Дмитрий Богин
А я и не знала, как люблю дождь
Первый вызов, поступивший бригаде №10, не заставил себя ждать. Не успев дочитать окончание познавательной статьи, девушка бросает Агиле на ходу: «До встречи!» и следует за врачом и фельдшером к автомобилю. То, что рядовые врачи стационаров и поликлиник называют словом «диагноз» в терминологии «скорой помощи», называется мотивом или поводом для выезда. Вызов поступил в 8:29. Мотив – подозрение на сердечную острую ишемию миокарда. В 8:47, благодаря установленному в машине GPS – навигатору, 10-я бригада прибывает на место. Это бригада БИТ во главе с врачом Аксеновой Эллой и фельдшером Гусевой Светланой. На центральной подстанции «скорой помощи» они трудятся около пяти лет. За всё время они, уже, привыкли работать сутки через двое – с восьми до восьми. Бабушке, Волковой Таисии Тимофеевне, 70 лет. Она обратилась с жалобами на боли в сердце. Фельдшер протягивает Вале тонометр и девушка замеряет артериальное давление. – 200 на 100, – сообщает она врачу, которая заносит полученную информацию в карту вызова и поясняет: – При норме 140 на 90 – это много. Вежливое, тактичное, обращение с пациентом позволяет медицинскому работнику сильнее сблизится с ним, вызвать его – на откровенный разговор и выяснить, что же беспокоит человека, а значит, быстрее выставить предварительный диагноз. Тест на сахар показывает 6,3 (При норме 5,5). Принято решение поставить больной «Эбрантил» – гипотензивный препарат, понижающий давление. Оставшееся время вызова занимает «бумажная» работа: оформление больного, описание причины вызова. Уходя фельдшер поясняет практикантке: – Этот вызов, еще ничего, спокойный. А, так, мы, уже ко всему готовы и привыкли. Ко всякого рода неожиданностям: и к кусающим собакам, и к пьяным дебоширам и наркоманам, ведущим себя неадекватно. И к тому, что не всегда удается спасти больного – мы не боги и не все от нас зависит. Если все принимать близко к сердцу, то долго на этой работе не протянешь.
Валя молча кивает.
По возвращению на базу выпадают свободные минутки для отдыха. Элла задумалась над сканвордом, фельдшер делится последними новостями и сплетнями с коллегами. Практически после каждого вызова, если находится время и возможность вернуться на базу, врачи обновляют свои чемоданчики – биксы: кто новыми парами одноразовых перчаток, кто шприцами, кто бахилами, в общем, кому что нужнее. В комнате отдыха, врач из другой бригады, коротая время в ожидании вызова растянулся на диване наслаждаясь любимым телесериалом. Оглядевшись по сторонам, в поисках подруги, Валя узнает, что 26-я бригада (тоже БИТ) уехала на вызов. Девушка выходит в холл, к плакату, и заканчивает чтение:
«Отдел госпитализации станции скорой помощи собирает и анализирует информацию ото всех клинических больниц города и координирует работу со стационарами и поликлиниками, осуществляет консультативную деятельность. Санитарным транспортом станцию обеспечивает МУП «Энсксанавтотранс». Всего за станцией закреплено 100 санитарных автомобилей и реанимобилей, созданных на базе автомашин «Мерседес», «Газель», «Рено» и «Пежо». Все бригады укомплектованы специальным медицинским оборудованием: электрокардиографом, дефибрилляторами, кислородными ингаляторами, дыхательной аппаратурой для проведения реанимационных мероприятий, транспортными шинами, медицинской сумкой-укладкой с набором медикаментов, одноразовых шприцев и систем для внутривенного введения лекарств, перевязочным материалом. Станция круглосуточно оказывает экстренную помощь больным и пострадавшим, обслуживая в сутки более 500 вызовов, а также осуществляет медицинское обслуживание культурно-массовых и спортивных мероприятий проводимых в городе».
Валю окликнул вошедший в здание мужчина «в годах». Дочитав последнюю строчку, девушка обернулась и узнала в нем водителя 10-й бригады. Немного разговорились. Познакомились. Выяснилось, Владимир Иванович, работает, здесь, на станции почти 24 года, в своей должности. Сетует, на то, что: «Не пропускают на дорогах! Включай, не включай «сигналку» … Все равно не пропускают!»
