Арина Зарудко
Молитва к звездам

Всем женщинам, потерявшим надежду найти себя

I

Нора с искренним любопытством рассматривала женщину, сидящую напротив нее. Большие карие глаза, лишенные прежней пылкости и живости, кожа, явно поблекшая и распрощавшаяся навсегда с сиянием, каштановые волосы, некогда бывшие предметом гордости, непослушно вились и мешались. Эта женщина была настоящей красавицей в лучшие свои годы, но в данную минуту ее лицо искажала безысходная тоска и усталость, ставшая ей преданной спутницей и подругой.

Да, собственное отражение уже не нравилось Норе. Она знала, что всевозможные манипуляции с лицом не изменят того факта, что ей уже не двадцать пять, а все сорок. Тем не менее, бесконечные баночки с кремами, пудреница, флакончики с тушью и помадами были расставлены на ее туалетном столике как напоминание о том, что все это еще способно задержать лик молодости.

Причесав кудри щеткой, она вздохнула, подошла к столику у окна и налила из графина вина. Сладкая, прохладная жидкость привела ее в чувства и напомнила, кто она такая – Элеонора Блоссом, жена министра финансов, первая красавица Лондона и душа любой компании. Опустошив бокал, она встряхнула вьющейся гривой и позвонила, чтобы ей принесли отглаженный туалет. Сейчас ей нужно привести себя в порядок и ровно через час спуститься на прием, который организовал ее муж к приезду посла. Чудовищная скука. Так она думала практически обо всех званых ужинах и приемах за последние три года. Утомительная и посредственная публика. Куда делись те вечеринки и обеды, которые она так любила? Это было, когда они жили в Париже. Там Нора имела знакомства с именитыми художниками и иными яркими представителями нового искусства. Ей нравилось вести пошлые беседы, сплетничать, прикуривая и смеясь звонким смехом. Там у нее действительно было много друзей и увеселений. Но когда пришлось вернуться на родину, она явственно столкнулась лицом к лицу с тем, что она уже не юная девочка, а достопочтенная дама, которой за сорок. Как это ее коробило! Учитывая, что в душе ее играл джаз, а в мечтах она все так же пила шампанское в окружении богемы и кичилась тем, что может даже в своем положении это себе позволить. Ее муж всегда был против подобного времяпрепровождения, но оставляя Нору на несколько дней в одиночестве, он и понятия не имел, как и с кем та проводит досуг. И он наивно полагал, что его чистая, преданная супруга внемлет его просьбам не водиться с парижскими мотами. Порой, мужская простосердечность до абсурда смешна. Вспоминая сейчас те дни, Нора улыбалась грустной улыбкой, закуривала и включала пластинку, дабы хоть на миг очутиться в иной реальности.

Будучи во все оружие, она спустилась к гостям и одаривала их улыбками и льстивыми комплиментами. Странно, когда же это она опустилась до такого? Положение ее мужа обязывало непременно быть любезной и делать все, что способствует росту его авторитета. Сам Ричард Блоссом появился на сборище куда позже, ссылаясь на срочные дела, не требующие отлагательств. Как обычно. Прямая осанка, немного узковатые для мужчины плечи, светлая шевелюра и такие же светлые густые усы – Ричард Блоссом обладал приятной для политика внешностью, он ухаживал за собой чуть ли не больше, чем его супруга, и его правильные черты только раскрывались с годами, делая его лицо даже более миловидным, нежели в юности. Удивительно, отчего мужчины только хорошеют с возрастом в отличие от женщин, постепенно увядающих?

– Ты заставил меня общаться с этими прихлебателями. Не мог приехать вовремя хотя бы сегодня? – После ужина Нора дала волю чувствам. Она редко выказывала свое недовольство, предпочитая запивать его вином.

В это время Ричард сидел у камина, задумчиво и устало смотря на огонь. Когда жена обратилась к нему, он вздохнул и ответил, не поворачивая головы.

– Я знаю, что ты прекрасно справляешься с подобными вещами. Развлекать публику – умение, которое ты отточила до блеска за эти годы.

– Но я вовсе этого не желаю. Мне совершенно не нравится эта публика.

– Выбирать не приходится, дорогая.

– Ты мог бы проявить каплю благодарности? Пока тебя ублажает очередная девица, я из кожи вон лезу, чтобы все эти клоуны были довольны.

Она встала и направилась к двери.

