Елена Райдос
Игра в Реальность. Всё по закону
Собственно, ответ на эти вопросы не был для Сабина тайной, анализ собственных мотивов давно уже стал для него рутинной практикой. Всё было элементарно, он тупо спроецировал на Кайдена свои собственные чувства. Уж больно ему хотелось видеть в этом человеке отпетого мерзавца, способного на всё ради удовлетворения своих прихотей и амбиций, потому что именно этого человека предпочла Рэй. Да, ревность – плохой помощник здравомыслию. Если бы Демиург не был так предвзят, то смог бы объективно проанализировать ситуацию, отбросив эмоции, и понял бы, что угроза была мнимой. Вместо нагнетания ужасов, ему следовало просто позволит Вертеру разделаться с этой бандой захватчиков его собственными методами, а то и помочь хотя бы немного. Возможно, кто-то из заложников и погиб бы во время спасательной операции, да и сам Защитник, скорей всего, не пережил бы этот день, ведь недаром судьба пророчила ему смерть, но он погиб бы в бою с оружием в руках, как и подобает воину, а не так, как это случилось.
Сабин сжал ладонь Вертера, словно ожидал, что тот ответит на его рукопожатие, но чуда не случилось, рука друга была уже совсем холодной. Этот смертный холод как будто просочился в тело Сабина, и его начала бить крупная дрожь, а может быть, просто на землю выпала роса, и его одежда намокла. Демиург приподнялся на локте и сразу понял, что он уже не один, с другой стороны у тела Вертера сидел его брат и тоже держал руку погибшего. В свете закатного неба было видно, что по щекам Антона текут слёзы. В душе Сабина невольно поднялась зависть к брату, поскольку сам он плакать не мог.
– Расскажи, как это было,– Антон вытер слёзы ладонью и печально улыбнулся,– тебе станет легче.
– Не станет,– буркнул Сабин,– наверное, уже никогда не станет.
– Всё равно расскажи,– Антон упрямо помотал головой,– я имею право знать.
Сабин вздохнул и принялся рассказывать. Нет легче от этого ему явно не становилось, напротив, становилось только хуже. Горечь и отчаяние заставляли его нарочито выпячивал свои просчёты, но даже этот сеанс самобичевания не принёс облегчения.
– Зря ты винишь себя в его смерти,– уверенно произнёс Антон, когда рассказ брата подошёл к концу,– ты всё сделал правильно.
– Кайден блефовал,– зло процедил Сабин,– разве ты не понял?
– Верю, Кайден не выпустил бы вирус,– Антон утвердительно кивнул,– но кто сказал, что он был единственным владельцем ключа от адовых врат? Думаю, среди орденского воинства был как минимум ещё один доверенный человек Ксантипы.
– Но зачем,– удивился Сабин,– это же двойной риск. Если они не собирались уничтожать ту Реальность…
– Кайден точно не собирался,– согласился Антон,– а вот для Ксантипы первая Реальность – как кость в горле. Думаю, он бы не возражал, чтобы её не стало, ну или хотя бы, чтобы она значительно уменьшилась. Для паразитов первая Реальность недоступна, а значит, бесполезна, но при этом она постоянно развивается и порождает похожие Реальности, где главной ценностью люди почитают свою свободу и силу, а вот захваченные паразитами миры прекращают своё развитие, так как эти твари на корню изничтожают их творческое начало. Так что немного сравнять счёт было бы для Ордена приятным бонусом.
– Так отчего же тогда этот доверенный человек не выпустил вирус? – Сабин скептически усмехнулся.
– Думаю, устранение Вертера было для паразитов всё же приоритетней,– предположил Антон,– да и смерть такого ценного кадра, как Кайден, тоже была нежелательна, но они бы это делали, если бы первоначальный план не сработал.
– И что бы могло послужить для них сигналом для активации вируса? – Сабин всё ещё продолжал спорить, хотя в душе уже согласился с логикой брата.