С вызова вернулась Агиля, делится с подругой:
– Были у дедушки, 83 лет. Третий день не принимает пищу. Даже вода не проходит выше горла – все выходит обратно. Врач заподозрил «рак» и посоветовал, как можно скорее, обратится в онкологический диспансер.
Валя поделилась своими «впечатлениями» от первого выезда.
– Ничего особенного, – резюмировала она. У пожилой женщины поднялось давление. Наверное, погода будет меняться?
– Наверное, – согласилась Агиля, – пожилые особенно, остро, реагируют на любые колебания в атмосфере.
Коротая время до следующего вызова, девушки уселись на банкетки, у окна, в холле. Подле них раскинула листья декоративная пальма, в большой кадке, на полу. Валя поведала подруге одну историю, местами мистическую, приключившуюся, когда-то, с ее учительницей по рисованию.
– Эта страшная и необъяснимая история приключилась с Клавдией Евгеньевной, еще, в конце 60-х годов. Сразу после художественного училища ее направили работать в нашу, староданиловскую, школу учителем рисования. Тогда ей было всего девятнадцать лет. Но, по порядку. Тогдашний председатель колхоза распорядился выдать ей просторный новый дом возле пруда. В то время, та улица только застраивалась и люди только обживали ту часть деревни, придумав, банальное, название улице – Новая. Всего через пару лет дом отойдет молодой художнице в собственность, насовсем. Новоселье она справляла с молодым котенком по кличке Фантик. К дому примыкал большой участок, с молодыми деревцами. Пройдя через который, прямо за изгородью, плескался большой красивый пруд с островом по середине, поросший ивняком. Из сада, через калитку, она выходила прямо к берегу и смотрела на его воды. То чистые пастельные, то ультрамариновые, то темно-зеленые и мрачные в зависимости от облаков и освещения. Именно здесь, она написала множество этюдов к своим картинам, которые, с успехом, потом выставлялись в краеведческом музее райцентра. Она слушала, как шелестит прибрежный камыш.. Его шелест хоть и был похожим на шелест купюр, но ей нравился намного больше самих денег. Все это, до самых мельчайших подробностей, она отваживалась рассказать мне, однажды, майским вечером, – пояснила Валя.
– Как она объяснила, до этого, ни одному человеку, ни одной живой душе, не могла поведать той истории. Быть может, чего-то боялась. И, только сейчас, на старости лет, позвав одну из бывших своих учениц. Под предлогом написания портрета, пожилая учительница набралась смелости приоткрыть завесу тайны своей жизни. Агиля слушала завороженна, практически не мигая и не перебивая подругу. А Валя, тем временем, продолжала рассказ:
– Наверное, так ее воспитали: деньги – ничто, душа – все! Или таковым был ее жизненный принцип. Ее дом – настоящий рай для художника, для человека наделенного творческой жилкой. Да, и для простого обывателя, пожалуй, тоже. Она много работала. Ее приглашали, даже, на областные выставки. На которые она не ездила, вежливо отказываясь. В глубине души, она мечтала о вступлении в Союз художников, что дало бы ей, большую свободу в творчестве, нежели в настоящий момент. Сказывалось, и то, что ее отец являлся профессиональным живописцем, и она выросла на любви к искусству. Но она боялась стать популярной и знаменитой. Именно страх к этому и «помешал» ей, позже, стать членом Союза. Что она из себя представляла, тогда? Рыжая с конопушками девчонка, с исцарапанными и вечно запачканными, краской, руками… Ей самостоятельно приходилось натягивать холсты на подрамники и сбивать рамки, а это совсем не женская работа. Нельзя сказать, что она слыла красавицей, но мужчины часто оглядывались ей вслед, что ее часто смешило. Опыта общения с сильным полом, да и простого жизненного, у нее было мало. И, если женская половина ее окружения казалась ясной и понятной, то мужчины, их логика, поступки, цели и действия, часто ставили ее в тупик. Из-за этого, в их обществе она чувствовала себя скованной и глупой. Например, ее, непосредственный, начальник, директор школы, солидный мужик и отец двоих детей, когда вызывал ее к себе в кабинет вел себя, порой, странно: подмигивал, потирал руки, то и дело, задавал глупые вопросы, что-то типа: «Как дела?» или «Не скучно, ли ей?».. И все такое в таком роде. Ходил он так кругами, вдоль и около, а однажды, даже, попытался ущипнуть ее за бок… Молодая рисовальщица не знала, как вести себя с ним и после, часто раздумывая над его поступком. Приходила к выводу, что он ее просто жалеет, зная, что девушка одинока. К несчастью для нее, в это непростое время, ее лучшая подруга-коллега, учитель английского языка уехала в город, и она осталась одна.
