Арина Зарудко
Туда, где небо чистое

– Цвет чистого неба! – с легкой театральностью в голосе произнесла Розалин.

Сестра щипнула ее и с серьезным видом принялась изучать ткань.

– Как вам, тетушка?

– О, детка, этот оттенок прекрасно тебе подойдет. Любезный, заверните вот этот рулон и этот чудесный лазурный.

– Я бы предпочла что-то не такое броское, – заявила Роуз.

– Дитя мое, ты и так бледная! Тебе нужно что-то ярче цвета твоей кожи, – уверенно произнесла Роксана. – Мандариновый в самый раз. Я права, Гордон?

– Мадам, вы как всегда правы! Юной леди подойдет также цвет персика.

– Что ж, раз так… – буркнула Роуз, принявшись щупать рядом лежавшую вуаль.

– Милая, – обратилась миссис Стенсфорд к невестке, – а что приглянулось тебе?

– Мне понравилась эта ткань, – произнесла та, теребя в руке образец ткани. – Похоже на лен.

– О, дамаст! Великолепный выбор! – одобрительно бросил мистер Питерсон.

– Выглядит дорого… – заметила Роксана.

– Мы все будем просто простушками, по сравнению с Оливией, если ей смастерят платье с подобными узорами. Сама королева сгорит от зависти! – приобняв Оливию, произнесла Эвелин.

Лицо Оливии расплылось в улыбке и покрылось румянцем.

– Заворачивайте! – скомандовала тетушка и протянула чек мистеру Питерсону. – Теперь к портному.

Они проехали несколько миль, и вот перед ними показалась мастерская Джима Флетчера, известного модельера. Он шил платья всем знатным дамам и успевал делать это за колоссально короткие сроки, за счет чего и заработал свою славу.

– Нам необходимо поторопиться, иначе он может просто нас не принять! Ох уж этот мистер Торндайк, оповестил о бале за один день! Разве это возможно? Неслыханная дерзость! – возмущалась по дороге миссис Стенсфорд.

– Мы могли бы пойти в тех платьях, что у нас есть, – заметила Розалин.

– Ну ж нет, дорогая. Я уже несколько месяцев не посещала портного. Страшно подумать, что говорили бы обо мне, надень я наряд с прошлого сезона… – Ее прямо-таки передернуло.

Парадная была переполнена дамами, желающими сделать свой заказ или же забрать его. Эвелин была здесь несколько раз, но она никогда не успевала рассмотреть здешнюю обстановку из-за огромного количества напирающих достопочтенных леди. Парадная была довольно просторной, тем не менее, еле вмещала всех посетительниц. Она, как и все комнаты мастерской, была оформлена в стиле барокко: золотые канделябры, расписные рамы, узорчатые ковры, изогнутые лестничные перила – каждая деталь буквально «кричала» о достатке хозяина этого места.

Миссис Стенсфорд была не из тех дам, которые стояли в очередях. Она немедленно направилась в личный кабинет главного портного. Здесь она была завсегдатаем, и, кроме того, хорошим другом Флетчера.

– Джимми! – воскликнула она, увидев его.

– Роксана! О, Пресвятая Мария, это ты! – Они принялись любезничать, обмениваться новостями, после чего миссис Стенсфорд перешла к делу.

– Вот что, Джимми. Ты, вероятно, наслышан о бале у Рэдмонда Торндайка?

– Еще бы. Это событие называют чуть ли не знаменательным. Уже вчера налетели клиентки, можешь представить?

– Ох, конечно, ты не теряешь популярности в нашем городке.

– И не только в нашем городке, дорогая! – недовольно, но шутливо подметил портной.

– Конечно, конечно. Так вот, мне и моим девочкам необходимы платья. Кроме тебя этого никто не сделает лучше.

– Последний раз ты приходила с такой просьбой около года назад. Насколько мне известно, ты заказывала наряды с Лондона?

– Ох, милый Джимми, для таких балов дамы идут прямиком к тебе. Ты же мастер своего дела! Прими наш заказ.

