Дмитрий Мережковский
Павел. Августин

LVI

Павел просит тысяченачальника: «Позволь мне говорить к народу». – «Когда же тот позволил, он, стоя на лестнице, сделал рукою знак… и, когда наступила глубокая тишина, начал говорить по-еврейски (арамейски)… и народ утих еще более».

Павел говорит о первом, бывшем ему, на пути в Дамаск, видении Господа, и о втором, после Дамаска: «Когда же я возвратился в Иерусалим и молился в храме, то пришел в исступление и увидел Его (Иисуса), и Он сказал мне: «…выйди из Иерусалима… потому что здесь не примут твоего свидетельства о Мне… Я пошлю тебя далеко к язычникам». До этого слова слушали Павла, а затем… меча одежды и пыль на воздух, подняли крик: «Истреби от земли такого, ибо ему не должно жить!» (Д. А. 21,40; 22, 1–22.)

Имени для него не находят в неистовой ярости: «Такого», toióuton, значит: «не такого грешника», а «такой грех»; не «такого проклятого», а «такое проклятие» – всего Израиля, всего человечества. «Бог сделал Его (Христа) грехом, hamatian за нас» (II Кор. 5, 21), – и Павла тоже; «сделался за нас (Христос) проклятием, katára» (Гал. 3, 13), – и Павел тоже. «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ио. 15, 13): это сделал Иисус, – и Павел тоже.

LVII

В ту же ночь, в претории Антониевой крепости, было Павлу видение: «Господь, представ ему, сказал: „Дерзай Павел; ибо, как ты свидетельствовал обо Мне в Иерусалиме, так должно тебе свидетельствовать и в Риме“ (Д. А. 23, 11).

В третьем часу ночи двести римских воинов, семьдесят всадников и двести стрелков, повели Павла через Антипатриду в Кесарию Приморскую, к Римскому прокуратору, Феликсу (Д. А. 23, 31).

Подъезжая на осле к Кесарии, на восходе солнечном, и увидев вдали, между холмами, темно-синюю полосу моря, вспомнил, может быть, Павел, бывшее ему в Коринфе, видение Рима,^[52] когда на перепутье между Востоком и Западом, прошлым и будущим, в городе «между двумя морями», bimaris,^[53] глядя с высоты Акрокоринфа на два моря – на две дали («Я пошлю тебя далеко к язычникам»), – он писал в Рим: «С давних лет имея желание прийти к вам, – как только предприму путь в Испанию, – приду» (Рим. 15, 23–28).

Первое слово Господне к Павлу, на пути в Дамаск: «Я пошлю тебя… к язычникам» (Д. А. 26, 17), – будет и первым словом самого Павла в Риме: «Спасение Божие послано язычникам» (Д. А. 28, 28). Только здесь, в Риме, сделается Павел в полном смысле «Апостолом-язычником».

LVIII

«По прошествии двух лет, поступил на место Феликса Порций Фест и, в угоду Иудеям, оставил Павла в узах» (Д. А. 24, 27). «Когда же Фест предложил ему идти на суд в Иерусалим, Павел сказал: „Я стою перед судом Кесаревым… Иудеев я ничем не обидел… ибо, если я не прав и сделал что-нибудь достойное смерти, то не отказываюсь умереть; а если того нет, в чем они обвиняют меня, то никто не может меня выдать им. Требую суда Кесарева“ (Д. А. 25, 9–11).

Фест решил исполнить требование Павла и послать его в Рим. «Когда решено было плыть нам в Италию, то отдали Павла… сотнику Августова полка, Юлию» (Д. А. 26, 32; 27, 1).

Было три апостольских путешествия Павла, на свободе, а это, четвертое, – в цепях. Но, вечный узник Духа, возвестит Он миру и в цепях свободу.

LIX

Кажется, раннею весною 60 года, увидел Павел с большого Александрийского корабля «Диоскуры», около Партенопейского залива, давно желанный берег Италии (Д. А. 28, 11–13). Юлий проводил его до Рима, откуда братья Римской общины вышли к нему навстречу, по Аппиевой дороге, к Трем гостиницам, Tres Tabernae, а затем Юлий отвел Павла в преторианский лагерь, castra praetoriana, у Номентанской дороги, via Nomentana, и передал узника префекту претории, Афранию Бурру, человеку благородному, сделавшемуся, может быть, покровителем Павла и искупившему через два года горькою смертью желание сделать добро в «царстве Зверя» – Нерона.^[54]

Павел, заключенный, в ожидании суда, под «военную стражу», custodia militaris, прикован был легкой, снимавшейся иногда, цепью к преторианскому воину-фрументарию^[55] и получил позволение жить в нанятом им от себя помещении, – тоже, конечно, особая милость (Д. А. 28, 23, 30).

