Антон Волохов
Три жизни одного Бога
Часть вторая.
«Рыжие надежды»
Утром я рылась в кладовке в поисках документа из мест добровольного лишения свободы сроком на семь лет.
Достав диплом, я сунула его в пакет, туда же запихала все свои грамоты, награды, благодарности и прочую макулатуру жизненного самоутверждения.
Нет, мне плевать. Я добьюсь своего. Вчера я увидела то, что обязывает меня, стучать в двери медицинского научно-исследовательского института прямой ногой. Возможно даже с разбегу.
Оставив шарф и наушники дома, я впервые в жизни взяла такси, громким и четким голосом сказала водителю адрес института и поехала устраиваться на работу.
И пусть только попробуют сказать мне, что мест нет, значит, кому-то суждено подвинуться.
А ещё пусть мне что-либо скажут на тему моей профнепригодности, я там любого академика разнесу в пух и прах.
Я крыса, загнанная в угол и за своих родных, я буду драться.
Через час я уже писала анкету и отчаянно просила о личном разговоре с директором института.
– Он сейчас занят, – ответили мне недоуменно.
– Я подожду, – ответила я с выражением.
Девочка из отдела кадров сделала глаза и ушла, цокая каблуками, как лошадь копытом по стеклу.
Я зла и агрессивна. Но мне нужна эта работа, все ваши сотрудники и куча денег ради своей идеи. Всего на всего. Весь мир и что-нибудь покушать. Я сделаю этот вирус, сделаю его и вылечу маму с братом.
За прозрачным стеклом появилась фигура.
Я напряглась.
– Вы хотели меня видеть? – спросил меня высокий брюнет средних лет.
– Да, – ответила я бойко.
– По какому поводу?
– У меня есть предложение для вашего института в виде важной и перспективной разработки.
Брюнет представился:
– Дмитрий Николаевич, директор института.
– Дарья Сергеевна, – кивнула я своей рыжей копной в ответ.
– Я вас слушаю, Дарья, – директор присел за стол, сложил руки, и чуть склонив голову, включил радары проницательности.
Я слегка покашляла.
Потом полезла в пакет и кинула стопку бумаг на стол.
– Здесь мой диплом.
– Так.
– В нём я рассказываю, как создать вирусный геном, способный управлять человеческим иммунитетом, для постоянной саморегуляции и восстановления организма.
– Ага. А от меня вы что хотите?
– Хочу подключить все ваши ресурсы для создания этого проекта.
– Но никаких ресурсов, кроме человеческих, у меня нет, – развел руками директор.
– Вот они-то и понадобятся.
– Кто? Человеки?
– Да.
– Все?
– Все. Ещё и мало будет.
– Что ещё?
– Финансовая государственная поддержка, огромный денежный грант.
– Угу. Много?
– Очень. Вам придется попотеть.
– Мне?
– Да.
– Ясно. Что-то ещё?
– Да. Мне должность ведущего биоинженера проекта.
– Свой кабинет освободить?
– Мне он не нужен. Пока не нужен.
– Но может пригодиться?
– Может.
– Так, значит должность, деньги…
– Много денег.
– Много денег и много людей.
– Да.
– Хорошо. Ответьте мне только на один вопрос.
– Слушаю.
– А для чего всё это?
– Я же сказала, для создания генома, который будет регулировать в организме…
– Нет, нет, нет, погодите, вы не поняли, для чего это нужно в мире?
Директор выразительно посмотрел на меня, пытаясь найти в моей голове остатки адекватности, но я была отчаянна и непоколебима.
– Чтобы все люди жили здоровыми и счастливыми, разве это не очевидно?
Дмитрий пододвинулся ко мне поближе и размеренно произнес:
– А сейчас Дарья, мне придется разбить все ваши альтруистические попытки сделать этот мир лучше. Я ни в коем разе не сомневаюсь в вашей компетентности и здравомыслии, хотя поначалу мне и хотелось вызвать неотложку в желтый дом. Но я уверен, что как только я открою вон те бумажки, что так лихо вы кинули на стол переговоров, там я не увижу ничего, кроме сухих расчетов и формул. Да, вы корифей науки. Самородок. Талантище. Красный диплом и огоньки в глазах. И возможно, я приглашу вас к нам на работу, хотя мы уже взяли одного молодого человека с вашего института, кстати, он тоже выпускник и я уже успел пожалеть, что вообще связался с ним. Но вы не будете здесь заниматься своим уникальным проектом. Вместо этого, вы будете синтезировать новые лекарственные препараты от боли в горле и соплей, не ваших розовых, а настоящих, человеческих, зеленых. А там снизу, маркетологи придумают вашему лекарству звонкое название, вирусную рекламу и яркую упаковку, для того чтобы дяди, которые финансируют наш институт, смогли заработать себе на новый особняк и спортивную машину. Здесь никто не занимается исследованием в области лечения рака или СПИДа, потому что это коммерчески не выгодно. Мертвые, не зарабатывают деньги, в реальном мире, лечат только живых и дееспособных.