– Я признателен. Мы с тобой отличная команда, Нора. Я обеспечиваю тебе богатое существование, а ты обеспечиваешь мне спокойствие и поддерживаешь мое доброе имя. Сделка на миллион, не правда ли?

Нора помолчала, язвительная улыбка скользнула по ее лицу.

– В самом деле, Дик. Это моя прямая обязанность. Я перестала жаловаться вот уже десять лет как. Не следует начинать.

– Ты устала. Доброй ночи.

– Доброй, Дик.

Она вышла из гостиной и пока поднималась по лестнице, в ее голове гудел один и тот же вопрос: «Когда же я опустилась до такого?». Почему-то было невыносимо осознавать, что она ничего не значит в этом мире, только играет отведенную ей роль – ни больше, ни меньше. Вся ее жизнь была пустотой, хотя когда-то она была по-настоящему счастливой и любила мужа всем сердцем. Прискорбно и смешно было понимать, что все вокруг считают их идеальной парой. Раньше она могла изливать остатки любви на детей, но теперь они выросли, и у каждого из ее дорогих сыновей свой путь. Она никому не нужна, а если и нужна, так для поддержания имиджа, ради связей и прочих корыстных целей.

По-настоящему страшным и горьким бременем всегда становится то, что когда-то было безмерно дорого. Для некоторых любовь, которая раньше была всем на свете, единственной отрадой, спустя годы становится лишь жестоким напоминанием об ужасной потере. Любовь Норы к Ричарду стала теперь отягощающей обузой. Взгляд на него – взглядом на угасшую страсть и воспоминанием о моментах радости, которые уже никогда не повторятся.

II

Нора узнала о первой измене мужа, когда они уехали в Париж. Тогда она еще верила, что все трудности временны, что их любовь преодолеет охлаждение и взаимное отчуждение. К тому же, новая обстановка должна была благотворно повлиять на их взаимоотношения. И это великое заблуждение. Надежда. Надежда на то, что брешь, образовавшаяся в отношениях двух людей, может быть заполнена. Надежда на спасение уже упокоенной любви. То, что погибло, невозможно оживить. Любовь нельзя воскресить или возродить, если она сгорела.

В тот момент надежда еще жила в душе Норы. Конечно, долгие годы брака, двое детей, меньше времени, проведенного вместе, больше отдаления и обязанностей, больше масок в обществе и даже в собственном доме. Как бы Нора ни хотела докопаться до истинных причин, забирающих ее любовь, ей они были неведомы. Для окружающих они оставались идеальной парой, примером счастливых и гармоничных отношений, а на деле это были двое совершенно чужих людей, уставших друг от друга. К такому никто не готовит. Никто перед тем, как отправить тебя под венец, не говорит, что твой муж через несколько лет тебя разлюбит, и будет общаться с тобой как со старой знакомой. Ни нежного обращения, ни ласкового взгляда – в конечном итоге не осталось ничего. Но тогда, в Париже, в их глазах поблескивали искорки, а теплая привязанность выражалась в мимолетных объятиях и разговорах. Длилось это все крайне недолго, ибо Дик уже нашел иной источник любви и наслаждения, из которого мог напиться всласть. Нора, конечно, все видела, но боялась произнести это вслух, тогда это стало бы реальностью.

– Ты собираешься развестись со мной? – выдала она однажды за ужином, разбитая и не понимающая смысла своих слов.

Ричард встрепенулся и спокойным, даже смешливым тоном сказал, что она несет околесицу.

– Это было бы правильно. Я все знаю, Дик. Не стоит тратить слова на оправдания.

– Посвяти меня, что же такого ты знаешь, – ответил он не сразу.

– Прошу тебя, обойдемся без этого. Твои похождения известны уже чуть ли ни всему Парижу.

– Это твои пташки мира искусства напели?

Нора молчала, искренне не понимая, как могла всю жизнь любить столь жалкое, лишенное капли мужества, существо. Зато она отлично понимала, что теперь течение этой жизни резко изменится, но она не станет прилагать силы к тому, чтобы этому помешать. Лучший вариант – пустить все на самотек. В конце концов, мужчины – гуляющие животные, как коты. Соответственно, ждать иного от представителя этого пола бессмысленно, это имманентно, это в их природе, в самой их сути. Позже она будет думать о том, что, нагулявшись, муж все равно вернется и, возможно, их связь станет еще прочнее. Нужно же порой посещать ресторан, чтобы отдохнуть от домашней стряпни? Так думает большинство женщин, столкнувшихся с изменой, полагая, что подобное оправдание трезво и резонно. Но, увы, это не более, чем иллюзия.