– Что ж, хоть многие клиентки уговаривали меня лично сшить им наряды, я не могу отказать старинному другу, поэтому соглашусь заняться вашими платьями.

– О, Джимми, я не сомневалась в твоей благосклонности! Мои девочки в парадной, я сейчас же позову их для снятия мерок.

Когда мерки были сняты, а эскизы согласованы, наши дамы решили отобедать в одном из ресторанов, после чего пунктом плана был поход в так называемую «мастерскую красоты». Там дамы пробыли несколько часов, приводя в порядок волосы, ногти и кожу.

На следующий день платья были готовы и доставлены к намеченному часу. И после завтрака в доме Стенсфордов, как и во всех соседних, активно шла подготовка к грядущему балу.

Глава VII

В Блутауне обожали балы. Все были рады развеяться, а также завести новые знакомства и упрочить старые. Нередко, а скорее, даже наоборот, знакомые, пересекающиеся на балах, открывают друг друга с совершенно новой стороны. Верно, здесь действует закон неформальности – когда человек полностью расслаблен, отстранен от докучных повседневных хлопот, он способен первым начать диалог. Так рядовой служащий может смело заговорить с начальником на интимные темы или же обсудить с персоной выше по социальному статусу идею открытия новой биржи. На балах нет четкого разделения по положению. В подобной обстановке все равны. Всех объединяет жажда веселья.

Для дам же это отличная возможность продемонстрировать себя самое, новое бальное платье, а также, что немало важно, заполучить шанс попасть под покровительство какого-нибудь барона. Неудивительно, что перед каждым балом все без исключения поглощены тщательными приготовлениями. Идея, объединяющая всех гостей, – показать себя в наилучшем свете, не ударить в грязь лицом.

Дом мистера Торндайка был практически готов к торжеству, оставались финальные штрихи. Но, в целом, все уже было идеально: идеально расставленная мебель, идеально приготовленные блюда, идеальная музыка, и в завершении, идеальный хозяин. Весь прошлый день был положен на то, чтобы добиться этого идеального эффекта. Однако Торндайк позволил себе немного расслабиться вечером, когда имел удовольствие принять у себя своего близкого товарища, прибывшего из Лондона, где у него были дела.

Новоприбывшим был мистер Джаред Дэвидсон, весьма знатный и состоятельный джентльмен, которого чтили и уважали все высшие круги Англии. Он обитал в Ланкашире, там располагалось одно из самых притягательных и роскошных поместий всех центральных графств, принадлежащее ему. Годовое состояние Дэвидсона составляло около пятидесяти тысяч фунтов, и к тому же он был весьма хорош собой. Завидная партия для всех знатных красавиц королевства. Но в данный момент времени его мало интересовал вопрос женитьбы, он был поглощен делами и заботами. Помимо основных хлопот, касающихся управления имением, в содружестве с Торндайком Дэвидсон занимался разведением породистых скакунов. К этому ремеслу молодые люди пришли сравнительно недавно, и оно их, несомненно, увлекало.