– Всё, кроме добровольной сдачи Вертера,– уверенно заявил Антон,– например, если бы он попытался освободить заложников силой или решился бы схитрить и покинул своё мёртвое тело. Тогда они бы выпустили вирус в расчёте, что Защитник в любом случае попадёт под его действие, и тебе, братишка, пришлось бы собственными руками уничтожить Вертера вместе с заражённой частью Реальности. Не убить, а развоплотить, ты это понимаешь? Только позволив ему принести эту добровольную жертву, ты мог его спасти. Если честно, я восхищаюсь твоей способностью сохранять здравомыслие в критических ситуациях.
Сабин с ужасом уставился на своего брата, не в силах сказать ни слова, ведь именно это он и уговаривал Вертера сделать – выйти из тела, как это делали ангелы. А о том, что из-за его тупости другу пришлось принести себя в жертву, вместо того, чтобы выйти на врага с оружием в руках, он сожалел буквально несколько минут назад. Что это было? Что же в конечном счёте спасло этот мир от уничтожения? Помутнение рассудка Демиурга или интуиция Вертера? Увы, ответ был очевиден.
– Тут нет моей заслуги,– Сабин наконец смог справиться с шоком,– этот мир уцелел только благодаря Вертеру.
– Значит, ты всё-таки пытался его уговорить, а он не поддался на твои уговоры,– проницательно заметил Антон. – Не хватило убедительности?
– Нет,– Сабин угрюмо покачал головой,– просто у меня был слишком сильный конкурент – один наглый зачарованный меч.
– Похоже, нам здорово повезло, что решения принимал не ты, а Вертер,– горькая улыбка коснулась на миг губ Создателя, но тут же растворилась в сумраке наступающей ночи. – Мы ещё легко отделались, Бустер, да и твоя малышка осталась жива, что вообще можно расценивать как чудо.
С минуту Сабин молчал, переваривая откровения брата, а потом новая мысль буквально пронзила его мозг. Если бы в тот момент он был самим собой, то есть самоуверенным и безапелляционным правителем мира, то всё закончилось бы катастрофой. Только его слабость и уязвимость позволили Вертеру взять на себя командование и спасти ситуацию. Не будь среди заложников Рей, Демиург бы не колебался, и тогда…
– Я мог навсегда потерять единственного друга,– словно в трансе произнёс Сабин. – Извини, Ангел, ты не в счёт, ты мой брат,– добавил он смущённо.
– Да, с друзьями у тебя дела обстоят не здо́рово,– подтвердил Антон.
– Хочешь сказать, что я не умею дружить? – Сабин криво усмехнулся. – Что ж, это правда, мне не требуется поддержка и одобрение со стороны. Возможно, такая самодостаточность и есть отличительная черта Демиургов.
– Самодостаточность тут ни при чём,– возразил Антон,– просто для крепкой дружбы нужно доверие, а ты боишься открыться, тебе кажется, что, обнажив свою уязвимость, ты продемонстрируешь слабость. Но это не так, только очень сильные личности, такие, каким был Вертер, не боятся открывать своё сердце.
– Забавно,– в голосе Сабина явственно были слышны нотки обиды,– выходит, я трус.
– В целом, нет,– усмехнулся Антон,– но есть кое-что, чего ты действительно боишься – быть собой.
– А ты не перемудрил, братишка? – Сабин насмешливо скривился. – С чего ты это взял?
– Ну тогда ответь мне, бесстрашный Демиург, почему ты до сих пор не признался Рэйен в своих чувствах,– теперь уже на губах Антона появилась насмешливая ухмылка, а лицо Сабина вмиг помрачнело.
– Ей мои чувства не нужны,– с горечью процедил он,– она меня ненавидит и боится.
– Это ты сам за неё так решил? – Создатель продолжил подкалывать брата. – А, по-моему, ты просто боишься услышать ответ, боишься, что она посмеётся над твоими чувствами, возможно даже, считаешь себя недостойным её любви.