– Разве имеет значение, откуда я узнала? Не увертывайся, а признайся во всем честно. Думаю, я заслужила честности за пятнадцать лет совместной жизни.

– Более чем.

– Ну, так что же? Развод?

– Ты говоришь глупости, – вновь повторил он.

– Неужели? Я говорю глупости, а ты их делаешь! Кто же та девица, которая решила опорочить мое имя?

Ричард хотел было что-то сказать, но Нора остановила его и продолжила, словно одумавшись.

– Хотя нет. Стоп. Я не хочу ничего о ней знать, и она ни в чем не виновата. Она лишь подспорье, средство, чтобы унизить меня, бедное создание, которое попало в когтистые лапы. Как же я ей сочувствую!

– Ты права, – спокойно произнес он. – Элен тут не при чем.

Нору неприятно кольнуло его холодное равнодушие. Он перестал сопротивляться, но и оправдываться не собирался. Как это было странно… Она помнила, какой он был энергичный, с яркой харизмой, вспыльчивый, горячий как кипящая раскаленная лава, и вот теперь перед ней сидел уставший, ледяной и бессовестный изменник. Вероятно, время стирает с нас всю живость и бодрость, тушит любой огонь амбиций и страсти. Как же прискорбно было сознавать, что ей, Норе, больше не увидеть былого огня во взгляде ее супруга, неужели она сама его затушила своей вечной озабоченностью и стремлением к идеальному браку?

– Значит, ты сознаешься, – заключила она. – И что теперь? Я имею в виду… Что же дальше?

– А что может быть дальше? – улыбнулся Ричард, он был так спокоен, как будто они обсуждали поло или последние газетные новости.

– Что будет с нами, Дик?

– С нами? Хм. С нами все будет как раньше. Неужели ты думаешь, что я уйду, Нора? – Его голос внезапно обрел теплые, даже несколько нежные ноты.

– Но ты же… Ты любишь ее?

– Нет. Я люблю тебя, Нора. А это просто способ отвлечься. Не думал, что мой поступок обретет гласность. В конце концов, это лишь невинная интрижка. Слишком много слов мы тратим на ее обсуждение.

– Дик, – Нора явно скептически отнеслась к его словам. – Я понимаю, что наше общество прогрессирует, но… Ты же сам всегда был против подобного? Ты ревновал меня даже к водителю! Что там к водителю… К швейцару в ресторане!

– Я и сейчас тебя ревную, – с ухмылкой бросил он.

– Ты круглый идиот.

– А ты прекрасна, когда злишься.

– Не стоит пытаться убедить меня, что ты предал меня из желания насладиться моей красотой.

– Мне нравится, что ты не устраиваешь истерики, – он закончил завтрак и вытер губы салфеткой. – Это мне всегда в тебе нравилось – твое достоинство. Ты подлинная леди. Я не хочу, чтобы что-то менялось. Я клянусь тебе, что это ничего не значило. Мы останемся нами.

– Мы уже давно – не мы, – презрительно бросила она и удалилась из столовой.

С той поры начался перелом. Он случился с Ричардом гораздо раньше, а с Норой именно теперь. Где-то в глубине души она и верила, что все можно исправить. Но как? Как исправить то, что любовь убита? В отношениях между двумя людьми рано или поздно возникает пропасть, но трещину дают именно люди, именно их неспособность, отчаянное неумение любить по-настоящему. Ведь если что-то подлинно искреннее и чистое связывает двух людей – эти путы не оборвать. Но если брак построен на притворстве или на страсти, или на минутном романтическом порыве – одна трещина порождает бездну, которую не залатать.

