Денис Владимирович Морозов
Вурдалакам нет места в раю
Глава 14. Жертва
Последние остатки тумана рассеялись. Свежее осеннее утро радовало дремучий лес, стеной обступивший Змеиную гору. Ночной холодок отползал в низины, с негодованием ругаясь на солнечные лучи треском сучьев и шелестом опавшей листвы. На это невнятное бормотанье отвечал заливистый щебет птиц, собирающихся в свое ежегодное путешествие к верхушке Древа миров, где их поджидала чудесная страна Вырий.
Но Горихвосту не было дела до этого радостного буйства природы. Подступив к самому краю обрыва, он с тревогой вглядывался в противоположный берег, лежащий за огненной пропастью. Там, на Гранитном острове, среди холодных каменных плит, что были, казалось, вытесаны неведомым великаном в незапамятные времена, разворачивалась отчаянная схватка.
Ярогневе удалось вырваться из липких ладоней мельника. Она подбежала к ступенькам моста, но увидела лишь короткий обрубок, свисающий с обрыва. Горихвост ясно видел, как она рванулась вперед в отчаянной попытке найти хоть какую-то переправу, но огненная пропасть внизу кипела и пучилась пузырями, не оставляя надежды на спасение. Княжна запрыгала на берегу, размахивая руками и звонко выкрикивая:
– Батюшка! Мама! Я тут! Помогите!
Но мельник уже набрасывался на нее сзади и выкручивал руки.
– Горюня! – завыла княжна.
Багряное корзно, зацепившееся за обломок доски, сорвалось и поплыло над бездной, как пламенеющий ковер-самолет. Горихвост дернулся вперед, но там, под ногами, простиралось лишь кипящее варево, выстреливающее снопами рдяных искр. Он заскрипел зубами, невольно обнажив пару клыков.
До другого берега было не меньше десятка саженей. Упругая фигурка Ярогневы запуталась в зеленом мятле Курдюма. До нее было, казалось, рукой подать – происходящее разворачивалось прямо перед глазами. Но Горихвост мог только рычать и щериться от бессилия при виде врага, до которого было не дотянуться.
Накидка плавно опустилась в бурлящие пузыри лавы. Несколько мгновений кипящее варево не трогало ткань, как будто соображая, что делать с этой неожиданной добычей. Затем оранжевые пузыри вокруг корзна вздулись, забулькали, и жадно набросились на золотистого сокола, сжавшего в когтях дубовую ветвь. В считанные секунды чавкающая жижа засосала корзно в свое чрево и принялась его переваривать, от удовольствия лопаясь пузырями и рассыпая искры.
– Не смей меня лапать, подлец! – звонким голоском выкрикнула княжна, пытаясь отбиться от наседающего Курдюма.
Но мельник так крепко схватил ее, что вырваться не удавалось.
– Только попробуй сделать что-нибудь с дочерью! – выкрикнул Всеволод, присоединяясь к Горихвосту.
Подскочив к краю обрыва, князь так толкнул вурдалака, что тот едва не слетел вниз. А Курдюм нарочно подтащил деву к самому краю моста и на глазах у отца принялся срывать с нее малиновый пояс с позолоченной бляшкой, расшитую узорами рубаху, и даже тонкие ноговицы из небесно-голубого шелка. Княжна осталась почти голой – лишь тонкая юбочка еще продолжала болтаться на ее бедрах, почти ничего не скрывая.
– Смотрите и наслаждайтесь! – орал мельник, подталкивая деву к обрыву. – Что захочу – то с ней и сделаю! Захочу – обнасилю! Захочу – в огне утоплю! И никто мне не помешает! Мне никто не указ! Слышишь, князь? Ты проглядел измену лучшего друга. Тебя выперли из столицы, как последнего нищеброда. Ты потерял белый стол вместе с княжеством и дворцом, а теперь потеряешь и дочь. Чего стоит правитель, который не может защитить ни свое владение, ни свою семью? Ты – ничтожество! Пустое место! На тебя только плюнуть и растереть!