Мне вновь захотелось рыдать.
– Так что же, у меня нет никаких шансов? – спросила я сдавленным от кома в горле голосом.
– Добро пожаловать во взрослую жизнь.
Воцарилась тишина истины. Я медленно собрала со стола свои документы и небрежно кинула их в пакет. Вместе с ними туда улетели розовые очки моей юности, мечты о справедливости, равноправии и былой максимализм. Ещё вчера мне давали диплом и пророчили великую карьеру, подогревая весь выпускной карнавал самоутверждения, словами о новом жизненном этапе взросления и реализации, а сегодня я собираю осколки разбившихся надежд, кладу их в совок иллюзий и вытряхиваю в мусорную корзину серой действительности, на дне которой уже покоится счастье.
Ещё жить не начала, а уже устала.
Я подошла к двери и, развернувшись в пол-оборота, спросила Дмитрия:
– А если завтра, тяжело заболеют и ваши близкие люди, вы тоже предложите им только капли в нос?
Дмитрий ничего мне не ответил. Только глаза в пол потупил. Я медленно шла по коридору в полном моральном опустошении. Дома меня ждет больная мама, которой хуже день ото дня и заболевающий брат. Я теряю свою семью. Я потеряла отца и с уходом крепких мужских плеч, на котором держался весь наш дом, смотрю, как трещит по швам родовой фундамент.
– Дарья… – услышала я нерешительный голос Дмитрия позади.
Он как-то неуверенно сделал пару шагов ко мне и сказал:
– Оставьте мне ваш проект. Я изучу его и подумаю над всем этим. Извините, что был так резок с вами. И да, если вы всё еще хотите у нас работать, я подыщу вам местечко. Приходите, в понедельник.
Я оставила пакет у него под ногами, и ничего не ответив, вышла на свежий воздух, чувствуя его задумчивый взгляд на своём затылке.
Пройдя пару сотен метров от лаборатории, я села на лавочку и уставилась на трех воробьёв, которые по очереди дербанили кусок хлеба. Он был слишком большой для них, птички смешно хватали его, поднимая клювом, и трясли над головой до тех пор, пока не отщипнётся кусок поменьше, который они смогли бы проглотить. А дальше прилетела ворона, громко каркнула, схватила весь кусок хлеба целиком и, сев на ветку, принялась трапезничать, придерживая еду когтистой лапой.
Этой ночью я плохо спала. Ньют терся об мои ноги и громко мурчал, тщетно пытаясь меня утешить. Мама постанывала в соседней комнате, всякий раз просыпаясь и выпивая обезболивающее лекарство.
Свет то загорался, то гаснул снова, то загорался, то гаснул снова…
– Если в этой жизни есть Бог. То я хочу, чтобы он знал. Я тебя презираю. И буду презирать, пока у меня не появится надежда, пока ты не услышишь меня, – сказала я вслух четырем стенам.
Ньют перестал мурчать и перепрыгнул с кровати на компьютерный стул, стоявший напротив меня. Деловито усевшись четырьмя лапами и обняв себя любимого собственным хвостом, он осуждающе уставился на меня своими пронзительными разноцветными глазами.
– Чтоб ты понимал, рыжая твоя морда, – сказала я шёпотом.
Вместо ответа он пошевелил усами, смирил меня взглядом и, спрыгнув со стола, ушёл, гордо подняв свой пушистый хвост.
Часть третья.
«Последний шанс»
Утром я проснулась от ощутимой тяжести в груди. Нет, это была не душевная боль от недавних потрясений, а что-то различимо физическое. Я попыталась продрать глаза, но мне противостояла мутная плёнка в виде засохших вчерашних слез, неохотно растворяющаяся после череды усиленных морганий и ручных протираний. Через некоторое время я всё же смогла разглядеть тёмный силуэт, восседавший на мне верхом и смотрящий в упор.