Вспоминая сейчас тот момент, когда Нора впервые столкнулась с предательством мужа, она усмехалась. В этой усмешке не было жалости или ненависти, в ней была лишь усталость. За годы брака, начинавшегося так счастливо, она износилась, словно платье, которое надевают на выход всякий раз на протяжении десятка лет. Как странно осознавать, что люди, любившие друг друга (или уверенные в том, что любят), могут в одночасье стать абсолютно чужими. Нора давно с этим смирилась. Она безропотно исполняла обязанности супруги, но мы имели шанс увидеть сцену, в которой сердце ее попыталось заговорить, выплеснуть свое негодование. Но эти попытки никогда не приводили к цели. После разговора в Париже десять лет тому назад, она переменилась. И хоть проблески счастья загорались на горизонте, увы, сущность ее супруга не изменить. Его измены стали настолько нормальным явлением как восход и закат солнца, а протесты Норы против такой природы вещей медленно преобразовались в смирение, глухое и холодное. Чем дальше, тем к более радикальным методам она прибегала для успокоения нервов – сначала это была парижская богема, затем алкоголь и опий. Вот и этим вечером она не могла уснуть без порции снотворного. И в полном забытьи она все же довольно четко увидела свою ушедшую молодость, подвенечное платье и сожженные дотла мечты о счастье.

III

Хрупкая, словно фарфоровая кукла, Нора, жалась к крепкому и горячему телу Ричарда в момент их первых объятий. Они познакомились, когда ей едва исполнилось восемнадцать, а он уже был довольно состоятельным молодым человеком двадцати пяти лет. Она ничего не смыслила в любви, он же был своенравный, амбициозный и невероятно страстный – он разжигал в ней бурю чувств, кипящих и разгорающихся в груди. Это была вспышка. Увидев ее на балу, он понял, что Элеонора Джонсон должна принадлежать ему. Через полгода он сделал ей предложение, и она, конечно же, согласилась. Обе семьи были без ума от счастья. А Нора… Нора была глупышкой. Влюбленной глупышкой, как все юные девицы в восемнадцать. Что она могла понимать в любви? Она не общалась с юношами, а о том, как полагается себя вести с ними, узнавала из романов. Совершенно неопытная девочка с романтизированным сознанием. Ричард тоже не был эталоном ментального здоровья и рациональности. Он был самодоволен, но при этом добродушен и открыт. Конечно, у него за плечами было куда больше опыта, ему довелось даже однажды разорвать помолвку с одной юной леди из-за непримиримых противоречий между ними. А Нора казалась ему смирной, очаровательной и наивной милашкой, которая улыбалась на его комплименты и взирала на него, словно на божество. Что, по сути, она могла ему дать, кроме своей молодости и красоты? Она не обладала выраженным умом, была абсолютно незрелой и по уши влюбленной. В подобных случаях призывать к рассудку бесполезно. Кузина Норы Сара как-то решила обсудить с ней столь скоропалительное решение выйти замуж, но осталась ни с чем, разве что с еще большим разочарованием в женском поле.

– Неужели ты и впрямь потеряла голову, что согласна выйти за него, зная его всего ничего?

Нора вздохнула и улыбнулась.

– А почему меня должно это останавливать? Я уверена в нем. Он делает меня счастливой, а я – его. К чему тянуть, если мы прекрасно узнали друг друга? Да и у нас будет достаточно времени, чтобы узнавать больше после свадьбы.

– Ты же знаешь, что в раннем браке нет ничего хорошего? Посмотри на миссис Рич, вышла замуж в 17, а повзрослев осознала, что ее муж – пустое место. Пришлось ждать, пока он отойдет в мир иной, чтобы освободиться. Нам, женщинам, тяжело выпутаться из брачных уз.

– Я не собираюсь из них выпутываться. Пойми же ты, у нас настоящая любовь! Я это знаю. Он никогда меня не оставит, и я не захочу оставить его. – Нора начинала злиться, но Сара не сдавалась.

– Это ты сейчас так говоришь. Любовь, знаешь ли, проходит. А что остается?

– Перестань! Ты хочешь отговорить меня?

– Нет. Я хочу, чтобы ты подумала еще раз очень хорошо. Если он и вправду тебя любит, он будет ждать столько, сколько нужно. Не нужно бросаться в объятия первого встречного джентльмена. Ты еще так юна! И совершенно не разбираешься ни в людях, ни в своих чувствах. У тебя еще есть время, чтобы все обдумать, прежде чем совершить огромную ошибку.

– Я больше не намерена это обсуждать, – ответила она гордо. – Я выйду за Ричарда, а что будет, того не миновать. Можешь осуждать меня, но мне все равно.

Возможно, в этом поступке, лишенном и капли благоразумия, усматривается и боязнь остаться тридцатилетней старой девой, как ее сестра Сара. Часто психологические проблемы порождают примеры окружающих. Но чаще – наши необдуманные решения.