И супружница твоя благоверная – вся муженьку под стать. Низкий поклон тебе, великая княгиня Верхуслава свет Держимировна! Благодарствую за то, что растила такую чудесную дочь. Вот она, перед вами – красавица, умница, мастерица, каких свет не видывал. Небось, думали, что она пойдет невестой к заморскому принцу? Сыну какого-нибудь королька? По глазам вижу – думали! А она пойдет в жертву змею! Не судьба ей ублажать принцев в королевской постельке! Не судьба царствовать в дальнем царстве! А судьба пролить кровь на древнем алтаре, что в прежние времена видел сотни зарезанных девок. Хотите знать, что с ней будет? Я распластаю ее на столе, взрежу вот эти вот белые грудки мечом и выну горячее сердце! А кровь спущу в колодец, на дне которого дремлет чудовище. Как только первая капля попадет ему в рот – так тут же оно и проснется. И сожрет вас всех к чертовой матери, так что и памяти не останется от вашей славы и гордости!
– Придурок, он и тебя сожрет! – не сдержавшись, выкрикнул Горихвост.
– А вот и нет! – захохотал Курдюм. – Кто змея разбудит – тот его повелитель. Чудище сделает все, что я ему прикажу. А я уж знаю, что приказать. Я давно это обдумал.
– Над змеем нет повелителей, – прозвучал голос Дыя. – Он над собой ничьей власти не терпит.
– Скажи это кому-то другому! – самозабвенно заливался Курдюм. – И ты сам, и твой лес, и твои дикие твари – все вы тут же сгорите в огне, и никто вас не убережет. Даже если обрушится Мироствол, даже если небо падет на землю – пусть так и будет. В новом мире не будет нечистой силы, разве что моя женка вернется всевластной богиней и согнет всех в бараний рог!
– А ты не боишься, что она тебе отомстит? – вмешался Нежата.
– Если б она захотела мне мстить, то давно б это сделала, – не унимался Курдюм, хватая золотистую косу княжны и наматывая себе на кулак. – Нет, я – единственный, кто ей близок. Я ради нее все, что хошь, сделаю. Вы все сгинете, а мы станем хозяевами в этом мире. Будем, как царь и царица небесные. Что ты морщишься, старый кметь? Не сумел меня разгадать? Весь твой опыт и вся твоя сила оказались напрасны перед моей хитростью. Так какая тебе цена? Выходит, ты не слуга, а пес шелудивый! И гнать тебя надо в лес, чтобы ты там подох, да только вы все скоро сдохнете, как собаки!
Кто вас будет жалеть? Вон, к примеру, Коняй. Слышишь, конюх? Ты так долго возился с конями, что сам стал похож на лошадь. Посмотри на свое отраженье! Лошадиная рожа, лошадиные зубы, а глазищи, глазищи-то – вылитая кляча. Пахать на тебе и пахать, до тех пор, пока не отбросишь копыта!
Или ты, Воропай! Небось, думаешь, что ты такой важный? Как же! Столько лет сельским старостой. Просто первый мужик на деревне! А сама-то деревня – одни лужи да грязь. Из приличных людей в нашу сторону никто даже не смотрит. Вот и вышло, что ты – первый разве что среди смердов. Драный лапоть тебе под забор, вошь заразную тебе в гриву!
Все вы стоите вашей княжны – этой молоденькой дуры, что свое девство хранила не для жениха, не для заморского принца и даже не для удельного князя из грязного захолустья, а для чудовища-змея, что напьется непорченой крови и наберет силу, которой вас же всех и погубит!
Ярогнева, которую мельник нещадно драл за косу, упала на колени. Лицо ее исказилось от боли. Тонкие руки пытались оторвать от себя потные ладони мельника, но тот сжимал волосы так крепко, что все ее усилия пропадали впустую.
– Зачем тебе сдалась эта дева? – упавшим голосом взмолился Горихвост. – Возьми лучше меня. Принеси меня в жертву. По вурдалаку плакать и вправду никто не станет.
– Да кому твоя шкура нужна? Что с ней делать? Разве что блох кормить! – затрясся от смеха Курдюм. – Ты же самая бесполезная тварь в нашем мирке. Я тебя уже десять раз мог прирезать. Например, тогда, в бане, когда ты лежал передо мной, как младенец. Да только Шутиха меня предупредила: не убивай его, пока не проверишь заветного слова. Кто знает – то ли наколото у него на спине? Лишь после того, как мы отомкнули твоей «ведой» книгу, и на ее черных страницах проступили колдовские письмена – стало ясно, что слово то самое. Тут бы тебя и прикончить, да вот досада – из книги выяснилось, что резать княжну надо волшебным мечом, что твой дед достал в Змеином храме. А ты, лох блохастый, умудрился меч потерять. И добро бы, его отнял великий воин, или неведомый богатырь. Так нет же! Его отняла у тебя эта девка. Да ее же соплей перешибить можно. Полюбуйтесь, как она дрожит от легонького ветерка!