Римская община основана была около 49 года, при кесаре Клавдии, учениками Петра и Иакова, иудео-христианами, помимо Павла:^[56] вот, вероятно, почему «Деяния» не упоминают ни словом об этой, по духу, должно быть, Павлу враждебной общине.

Дня через три по прибытии он призвал к себе в гостиницу «старейшин», hakamim, Римской общины^[57] и сказал им: «Мужи братия! не сделав ничего против народа (Иудейского) и отеческих обычаев (Закона), я, в узах, из Иерусалима предан в руки Римлян. Они же, судив меня, хотели освободить, потому что нет во мне никакой вины, достойной смерти. Но так как Иудеи воспротивились тому, то я принужден был потребовать суда у кесаря. Вот почему я и призвал вас, чтобы увидеться и поговорить с вами, ибо за надежду Израилеву обложен я этими узами». Они же сказали ему: «Мы ни писем не получали о тебе из Иудеи, ни из приходящих братьев никто не извещал (нас) о тебе и не говорил ничего худого. Впрочем, хотелось бы нам слышать от тебя (самого), что ты думаешь, ибо мы знаем, что об этом учении везде спорят» (Д. А. 28, 17–22).

«Споры эти, „пререкания“, – все та же „великая распря“ между Законом и свободой, Петром и Павлом. „Вот лежит Сей (младенец Иисус) на падение и на восстание многих в Израиле, и в пререкаемое знамение“, seméion antilegómenou (Лк. 2, 34). „Знамение“ это – Павел, так же как сам Иисус.

«И назначив ему день, многие (опять) пришли к нему в гостиницу, и он, с утра до вечера, говорил им о царствии Божием, приводя свидетельства… об Иисусе из Закона… и пророков. И одни убеждались… а другие не верили. Будучи же не согласны между собою, они (уже) уходили, когда Павел сказал им: „хорошо предрек Дух Святой отцам нашим через пророка Исайю: „слухом услышите, и не уразумеете; и очами смотреть будете, и не увидите… Ибо огрубело сердце людей сих, так что ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули, да не узрят очами… и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их“. Итак, да будет вам известно, что спасение Божие послано язычникам: они и услышат“ (Д. А. 28, 23–28).

«Не обратятся, чтобы Я исцелил их»: в этом страшном «чтобы», hina, – воля Божия к «ожесточению» Израиля («кого хочет, милует, а кого хочет, ожесточает, sklerynei») (Рим. 9, 18), – «власть горшечника над глиной», – Предопределение.

LX

Место Бурра, казненного в 62 году, заняли двое префектов, Фений Руф и Тигеллин, палач Нерона.^[58]

Царство Евменид уже наступало, но Павла не коснулось до времени. «И жил он целых два года, на своем иждивении, принимая всех приходивших к нему и благовествуя царство Божие, со всяким дерзновением, невозбранно» (Д. А. 28, 30–31).

Судя по свидетельству самого Павла: «Узы мои во Христе сделались известными всей претории» (Флп. 1, 13), – он начал проповедь язычникам обращением стороживших его преторианских воинов, а через них, должно быть, проник и «в дом Кесаря».^[59] – «Приветствуют вас (Филиппийцев) все святые, а больше всех, – из кесарева дома» (Флп. 4, 22).

Были среди этих новообращенных, если верить позднейшим преданиям, и приближенные к Нерону, в том числе наложница его, Антея, и один из любимых сановников.^[60]

Эти-то успехи и внушили Павлу надежду на оправдание: «Я ни в чем не буду посрамлен, но, при всяком дерзновении, возвеличится во мне Христос» (Флп. 1, 20). – «И избавит меня Господь от всякого зла и сохранит» (II Тим. 4, 18). – «Верно знаю, что останусь и пребуду (снова увижусь) со всеми вами… для вашей радости… при моем вторичном к вам (Филиппийцам) прибытии» (1, 24–25). – «Приготовь для меня помещение, ибо надеюсь, что, по молитвам вашим, я буду (снова) дарован вам», – пишет он к Филимону, брату Колосской общины (Флм. 1, 22).

LXI

Может быть, Рим был для Павла сначала только перепутьем по дороге в Испанию – на Крайний Запад, конец тогдашнего мира, orbis terrarum».^[61]

«Как только предприму путь в Испанию, приду к вам, – пишет он Римской общине, еще из Коринфа, в 51–52 году, – ибо надеюсь, что, проходя, увижусь с вами, и что вы проводите меня туда, как скоро я наслаждусь общением с вами, хотя бы отчасти» (Рим. 15, 24).