Прежде чем я хотела закричать «чур, меня, чур!», полагая, что мягкий комочек, восседающий на моих чреслах это не иначе как домовой, я успела разглядеть теплые улыбчивые оранжевые глазки и острые ушки любимого брата Мишки.
– Что-то заспалась ты, – послышался голос мамы, сидевший рядом.
Я посмотрела на часы – полдень. Враг-будильник сдал свои полномочия и проиграл войну с целью моей личной сонной деформации, в связи с моей временной нетрудоспособностью, по причине жизненного распутья.
– Миша кушал? – спросила я маму, пока тот играл с моей заколкой в волосах.
– Давно уже.
– Извини, мам. Я что-то совсем расслабилась.
– Ничего, ничего. Умывайся и кушай, обед на столе, ещё не остыл.
Я слезла с кровати и поймала на себе снисходительный взгляд Ньюта, восседавший на кресле, как на царском троне. Рыжая скотина улыбалась собственной непревзойдённости.
– Ньют поел, – добавила мама, пока мы с котиком буравили друг друга соревновательными взглядами за звание в номинации лучшей квартирной рыжести.
Он снова легко победил и ушёл довольный.
– Мне никто не звонил? – спросила я, осторожно надевая тапки на ноги, пытаясь тактильно прощупать рыжие следы органической мести.
– Звонили из лаборатории, спрашивали, когда ты принесешь документы для работы. Почему ты не сказала, что тебя приняли? Это же так здорово!
Мама улыбалась. Я не стала её расстраивать, пересказывая свой неудачный поход в поисках научно-медицинских открытий.
– Надо к ним зайти, – сказала я тихо, конечно, никуда не собираясь.
– Покушаешь и ступай, – я посижу с Мишей, не беспокойся.
Пришлось собираться и куда-то идти. Туда где тебя никто не любит, где ты никому не нужна и где никто и никогда тебе не поможет – в обычную серую, человеческую, социальную среду. Я пошла убивать пару часов собственной жизни в парк неподалеку, зайдя по пути в магазин, купить мармеладок. В парке есть речка и пруд. У речки есть камушек, спустившись к которому по отрывистому берегу, можно уединиться, сев подле него и предстать Аленушкой, словно на картине известного художника, ожидая чуда у болотца.
Мармеладки вкусные. Речка тихая и спокойная. А я все тоже рыжее, затравленное существо.
Просидев там какое-то время, я побрела домой, выдумывая на ходу причину, из-за которой мне могли отказать в ходе собеседования, такую чтобы сильно не расстраивать маму.
Я не хочу там работать без надежды. Я должна сделать в своей жизни что-то большее, чем пенициллин. А директор заведения дал ясно мне понять, что на большее рассчитывать не придется.
За входной дверью я услышала голоса, один из которых был явно мужским. Каково было моё удивление, когда, зайдя в дом, я увидела на собственной кухне восседавшего Дмитрия, директора научно-исследовательской лаборатории и какую-то незнакомую мне девушку, пьющих чай с баранками вместе с моей мамой.
– А вот и наша красавица, – сказала мама и вышла ко мне. – А у нас гости.
– Я вижу, – процедила я сквозь зубы, не сводя глаз с Дмитрия расплывшегося в доброжелательной улыбке.
В мой дом?! В мой храм?! В мой спасительный уголок социопата, пришло вот это, что несколько дней назад похоронило меня под табличкой: «забудь, взрослей и приходи снова»?!
Ну, наглость!
– Раздевайся, проходи, чего ты встала-то? – суетливо зашептала мама в коридоре, пока я застыла как паралитик у входной двери, словно британский гвардеец у королевских покоев, вцепившись в сумку с остатком мармеладок.
Я села за стол и вопросительно уставилась на Дмитрия.
– Познакомитесь, Дарья – это Елена. Елена сотрудник нашей лаборатории и по совместительству представитель фармацевтической компании. И вообще очень хороший человек.
– Здрасьте, – кинула я Елене, пока ты мило улыбалась ямочками на щеках.
Хорошенькая такая, фигурная, миниатюрная, зеленоглазая блондиночка. Таким фармацевтам как она, достаточно только прийти и что-то предложить типичному мужскому представителю породы «кобель» заискивающим голоском, и ей сразу будут оказаны все необходимые почести и постелены красные ковровые дорожки во все кабинеты. Возникнет спонтанный праздник дня открытых дверей и выстроится очередь из похотливцев, что будут подобострастно заглядывать ей в рот каждым словом и услужливо расходится в неуклюжих реверансах. Все наперебой начнут нервно заикаться, рассказывая о собственной важности и высокопоставленной значимости, показывать денежную независимость и усиленно втягивать пивные животы, перемешавшая недоваренную баранью ногу с жульёном в собственном желудке, путём мышечного напряжения остатков хилого пресса, ради минутного внимания вожделенной царской особы.