– Да, я сам подставлял тебе спину, – с горечью согласился Горихвост. – Потому что я верил в друзей. Пусть меня предавали сто раз, пусть обманывали – а я все равно верю. Для кого еще жить, как не для тех, кто рядом с тобой? Пусть они и гоняют меня в хвост и в гриву. Вот этот вот Воропай, что на выстрел не подпускал меня к жилью. Вот эти вот бабы и мужики, что шарахались от одного моего следа и винили меня в каждой пропавшей скотине. Этот князь, что готов был расправиться со мной, как со зверем, и его слуги, которые праведным долгом считали извести нечисть под корень. Да что люди! Моя родная братва, мои лесовики, и даже мой государь – Лесной царь – даже они от меня отвернулись. И все равно – я готов голову за них положить. Потому что кроме них, у меня никого не осталось. Пусть они не такие, как мне бы хотелось. Но других нет. И мирка у меня нет другого – только этот. Только лес с Волчьим логовом и Миростволом, только Грязная хмарь с ее лужей поганой. Я другого в жизни своей и не видел. Так что я себя не жалею. Надо будет еще раз подставить спину – подставлю. Режь меня, если хочешь. Вот моя голова!
– Ай, чего с вами болтать попусту? – разразился последней тирадой Курдюм. – Все равно вы приговорены. Вы покойники, хоть еще и не успели это почуять. От змея вам не уйти – всех сожрет с потрохами. И людей, и лесных тварей, и даже Дыя с его ведовством, и никакая шуба из горностая от этого не упасет. Все, пора с вами кончать. Попрощайтесь с княжной! Эй, девчуня, скажи батьке «прощай»! Ах, да, у тебя же их двое… Ну, обоим скажи!
И он поволок полуголую Ярогневу к винтовой лестнице, вьющейся вокруг вежи.
– Да что же это за бесчинство? – не сдержал возмущения Дый. – Не потерплю поругания своей дщери! Пусть по крови она мне и приемная, зато по духу – роднее родной!
Горностаевая мантия слетела с его плеч на руки помощникам. Под накидкой открылась льняная сорочка, расшитая травным узором, но и она полетела на камни, как тонкая простыня. Дубовый венец на его голове распустился и расцвел тысячью ярких цветов. Каштановые локоны взвились и превратились в упругие ветви, которые поползли во все стороны. На концах их раскрылись зеленые листья со спелыми желудями, а загорелая кожа царя на глазах покрылась толстой бурой корой. Дый вырос в три человеческих роста, поднявшись над головой не только ошеломленного Горихвоста, но и над гребнем скалы, отделяющей жерло вулкана от окрестностей. Вурдалак увидел перед собой величественное дерево с густой кроной, но из-под ветвей на него смотрели пронзительные карие глаза, а две длинных руки в виде сучьев разрослись и вытянулись так далеко, что перекинулись на противоположный берег. Цепкие пальцы на разветвленных ладонях начали шарить по гранитному склону, подбираясь все ближе и ближе к Курдюму.
– Что, попался, толстяк? Не уйдешь! – ликующим голосом выкрикнула Ярогнева.
Всеволод застыл на берегу, раскрыв рот, да и сам Горихвост мог лишь наблюдать, как упругие ветви оплетают мельника и тащат его обратно, к обрыву, под которым кипит оранжевая лава.
– Выпусти деву! – голосом, похожим на гул тысячи труб, выдохнул Лесной царь.
– И не подумаю! – упираясь, завопил мельник. – Только попробуй столкнуть меня в озеро! Я и девку с собой утащу. Вместе сваримся!
И он еще крепче охватил толстыми лапами Ярогневу, прижав ее к себе так, что она перекосилась от боли.
– Царь, не трогай его! Хуже будет! – заголосила Верхуслава, бросаясь к Дыю.
Однако дотянуться до лица Хозяина леса она уже не могла. Ее роста хватало лишь на то, чтобы перепрыгивать через толстые корневища, в которые превратились Дыевы ноги.
– Не погуби дочь! – сурово вымолвил Всеволод.
