
Я презираю твой голос нахальный,
Твой смех презрительный, гордые взоры
И твой воротничок высокий, крахмальный.
 
 
Если меня с дороги ты погонишь,
Что ж, убегать от людей не впервые.
Но берегись, – размахавшись палкой, уронишь
На песок дороги глаза надставные.
 

19 июля 1912 Удриас

«Когда меня ты грозно гонишь...»

 
Когда меня ты грозно гонишь
От здешней милой жизни прочь
И душу трепетную клонишь
В твою таинственную ночь, —
 
 
Покорен я. Мои светила
По предначертанным путям
Текут, – и будет все как было
И здесь, жестокая, и там.
 
 
Очей моих не отвращая
От бездны той, куда стремлюсь,
И злобу всю твою прощая,
Я, умирая, улыбнусь.
 

20 июля 1912

«Беспощадная вовремя скосит...»

 
Беспощадная вовремя скосит,
Позабудется скоро могила.
Утонувший невесту не спросит:
«Отчего ты меня разлюбила?»
 
 
Не приснится невесте, не встретит
Он ее в неожиданном месте.
А в минуту тоски не ответит
Ничего загрустившей невесте.
 
 
Так скользят, убегая, мгновенья
Наслажденья и трепетной боли.
Да и как же иначе? Забвенье —
Это милость божественной воли.
 

23 июля 1912 Удриас

«Выпил чарку, выпил две...»

 
Выпил чарку, выпил две,
Зашумело в голове.
 
 
Неотвязные печали
Головами закачали.
 
 
Снова чарочку винца,
Три, четыре, – без конца.
 
 
По колено стало море,
Уползает к черту горе.
 
 
Томно, тошно без вина.
Что же думать? пей до дна.
 
 
Всё тащи в кабак живее,
Жизни скарба не жалея,
 
 
К черту в пасть да на рога —
Жизнь нам, что ли, дорога!
 

6 ноября 1912

«Смеется ложному учению...»

 
Смеется ложному учению,
Смыкает вновь кольцо времен,
И, возвращаяся к творению,
Ликует Аполлон.
 
 
Не зная ничего о радии
И о загадках бытия,
Невинным пастушком в Аркадии
Когда-то был и я.
 
 
И песни я слагал веселые
На берегу лазурных вод,
И предо мной подруги голые
Смыкали хоровод.
 
 
Венки сплетали мне цветочные,
И в розах я, смолянокудр,
Ласкал тела их непорочные,
И радостен, и мудр.
 
 
И вот во мглу я брошен серую,
Тоскою тусклой обуян,
Но помню все и слепо верую —
Воскреснет светлый Пан.
 
 
Посмейся ложному учению,
Сомкни опять кольцо времен
И научи нас вдохновению,
Воскресни, Аполлон!
 

23 ноября 1912

«Лиловато-розовый закат...»

 
Лиловато-розовый закат
Нежно мглист и чист в окне вагона.
Что за радость нынче мне сулят
Стенки тонкие вагона?
 
 
Унесусь я, близко ль, далеко ль,
От того, что называю домом,
Но к душе опять все та же боль
Приползет путем знакомым.
 
 
В день, когда мне ровно пятьдесят
Лет судьба с насмешкой отсчитала,
На пленительный смотрю закат,
И все то же в сердце жало.
 
 
То, о чем сказать не смею сам,
Потому что слово слишком больно,
Пусть заря расскажет небесам.
Ей не трудно и не больно.
 

17 февраля 1913

«Жизни, которой не надо...»

 
Жизни, которой не надо,
Но которая так хороша,
Детски-доверчиво рада
Каждая в мире душа.
 
 
Чем же оправдана радость?
Что же нам мудрость дает?
Где непорочная сладость,
Достойная горних высот?
 
 
Смотрим в горящие бездны,
Что-то хотим разгадать,
Но усилья ума бесполезны —
Нам ничего не узнать.
 
 
Съевший в науках собаку
Нам говорит свысока,
Что философии всякой
Ценнее слепая кишка,
 
 
Что благоденствие наше
И ума плодотворный полет
Только одна простокваша
Нам несомненно дает.
 
 
Разве же можно поверить
В эту слепую кишку?
Разве же можно измерить
Кишкою всю нашу тоску?
 

20 – 21 июля 1913 Гойла

«Мудрец мучительный Шакеспеар...»