Свадьба Ричарда и Элеоноры была шикарной: роскошь и достаток пестрели в каждой мелочи, и от этого Нора чувствовала себя настоящей принцессой. Она даже поймала себя на мысли, что не может взять в толк, чем заслужила такое несказанное счастье. Но, как водится, счастье не длится вечно, особенно когда не знаешь, что оно означает на самом деле.

Конечно, годы безмятежности и тихого спокойствия сменились рутиной, тягучей обыденностью и вскоре приобрели оттенок серой и тусклой привычки. Рождение первого сына, затем второго, путешествия, притворство, выдаваемое за счастливое течение жизни. Часто люди даже не знают, что притворяются, настолько прочно они убеждены в том, что чувствуют себя отлично. На деле, мы редко анализируем свои чувства, редко стремимся постичь чувства ближнего, редко учимся терпимости и любви. Поэтому мы лишены мудрости, трезвости ума и зрелости чувств. Нора прозрела только тогда, когда получила нож в спину, но все раны заживают рано или поздно. Или это снова самообман?

IV

Позавтракав в одиночестве, Нора прилегла на кушетку у окна в своем будуаре, чтобы почитать свежие новости и выпить мартини. Капли дождя энергично били по стеклу, застилая потоками воды вид на сумрачный, сонный город. Чем сегодня заняться? Нора только сейчас пришла к выводу, что в ее жизни осталось место лишь алкоголю и скучнейшим светским беседам. «Стоило пойти учиться или начать свое дело. Только какое? Кто я? Что хочу делать? Господи, мне уже за сорок, о чем я думаю… Кому я сдалась?». Она быстро переключилась на журнал мод, а затем уснула под стук дождя, заливающего улицы водопадами с небес. Проснулась Нора от голоса горничной.

– Что такое, Кейси? – сонным голосом промурлыкала она.

– Мне не хотелось вас будить, мэм. Но к вам редко заходят гости, я подумала, что это важно.

Нора привстала и машинально поправила прическу.

– Кто пришел?

– Леди представилась как мадам Бланш Гринсби.

Нора встрепенулась и пришла в себя.

– О, что ж… – она с минуту подумала. – Я спущусь через пару минут. Подай в гостиную чай и ленч, Кейси.

– Да, мэм.

«Бланш здесь? Удивительно!» – мелькнуло у Норы в голове. С Бланш Гринсби Нора познакомилась в Париже. Они не были близкими подругами, но она нравилась Норе, потому что вела себя естественно, и даже если эта естественность выражалась порой в заносчивости, Бланш все равно это не скрывала. Она была знатной дамой, которая вышла замуж по расчету и ничуть об этом не жалела, детей у пары не было, возможно, по причине страсти Бланш к молоденьким офицерам. Не спать с мужем – вполне нормальное явление в высшем обществе, поэтому Бланш открыто делилась со всеми знакомыми своими похождениями. До мужа, как ни странно, слухи не долетели ни разу. Когда Нора жила в Париже, они часто виделись с Бланш, сплетничали и весело проводили время. В Бланш была задоринка, она всегда всех смешила и вселяла какую-то бодрость духа. Складывалось ощущение, что в ее жизни никогда не происходит ничего такого, что могло бы омрачить ее существование.

– Бланш! – Нора была искренне рада видеть старую знакомую, которая так вовремя появилась и развеяла мучавшую ее скуку.

– О, Эли!

Выглядела Бланш Гринсби как букет свежих лилий – беленькая, стройная, пышущая здоровьем и жизненной энергией. Она была немного моложе Норы, копна светлых волос уложена под изящной шляпкой, а веселые голубые глаза сияют уверенностью и радостью. Одета она была по парижской моде, со вкусом, и все детали ее туалета идеально соседствовали друг с другом.

Старые подруги обнялись, и хозяйка предложила гостье снять шляпку и согреться горячим чаем с молоком и сандвичами.

– Как я рада, что ты здесь. Я готова лезть в петлю от скуки. Давно ты в Лондоне?

Бланш грациозно сбросила шляпку, украшенную красной лентой, мотнула головой и нежно взяла руку Норы.

– Я тоже очень рада тебя видеть, дорогая! Мне так надоели эти лондонские сухари… Мы приехали всего неделю назад, а я уже задыхаюсь в этом ужасном городе. Я так отвыкла от Лондона, прожив большую часть жизни во Франции… Уоттс говорит, что ему нужно решить какие-то вопросы. Мне безразлично какие. Сегодня я свободна и наконец вырвалась навестить тебя! Мы так давно не виделись! Как ты поживаешь, Эли? Ты будто похудела. Из тебя здесь высасывают жизнь?