Эти двое были весьма схожи во взглядах. Есть вероятность, что мистер Торндайк перенял многие качества и привычки у своего старинного товарища, поскольку он прямо-таки восхищался им и часто просил у него совета. Оба были умны и деловиты, оба обладали харизмой, сдержанностью и обходительностью, у обоих было огромное состояние, оба с неким недоверием и настороженностью относились к противоположному полу. Однако различия между ними были куда более колоссальными. Торндайк был более мнителен и твердолоб – к нему сложно было сыскать подход и вступить с ним в спор, также он был порой чрезмерно резок и вспыльчив, кроме того, в арсенале его характерных черт присутствовали такие, как чрезвычайное честолюбие, тщеславие, корыстолюбие, приправленные щепоткой надменности и самоуверенности. Дэвидсон же был более сдержан в отличие от товарища. Он обладал холодным рассудком, здравым смыслом, благодаря которым друзья имели успех в свои делах. Если Торндайк в сердцах и абсолютно не обдумав ту или иную сделку, готов был принять ее условия, то Дэвидсон, что называется, обмозговывал каждую деталь, дабы не попасть впросак. Он был загадочен для большинства знакомых, так как был человеком скрытным, но обладающим безграничным обаянием, мудростью, добрым и сочувствующим сердцем, решительным, но мягким нравом. И при всем этом он не был расположен подарить своему Ланкширскому имению достойную хозяйку. Лучшие дамы высшего общества были предложены ему в жены его дядюшкой: образованные аристократки и первые красавицы. Он ссылался на то, что не готов стать мужем, и вряд ли когда-нибудь будет готов. Очень горько, если учесть ту закономерность, которая сулит весьма плачевную картину: большая часть достойных, благородных мужчин, увы, предпочитают женщинам одиночество и холостяцкую жизнь. Некоторые из них, убежденные в отсутствии верности и любви как таковой, выбирают распутное существование, как лекарство от невзгод.

– Я рад, что ты прибыл так скоро, – пожимая руку своему товарищу, произнес Рэдмонд за вечерним бокалом вина. – Вивиан, надеюсь, не отстала от тебя?

– Она уже в Блутауне! Решила почтить своим присутствием одну старую знакомую, но после прибудет сюда. Мы охотно приняли твое предложение, Рэд. Наконец мне оказана честь посетить твое имение! Нужно отдать тебе должное, оно и в правду невероятное, – ответил Дэвидсон.

– О, нет! Нужно отдать должное моей покойной бабке, здесь осталось все, как было при ее жизни, ну, исключая некоторые поправки…

– У нее был недурной вкус.

– Не поспоришь… Ну да ладно! Мой дорогой друг, как обстоят дела в Лондоне? Что побудило тебя отправиться туда столь незамедлительно?

– Я пробыл там с неделю и сумел внести некоторые коррективы в дела. На самом деле, ничего серьезного. Необходимо было зарегистрировать некоторые документы. Мой нотариус что-то напутал с числами… Впрочем, это все пустое! Я рад быть здесь. Это в мою честь ты закатил такой грандиозный бал? – с чарующей улыбкой полюбопытствовал гость.

– Ох, Дэвидсон!

– Если быть серьезным, в честь чего такой пир?

– А для этого нужна причина? Для настоящего праздника нужен лишь настрой. Брось, Джар, я предоставляю прекрасную возможность всем повеселиться на славу!

– В этом тебе равных нет, Торндайк. В этом году наплыв отдыхающих не уменьшился?

– Если бы! Приезжие заполонили весь и без того тесный Блутаун. Светские сборы утомляют меня. Все эти пустые беседы, да и в целом, пустые люди. Нет сил общаться с подобного рода особами.

– Сомневаюсь, что эти люди не приглашены на твое торжество.

– Плевать на них! Повторю тысячу раз, к черту каждого из них! – Он резко встал и принялся расхаживать по комнате.

– Тебе, как хозяину, придется общаться с ними, как ни крути, – Дэвидсон помолчал. – Но не следует придавать этому большое значение, – произнес он, подливая вино в бокалы. – Это мелочи. Бал обещает быть масштабным. В этом сомнений быть не может.

– Что ж, полно об этом. Скажи мне, как долго ты планируешь скрашивать мои понурые летние дни? – повеселев, заговорил Рэдмонд.

– Торндайк, да ты пестришь гостеприимством! Ха-ха! – Друзья разразились смехом. – В действительности, с твоего позволения, пробуду твоим гостем, покуда дела не обяжут меня покинуть дивный Блутаун.

– Вот это я понимаю! Я невыразимо счастлив это слышать. Только ты и Вивиан сможете поддерживать меня в бодром расположении духа.

Молодые люди еще некоторое время вели беседу, допивали третью бутылку вина и громко вспоминали забавные истории из недавнего прошлого.