Здесь только, в Риме, около 60 года, впервые узнав о возникновении Колосской общины, Павел по ней впервые узнает и о том, что дело его будет продолжаться и после, и помимо него; что Христианство уже родилось и стало на ноги. Маленький, захолустный городок, Колоссы, находился за древней столицей Востока, Эфесом, в глубине Фригии, близ города Апамеи-Кивота (kibotós, «Ковчег»), у подножия Арарата, на чьей вершине «остановился Ноев ковчег».^[62]

Если «потоп» есть гибель первого мира, то, может быть, «Ноев ковчег», – корабль последних спасшихся людей первого человечества, – «уцелевшее малое семя» будущего мира. «Ты (Боже) даешь путь кораблю в море и безопасную стезю в волнах… ибо, в начале (мира), когда погибли гордые исполины, nephelim (люди допотопного мира), правимая Твоею рукою Надежда, прибегнув к ковчегу, сохранила… семя (человеческого) рода», – толкует «Книгу Еноха» Соломон (Прем. 14,3–6). «Лучшее племя людей обитало на вашей земле (до потопа), и вы произошли от его уцелевшего малого семени, perileiphthéntos spermatos brahéos», – говорит Саисский жрец Солону в «Тимее» («Атлантиде») Платона.^[63]

«Я был восхищен в сильном вихре (так же как Павел, «восхищен до третьего неба») и унесен на Запад; там увидели глаза мои все тайны небес, которые должны совершиться».^[64] – «Я был восхищен к огню Заката… всех солнц».^[65]

С временнóго Востока – Истории Енох «восхищен» на вечный «Запад» – конец мира, – в «Атлантиду-Апокалипсис».

Первого мира конец – на Западе: таков смысл «Атлантиды» Платона, а смысл христианства – конец второго мира, соединяющий Восток и Запад: «ибо, как молния исходит от востока и видна бывает до запада, так будет пришествие Сына человеческого» (Мт. 24, 27). Все христианство есть поворот мира с Востока на Запад.

«Я был восхищен в сильном вихре и унесен на „Запад“, – мог бы сказать и Павел, прошедший весь путь от Арарата до Столпов Геркулесовых, – великий Средиземный путь „Атлантов“, по мифу Платона: к Западу, все к Западу, идет, – не может остановиться Павел, гонимый вихрем Духа, как будто знает, что только на Западе найдет конец Востока, – времени – в вечности.

«Он (Христос), сошедши (в ад), проповедал находящимся в темнице духам, непокорным некогда… во дни Ноя, во время строения ковчега, в котором немногие… спаслись», – скажет и вечный враг – спутник Павла, Петр (I Петр. 3, 19–20). «Духи в темнице» – люди первого человечества. «Семя Жены сотрет главу Змия», – это обещание первому человеку, «Адаму – Атланту», во втором человечестве, исполнилось.

«Я увидел все (на Западе) и понял, но не для рода настоящего, а для грядущего».^[66] – «И сказал мне Ангел: „Все, что ты видел, послужит Мессии (Христу), да будет Он силен и могуществен на земле“, – говорит Енох.^[67] – «Знайте, что близко, при дверях: род сей не прейдет, как все это будет», – говорит Иисус (Мт. 24, 33–34), и повторяет Павел.

LXII

Кажется, именно здесь, в Риме, охватывает Павла чувство новой всемирности так, как еще никогда: «Нет уже ни Иудея, ни Эллина… ибо все вы – одно во Христе» (Гал. 3,28). – «Нет различия между Иудеем и Эллином, потому что один Господь у всех» (Рим. 10, 12).

– «Нет ни Иудея, ни Эллина, ни обрезания, ни необрезания, ни варвара, ни Скифа… но все и во всем – Христос» (Кол. 3, 11).

Если первый камень, заложенный в основание Града Божия, – «города Великого Царя», – Иерусалим, то второй камень – Рим.

«Слово благовествования пребывает у вас (Колоссян), как во всем мире, pánto to kósmo» (1, 5–6), – это могло быть сказано только здесь, в Риме, «вселенском», «кафолическом», katolikós: «будет одно стадо и один Пастырь» (Ио. 10, 16). Здесь только завершится строение догмата о единой Церкви Вселенской – Теле Христовом.

«Он (Христос) рожден прежде твари, ибо Им создано все, на небе и на земле, видимое и невидимое; Престолы ли, Господства ли, Власти, – все Им и от Него… Он есть прежде всего, и все Им стоит. И Он есть глава тела Церкви. Ибо угодно было Отцу, чтобы в Нем обитала вся полнота, pleroma, и чтобы посредством Его примирить с Собою все, соединив через Него, кровью креста Его, и земное и небесное». – «Ибо в Нем обитает вся полнота Божества телесно» (Кол. 1, 15–20; 2, 2). – «Да будет Бог все во всем», – во всех (I Кор. 15, 28).

Верим ли мы в это или не верим, но уж и то, что через тридцать лет по смерти человека Иисуса, это могло быть сказано, подумано, испытано так, есть чудо всемирной истории.