– Не беспокойтесь! – загудел Дый. – Я осторожненько!
Наклонившись над пропастью, он оперся руками-сучьями о другой берег и принялся разнимать мельника и княжну. Пальцы-ветви так плотно опутали Курдюма, что из-под зеленой листвы едва торчал его нос. Другая рука ухватилась за Ярогневу и принялась бережно оттаскивать ее подальше от разбушевавшегося злодея. Курдюм выпустил деву и отчаянно заверещал, размахивая, как безумный, руками и ногами. Утробно расхохотавшись, Дый потянул его к краю обрыва, намереваясь столкнуть.
В это мгновенье Видоша, про которого все забыли, вскочил на ноги, сверкнул глазами, и, подобрав длинные рукава ферязи, ринулся на Нежату.
Хлоп! – и боярский кулак со звоном врезался кметю в лоб. Шмяк! – старый воин грузно рухнул на камни, выпустив из рук саблю. В один миг Видослав завладел своим любимым оружием, выудил саблю из ножен, и, подняв высоко клинок, заголосил:
– Что, списали меня со счетов? Рано радуетесь!
– Держи переветника! – виновато завыл Нежата, безуспешно пытаясь подняться.
Боярин пихнул его в бок сапогом – от души, не жалея сил, отчего кметь покатился по склону.
– Ох ты, чтоб тебя! – глухо ухнул Дый, оборачиваясь.
Одна из его ветвей протянулась к Видоше и принялась оплетать рваную ферязь. Боярин рванулся вперед, но смог продвинуться лишь на полшага.
– Не уйдешь! – хохотал Дый, срывая с боярина остатки лиловой накидки.
– Врешь, чудище лесное! – голосил Видослав, ловко орудуя саблей. – Не на того напал!
Обнаженный клинок в его руках сверкал так, что Горихвост едва мог за ним уследить. Лучи дневного светила так и вспыхивали на кончике сабли. Вжих! – и острие рассекло тонкое запястье ветви, одним взмахом отрубив древесную ладонь.
– Ай! – вскрикнул от боли Дый.
Руки-сучья безвольно повисли. Даже те его лапы, что протянулись к берегу Гранитного острова, разжались и выпустили добычу. Курдюм вырвался из мертвой хватки ветвей, подхватил Ярогневу и выкрикнул:
– Поделом тебе, пень трухлявый! И на деревянный калач найдется железный зуб!
Торжествуя, он поднял с земли крупный обломок гранита и запустил его в гущу листвы. Камень смял ветки, причиняя Дыю еще больше боли. Лесной царь взвыл и резко отдернул лапу, отчего она соскользнула в провал. Камень запутался в ветках и начал клонить ее вниз, прямо в огненный поток, булькающий на дне пропасти.
– Осторожней! Сгоришь! – тревожно предупредил Горихвост.
Но теряющий силы Дый не мог удержать на весу свои длинные руки. Под тяжестью груза сук наклонился так низко, что окунулся в огонь. Пламя вспыхнуло, затрещало и поползло вверх по коре, жадно облизываясь и подбираясь к древесным плечам. Дый зашелся от глухого стона, но вытащить увязшую лапу ему не удавалось: он лишь бултыхал ею в лаве, отчего пламя охватывало все новые и новые побеги.
Видоша окончательно освободился, сбросил с себя остатки древесных пут и без лишних слов начал карабкаться на горный склон.
– Как? Куда же? Постой! – растерянно голосил Нежата, обдирая колени о камни, плывущие под его ногами.
Расстояние между ним и беглецом от этого только росло, и становилось понятно, что кметю боярина не ухватить. Оказавшись на гребне скалы, Видослав обернулся, погрозил князю саблей и выкрикнул:
– Я вам еще покажу!
– Что ты покажешь, олух? – с досадой откликнулся Горихвост, но Всеволод лишь махнул на него рукой и сказал:
– Пусть бежит. Не до него сейчас. Тушите Дыеву длань!
И он первым поспешил на выручку Лесному царю. Как по приказу, за ним тут же бросился Воропай с целой толпой селян, не говоря уже о лесовиках, которые дружно вцепились в горящий сук и принялись тащить его из озера. Совместными усилиями древесную руку удалось вытянуть на бережок. Горихвост первым сорвал с себя вотолу и набросил ее на полыхающие ветви. Его примеру последовал князь, пустив в дело свое дорогое корзно. Лутоха неистово сбивал пламя ветхой рубахой, оголив по пояс худое, истерзанное тело. Последним к всеобщему столпотворению успел Нежата: он навалился на ветки грудью и принялся закутывать их в набросанные одежды, не оставляя огню воздуха.