На следующий день – день, на который был назначен бал, они отправились на утреннюю охоту и прибыли только к обеду. К этому времени прибыла мисс Вивиан, которая была счастлива встретить столько знакомых в городе. Отобедав, хозяин со своими друзьями принялись подготавливаться к грядущему балу.

Кажется, в этот день не было дома, в котором не происходила бы подготовка. Все дамы тщательно обдумывали свой туалет и делали все для безупречного внешнего вида. Что говорить, каждая стремилась обратить на себя внимание, пусть многие делали это невольно, тем не менее, это было так. Балы – средоточие блеска и роскоши. Кругом, словно бабочки порхают барышни, как юные, так и в летах, одетые в пестрые шелка, с мерцающими на груди и руках украшениями, пышными, вздымающимися прическами, дополненными перьями, бусинами и цветами. Самое очаровательное в балах – это то, что премилые создания, одетые со всем великолепием, собираются в единое целое, составляя что-то сродни цветника, располагающего лилиями, ландышами, розами и гортензиями.

Эвелин, Оливия и Розалин с самого утра были заняты своими образами. Они, как и все молодые женщины, стремились к совершенно безукоризненному виду, и часы напролет проводили у зеркала, приводя себя в порядок. В просторной, уютной комнате, освещенной дневным светом, три юные красавицы совершали над собой волшебство. На туалетном столике аккуратно стояли пузырьки с кремами, флаконы духов, две шкатулки с драгоценностями, море шпилек и ленточек, пудреница и щетки. За ним сидела Оливия и наносила какую-то кашицу себе на лицо. Она была в ночной рубашке, часть длинных, густых локонов была собрана, остальная ждала своей очереди. На большой кровати сидела Эвелин, перед ней расстилалось скопище бальных перчаток. На балконе Мэри, служанка, отпаривала платья. Рядом с Оливией, на мягком пуфике восседала Роуз в халате и с папильотками на голове, она разглядывала собственное отражение, и ее юное личико то приобретало довольный, сосредоточенный вид, то раздраженный и неудовлетворенный. Эвелин же все думала, чем дополнить ее лазурное платье, которое она увидела только утром и не успела придумать ничего заранее.

– Как давно я не была на хорошем балу. Да и вообще ни на каком! – вздохнув, проронила Оливия.

– Ну что ж, милая, теперь у тебя будет возможность это наверстать! – подбодрила ее Эвелин, чье лицо выказывало озабоченность касательно до перчаток.

– Помочь тебе со шпильками? – Эв увидела, что родственница явно слишком напряжена, и ей никак не удается заняться прической. Та с великим удовольствием приняла предложение. Эвелин вооружилась десятком шпилек, пока Оливия в это время втирала в руки крем.

– Помню, как мы с Ленни танцевали в первый раз… По-моему, это была мазурка.

– Уверена, что вы сможете вспомнить это драгоценное время сегодня.

– Сомневаюсь, что будет так же, как когда-то…

– Почему ты так настроена? – Разговор заинтересовал Роуз, и она решила полюбопытствовать. – Вы изрядно повеселитесь!

– Все непросто, девочки. Ваш брат абсолютно холоден ко мне. Возможно, у него и был какой-то интерес, мне уж точно неизвестно. Однако теперь же он весь иссяк.

– Ты хочешь сказать, что он не любит тебя? – распахнув глаза от легкого удивления, возмутилась самая юная участница беседы.

– Роуз! – заглушила сестринские эмоции Эви.

– Да, именно так. Говорю это без утайки – не любит.

– Ты неправа, сестра, – воспротивилась Эв. – Ленни еще юноша, он далек от зрелых мужей, это так. Но ему это позволительно в его двадцать с небольшим. Я хочу сказать, что ему еще очень сложно находить контакт с женщинами. Да, разумеется, у него были беспутные связи, совершенно ничего не значащие! Он знает, как вести себя с подобными, не побоюсь этого слова, леди, но вот не задача – решительно робеет перед дамами из высшего общества. Вряд ли он сам понимает, что чувствует. Он так глуп! Но это пройдет, а тебе… – она взяла Оливию за плечи, – необходимо быть мудрой и терпеливой женой. Он вырастет и тогда уж точно не будет пробираться через колкие шипы, когда захочет танцевать с тобой.