Сабин с неприязнью глянул на доморощенного психоаналитика, но не мог не признать, что в его словах была доля правды. Себе он никогда не врал, и это было одним из неоспоримых талантов Демиурга. Да, страх в его отношении к Рэй присутствовал, причём в солидной дозе, и природу этого страха брат определил очень точно. Он не решался открыться, потому что боялся нарваться на отказ и насмешки, а это грозило потерей собственного достоинства. Самое странное в этой ситуации было то, что на самом деле Сабину было наплевать на это самое достоинство. Тогда откуда взялся страх?
– Похоже, у тебя уже есть объяснение моим страхам,– иронично заметил он, пытаясь скрыть интерес за маской безразличия.
– Ты слишком чувствителен для венна,– произнёс Антон с таким видом, словно цитировал чужие слова. – Знакомая фраза?
– Отец твердил мне это постоянно,– Сабин горько усмехнулся.
– И ты в конце концов поверил,– Антон утвердительно кивнул,– и начал бороться с собой, а когда тебя припекло, первое, что ты сделал – это вообще запретил себе чувствовать, как бы избавляясь от своего главного порока. Скажешь, неправда?
– Если бы я этого не сделал, то свихнулся бы,– процедил Сабин.
– А тебе никогда не приходило в голову, что ты мог бы просто открыться мне,– Антон устало вздохнул,– вдвоём мы бы точно разобрались с этой головоломкой, и не было бы тогда пятисот лет смертельной вражды, всей этой крови и боли. Чего ты тогда испугался, брат? Что я посмеюсь над твоими страданиями?
– Я не отрицаю своей вины во всём случившемся между нами,– Сабин упрямо посмотрел в глаза брату,– но причём тут моя чувствительность?
– При том, что ты до сих пор считаешь себя неполноценным венном,– резко ответил Антон,– ты упрямо продолжаешь бороться с даром Создателя. Да-да, это я про твою чувствительность, братишка, твоя способность сопереживать, остро чувствовать боль и радость – это дар, а вовсе не порок. Прекрати бороться и прими себя таким, какой ты есть на самом деле. Вот увидишь, станешь гораздо счастливее.
– Эмоциональный Демиург – это что-то,– Сабин снова иронично улыбнулся.
– Не передёргивай,– отбрил его Антон,– эмоции – это всего лишь внешнее проявление чувств. Можешь давить свои эмоции, если уж так их стесняешься, но перестань бояться себя настоящего, того Сабина, которого я помню с самого начала. Он мне нравится гораздо больше, чем твоя нынешняя маска хладнокровного и неприступного правителя.
Наверное, впервые Сабин задумался о том, кто он есть на самом деле, что в его личности является наносным, а что настоящим, и ему пришлось признать, что от того мальчишки, который когда-то мечтал стать могущественным Творцом, осталась, пожалуй, только его любовь к брату. А куда делось всё остальное? Где, в каком дальнем уголке его сознания прячется тот открытый и доверчивый парень, для которого мир был захватывающим приключением, а не утомительной дорогой, полной потерь и тяжкого труда? Отчего брат сохранил свой юношеский задор, а он вынужден скрывать свою усталость под маской безразличия и самоуверенности? Да, тут было о чём задуматься.
– Я подумаю,– тихо произнёс Сабин после минутного молчания,– не дави на меня сейчас.
– Смерть Вертера ударила по тебе сильнее, чем ты сам готов себе признаться,– Антон ободряюще погладил брата по плечу. – Выплесни свою боль, не держи её в себе.
– Смеёшься? – Сабин окинул удивлённым взглядом непрошенного советчика. – Да если я это сделаю, тут трава на милю окрест пожухнет, я же всё-таки Демиург.
– Ничего,– улыбнулся Создатель,– я прослежу за местным климатом, так что не стесняйся.
– Спасибо, Ангел,– Сабин устало вздохнул,– возможно, я как-нибудь воспользуюсь твоим разрешением, а пока у нас есть дела поважнее, нужно отправляться к Лике.
– Если тебе тяжело, я могу пойти один,– предложил Антон.
– Нет, я с тобой,– Сабин поднялся на ноги,– всё-таки это случилось на моих глазах. Правда, Вертер просил не рассказывать ей правду, не хотел травмировать несчастную женщину больше необходимого.