Пламя под Горихвостовой вотолой возмущенно зафыркало, попыталось глотнуть кислорода сквозь щелку, но его тут же прикрыли, и оно задохнулось. Из-под княжеского корзна запыхтели клубы дыма, ударив в чуткий нюх вурдалака едким запахом гари.
Дый стонал, закрывая глаза – по его вялым движениям чувствовалось, что он не пришел в себя. Видослав сделал в их сторону неприличный жест, перепрыгнул через гребень скалы и скрылся из виду. Горихвост опустился на раскаленные камни и отдышался.
– Вот беда! – с горечью выговорила Верхуслава. – Мельник-злодей поволок дочку на лестницу. Даже представить боюсь, что он хочет с ней сделать.
Княгиня стояла на краю обрыва и вглядывалась вдаль. На том берегу Курдюм затаскивал Ярогневу на винтовую лестницу, ведущую к Змеиному черепу.
Ветви Дыя наконец перестали дымить. Лесной царь вернул себе человеческий облик. Его лицо, обычно темное от загара, поразило Горихвоста неестественной бледностью. Русалка Шипуня засуетилась вокруг, стирая со лба повелителя капли зеленого пота. Одна рука Дыя безвольно свисала. Ладонь почернела от огня. Смотреть на нее было страшно, и Горихвост перевел взгляд на другую руку, но и на ней не хватало пальца, срубленного боярской саблей. Из раны струилась алая кровь. Капли стекали на каменный склон, и в тех местах, куда они попадали, тотчас пробивались сквозь мох и расщелины диковинные, ярко-красные цветы на сочно-зеленых стебельках.
Пыхтя и потея, Курдюм затащил Ярогневу на винтовую лестницу. Извивающееся тело дракона, скутившегося вокруг вежи, приняло в свою темную утробу толстую фигурку мельника и тоненький силуэт девы, вырывающейся и кричащей. Несколько шагов по ступеням – и они скрылись в тени.
– Доченька, только держись! – кричала им вслед Верхуслава. – Мы с отцом тебя выручим! Мы тебя не дадим в обиду!
Однако как только Ярогнева пропала из виду, княгиня прижала ладони к лицу и разрыдалась. Всеволод обнял жену и постарался утешить, но нужных слов не находилось, и он только гладил ее по волосам, спрятанным под убрус.
– Все, что хотите, отдам за дочь! – обратился князь к слугам. – Кто спасет ее – для того ничего не пожалею. Век тому буду обязан, только помогите!
Воропай растерянно переглянулся с Духаней. Жихарь бестолково носился по краю обрыва, размахивая кочергой и грозя острову, на котором виднелись лишь одинокие птицы. Пятуня раскручивал конец веревки, намотанной на шею, но, глядя на его неуверенные движения, Горихвост сразу понял, что он не добросит до противоположного берега. Нежата уселся на камень, нависающий над обрывом, и так вцепился в собственную бороду, что казалось, будто он норовит вырвать из нее клок.
– Как же быть? – потерянным голосом пробормотал Коняй. – Через огненное озеро не перебраться.
Вурдалак сорвался с места и сдернул с шеи Пятуни толстый моток веревки. Конец он накрепко привязал к деревянной рукояти клевца. Бросок – и клевец взвился над пропастью. Веревка потянулась за ним, извиваясь тоненькой змейкой. Дзвеньк! – и острый клюв ударился в гранитные зубцы острова. Над огненным озером протянулась нить. Горихвост дернул ее и убедился, что клевец застрял между камней. Нежата помог закрепить второй конец, и туго натянутая веревка зазвенела, как тетива.
Лесной царь приблизился к вурдалаку и обнял его, как медведь.
– Если мельник успеет разбудить змея, то ни лес, ни деревня уже не увидят завтрашнего утра, – проговорил Дый. – Всему нашему краю настанет конец. Прости за то, что я сомневался в тебе. Прости за то, что винил в чужих грехах. Теперь я вижу, что никто, кроме тебя, не сможет спасти наш мирок.