Оливия немного ожила, ей хотелось верить в эти слова, ведь она сама часто произносила их про себя. Нечего и спорить о том, что она нуждалась в чьей-либо опоре и поддержке. Рассудительная речь Эвелин пришлась как нельзя кстати. За несколько минут Эв собрала волосы Оливии, и они приняли более чем очаровательный вид. В это время Мэри закончила с платьями и взялась помогать госпоже Розалин одеваться.

– Ох, Мэри, не нужно так сильно затягивать! Ты же кости мне переломишь! – ругалась младшая сестра, которая более всего не выносила корсеты.

– Мэри, помоги лучше мне с волосами, – подозвала Эвелин служанку.

Роуз была спасена, и дабы перевести дух, уселась на кровать и принялась обмахивать себе веером из лент и бус.

– Знаешь, что, Эв?

– Да?

– Было бы неплохо найти на этом очередном скучнейшем балу того, с кем можно было побеседовать о чем угодно, кроме как о миллионах и светских раутах…

– Не могу поверить, что ты недооцениваешь мистера Торндайка. Я полагала, что он произвел на тебе приятное впечатление. И наверняка он пригласил достойных людей. – Сестра молчала. – Ты же любишь балы! Просто всегда это тщательно скрываешь. Ты маскируешь свое расположение к танцам, стремясь создать впечатление равнодушной и здравомыслящей дамы. – Эви добродушно улыбнулась и пересела к сестре, взяв ее за руку. – Детка, тебе семнадцать! Самое время веселиться и не бояться, что за это ты обязательно получишь тонну уничижительных высказываний в свой адрес.

– Ты же знаешь, что папа не одобряет безделья, а уж тем более, когда оно протекает в подобной форме.

– Но папы здесь нет! В тебе столько снобизма, и в твои-то годы! Ты обязательно повстречаешь на этом роскошном балу друга, а может даже и принца…

– Эви!

Сестры разразились веселым и звонким смехом, бросая друг в друга перья, лежащие на кровати, потом в ход пошли подушки. После нескольких минут ребячества, девушки вспомнили о прическах и благополучно вернулись к своим делам. Оливия и Эви занялись раскручиванием папильоток у Роуз. Вскоре Присси, экономка, прикатила в спальню столик с различными десертами в виде фруктов, трюфелей и пирожных, дополнял этот ансамбль графин холодного чая с мятой и жасмином.

– Присси, ты хочешь, чтобы мой корсет лопнул? – рассмеялась Эвелин, взяв с подноса пирожное с кремом.

– Ох, мисс Эвелин, голубушка, о вашей талии можно слагать легенды. Ей явно ничего не грозит как минимум двадцать лет. А глядя на вашу тетушку, так вам вообще не о чем тревожиться! – Она махнула рукой с глухим смешком.

За час до отъезда миссис Стенсфорд нагрянула в будуар племянниц и напомнила о том, что пора торопиться и заканчивать все приготовления. Были затянуты корсеты, надеты нижние юбки и, наконец, платья. Прически были поправлены, веера выбраны, плечи и шеи напудрены – все было доведено до совершенства. Тетушка Роксана спустилась к экипажу в невероятном ярко-алом платье с оголенными белоснежными плечами, которое невозможно ей шло. Голову покрывала изящная шляпка с перьями и вуалью в цвет платья. Она торопилась, поэтому сбегала по лестнице, постукивая каблучками своих бархатных туфелек. Оливия вышла в сопровождении мужа. Ленни был безупречно одет: накрахмаленная рубашка, фрак, плащ – все было идеально, включая аккуратно уложенные волосы. Оливия также была безумно хороша собой. Цвет ее лица подчеркивало платье миндального оттенка из выбранного ей дамаста. На ее прелестное лицо спадало несколько локонов, что добавляло ее образу определенную легкость и естественность. В ушах блестели серьги с мерцающими рубинами. Эвелин и Розалин вышли последними, они держались за руки. Розалин была на удивление очень весела, и сестра на протяжении всей поездки подбадривала ее, так как каждый бал для младшей сестры был чем-то роковым и неминуемым. Эвелин выглядела очаровательно, тетушка даже вскрикнула, увидев ее.