LXIII

«Все дороги ведут в Рим»; тогда вели – ведут и теперь, в этом тоже «чудо» истории.

 
И вековечные, бегут,
В пустынях, римские дороги.
 

Идучи из Фессалоник в Афины по широким и гладким мраморным плитам, via Egnatiana, «маленький жид», с кривыми босыми ногами, в стуже и наготе и в опасности от разбойников, мог чувствовать благодеяния Римской власти, – «Римского мира величие безмерное», pacis Romanae immensa majestas.

«Нет власти не от Бога; сущие же власти от Бога установлены» (Рим. 13, 1). – «Бог не есть Бог неустройства (хаоса), но мира» (космоса), – вечного Рима (I Кор. 14, 33, 40).

«Нет власти не от Бога». Очень легко решить, что это «приспособление», «безбожная сделка с безбожною властью». Но, может быть, это не так легко нам будет решить, если мы вспомним, что Павел говорит: «начальствующий носит меч напрасно: он – Божий слуга», – уже подставляя шею под меч (Рим. 13, 4).

LXIV

Здесь, в опытном действии – строении Церкви, – такое же, как в созерцании-строении догмата, совершенное у Павла, сочетание «пророческого духа», рneumа, с «разумом», nous, опьянения – с трезвостью; так же «умно любит» он и здесь, как там.

Понял бы Павел, почему обиженная вдова надеется на «судию неправедного» и за что господин «похвалил домоправителя неверного… ибо сыны века сего догадливее сынов света в своем роде»; понял бы, что значит: «приобретайте друзей богатством неправедным» (Лк. 16, 8–9).

В сборах подаяний смазывать умеет Павел серебром и золотом скрипучие колеса колесницы Господней. Та же «приспособляемость» в делах житейских, та же вкрадчивая елейность и ласковость у Павла, как у нынешних сановников Римской Церкви.

Камень недвижимый в основании Церкви – Петр; движущая сила – Павел; тот Церковь держит, этот строит.

LXV

«Прежде всего, прошу вас, братия, молиться… за всех людей… дабы проводить нам мирное и благоденственное житие» (I Тим. 2, 1). – «Чти отца твоего и матерь» есть первая заповедь, с обетованием: «да будешь долголетен на земле» (Еф. 6, 2–3). – «Кто не возненавидит отца своего и матери»… это для Павла уже не первая заповедь.

«Молим вас, братия… не спешить колебаться умом и смущаться… будто наступает уже день Христов» – конец мира (II Фес. 2, 1–2), переводит Павел часовую стрелку всемирной истории с ночного счета на дневной, с конца мира – на продолжение мира.

LXVI

Лучше всего можно видеть, как строит он Церковь, по письму его к Филимону, этой жемчужине Новозаветных книг.

«Дабы общение веры твоей оказалось действительным… имея великое, во Христе, дерзновение приказывать тебе… лучше, по любви, прошу не иной кто, как я, Павел, старец, а теперь и узник Иисуса Христа… о сыне моем, Онисиме, его же родил я в узах моих. Он был некогда негоден для тебя, а теперь годен и тебе, и мне. Я возвращаю его (тебе): ты же прими его, как сердце мое. Я хотел было удержать его при себе, дабы он, вместо тебя, послужил мне в узах (моих)… но, без твоего согласья, сделать ничего не хочу, дабы доброе дело твое было не вынужденно, а свободно. Ибо он, может быть, (только) для того и отлучился (от тебя), чтобы тебе принять его навсегда, уже не как раба, но выше раба, – как брата возлюбленного, особенно мне, а тем более тебе и по плоти, и в Господе. Итак, если ты имеешь общение со мной, то прими его, как меня (самого). Если же он чем обидел тебя или должен (тебе), – считай это на мне. Я, Павел, пишу моею рукою: я заплачу. Не говорю тебе (уже) о том, что ты и самим собою мне должен. Так, брат мой, успокой сердце мое в Господе» (Флм. 1, 6–20).

Это пишет Павел рукой, отягченной цепями: «помните узы мои» (Кол. 4, 18). Кажется, слышишь тихий звон цепей, которого сам он уже не слышит: за долгие годы слишком к нему привык. Молча благовествуют Павловы цепи свободу рабам: «Вы куплены дорогою ценою; не делайтесь рабами человеков» (I Кор. 7, 23).

Беглого раба, а может быть, и вора («я заплачу») принимает Павел под защиту свою, «как брата возлюбленного в Господе», и возвращает его господину, «как сердце свое», «как себя самого». Внешнего закона не нарушает, в свободе, а исполняет в любви: «чтобы не было вынужденно доброе дело твое, было свободно». Вот что значит «умно любить»: умнее, любовнее, свободнее нельзя сделать того, что он делает.