Горихвост заглянул в пропасть. Оранжевое варево бурлило и пузырилось, выстреливая в небо россыпью огненных искр. Тоненькая струна звенела над бездной, утопая в клубах сизого дыма, поднимающегося со дна. Он поплевал на ладони, прижался всем телом к натянутой тетиве, и пополз над пылающей пропастью, неловко перекидывая ноги.
Курдюм уже успел распластать Ярогневу на широком столе алтаря. Лесная охотница отчаянно пыталась выкрутиться, но тугие ремни стиснули ее запястья, не давая пошевелиться. Ее тонкое тело, почти ничем не прикрытое, вдавилось в холодную яшму. Под белой кожей вздулись темно-синие жилы, но их напряжение пропадало впустую: вырваться из пут не удавалось.
Курдюм подставил Кровавую чару под желобок для стекающей крови, погладил толстой ладошкой упругую белую грудку и с вожделением облизнулся.
– Эх, до чего ж ты хорошенькая! – засмеялся он. – Так и отведал бы твоей девичьей невинности. Жаль, нельзя – ты нужна мне для более важного дельца.
Он провел лезвием Душебора по ее животу, оставляя багровый след.
– Вот тебе! – завелась Ярогнева, извернулась и заехала каблуком в его толстое брюхо.
Раздался смачный шлепок.
– Ах ты, стерва! – рассвирепел мельник. – Я тебе кишки выпущу! Свои собственные потроха съесть заставлю! Умолять меня будешь, чтоб я тебя прикончил!
И он заткнул рот девушки кляпом, для верности придавив его кожаным ремешком. Мельник действовал сосредоточенно и неторопливо: он не сомневался, что на острове, отделенном от берега лавовым потоком, ничто ему не угрожает. Осмелев от безнаказанности, он, поджег ворох конопли, припасенный в углу, и сунул голову в клубы дыма, потянувшиеся к потолку.
Горихвост спрыгнул на гранитную скалу.
– Оружие не забудь! – крикнул с того берега князь.
Уже сорвавшийся было с места Горихвост выудил из расщелины клевец и прикрутил веревку к выступу каменного зубца.
– Что, выручил тебя твой вурдалак? – надышавшись, спросил Курдюм и наклонился над девой, распятой на алтаре. – Ни князь со всеми своими подручными, ни Лесной царь с нечистой силой не смогли меня остановить. Да что царь – сами боги, если они еще здесь, давно закрыли глаза на то, что я тут творю.
Он положил пухлую ладонь на пупок девушке, которая заскрипела зубами и выгнулась, но не смогла вырваться из ремней, опутавших ее руки и ноги.
Горихвост бросился к лестнице, ведущей в Змеиный череп. Курдюм облизнул толстые губы и проговорил:
– Какая ты вкусненькая! Так бы и скушал. Кстати, что-то меня голодок пробрал. И горло пересохло, как пустырь на солнцепеке. От конопляного дыма у меня всегда так. Вот спасибо Шутихе – надоумила, как выжать из конопли всю ее пользу. Раньше-то, с первой моею супружницей, я ничего такого не знал. Хотя и отец мой, и дед спокон веков вымачивали в заводи конопляные стебли, а после сушили в печи. И только Шутиха присоветовала мне дать им чуть-чуть подгореть, а потом вдохнуть их травный вкус. Хочешь попробовать? Ишь ты, какая норовистая!
И мельник громогласно расхохотался, глядя на то, как отчаянно его пленница пытается выкрутиться. В этот раз его перегнуло от смеха – он скорчился и упал коленями на яшмовую ступень, с которой можно было подняться к гладкой столешнице алтаря.
Отсмеявшись, Курдюм приподнялся, навис над растянутой девой, и, высунув сизый язык, принялся облизывать ее живот. Ярогнева возмущенно завыла сквозь кляп.
– Ты меня не боись, – шептал мельник. – Я тебя не испорчу. Ты нужна мне целехонькой. Только девичья кровь может разбудить змея. А где змей – там богатства. И исполнение желания. Знаешь, какое мое желание? Чтобы моя Шутиха – моя единственная любовь, которая свела меня с ума так, что я отравил собственную жену – снова оказалась со мной. Но на этот раз, пройдя через смерть, она поймет, что напрасно баловала с другими. Она увидит, что я для нее сделал. Тогда она станет моей, навсегда, безоглядно. А если ей суждено стать царицей морей – то я буду царствовать вместе с ней. Боги, какая сушь в горле! Все бы на свете отдал за глоток воды!