– Что ж, последнюю волю ушедшего нужно исполнять,– согласился Антон,– пусть будет баллада о смерти в неравном бою с ордами захватчиков. Справишься?
– Не сомневайся, врать я умею,– Сабин невесело усмехнулся,– Лике понравится моя сказка. А вот что нам делать с Волком?
– Не думаю, что он сможет жить без своего хозяина,– задумчиво произнёс Антон,– он слишком тесно связан с сознанием Вертера, практически является его составной частью. Наверное, придётся погрузить Волка в сон до возвращения нашего Защитника.
Сабин кивнул, соглашаясь с решением брата. Они накрыли тело Вертера защитным куполом и перенеслись к хрустальному башмачку, как Антон в шутку называл дом Лики и Вертера. К тому времени уже стемнело, но в окнах почему-то свет не горел.
– Может быть, Лика отправилась на остров,– предположил Сабин,– но тогда нас должен был бы встретить Волк.
– Нет, она здесь,– Антон кивнул в сторону озера.
На фоне светлого пятна водной глади они без труда разглядели одинокую женскую фигуру. Лика стояла у самой кромки воды, уставившись остановившимся взглядом в ровную зеркальную поверхность, словно пыталась разглядеть что-то в чёрной глубине. По какой-то её особенной неподвижности, по опущенным плечам и безвольно висящим рукам братья сразу поняли, что она уже знает. Антон подошёл к Лике и обнял её за плечи, она повернулась к отцу и уткнулась лицом ему в грудь. В первый момент Сабину показалось, что она плачет, но он очень быстро понял, что ошибся, видимо, Лика также, как он сам, не могла пока излить своё горе в слезах.
– Как ты узнала, милая? – мягко спросил Антон.
– Это Волк,– в голосе Лики совсем отсутствовали интонаций, словно он был механическим,– он с самого утра сидел на берегу, даже есть отказался, а потом я вдруг услышала его вой. Он так жутко выл, словно плакал. Я выбежала на крыльцо и увидела, как Волк растворился в воздухе прямо у меня на глазах. Он отправился вслед за Вертером, да? Как он это сделал?
– Мистика какая-то,– пробормотал Сабин,– так не бывает. Вертер не мог поглотить сознание Волка, да и не стал бы этого делать.
– Я думаю, они теперь вместе,– Лика упрямо сжала губы, словно собиралась спорить.
– Давай мы сейчас отправимся к нам на остров,– миролюбиво предложил Антон,– тебе нужно отдохнуть, завтра будет непростой день.
– Нет, я хочу провести эту ночь рядом с ним, пока его тело ещё не превратилось в пепел,– в голосе Лики прозвучали железные нотки. – Где вы его оставили?
Антон уже открыл рот, чтобы попытаться отговорить несчастную женщину от этого тягостного мероприятия, которое, несомненно, только сильнее погрузит её в тоску и отчаяние, как вдруг услышал у себя за спиной голос брата.
– Можно я тоже посижу рядом с ним? – тихо попросил Сабин.
Лика кивнула, и они, взявшись за руки, побрели через лес к любимому холму Вертера. Антон проводил их тревожным взглядом и отправился домой, ему ещё нужно было сообщить трагическую весть Алисе и гному. Наутро он примчался на холм ни свет ни заря, тревога за брата и Лику мучали его всю ночь, поскольку от их похоронных посиделок Антон не ждал ничего хорошего. Как ни странно, ночное бдение явно пошло им обоим на пользу, хотя лица Лики и Сабина были слегка опухшими, а их веки покраснели от слёз, но из глаз исчезло выражение безнадёжности и потерянности. Пожалуй, даже гном выглядел более подавленным, чем любимая женщина Вертера. В тот момент Антон только подивился её спокойствию, но доискиваться причин не стал, момент был неподходящий. Причина раскрылась сама и гораздо позже.