 
Мудрец мучительный Шакеспеар,
Ни одному не верил ты обману.
Макбету, Гамлету и Калибану
Во мне зажег ты яростный пожар,
 
 
И я живу, как встарь король Леар.
Лукавых дочерей моих, Регану
И Гонерилью, наделять я стану,
Корделии отвергнув верный дар.
 
 
В мое труду послушливое тело
Толпу твоих героев я вовлек,
И обманусь, доверчивый Отелло,
И побледнею, мстительный Шейлок,
 
 
И буду ждать последнего удара,
Склонясь над вымыслом Шакеспеара.
 

24 июля 1918 Тойла

«Беден дом мой пасмурный...»

 
Беден дом мой пасмурный
Нажитым добром,
Не блестит алмазами,
Не звенит сребром,
Но зато в нем сладостно
Плакать о былом.
 
 
За мое убожество
Милый дар мне дан
Облекать все горести
В радужный туман
И целить напевами
Боль душевных ран.
 
 
Жизнь влача печальную,
Вовсе не тужу.
У окошка вечером
Тихо посижу,
Проходящим девушкам
Сказку расскажу.
 
 
Под окном поставил я
Длинную скамью.
Там присядут странницы, —
Песню им спою,
Золото звенящее
В души их пролью.
 
 
Только чаще серая
Провлечется пыль,
И в окно раскрытое
На резной костыль
Тихо осыпается —
Избитая быль.
 

4 сентября 1913 Тойла

«Только забелели поутру окошки...»

 
Только забелели поутру окошки,
Мне метнулись в очи пакостные хари.
На конце тесемки профиль дикой кошки,
Тупоносой, хищной и щекатой твари.
 
 
Хвост, копытца, рожки мреют на комоде.
Смутен зыбкий очерк молодого черта.
Нарядился бедный по последней моде,
И цветок алеет в сюртуке у борта.
 
 
Выхожу из спальни, – три коробки спичек
Прямо в нос мне тычет генерал сердитый,
И за ним мордашки розовых певичек.
Скоком вверх помчался генерал со свитой.
 
 
В сад иду поспешно, – машет мне дубинкой
За колючей елкой старичок лохматый.
Карлик, строя рожи, пробежал тропинкой,
Рыжий, красноносый, весь пропахший мятой.
 
 
Всё, чего не надо, что с дремучей ночи
Мне метнулось в очи, я гоню аминем.
Завизжали твари хором, что есть мочи:
«Так и быть, до ночи мы тебя покинем!»
 

6 сентября 1913 Тойла

«Ты живешь безумно и погано...»

 
Ты живешь безумно и погано,
Улица, доступная для всех, —
Грохот пыльный, хохот хулигана,
Пьяной проститутки ржавый смех.
 
 
Копошатся мерзкие подруги —
Злоба, грязь, порочность, нищета.
Как возникнуть может в этом круге
Вдохновенно-светлая мечта?
 
 
Но возникнет! Вечно возникает!
Жизнь народа творчеством полна,
И над мутной пеной воздвигает
Красоту всемирную волна.
 

18 сентября 1918 Петербург

Жуткая колыбельная

 
Не болтай о том, что знаешь,
Темных тайн не выдавай.
Если в ссоре угрожаешь,
Я пошлю тебя бай-бай.
Милый мальчик, успокою
Болтовню твою
И уста тебе закрою.
Баюшки-баю.
 
 
Чем и как живет воровка,
Знает мальчик, – ну так что ж!
У воровки есть веревка,
У друзей воровки – нож.
Мы, воровки, не тиранки:
Крови не пролью,
В тряпки вымакаю ранки.
Баюшки-баю.
 
 
Между мальчиками ссора
Жуткой кончится игрой.
Покричи, дитя, и скоро
Глазки зоркие закрой.
Если хочешь быть нескромным,
Ангелам в раю
Расскажи о тайнах темных.
Баюшки-баю.
 
 
Освещу ковер я свечкой.
Посмотри, как on хорош.
В нем завернутый, за печкой,
Милый мальчик, ты уснешь.
Ты во сне сыграешь в прятки,
Я ж тебе спою,
Все твои собрав тетрадки:
– Баюшки-баю!
 