Он поднял в руках Душебор.
– В прошлый раз я приходил с черной книгой, – зашептал он. – И едва не лишился ее. В этот раз я умнее. Книга в надежных руках. Твоим дружкам ее не получить. Может, они думают, что я без нее не справлюсь? Ха-ха, они плохо знают Курдюма! Шутиха читала мне вслух заклинания, одно за другим. И я запомнил их все, до последнего слова! Хочешь, я и тебе почитаю?
И он забубнил, поглаживая рукой изображение змея на каменном барельефе:
– Как за морем Хвалынским, на Руяне на острове, стоит бел-горюч камень Алатырь. А под камнем тем дремлет змей – жало острое, хобот огненный. Поднимаю я камень, выпускаю я змея. Ты лети, огнезмей, в поднебесье, на волю. Принеси, огнезмей, мне сокровища, что копил ты веками. Я взамен напою тебя кровью девы невинной рода благого, рода княжеского. Хлебни, змей, алой крови. Напитайся живым духом и силой. Оживи и воскресни после долгих лет мертвой спячки! Подчинись мне, Курдюму, и исполни все, что я тебе повелю!
Мельник подставил Воропаеву чару под желобок для стекающей крови, провел острием Душебора девушке по груди и царапнул ее тонкую кожу. Ярогнева застонала сквозь кляп.
– Пришла пора вырвать из груди твое сердце! – взревел Курдюм.
В этот миг из темного лестничного проема вырвался Горихвост с клевцом в руках.
– Ха, вот и наш вурдалашка явился! – зашелся Курдюм от внезапного приступа хохота.
На этот раз его так переклинило, что он едва смог разогнуться.
– Отойди от нее! – выкрикнул Горихвост.
– И не подумаю! – сквозь хохот проговорил Курдюм. – Змей уже почуял ее кровь. А ты опоздал!
До алтаря оставалось не меньше тридцати шагов. «Не успею!» – мелькнула мысль в голове вурдалака.
– Все, хватит возиться! – внезапно оборвал свой смех Курдюм, обеими руками ухватился за рукоятку меча и занес его над девой.
– Стой! – в панике завопил Горихвост.
– Змей, пробудись! – громогласно протрубил мельник и начал опускать острие на грудь Ярогневы.
Горихвост со всех ног бросился к ним, но увидел, что и вправду опаздывает. Не раздумывая, он на ходу запустил в Курдюма клевец. Железный наконечник ударил мельника в плечо, тот громко вскрикнул и выпустил меч. Рука его безвольно повисла, Душебор ударился о мраморные плиты пола и зазвенел.
Увидев Горихвоста, Ярогнева на алтаре дернулась и замычала. На тонких руках вздулись прожилки, ладони попытались вырваться из ремней, которые крепко притягивали запястья к яшмовому столу, но все усилия пропали даром. Курдюм перехватил меч, вытянул его в сторону Горихвоста и положил онемевшую руку на голый живот девы.
– Только попробуй! – с угрозой произнес он.
И тут на Горихвоста нахлынула такая ярость, что он перестал отдавать себе отчет в своих действиях. Всего нескольких прыжков хватило, чтобы приблизиться к алтарю и схватить тяжелую чару, подставленную под желобок для стекающей крови. Курдюм рубанул Душебором, пытаясь раскроить ему лоб, но Горихвост вытянул руку и подставил облезлую медь под удар. Клинок рассек чару чуть ли не до дна, она вырвалась из ладони и с жалобным звоном покатилась по полу. Ярогнева опять замычала, пытаясь вытолкнуть кляп изо рта.
– Не смей ее трогать! – тяжело дыша, выговорил Горихвост.
– Это еще почему? – осведомился Курдюм.
– Она не твоя!
– Может, ты думаешь, что твоя? – расхохотался мельник. – Ты что, к этой девке неровно дышишь? Лучше бы выбрал суку, как я предлагал.
– Думаешь, можно просто так у нее жизнь забрать?
– Почему просто так? – возразил Курдюм. – Вовсе не просто так. Она послужит большому делу. Разбудить змея – кто еще на такое способен? Ведь с ним даже боги едва справились. А эта тощая дурочка в лесу выросла, как дичок. Попользоваться таким дичком – все равно что срубить в чаще деревце. На месте срубленного десяток новых поднимется. Не жалей леса, Горюня – вон его сколько вокруг, весь твой.