Погребальный костёр устроили прямо там, на вершине холма, и хотя о смерти Защитника специально не сообщали, проводить его собралось много народу, склон холма был занят пришедшими ангелами практически до границы города. После похорон Лика так и осталась жить в хрустальном домике, переезжать к отцу на остров она отказалась, зато Сабин теперь стал постоянным гостем в её доме. Чаще всего их можно было застать у озера, ближе к вечеру они садились рядом на берегу и, глядя в прозрачную тёмно-зелёную глубину, говорили о том, кого им очень не хватало, кого они искренне любили и ждали. В один из таких вечеров Сабин решился рассказать Лике обо всём, что связывало его с Вертером, даже о том времени, когда он пытался сделать из него оружие против брата. Он словно бы исповедался перед женщиной погибшего друга, и она приняла его исповедь.
Как так получилось, что Сабин выбрал именно Лику, чтобы наконец открыть кому-то своё сердце? Антон не переставал удивляться этому странному выбору, ведь Лика всегда относилась к его брату с предубеждением и вполне обоснованной подозрительностью, да и Вертер не особо баловал Демиурга своим доверием. Похоже, только общая боль смогла разрушить эту преграду, сделав Лику и Сабина по-настоящему близкими людьми. Их ежевечерние бдения у озера сделались для обоих целительным бальзамом, словно изумрудная глубина поглощала их тоску, а водная гладь утешала и давала сил терпеливо ждать. Хотя, нужно признать, что это был очень странный тандем, вот уж кого Антон не ожидал увидеть в роли утешителя, так это своего брата, но каким-то образом это работало, причём весьма успешно.
Уже через пару недель Антон, исподтишка наблюдавший за дочерью и братом, с облегчением отметил, что кризис миновал, и психике Лики и Сабина больше ничего не угрожает. Увы, он явно поторопился с выводами, спектакль, для которого Игра в Реальность собрала вместе столько актёров, ещё не закончился, занавес пока не опустился, и исполнителям главных ролей ещё рано было выходить на поклон, срывая рукоплескания благодарной публики. Божественный дирижёр снова взмахнул своей палочкой, и яркие софиты осветили новую сцену спектакля в старых декорациях.
4 день изока, 789 год от Исхода
Вот я это и сделала. Сабин вернул мне память о прошлом воплощении, не сказать, чтобы так уж добровольно, пришлось проявить настойчивость, мягко говоря. Но в конце концов он сдался, только при этом смотрел на меня так тоскливо, словно прощался навсегда. А может быть, он действительно так думал, ведь я должна была вспомнить нашу страстную любовь с Алексом. Кто ж против такого устоит?
Да, теперь я всё знаю, но того что я ожидала найти, в моих воспоминаниях не оказалось. Не было между мной и Алексом никаких размолвок, да мы бы просто не успели за те неполные сутки, что нам отвела судьба. Это было похоже на ураган, который смёл все преграды между нами, даже чувства Зандера, который нам обоим был совсем небезразличен, не смогли нас остановить. Только смерти такое было под силу, и она не замедлила вмешаться, смерть, то есть, разделалась с моим ангелом, стерва, а меня пощадила. И где справедливость, дневничок? Нет её в этом мире. Он умер, но сохранил свою любовь, а я выжила, но потеряла самое дорогое, что у меня тогда было, и теперь я знаю почему.
Понимаешь, дневничок, вместе с воспоминаниями об Алексе я ведь вспомнила кое-что другое. Я вспомнила Сабина. Не понимаю, почему он мне не рассказал о своей роли в той давней истории. Неужели постеснялся? А ведь это он был тем венном, про которого рассказывал Зандер, и который в конечном счёте меня спас. Я вспомнила, как очнулась вся мокрая от растаявшей изморози рядом с двумя мёртвыми мужчинами, как тщетно пыталась привести их в чувство, а потом бросилась обратно в пещеру за Алексом, как внезапно Сабин возник у меня за спиной, восстав словно феникс из пепла. Наверное, тогда он и стал Демиургом. Как думаешь, дневничок? А потом он силой удержал меня от самоубийства и стал моим хранителем. Помню, как Сабин заставил меня расплакаться, чтобы боль не разорвала мне сердце, как отнёс домой, как навещал, присматривал за мной все те три года, что я прожила после ледяной пещеры. Наверное, только благодаря моему хранителю я тогда не наложила на себя руки, а вполне себе геройски погибла, защищая отца Алекса от Совета кланов.