 
Нет игры без перепуга.
Чтоб мне ночью не дрожать,
Ляжет добрая подруга
Здесь у печки на кровать,
Невзначай ногою тронет
Колыбель твою, —
Милый мальчик не застонет.
Баюшки-баю.
 
 
Из окошка галерейки
Виден зев пещеры той,
Над которою еврейки
Скоро все поднимут вой.
Что нам, мальчик, до евреек!
Я тебе спою
Слаще певчих канареек:
– Баюшки-баю!
 
 
Убаюкан тихой песней,
Крепко, мальчик, ты заснешь.
Сказка старая воскреснет,
Вновь на правду встанет ложь,
И поверят люди сказке,
Примут ложь мою.
Спи же, спи, закрывши глазки,
Баюшки-баю.
 

12 октября 1918 Петербург – Москва

«Хорошо, когда так снежно...»

 
Хорошо, когда так снежно.
Всё идешь себе, идешь.
Напевает кто-то нежно,
Только слов не разберешь.
 
 
Даже это не напевы.
Что же? ветки ль шелестят?
Или призрачные девы
В хрупком воздухе летят?
 
 
Ко всему душа привычна,
Тихо радует зима.
А кругом все так обычно,
И заборы, и дома.
 
 
Сонный город дышит ровно,
А природа вечно та ж.
Небеса глядят любовно
На подвал, на бельэтаж.
 
 
Кто высок, тому не надо
Различать, что в людях ложь.
На земле ему отрада
Уж и та, что вот, живешь.
 

10 декабря 1913 Чернигов

Посвящение

 
Неизвестность, неизбежность, вот где лучший сок времен.
Ходишь, ходишь по дорогам, вещей тайной окружен.
 
 
Смотришь в домы, смотришь в лица, смотришь в души
и в сердца.
Петли мудрых сетей вяжешь, вяжешь, вяжешь без конца.
 
 
Вот на мир накинул сети, вот и мир уж весь пленен.
И никто не спросит мудрый: – «Хитрый путник, кто же он?»
 
 
Неизбежность утомила, мудрость молится Отцу,
Петли вьются туже, туже, путь мой клонится к концу.
 
 
Выпит вылит без остатка сладкий, терпкий яд времен.
Мир в сетях, но что ж мне в мире? сердце просится
в полон.
 
 
Сердце жаждет милой дамы с смуглой бледностью в
лице,
И несет ей мудрый странник зелень камень на кольце.
 
 
Этот камень тайной слова, тайной лет заворожен
И спасает он от злого навождения времен.
 

9 января 1914 г. Вагон. Порхов – Подсевы.

«Малыш, Отцу послушный...»

 
Малыш, Отцу послушный,
Зеленый шар несет, —
На нитке равнодушной
Порывный газолет.
 
 
Шалун, махнувши ручкой,
Пускает красный шар,
Чтоб скрылся он за тучкой,
На тусклом небе яр.
 
 
А девочка на синий
Уставила глаза, —
Над пестрою пустыней
Мечта и бирюза.
 

15 янв. 1913.

«И этот день такой же будничный...»

 
И этот день такой же будничный,
Такой же серый и безрадостный.
Засыпан мелкой пылью уличной
Короткий стебель травки радостной.
 
 
И только есть одно различие,
Что я бежал приюта малого
В снега, где бело безразличие
К трудам и радостям усталого.
 
 
Короткий срок мне сердце тешило
Небес безоблачных молчание.
Оно парчей снегов завышало
Мoe печаль, мое молчание.
 
 
Прошли минуты слишком краткие,
Предстали снова будни серые,
Но сердце кроткое обрадую
Привычкой к вам, о будни серые.
 

17 февр. 1913.

«Волна морская – веселый шум...»

 
Волна морская – веселый шум.
Еще ль мне надо каких-то дум?
Опять ли буду умнее всех?
Ужель забуду, что думать – грех?
 

27 июня 1913. Тойла.

«Иду, цветы сбираю...»

 
Иду, цветы сбираю.
Зачем же их гублю?
Цветущими играю,
Которых так люблю.
 
 
Сорвал немного веток,
И бросил в поле. Нет,
Губить цветущих деток
Не должен ты, поэт.
 
 
Цветите в ясном поле,
Невинные цветы,
В моей и в Божьей воле
Возникшие мечты.
 

27 июня 1913 г. Тойла.

«По дорожке солнечного сада...»