– Жизнь – не лес, а люди – не щепки, – сказал Горихвост, поднимая клевец с мраморных плиток. – Рубить их никому не позволено.
– Отчего же все это делают? – притворно удивился Курдюм, подбираясь поближе. – Князь, Нежата, боярин Видоша – они чем занимаются? А селяне со старостой? Им так легко приговорить своих ближних. Да и сам ты: попадись тебе под горячую руку – порвешь.
Горихвост принялся рубить тугой узел ремня, стянувший пленницу. Однако узел не поддавался: клевец был приспособлен для того, чтобы чеканить и пробивать насквозь, но никак не резать и рассекать.
– Я в одном шаге от цели, – подбираясь, бормотал мельник. – У меня все на карту поставлено, проиграть я уже не могу. Не уйдешь по-хорошему – станешь кормом для змея. Слышишь – он уже просыпается. Его будят мои заклинания. Осталась всего капелька девичей крови, и дело будет доделано. Брысь отсюда, волчонок! Ты тут лишний!
– Брысь? Ты мне «брысь» говоришь, будто кошке? – разъярился вурдалак.
Узелок почти распутался, осталось лишь посильнее дернуть.
– А кто ты? Человек? Как бы не так! Тебя все за зверя считают! – выкрикнул Курдюм, запрыгивая на столешницу.
Он сделал резкий выпад, едва не наступив на живот Ярогневе, и резким пинком выбил клевец из рук Горихвоста. Железный наконечник глухо звякнул о яшмовый стол рядом с девой.
Глухой рокот на дне колодца перешел в череду громовых раскатов. Язык раскаленной лавы выплеснулся и зацепил вурдалака веером ярких искр. Горихвост чертыхнулся и отскочил подальше.
– Что, не нравится? – расхохотался Курдюм. – Змей уже лезет наружу. Хана вам пришла, мои миленькие!
Он спрыгнул на Горихвоста и погнал его вдоль ограды колодца, пытаясь проткнуть клинком. Стараясь не попасть ногой в лужи застывающей лавы, вурдалак бросился бежать по залу, мимо стен, увешанных охотничьими трофеями и головами животных, некогда принесенных тут в жертву.
– Вот ты и попался, дружок! Тебе некуда деться! – проговорил мельник, подступая к нему с мечом.
Горихвост кинул взгляд по сторонам. Он оказался зажат в углу, и даже сверху, над головой, нависали огромные, ветвистые лосиные рога.
– Вот тебе! – сделал резкий выпад Курдюм.
Острие Душебора понеслось Горихвосту в грудь. Он подпрыгнул, ухватился руками за рога, подтянулся повыше и повис, болтаясь в воздухе. Меч ударил о стену и выбил из мрамора несколько острых осколков. Тяжелая лосиная голова закачалась, раздался треск, и железный штырь, на который она была насажена, вырвался из стенной плиты.
– Иди ко мне! – суетился Курдюм, пытаясь поддеть вурдалака снизу.
Но Горихвост не мог ничего поделать. В обнимку с рогатой головой он рухнул вниз, придавив Курдюма так, что тот распластался по полу. На несколько мгновений все смешались в комок: и толстый мельник, хватающийся за меч, и вурдалак, от ударов потерявший представление, где он и в каком состоянии, и лосиная голова с длинными рогами, взирающая неживыми глазами на двух проходимцев, потревоживших ее покой.
Они вскочили одновременно. Курдюм замахнулся Душебором, но Горихвост направил на него рога и начал отталкивать от себя, пользуясь тем, что их раскидистые ветви длиннее пухлых рук мельника.
– Звал меня? Вот я и иду! – голосил вурдалак, бодая противника, как заправский лось.
Курдюм вынужден был отступать. Через несколько шагов он оказался прижат к стенке алтаря. Рога врезались в изображение змея, взлетающего с останками жертвы в пасти. Мельник ловко извернулся, и, вскарабкавшись на ступеньку, приставил меч ко лбу Ярогневы. Кровь отхлынула от лица и без того бледной девы. Она попыталась отвернуться, но тугая веревка так прижимала ее голову, что она едва шевелилась. Курдюм полоснул клинком по ее щеке. Горихвост зажмурился и сжал зубы от боли, как будто удар попал по нему самому.