А что, собственно, изменилось в этой жизни? Да ничего. Сабин так и остался моим хранителем, учил меня, вытаскивал из разных неприятностей, спасал мне жизнь, хотя Демиургам вроде бы не полагается вмешиваться, и всегда уходил в тень, когда его помощь не требовалась. Так почему же я так легко поверила словам Кайдена? Почему позволила убедить себя, что намерения моего хранителя вовсе не были бескорыстными? Извини, дневничок, что я тут причитаю, как плакальщица у смертного одра, но мне так обидно, что хоть волком вой. За что обидно, спрашиваешь. Думаешь, это потому, что меня обвели вокруг пальца как ребёнка? А вот и нет, мне обидно, что я потеряла столько времени, пытаясь понять, как мне отыскать свою любовь. А её совсем и не нужно было искать, она всегда жила во мне, ещё с прошлого воплощения, только пряталась, потому что таким трусишкам, как твоя хозяйка, этот дар в руки давать нельзя, не оценят, да ещё и разобьют или выбросят как ненужную безделушку.
А ведь я всегда считала, что уж смелости-то мне не занимать, мнила себя такой отчаянной воительницей. Смешно. Нет, в определённом смысле моё поведение было даже оправдано. Ну действительно, кто я, и кто такой Сабин. Про Демиурга я, к счастью, не знала, но то, что он крутой ур, тут даже двух мнений быть не могло. И зачем такому человеку безродная недоученная магичка? Так, поиграться в добренького папика. Логика, разумеется тут есть, только это логика труса. Мне до мокрых подмышек было страшно, что Сабин посмеётся над моими чувствами, эдак снисходительно, как он умеет. Я бы этого просто не пережила, вот и не позволяла самой себе признаться в том, что давно уже люблю своего хранителя.
Поэтому я сразу поверила в подлую версию Кайдена и даже ощутила эдакое мазохистское удовлетворение от того, что мои опасения подтвердились. Так человек, который всех убеждал, что смертельно болен, испытывает удовлетворение, когда врачи подтверждают его диагноз. Стоит ли удивляться, что после этого я бросилась в объятья Кайдена зализывать раны на своей трусливой душонке, что изо всех сил старалась раствориться в этом крутом мачо, чтобы забыть себя, забыть ту девчонку, что посмела влюбиться в Демиурга. Теперь мне стало понятно и то, почему я никак не могла принять любовь Алекса, место в моём сердце было давно и надёжно занято. А я всё искала причины на стороне, в своём прошлом, придумывала сложные объяснения, только бы случайно ни узнать правду.
А всего-то и нужно было честно признаться, если не Сабину, то хотя бы себе самой. Вот и получается, что всеми моими действиями правил страх. Такие дела, дневничок. И знаешь, что я тебе скажу, это ведь совсем неважно, любит ли меня Сабин. Конечно, хочется верить, что ангел не ошибся, что это чудо окажется правдой, но в конце концов важно лишь то, что я его люблю. И плевать мне, что он Демиург, мне ведь, в сущности, ничего от него не нужно, я сама готова отдать ему всё, что у меня есть. Не густо, конечно, зато от чистого сердца. А ещё я поняла, что больше не боюсь. Пусть он надо мной посмеётся, мне без разницы. Я всё равно признаюсь, вот при первой же встрече и врежу всю правду-матку, как есть. И ещё, дневничок, а ведь я чувствую себя счастливой на самом деле, без дураков.
Да, с Алексом мне предстоит непростой разговор, он ведь надеется на совершенно другой результат моего погружения в прошлую жизнь. Будет больно нам обоим, я знаю, но мы справимся, и он меня поймёт и простит, всё-таки ангел, что ни говори. Ага, лёгок на помине, слышу его голос с улицы. Извини, дневничок, что-то мне не нравятся эти крики, нужно проверить. Никуда не уходи, я быстро.