 
По дорожке солнечного сада
Вкруг лужайки медленно иду.
Вянут маки. Желтая досада
Угнездилас в солнечном саду,
 
 
И пчела жужжать уже не рада,
И уж горечь есть в е меду,
И дрожать незримо капли яда,
Растворясь в лазоревом бреду.
 
 
Сердце ноет. Ах, счастливый жребий
Мне игра полночная дала!
И от зависти в безумном небе
Стала Венус мраморно-бела,
 
 
И, пролив таинственные слезы,
Сходит долу исполнять угрозы.
 

31 июля 1913 г. Тойла.

«Березка над морем...»

 
Березка над морем
На высокой скале
Улыбается зорям,
Потонувшим во мгле.
 
 
Широко, широко
Тишина, тишина.
Подь скалою глубоко
Закипает волна.
 
 
О волны! о зори!
Тихо тающий сон
В вашем вечном просторе
Над скалой вознесен.
 

сент. 1913 г. Тойла.

«Путь над морем вдруг обманет...»
(Александру Тамамшеву).

 
Путь над морем вдруг обманет,
Он сползет немного вниз,
И на выступ скал он станет, —
Зеленеющий карниз.
 
 
Только с краю, точно срезан,
Ряд уже непрочных плит
С диким скрежетом железа
На морской песок слетит.
 
 
Ты замрешь в неловком жесте,
Но за их паденьем вслед
Полетит с тобою вместе
Прыткий твой велосипед.
 

5 сент. 1913 г. Тойла.

«Две проститутки и два поэта...»

 
Две проститутки и два поэта,
Екатерина и Генриета,
Иван Петрович Неразумовский
И Петр Степаныч Полутаковский,
 
 
Две проститутки и два поэта
Сошлись однажды, – не странно-ль это? —
У богомолки княжны Хохловой
В ее уютной квартире новой.
 
 
Две проститутки и два поэта
Мечтали выпить бокал Моэта,
Но богомолка их поит чаем,
И ведь не скажут: «Ах, мы скучаем!»
 
 
Две проститутки и два поэта,
Как вам противна диета эта!
Но что же делать? Княжна вам рада,
В ее гостиной скучать вам надо.
 
 
Две проститутки и два поэта,
Чего вы ждете? Зачем вам это?
Зачем в гостиной у доброй княжны
Вы так приличны и тошно-важны?
 
 
Две проститутки и два поэта,
И тот и этот, и та и эта,
Вновь согрешите в стихах и в прозе,
И в ресторане, и на морозе.
 

15 сент. 1913 г. Спб.

«По силе поприще едино...»

 
По силе поприще едино
Пройди со мной
В пути, где яркая кручина
И темный зной.
 
 
Хотя одно пройди со мною,
А сможешь, два.
Юдолью бедственной земною
Иду едва.
 
 
А может быть, с тобой прошли бы
До склона дней
Мы вместе жесткие изгибы
Моих путей
 
 
Навстречу пламенному Змеею
Рука с рукой?
Но разве я просить посмею
Любви такой!
 
 
Не я ли выбрал эту долю
И этот страх?
Не я ли девственную волю
Повергнул в прах?
 
 
Пройди ж со мною хоть немного,
Хоть малый круг,
И это я, как милость Бога,
Приму, мой друг.
 

15 сент. 1913 г. Спб.

«Еврей боится попасть в шеол, как христианин в ад...»

 
Еврей боится попасть в шеол, как христианин в ад.
Сказать по правде, а я порой шеолу был бы рад.
В докучной смуте, во тьме ночной, в мельканьи наших
дней
Напиток мерзкий и лжи и зла, хоть и не хочешь, пей.
И разве горше или темней в безумных муках дна,
Чем в этих жутких, немых на век силках земного сна?
 

16 сент. 1913 г. Спб.

«Призрак моей гувернантки...»

 
Призрак моей гувернантки
Часто является мне.
Гнусные звуки шарманки
Слышу тогда в тишине.
 
 
Bcе уже в доме заснули,
Ночь под луною светла;
Я не пойму, на яву-ли
Или во сне ты пришла.
 
 
Манишь ты бледной рукою
В сумрак подлунный, туда,
Где над холодной водою
Тусклая тина пруда.
 
 
Разве же я захотела,
Чтоб разлюбил он тебя?
В буйном неистовстве тела
Что же мы знаем, любя?
 