Ближе к весне в деревню приехал новый учитель физкультуры. Старый давно вышел на пенсию. Белозеров Роман Глебович. Мужчина средних лет, довольно приятной внешности, хоть и лицом несколько грубоват, да, в общем-то, и манерами… Но он же спортсмен, что с них возьмешь – «железки» превыше всего! Не скажу, что художница с ним сдружилась, но он стал первым ее мужчиной (не считая отца), по общению с которым девушка смогла составить некоторое представление о сильном поле. Ну, не ужимке же директора, считать признаками настоящего мужчины!
– Точно, – согласилась Агиля, а Валя, после некоторой паузы, продолжила:
– «К завершению учебного года, Клавдия, практически, с ним «освоилась». И, что, же их связывало? Оказывается, девушке требовалась мужская натура для будущей выставки «Портреты и характеры». Ее планировали провести при местном клубе. Только, вот, мужские портреты, в общем-то, были ее слабым местом. Не в том смысле, что она обожала их писать, а наоборот, она их слабо чувствовала. Или правильнее сказать, не чувствовала совсем. Сказывался недостаток опыта как жизненного, так и творческого. Что было нужно ему? Что вообще нужно мужчинам? Ответ на этот вопрос знают только опытные женщины. Тогда, молодая художница, считала, что Роман Глебович решил ей помочь, зная ее трудности, которые она и не скрывала от окружающих».
Продолжить дальше Валя не смогла. 10-ю бригаду вызвали к пострадавшему:
– Идем, быстрее! – поторопила ее фельдшер Света.
Вызов был к мужчине, предпенсионного возраста. Он упал с велосипеда в результате неудачной поездки на рыбалку по пути за город, на пруд. Весь в ссадинах и синяках он ожидал бригаду медиков сидя на бордюре у проезжей части. Рядом валялись рыболовные снасти и покореженный велосипед «Газ».
– Как же это вас, так, угораздило? – поздоровавшись, наклонилась к нему врач.
– Сам не знаю, – ответил пострадавший, придерживая грудь руками, – стал спускаться с пригорка, неожиданно, резко, потянуло вперед, не успел притормозить и перелетел через руль…
С подозрением на перелом ребер мужчину доставили в травмоцентр, находящийся при городской больнице №2.
На базе Валя застала одногруппницу, начавшую оформлять дневник производственной практики.
– На чем я остановилась? – спросила она, подходя ближе.
– На том, что художница собралась рисовать портрет физрука, – ответила Агиля откладывая тетрадь в сторону.
– Тогда слушай дальше. Кстати, ты ни к кому не ездила, пока меня не было?
– Нет, у нас, по-прежнему простой. Отдыхаем. Ну, давай, уже, рассказывай, что там дальше-то…
– В общем, договорились они на том, что писать портрет она станет в школьном спортзале после работы, но спустя несколько сеансов девушка поняла, что освещение там плохое, к тому, же часто мешают посторонние. Да, и коллеги, стали косо поглядывать. Пригласить его к себе домой? Она все никак не могла решиться на это, хотя несколько раз он провожал ее почти до дома, но та всегда останавливала его словами: «Дальше я пойду одна!» На тот момент в ее голове проносились следующие мысли: если я его позову, он быстро смекнет, что в доме, кроме них, больше никого нет, а оставаться наедине со взрослым мужчиной, пусть и у себя дома, было страшновато. В итоге «портретное дело» почти сошло на нет, а день открытия выставки неумолимо приближался. Был майский день. Они возвращались из школы вдвоем, бредя по улице вдоль пруда, к ее дому. Неожиданно хлынул ливень Роман Глебович не растерялся, вмиг укрыл спутницу спортивной курткой и втолкнул под своды старой полуразрушенной деревенской колокольни. Оставшейся от церкви, которую разрушили большевики в 1920 году.