– Чему удивляться, дитя, ты неописуемо хороша в своем обыкновении!

Платье лазурного цвета действительно красило ее. Оно было струящимся и пышным, оборки из кружева украшали его подол, словно снежные облака разнеслись по небу воздушной пеной. Тонкая шея была открыта, и на ней красовалось массивное украшение с камнями синего и белого цвета. Руки укрывали белые длинные перчатки, а прическу дополнял цветок ириса, приколотый сбоку. Ее сестра была также мила. Платье цвета персика подчеркивало ее невинность и простоту, оно струилось, когда она двигалась, и переливалось перламутровым блеском. Накидка из тончайшего тюля укрывала ее руки. В волосах сияли камни белого и розового цвета, рассыпанные по всей голове, подобно цветкам клевера на поляне.

Как только все уселись в экипаж, карета направилась в эпицентр веселья – особняк Рэдмонда Торндайка, где празднество уже расцветало сочным бутоном.

Глава VIII

Наплыв гостей был огромен. Экипажи съезжались один за другим к сияющему имению. Из них выпархивали дамы в шикарных одеяниях, юные леди, ничуть не уступающие старшему поколению, джентльмены в своих парадных фраках. Казалось, это событие стало чуть ли не главным в году. Поместье купалось в свете и блеске. Оживлено шумели фонтаны на террасе, а гул, исходящий из залы, заглушали звуки музыки и открывающихся бутылок шампанского.

Коляска Стенсфордов прибыла секунда в секунду, но торжество уже постепенно разгоралось, как и бывает в таких случаях. Миссис Стенсфорд с необузданным нетерпением вылетела из кареты, и, поторапливая остальных, нырнула в переднюю. Остальные последовали за ней не спеша, восторженно разглядывая передний двор и открывающийся перед ними дворец.

– Ах, какая роскошь! Вы только взгляните! – воскликнула Роксана.

– Как же удалось за полтора дня сделать так много, ведь поместье не маленькое… – поддалась восхищению Розалин.

Все гости, включая наших героев, ринулись в залу, где перед началом бала принято было осматриваться и угощаться предложенными яствами.

Передняя впечатлила Эви своей изысканностью и стариной. Высокие потолки, картины во всю длину стен, мягкие дорожки, обрамленные золотой бахромой – все было словно позаимствовано у Букингемского дворца. Она плыла, словно зачарованная, по этому невероятному дому, полному антиквариата и дорогой мебели. Всюду были цветы – белые каллы. Такая безупречность во всех деталях не могла ни удивлять приятнейшим образом. Эвелин не раз была на подобных балах, но такой атмосферы праздника она прежде не ощущала. Не замечая того, как она идет, Эвелин вместе со своими спутниками прибыла в залу и подметила, что все гости с обожанием и нескрываемым восторгом рассматривают эту комнату.

– Вы только посмотрите! Он каждый раз оформляет залу по-особенному. Как жаль, что мистер Торндайк радует нас балами не так часто, как того хотелось бы, – голосила какая-то невысокая дама в черном одеянии.

Серебряные люстры освещали просторную центральную залу. Музыканты уже заняли свои места на подмостках, приготовившись к первой партии. Площадка для танцев постепенно заполнялась, так как раздался первый гудок трубы. Остальные гости беседовали в двух соседних комнатах, где были расставлены столы с напитками и легкими закусками.

– Поистине роскошно, – заключила Оливия. Она говорила с Эви и Роуз, так как ее супруг вместе со своей матушкой отделились от них и направились к столу, чтобы поздороваться с очередными знакомыми. Оливия через несколько минут присоединилась к ним.