 
Помню, – захожий шарманщик
Ручку шарманки вертел.
Помню, – в беседке обманщик
Милый со мною сидел.
 
 
Мимо прошла ты, взглянула
С бледной улыбкою губ...
Помню смятение гула,
Помню твой жалостный труп.
 
 
Что же земные все реки?
Из-за предельной черты
В нашем союзе навеки
Третья останешься ты.
 

18 сент. 1913 г

«Любви томительную сладость неутолимо я люблю...»

 
Любви томительную сладость неутолимо я люблю.
Благоухающую прелесть слов поцелуйных я люблю.
 
 
Лилею соловей прославить, – в прохладе влажной льется
трель.
А я прославлю тех, кто любит, кто любит так, как я
люблю.
 
 
Об утолении печалей взыграла легкая свирель.
Легко, легко тому, кто любит, кто любит так, как я
люблю.
 
 
Плясуньи на лугу зеленом, сплетаясь, пляски завели.
Гирлянды трель, влекомых пляской к лесным прогалинам,
люблю.
 
 
Улыбки, ласки и лобзанья в лесу и в поле расцвели.
Земля светла любовью, – землю в весельи милом я люблю.
 

20 сент. 1913 г. Спб.

«Продукты сельского хозяйства...»

 
Продукты сельского хозяйства
Не хуже поместятся в стих,
Чем описанья негодяйства
Нарядных денди и франтих.
 
 
Морковки, редьки и селедки
Годны не только для еды.
Нам стих опишет свойства водки,
Вина и сельтерской воды.
 
 
Дерзайте ж, юные поэты,
И вместо древних роз и грезь
Вы опишите нам секреты
Всех ваших пакостных желез.
 

22 сент. 1913 г.

«Не снова ли слышны земле...»

 
Не снова ли слышны земле
Вещания вечно святые?
Три девушки жили в селе,
Сестрицы родные.
 
 
И в холод, и в дождик, и в зной
Прилежно работали вместе
С другими над нивой родной, —
Но вот, заневестясь,
 
 
Оставили дом свой и мать,
Босые пошли по дорогам,
Отправились Бога искать
В смирении строгом.
 
 
Пришли в монастырь на горе
В веселии тенистой рощи.
Там рака в чеканном сребре,
В ней скрыты нетленные мощи.
 
 
Умильные свечи горят,
И долгие служат молебны,
Но девушки грустно стоять, —
Ведь им чудеса непотребны.
 
 
Обычность для них хороша,
Весь мир непорочен для взора,
Еще не возносить душа
За скорбь и за слезы укора,
 
 
Покров безмятежных небес
Хранить их от вражеской встречи, —
Зачем же им чары чудес,
И ладан, и свечи!
 
 
Покинули светлый чертог,
Воскресшего Бога мы ищем.
В тоске безконечных дорог
Откройся же странницам нищим!
 
 
И долго скитались они
В томленьях тоски вавилонской.
Не в сени церковной, а вне
Им встретился старец афонский.
 
 
Он был неученый простец,
Не слышал про Канта и Нитче,
Но правда для верных сердец
Открылася в старческой притче.
 
 
И миp для исканий не пуст,
И вот наконец перед ними
В дыхании старческих уст
Звучит живоносное имя,
 
 
Которым в начале веков,
В надмирном ликующем дыме
Воздвиглись круженья миров, —
Святейшее имя!
 
 
Святейшее имя, в веках
Омытое жертвенной кровью,
Всегда побеждавшее страх
И злобу любовью.
 
 
И снова пред ними миры
Воздвигнуты творческим словом
В блаженном восторге игры,
В веселии новом.
 
 
И радостны сестры, – в пути
Нашли воплощенного Бога.
Домой бы идти, —
Но нет, бесконечна дорога.
 
 
Просторам воскресшей земли
Вещают святые надежды.
Склоняйтесь пред ними в пыли!
Лобзайте края их одежды!
 

23 сент. 1913 г. Спб.

«Конь Аполлона...»

 
– Конь Аполлона!
Я недостойна
Твоих копыт.
Вождь не такую
Скует подкову
Тебе Гефест.
 
 
– Молчи, подкова!
Тебя я выбрал,
Тебя хочу.
Я Аполлона
Стремлю с Олимпа
К земным путям.
 

25 сент. 1913 г. Спб.