– Ее, кстати, не восстановили и по сей день, – пояснила Валя.
Агиля кивнула.
– Они стояли настолько близко друг к другу и в момент вспышки молний, физрук прижимал художницу к кирпичной стене и шептал: «Не дрожи, не бойся, я же с тобой». Тут-то она и разглядела какой он сильный и уверенный, ощутила его тело с рельефными мышцами под одеждой, а неизвестное ранее ощущение приятной теплоты и безволия стало растекаться по ее телу. В тот момент он бы мог делать с ней что хотел, молодая женщина не оказала бы ему сопротивления, но, слава Богу, он не понял ее состояния, а вскоре она уже взяла себя в руки и полностью себя контролировала. Быть может, с этого случая, когда от раскатов грома сотрясалась вся колокольня, а толстая кирпичная стена за ее спиной ходила ходуном, когда они были совсем одни, и он не сделал ей ничего плохого, она прониклась к нему подлинным доверием. Уже на следующий день, он сидел у нее дома, в кресле, и позировал. Она была очарована его руками. Большие, сильные, со вздувшимися венами от многочисленных тренировок. У нее просто кружилась голова от этих рук, она старалась не смотреть, но они все равно, то и дело попадались ей на глаза. Даже ночью, из-за его рук, долго не могла заснуть. Кажется, что же такого особенного в обыкновенных мужских руках?.. Но, как говорила когда-то, ее лучшая подруга-»англичанка»: «Мужчинам в нас нравятся ноги, равно как нам в них, руки». Вот-вот, теперь-то до нее дошел смысл этих слов, показавшихся сперва белибердой. Стоит отметить, что портрет явно не удавался. Когда Роман Глебович приходил и усаживался в кресло, она сбивалась и теряла всякую концентрацию: кисти валились из рук, растворитель проливался на пол и долго, потом, пахло скипидаром, а краска ложилась не туда куда надо. Внутренне девушка смирилась – не написать ей никогда его портрет. Или писать его она станет вечно. Две, эти, вероятности одинаково устраивали молодую художницу. Тем не менее, когда он уходил, она отчего-то вздыхала с облегчением. В ней словно расслаблялась невидимая струна натянутая слишком сильно. Из разговоров с Романом Глебовичем, она узнает, что раньше он был военным, офицером и на службе «дал кому-то по морде»; как она решила, кому-то выше него по званию. Якобы из-за этого случая он был уволен из армии. Впрочем, подробности он опустил. Наверное, не счел нужным их сообщать.
– Валь, а он ей нравился? – неожиданно спросила Агиля.
– Пожалуй, да, хотя ее настораживали, и даже, возмущали некоторые его слова и поступки. Ну, например, когда она показывала ему свои любимые цветы в клумбе, он равнодушно, пожимая плечами, заметил: «Красота это пустое. В жизни побеждает не красивый, а сильный, а участок лучше засадить овощами – будет больше пользы»… А в другой раз, он жестоко отшвырнул кота Фантика, который мирно сидел на полу.
– Какой ужас! – воскликнула Агиля возмущаясь, поднимая руки к лицу.
– Поняв, что художница проживает одна, он уже в первый вечер предпринял шаги, чтобы остаться у нее, под надуманном предлогом, на ночь, но та его выпроводила. На следующий раз он стал еще настойчивее..
– Отчего же она так поступала, если ей было с ним хорошо? – поинтересовалась Агиля.