– Хозяин явно не пожалел сил и денег на оформление всех этих комнат. А ты видела сад, Эв? Дух захватывает, – подхватила уже совсем повеселевшая Роуз.

– Мистер Бенекс! – поприветствовала знакомого Эвелин.

– Мисс Эвелин, мисс Розалин, доброго вам вечера! Вы прелестно выглядите. Разрешите представить, миссис Копгейл, – он указал на даму, держащую его под руку, и, видимо, сопровождавшую его. Это была худая женщина с темными волосами и морщинистым лицом.

– Как вам нравится имение? Я бывала здесь, когда миссис Торндайк заправляла этим чудным домом. С тех пор он весьма изменился.

– О, я раньше не видела более старинных и великолепных домов, – ответила Эв.

– Здесь все подобно дворцовой атмосфере. Не может не покорить чье угодно сердце! – добавила Роуз, улыбаясь.

– Воистину, – бросила дама с сухим лицом.

– Что ж, юные леди, прекрасного вам вечера!

Девушки ответили мистеру Бенексу и его даме реверансом.

В этот момент к нашим дамам подошел худощавый молодой человек со светлыми волосами и невероятно добрыми голубыми глазами почти на половину веснушчатого лица. Эти самые глаза были полны радостного удивления и восторга. Девушки остановились и так же выказали легкий шок.

– Мэтью! – воскликнула Эвелин.

– Эвелин, Розалин! Как же я счастлив, видеть вас! Как вы поживаете? Давно приехали?

– Милый друг, я очень рада, что вы здесь! – Эв продолжала пожимать обеими руками руку джентльмена.

– Мы прибыли в пятницу утром, и с тех пор наши дела шли довольно неплохо. – Роуз решила взять на себя ответы на интересующие вопросы вместо ошарашенной сестры.

– Мисс Розалин, мне это очень приятно слышать, право слова. Вы обе обворожительны!

– Как ты похорошел, мой добряк Мэтью!

Мэтью застенчиво улыбнулся и опустил глаза, а Эв продолжила.

– Настоящий кавалер! Как давно ты в Блутауне?

– Ох, Эв, бросьте! Я, право, могу смутиться. Ах да, в Блутауне я с неделю. У отца изменились планы, и из Шеффилда мы ринулись в Лондон, где были выполнены некоторые дела. Затем мы направились прямиком в Глостершир. Остановились в Челтнеме, а после добрались и до Блутауна.

– И надолго вы? – с особым интересом спросила Розалин.

– Полагаю, с месяц мы здесь пробудем, покуда у отца не появятся клиенты, которые будут так любезны, вызвать нас обратно в Шеффилд! – Последняя часть предложения была произнесена с некоторой иронией.

Мэтью Мэримонд был одним из старинных друзей Эвелин. Он так же, как и она, посещал Блутаун почти каждое лето, поскольку его отец имел некоторые дела в этой части страны, а младший сын, как главный помощник, сопровождал его во всех его паломничествах. С Эвелин он познакомился еще в раннем детстве, и с тех пор эти двое были настоящими товарищами и даже время от времени обменивались письмами.

– Ох, уже был издан третий гудок, значит, пора заняться тем, для чего мы здесь собрались! – с не сходящей с лица улыбки пролепетала Эвелин. – Первый танец я любезно пообещала своему горячо любимому кузену, – объяснила Эвелин, ища глазами своего партнера, – но он верно и думать об этом забыл.

Ленни подоспел вовремя.

– Мэтью, старина! С приездом! – Ленни поклонился.

– Сердечно благодарю и не смею отрывать вас от значимого здесь действа. Мне думается, ваша очаровательная партнерша, Ленни, вас заждалась!

– Еще увидимся, милый Мэтью, я обещаю тебе последний танец! – Эви кокетливо улыбнулась и повела плечом, затем взяла брата под руку и направилась с ним в залу.