«Бай, люби ребенка, баюшки баю...»

 
Бай, люби ребенка, баюшки баю!
Беленькую рыбку, баюшки баю,
 
 
Зыбко убаюкай моего бебе
В белой колыбельке, баюшки баю.
 
 
Будешь, будешь добрый, улыбнусь тебе.
Позабудь про буку, баюшки баю.
 
 
Бьется в колыбельку басня о судьбе.
Зыбок твой кораблик, баюшки баю.
 
 
Бури ты не бойся, белый мой бебе,
Бури разбегутся, баюшки баю.
 

26 сент. 1913 г. Спб.

«Восстановители из рая...»

 
Восстановители из рая
В земной ниспосланы предел:
Холодный снег, вода живая
И радость обнаженных тел.
 
 
Когда босые алы ноги
И хрупкий попирают снег,
На небе голубеют боги
И в сердце закипает смех.
 
 
Когда в пленительную воду
Войдешь, свободный от одежд,
Вещают милую свободу
Струи, прозрачнее надежд.
 
 
А тело, радостное тело,
Когда оно обнажено,
Когда веселым вихрем смело
В игру стихий увлечено,
 
 
Какая бодрость в нем и нега!
Какая чуткость к зовам дня!
Живое сочетанье снега
И вечно-зыбкого огня!
 

12 нояб. 1913 г. Спб.

«Приходи, мой мальчик гадкий...»

 
Приходи, мой мальчик гадкий,
К самой кроткой из подруг.
Я смущу тебя загадкой,
Уведу на светлый луг.
 
 
Там узнаешь ты, как больно
Жить рабыням бытия,
Кто мечтает своевольно
И безумно, так, как я.
 
 
Расскажу я, что любила
Я другого, не тебя,
Что другому изменила,
Всё-ж тебя не полюбя.
 
 
Новый милый мой способен
Оттолкнуть меня ногой.
Мы с другой прекрасны обе,
Но мечты его – другой.
 
 
И твоей любви мне надо,
Чтоб любимому отмстить,
Чтобы горькая досада
Стала грудь его томить.
 
 
Ну, не плачь, мой мальчик. Делай
Всё со мной, что хочешь ты,
Разорви одежды смело,
Брось нагую на цветы.
 

11 дек. 1913 г. Вагон. Жлобин – Орша.

«Люблю я все соблазны тела...»

 
Люблю я все соблазны тела
И все очарованья чувств,
Bcе грани дольнего предела
И все создания искусств.
 
 
Когда-нибудь в немом эфире
Моя охолодеет кровь,
Но Ты, Господь, живущий в мире,
Благослови мою любовь.
 
 
Прости грехи моей печали
И муку страстную мою
За то, что на Твои скрижали
Порою слезы я пролью.
 
 
И ныне, в этой зале шумной,
Во власти смеха и вина,
К Тебе, Отец, в мольбе бездумной
Моя душа обращена.
 

Ночь на 1 января 1914 г.

Молитва покаяния

Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче.

 
Открой мне двери покаяния,
Создатель и Спаситель мой!
Душа моя к святому зданию
Возносится в храм светлый Твой.
 
 
Мольбу Ты слышишь о прощении,
Спаситель и Создатель мой.
Ты милостив, – святым забвением
Все язвы грешные покрой.
 
 
Наставь меня на путь спасения,
Невеста неневестная!
Прости мой грех, мое падение,
Пречистая, пречестная.
 
 
В грехах прожив все годы лучшие,
Грехами душу осквернив,
В слезах стою, овца заблудшая,
К Твоим ногам главу склонив.
 
 
И все грехи мои позорные
Я вижу пред собой,
И низко голова покорная
Лежит перед Тобой.
 
 
Внимай мольбе, Господь немстительный,
Меня жестоко не казня:
Твоею благостью спасительной
Покрой, о Господи, меня.
 

3 мая 1878

Русалка

 
Луна скользит меж легких туч,
И дремлет серебристый луч
Над спящею землею.
Русалке любо выплывать
И тихо косами играть
Над темною рекою.
В воде любуяся собой,
Поет русалка под луной.
Несутся грустно звуки
Томления и муки.
Поет русалка, смотрит в даль,
Кого-то ждет, кого-то жаль,
О ком-то всё тоскует,
Кого-то зачарует.
 

9мая 1878