– Она считала, что если это случится, то ее душа даст трещину, «врожденное» чувство не пускать никого в свою душу, а дом, со всеми его комнатами, обстановкой и садом, стал по-настоящему частью ее души. Так, по крайней мере, она мне сказала. Именно это и заставляло оттягивать ее этот момент. Она не хотела перемен, а они не заставят себя ждать, если в доме появится кто-то еще, особенно мужчина, и это настораживало. И на этот раз Роман Глебович, начал с того, что завтра, мол, ему, от нее удобнее будет идти по делам. Говорил что-то про сельсовет. Ей стало неловко.
Она вспомнила, как он наколол для нее дров, как смастерил уютную скамейку возле пруда, на которой потом любовались закатами. Художница, почти дала ему свое согласие. Лицо и щеки ее пылали, дыхание участилось, а руки, как обычно, когда она нервничала, принялись перебирать подол у платья. Он не мог ни заметить ее состояния, приблизился к ней вплотную, больно схватил за плечи и резко притянул к себе. В этот момент у нее вырвалось: «Ладно, оставайтесь, только давайте до следующего раза, давайте завтра». Как утопающий хватается за соломинку, она ухватилась за это, аморфное, «завтра» и принялась тараторить, что завтра, дескать, со всех сторон будет лучше, чем сегодня и это будет обязательно, что клянется и слово свое сдержит. А про себя подумала: «конечно, завтра будет лучше, я и постель перестелю чистую и пол натру, пыль смахну с мебели…». То есть убеждала саму себя, как могла и придумывала всякие причины. Но выслушав, он яростно оттолкнул ее, да так, что она упала на траву, повернулся и ушел со всей силы хлопнув калиткой. Девушка отчетливо расслышала, как он, вполголоса, с едва сдерживаемым чувством гнева злобно выдавил: «Сволочь». Вечер выдался тусклым, ветреным и унылым. Художница размазывая слезы по щекам прямо из сада, через листву стройных яблонь смотрела, как просвечивали свинцовые волны пруда. Выйдя за калитку и подойдя к самой кромке воды, она, полной грудью вдыхала свежий воздух, наполненный запахом молодой листвы, травы, водорослей и, еще, чего-то неуловимо тревожного. В душе чувствовались одновременно и оскорбление и чувства вины, но последнее стали перевешивать. Девушка наивно полагала, что в следующий раз все исправит, пусть он остается на ночь, если ему надо, а она постелет себе на диване в соседней комнате, а Роман Глебович ляжет на кровати. Именно так она и думала, разглядывая на горизонте над прудом грозовые облака. Ветер усилился, макушки деревьев стали гнуться под его напором, а из глаз он выдувал слезы. Вернувшись в дом, обошла еще раз комнаты, чтобы успокоится, присела на стульчик возле пианино, под шум надвигающегося ливня улеглась в постель. Ночью разразилось гроза. Всполохи от молний то и дело освещали спальню. Художница проснулась и пожалела, что отказала Роману Глебовичу, думая так: вот был бы он сейчас рядом, мне было бы спокойнее… Он ведь такой сильный и храбрый… Она вспомнила, как он укрывал ее «олимпийкой» в колокольне, как ей было приятно, когда он прижимал ее к себе…
– И в этот момент, – Валя выдержала секундную паузу, после чего продолжила, – художница заметила чью-ту фигуру за окном.
Очередная вспышка молнии осветила неподвижные очертания человека. Она поднялась с кровати и нерешительно приблизилась к окну. И тут Фантик зашипел, выгнул спину и бросился у нее из-под ног в глубь спальни. Не отрывая взгляда от окна девушка с ужасом следила за человеком в длинном плаще с капюшоном стоящего под проливным дождем. Страх парализовал все тело. Вот рука неизвестного откидывает капюшон и Клавдия Евгеньевна увидела свою, давно умершую, бабушку. Но не такой, какой ее помнила всегда, а гораздо моложе, как на фотографиях в альбоме. В образе молодой женщины. На вид, примерно, 25-30 лет. А волосы передавали какой-то зеленоватый оттенок. Несмотря на дождь возле нее вились стайки разноцветных бабочек. В руках она держала горящую свечу и что-то пыталась сказать. По беззвучно шевелящимся губам девушка поняла, что бабушка обращается к ней.