– Я поживаю хорошо, Бланш. Мне бывает ужасно тоскливо с местным обществом, но это пустяки! Единственные люди, которые мне важны, и те совершенно мной пренебрегают.

– Ты о детях? Именно поэтому я и не завожу детей. Я решила это очень давно. Дети – неблагодарные существа. А еще они связывают тебя обязательствами. Да и какая из меня мать! Я сделала великое дело – избавила пару жизней от такой небесной кары – быть моим чадом!

Нора улыбнулась. Она всегда восхищалась тем, как Бланш умела преподносить правду.

– Я, конечно, приукрашиваю, мальчики приезжают несколько раз в месяц. Я понимаю, что у них свои жизни, и не имею права требовать больше.

– Ну а как же ты, Бланш? Какие новости? – спросила Нора после короткого молчания.

– Что я могу сказать, мой благоверный в панике. Все кругом толкуют о войне. И он туда же! Тащит меня в Америку, бог знает куда!

– Войне? – удивилась Нора.

– Ты ничего об этом не слышала? Неужели? – Бланш изумилась не меньше. – Да-да, это сейчас острая тема. Твой муж не говорил тебе?

– Вероятно, еще не успел. – Нора взяла чашку с чаем, по телу пробежала неприятная дрожь.

– Я не знаю всех подробностей, но люди из круга моего мужа не на шутку напуганы. Все они умывают руки, бегут как крысы с тонущего корабля. Мы следуем их примеру.

– Это очень страшный слух. Я полагаю, Дик сказал бы, если бы дела обстояли плохо.

– Ну, дорогая, возможно, скоро он сам обо всем узнает. Бросим эту тему, от мысли, что мне придется плыть на край света, я теряю остатки рассудка. Расскажи-ка мне, что интересного сейчас идет в театре?

Они обсудили какие-то светские новости, и Бланш, словно вспомнив что-то неописуемо важное, вскрикнула:

– О, как я могла забыть! Я в пять должна пить чай у Стоунов! – она достала зеркальце и принялась прихорашиваться.

– Стоунов? – Нора словно слышала эту фамилию впервые.

– О, боже, Эли, ты не знаешь Стоунов? – удивилась Бланш, пряча зеркало в сумочку.

– Возможно, и слышала. Напомни мне.

– Ты меня поражаешь! – Бланш по-доброму усмехнулась. – Я жила в Париже столько лет, но успела познакомиться с ними.

– В последнее время меня совершенно не заботит здешнее общество.

– Ты обязана познакомиться с Кэролайн Стоун, потрясающая особа! Она устраивает обед через пару дней, я достану приглашение. Не вздумай отказывать! – возразила она на скептический взгляд Норы. – Эта женщина – богиня! Я в шоке, что вы не знакомы. Вы могли бы стать близкими подругами.

– Что ж, мне не помешало бы развеяться и познакомиться с богиней.

Когда Бланш ушла, Элеонора еще долго сидела в гостиной, вспоминая свое знакомство с этой взбалмошной и такой беззаботной англичанкой французского происхождения. Бланш принадлежала к совершенно иному типу людей, нежели Нора, но она привносила нечто забавное и легкое в беседу, разряжала обстановку, а порой так хочется просто говорить о чепухе и хотя бы на мгновение забыть все тяготы реальной жизни. Таким как Бланш особенно легко идти по жизни: они удачливы и оптимистичны именно потому, что не нагружают свою голову философскими думами, они просто живут и черпают из этой жизни всевозможные блага. Как правило, такие люди чихают на мнение окружающих, по этой причине их счастье безусловно.

Нора словила себя на мысли, что последние дни она слишком часто думает вместо того, чтобы весело проводить время. Вовсе не обязательно иметь счастливый брак, чтобы быть веселой и беззаботной, как Бланш. Та терпеть не может своего мужа, и он это знает, но остается от нее без ума. Их брак – сплошное недоразумение и чистый расчет, но это и делает его радостным, ибо никто никому не обязан. Может, это тактика нового века? Может, не нужно стремиться к идеальному браку? Идеального брака нет, это блеф. Да, ты узнала об этом, дорогая Нора, но от этого твоя жизнь не закончена. Время отринуть прошлое и двигаться в будущее, не стремясь вернуть расположение супруга.