Розалин и Мэтью остались наедине. Она смущенно смотрела в пол после того, как с жалостливым видом проводила сестру на первый танец. Мэтью, робея и немного нервничая, все же набралась определенного количества сил и выдал:

– Мисс Розалин, не соблаговолите ли вы подарить мне первый танец на этом балу?

Щеки девушки покрылись легким румянцем, уголки губ слегка приподнялись, и она не без труда подняв на него глаза, вымолвила:

– Конечно, с удовольствием.

Мэтью предложил ей свою руку, и они присоединились к остальным парам. Первым танцем по традиции этого дома был вальс. Пары были готовы, и чувственная музыка легким шлейфом окутала все пространство, нависая над танцующими. Ленни и Эви смеялись о чем-то, обменивались репликами и замечаниями, шутили, и меж этим успевали кружиться в танце.

– Все же вальс – мой самый нелюбимый танец! – заявил Ленни.

– Надеюсь, это не из-за плохой партнерши? – хихикнула Эв.

– Брось, ты великолепно двигаешься! Тебе нет равных на этом балу! Дело в другом. Уж слишком он интимный, что ли… Все так и норовят прижаться телами друг к друг, как бы ища контакта с партнером. Словом, танец этот трогает только дам и кавалеров, мечтающих о слиянии двух тел.

– О, как ты не прав! – запротестовала Эвелин. – Танцующие вальс должны чувствовать этот танец, проникнуться в него всей душой, чтобы понять ту связующую, которую он в себе таит – связующую между мужчиной и женщиной. По твоим убеждениям, танцевать вообще не стоит…

– О чем и говорю! Контакт!

– Контакт телесный не может породить душевного. Поэтому после твоих слов не вижу ничего предосудительного перестать с тобой танцевать!

– Ох, брось!

– Мы с тобой не можем прочувствовать эту связующую. Она есть только у друзей сердца. Танцевать вальс нужно с человеком, владеющим твоим сердцем.

– Что за вздор, Эви!

– Не вздор, а самая что ни на есть истина! Но я люблю тебя и танцую с тобой из любви.

– Ты вкладываешь слишком много смысла в простой танец…

– Возможно. Но лучше видеть во всем глубину, нежели бултыхаться на поверхности суждений, как некоторые. – Эвелин рассмеялась от вида якобы оскорбленного кузена. – В этом я непоколебима! Погляди, сколько еще гостей припоздало… – заметила она.

– Да, торжество, так торжество! О нем долго еще будут судачить. Торндайк – щедрый малый.

– Щедрость достойна уважения. Он великолепный хозяин, раз решил угодить гостям каждой продуманной мелочью.

– Жаль, что ты не была на его предыдущих балах, Эв.

– Но тогда мое впечатление было бы менее красочным. Я слышала, он давал не так много балов.

– Да. Он уезжает надолго в Оксфорд, где расположено его поместье, хотя, бывает, целый год находится в Блутауне. Последний бал был минувшей осенью. Но тот не сравнится с размахом этого ни в коей мере.

– Вероятно, больше гостей – больше хлопот.

Пока звучал вальс, к гостям успели присоединиться трое. В центре стоял высокий молодой человек очень привлекательной наружности в дорогом костюме самого темного оттенка бордо. Его смольные волосы были аккуратно зачесаны назад. Слева от него – темноволосая, высокая дама, также очень красивая и изящная. Она была одета в платье сливового цвета, а ее шею обвивали жемчужные нити. Справа от таинственного гостя стоял не кто иной, как владелец имения и по совместительству – хозяин сегодняшнего вечера. На нем был безупречно сидевший темно-серый фрак, волосы уложены по-праздничному, а в руках он держал трость, обитую кожей. Взгляды гостей и танцующих моментально обратились в сторону новопришедших. Пусть все якобы продолжали заниматься тем, чем занимались, однако же отрицать то, что троица стала предметом жадного внимания окружающих, – совершенно абсурдно.