– Да это ей, наверное, попросту приснилось, – перебивая рассказчицу, попыталась оспорить историю старой художницы, Агиля, – или кто-то из деревенских пришел к ней ночью, за чем-нибудь. Да тот же Роман Глебович, например. А она просто до конца не проснувшись продолжала досматривать сон.
– Вовсе нет, – немного обиделась Валя и недовольно поджала губы, – ты, лучше, дальше слушай, – увлеченная, она продолжила рассказ: странное видение продолжалось меньше минуты, точнее несколько секунд. Когда переборов страх она приблизилась к стеклу, там уже никого не было. Лишь куст сирени, капли дождя да вспышки небесного электричества. Клавдия Евгеньевна опять легла на кровать, раздумывая, уж не сошла ли она с ума. Остаток ночи, чтобы забыться она пила валерьянку и несколько рюмок кагора… Еле-еле заснула, как начало светать, прямо за столом в кухне.
На утро дождь продолжал моросить. Девушка выбежала на крыльцо, подошла к окну, в надежде увидеть на земле следы таинственного ночного гостя… Каково же было ее изумление, когда она ничего не обнаружила. Весь день у нее все валилось из рук. Из головы не выходило бабушкино лицо. В неземном, не бывалой красоты, образе древней богини. Таинственное существо явно хотело предупредить ее о чем-то. Но, вот, только о чем? Художественным, профессиональным взором, она отчетливо разглядела и запомнила ее фигуру, бабочек, парящих вокруг, пучки света отходившие от них. Как стекали, по лицу, струи дождя и шевелились губы. И в то же время разум подсказывал ей, что этого не может быть, там никого не было, это всего лишь игра света и тени от вспышек молний, и что ей все приводились.
– Ну, что я говорила! – воскликнула Агиля улыбаясь.
– Замолчи! – отрезала Валя и продолжала дальше: – к полудню она окончательно убедила себя в том, что это ей все привиделось. В три часа дня, Клавдии Евгеньевне, надо было сходить к местной портнихе тетке Даше. Идти не хотелось из-за головной боли, но в последний момент передумала: представила себя в новом платье… Как она идет с Романом Глебовичем вдоль по деревенской улице в клуб на танцы. И все, с завистью, на них глазеют. Портниха шила на дому. Сейчас, кстати, семейное дело продолжает ее дочь, теть Валя. Вся деревня у них одевалась раньше, теперь всего полно в магазинах, тетя Валя шьет «эксклюзивные» наряды к праздникам или перешивает старые вещи. Поговорив о пустяках, тетка Дарья отправилась на кухню заваривать чай. Клавдия Евгеньевна осталась в комнате одна вместе с ворохом недошитых вещей и попугаем. Зеленый волнистый попугайчик не сидел в клетке, а порхал себе по комнате или тараторил весь день перед большим напольным зеркалом. В клетке он только спал ночью. Часто, он доверчиво садился на плечо или на голову клиентам. Художница об этом знала, но ни разу не видела. Вот и сейчас он взлетел, сел ей на плечо и завел свои бесконечные переливчатые трели. Однако, на этот раз в них было что-то новое. Девушка явственно расслышала голос своей покойной бабушки… Слова произносились так быстро, что она никак не могла вникнуть в их суть.. И, наконец, разобрала: «Клава, Клава, Роман нет, Роман нет…» Затем вновь, что-то быстрое и неразборчивое, и снова: «Роман нет… Роман нет». Вроде азбуки Морзе. Вся глубинная суть этих слов на этот раз не только сразу дошла до нее, но и придавила своей тяжестью к стулу. В комнату, улыбаясь, вошла Дарья, с чашками и чайником в руках и прикрикнула на попугайчика: «Карлуша, пошел вон!». Он, мгновенно, слетел с плеча Клавдии Евгеньевны к зеркалу, нахохлился и через минуту, вновь, стал певуче тараторить своему отражению. В тот момент, в девушке, что-то надломилось. Ей хотелось встать и уйти. И.. не могла этого сделать…
Она не отрывала взгляда от Карлуши, а он бегал по полу перед зеркалом и верещал. И не было ему до нее никакого дела. Тогда она спросила хозяйку:
– «А разве попугай у тебя говорящий?». Раньше ее это как-то не интересовало.
– «Да, говорит, иногда» – небрежно бросила портниха, разливая по чашкам ароматный напиток, собираясь продолжить начатый до этого разговор. Клавдия Евгеньевна что-то отвечала невпопад, без всякого интереса мерила платье, не понимая, что же она делает… Мысли ее были далеко… Уныло брела по лужам и по сырой дороге домой. Потом разрыдалась, возле окна, в котором ночью увидела свою бабушку. Наверное, она проплакала несколько часов, потому что не заметила, как на деревню взошли сумерки, а в окнах загорелись огни… Окончание истории было стремительным. Художница, разом, прекратила все отношения с физруком. А вскоре, он попал под суд – за избиение недотепы директора. Бедолага провел на больничной койке больше полгода.
– Вот только остался один неясный мотив этого человека? – вздохнула Валя.
– Какой? – прошептала Агиля, – почему он так хотел остаться у нее дома?.. Если у него было намерение убить или ограбить молодую девушку, то ситуаций для этого было более чем предостаточно… Кажется я поняла: не девушка ему была нужна, а ее новый дом. Сам-то он обитал в старой избе, на окраине села. Художнице выдали новый дом, как молодому специалисту. Клавдия Евгеньевна, проговорилась, как в первый свой визит, он ходил по комнатам, простукивал стены и одобрительно что-то бормотал себе под нос, а потом, достал из кармана рулетку, но заметив ее взгляд, смутился и убрал обратно в карман. Всё это она рассказывала мне между делом, пока писала мой портрет, – повторилась Валя. Она еще мою маму, в школе, учила. Я училась у нее до девятого класса. Потом она уволилась и вышла на пенсию. Так до самой старости и прожила она одна. Не считая ее любимец – кошек. Осталась старой девой. Рисуя картины, коротая свободные минуты наедине с собой. После произошедшей с ней истории, она, кардинально, сменила тематику своих произведений. Ее увлекла древнеславянская мифология. Теперь она писала, исключительно, лики богов и образы былинных героев. Как она объяснила мне, бабушка явилась к ней в образе богини Лады. Славянской богини любви и красоты, покровительницы женского начала. Деревенские ее сторонились, у нее практически не было подруг. Считали ее помешанной и странной. Только после разговора с ней я поняла, что напрасно. Она просто несчастная, старая женщина. Моя мама – стала одной из ее немногочисленных близких знакомых. Тем, с кем она, без стеснения разговаривает по душам. Мой портрет художница дописала. Он украшает переднюю комнату в нашем доме. Красивый. Небольшой. Родители для него, специально, в райцентре приобрели ажурную рамку из дерева. И, пожалуй, в нем также присутствуют мазки богини Лады.
– Какая поучительная история! – восторженно заметила Агиля. – Возможно, есть доля правды, в том, что ушедшие в иной мир наши родственники стараются предостеречь нас от всяческих неприятностей и необдуманных поступков, являясь в самых разнообразных формах. Даже в виде ангелов.
– Вот-вот. А ты не верила!
– Ну да, ну да. Беру свои слова обратно. Интересно, за что же Роман Глебович избил директора. Неужели приревновал к Клавдии Евгеньевне?
– Не знаю, – улыбается Валя.
– Ты так восхитительно рассказываешь. У тебя прямо талант сказительницы!
– Ладно тебе.. – смутившись отмахнулась от нее подруга.
– Нет, правда. А история заставляет задуматься; всеми силами старайся понять мужчин, быть может это когда-нибудь поможет сохранить тебе жизнь.
– Не исключено, – согласилась Валя.
– Пойду проверю, пожалуй, свою бригаду. Что-то давно не было их видно.
После того, как Валя вышла из туалета, Агиля едва не сбила ее с ног, огорошив:
– Ну, ты даешь подруга! Пока мы с тобой, тут, болтали, не заметили, как уехала моя бригада.
– Давно, уехали-то?
– Минут двадцать назад.
– Не волнуйся, поезжай с моей, 10-й. А я поеду со следующей.
– Ладно, давай так.
Так оно и получилось. Через десять минут, из динамика, висевшего под потолком послышалось: – «10-я, на выезд!». Агиля отправилась с ними, объясняя на ходу сложившуюся ситуацию фельдшеру Свете. Вале не пришлось долго скучать на станции. Минуты через три, из динамика, снова, донеслось: «3-я, на выезд!». Девушка подошла к молодому парню из этой бригады:
– Можно, я с вами? Он широко, дружелюбно, улыбнулся:
– Отчего же нельзя, поехали! Так Валя из БИТ-бригады, попала в «фельдшерскую». Пока добирались к пострадавшему, немного разговорились. Парня звали Димой, ему 19 лет. Он закончил медицинский колледж, в который ушел после 9 класса. По окончании учебы, год, проходил службу в рядах Российской армии, а когда вернулся, устроился работать по специальности на «скорую помощь». Поступать в медицинский институт он, пока, не планирует. Работа кажется ему интересной, хоть и переживает, немного, из-за небольшого месячного оклада.
Вызов поступил из частного сектора города. Молодой мужчина, 29 лет, чинил крышу сарая, около своего дома. Как вдруг, нечаянно, оступился, сорвался вниз и потерял сознание. Когда пришел в себя почувствовал сильную головную боль, которую ничем снять не удалось. С подозрением на сотрясение мозга его сопроводили во 2-ю городскую больницу, в нейрохирургическое отделение. Валя была вне себя от радости, ведь ей достался больной, как раз по ее будущей специальности. Обратно ехали в приподнятом настроении: шутили, разглядывали городские пейзажи за окном… На станции встретила Агилю, поделились полученными впечатлениями. Подруга выезжала к мужчине, 51 года, первоначальными жалобами которого были на сердце. Во время осмотра он пожаловался врачу на головную боль, повышение артериального давления; сообщил, что неделю лечится дома, но безуспешно. Про сердце он так ничего и не упомянул. Фельдшер поставила ему теплую магнезию для снижения кровяного давления. Врач обнаружила в легких хрипы, поэтому решили отвезти пациента в больницу, где и поставят точный диагноз. Мужчину доставили в больницу скорой медицинской помощи с подозрением на пневмонию. Также Агиля рассказала, что, когда ехали на базу, врач объяснила ей, что с мотивом «сердце» вызовов поступает больше всего. Вызывают «скорую» под предлогом сердце, когда на самом деле болит живот, порезан палец. Иногда доходит до курьеза – котенок застрял на дереве. Люди говорят «сердце», потому что знают, что на это слово «скорая» прореагирует быстрее. А где-то действительно человек с сердечным приступом может и не дождаться приезда «неотложки».
– Да уж, – только и смогла, на это все, произнести Валя.
Время приближалось к полудню. Свободные бригады разворачивали принесенные из дома контейнеры с продуктами, готовились подкрепиться. Первый день практики у студентов медицинского института подходил к концу. Агиле нужно сегодня уйти по-раньше – закончить прохождение медицинского осмотра в поликлинике для оформления медицинской книжки. Без нее, с практики могут выгнать в любой момент. Преподаватели не имеют права допускать студентов без пройденного медосмотра к прохождению практики. Только в качестве исключения, если студент начал оформлять медицинскую книжку, уже успел пройти несколько врачей и в ближайшее время пройдет его весь. Как, например, вышло, в этот раз, у Агили. Случайно конечно, закружилась во время летней сессии – вот и не успела. Хорошо, что Валя смогла сделать все вовремя. Одновременно. Ходила на экзамены, а потом проходила медосмотр. Поэтому Агиле теперь не позавидуешь! Ведь таких же, как и Валя, всего единицы. Большинство студентов оформляет медицинскую книжку сейчас, когда производственная практика уже началась, а экзамены позади. А еще в очередях полно народу проходящих медосмотр для получения водительских прав, разрешения на ношение оружия, специалистов работающих в пищевой сфере… Так, что Вале можно было вздохнуть спокойно, для нее все было позади. Как только подруга ушла, Валя отправилась с восьмой, реанимационной, бригадой на ДТП.