Кому-то достаются красивые витиеватые округлости внутри черепной коробчёнки, а кому-то снаружи и, если повезет, ещё две округлости под ней, степень прикрытости которых, варьируется от важности собеседника. Выигрывает всегда-то, что видно невооруженным и похотливым глазом – се ля ви.
– Что вам нужно, Дмитрий? – спросила я.
– Ну, во-первых, я хочу извиниться за вторжение и отдать ваш замечательный проект. Во-вторых, предложить вам сотрудничество, раз вы не хотите работать с нами напрямую.
Мама напряглась. Дмитрий бил не в бровь, а в глаз.
– Не хочу тратить своё время на зеленку и лейкопластырь, – съязвила я.
– И не будете, – ответил Дмитрий крайне серьезно, – Ваш проект – гениален. И нужно пробовать всеми силами его осуществить. Теперь я понимаю вашу твердость и настойчивость на собеседовании.
– Мы пришли помочь вам, – добавила Елена.
Мама сложила ладошки на лице, с трудом сдерживая слезы.
– Да, а с чего это вдруг? – спросила я недоуменно. – Вы твердо обозначили позицию вашего руководства, относительно всех изобретений и новых методов лечения, что вдруг так резко могло измениться в этом мире за неделю?
– Ни-че-го, – ответил Дмитрий. – Совсем ничего не изменилось. Кроме того, что у вас появилось плюс два игрока, на сумасшедших позициях, в борьбе за научный прогресс, сквозь оборонительные редуты маркетинга и капитализма.
Елена вдруг начла громко кашлять. Глаза её наполнились слезами, она судорожно схватила платок и поднесла ко рту. Дмитрий быстро достал какие-то таблетки и спрей, протянул стакан воды, а я заметила кровь на платке.
– Извините, – стыдливо сказала Елена, – Дим, мне нужно выйти на улицу, – тихо добавила она.
– Хорошо, – ответил Дмитрий.
Тут я стала что-то подозревать…
– Мам, посидишь немного с Мишей? Я провожу, – сказала я растерянной маме.
Мы вышли из дома. Елене стало плохо, Дмитрий вёл её под руки. Спустившись вниз по лестничной клетке, он вызвал такси.
– Может скорую? – спросила я у них осторожно, пытаясь выявить симптом.
Дмитрий обернулся и ничего не ответил.
Елена сказала:
– Останься, поговори с ней. Я доеду сама.
– Ты уверена?
– Да…
Подъехало такси. Дмитрий аккуратно посадил Елену и, что-то сказав водителю, закрыл дверь. Сунув руки в карманы пиджака, он задумчиво подошёл ко мне.
– Пройдемся? – предложил он.
– Да, – согласилась я.
– Здесь есть тихое место?
– Парк, – предложила я своё последнее антисоциальное убежище.
– Подойдет, – ответил он.
Мне было неудобно. Мы шли молча. Я сбавила гонор, понимая, что стала невольным свидетелем человеческой драмы и, в этот раз, не я в ней главный фигурант.
Как-то даже не привычно…
Мы пришли в парк, прошли ларек с шаурмой и сели на лавочку. Вечерело. Дмитрий начал первым:
– Я буду честен с вами.
– Вы ничего мне не должны… – начала я, но он перебил:
– Позвольте мне открыться и немного послушайте. Признаться, я был очень удивлён, когда вы пришли ко мне и настойчиво потребовали, именно потребовали ресурсы института для решения каких-то своих проблем. Не скрою, меня возмутило это. Поначалу. Но потом я понял, что эти требования связаны с чем-то иным, кроме юной потребности в самореализации. Ваши глаза горели как дуговая сварка. И в конце нашей аудиенции, вы действительно в сердцах признались, что у вас есть проблема. Большая проблема. И видимо, эта проблема – болезнь ваших близких родственников.
– Я не говорила такого, – начала я защищаться.
– Но всё же, я догадался. А сегодня убедился в этом у вас дома. Поймите меня правильно, я должен был понять вас. Понять, что вы готовы биться. Готовы биться, до самого конца. Ведь так?
Я промолчала. Гадкие слезы потекли из глаз. Внутри меня разгорался вечный огонь, который никогда не угасал, с появлением первого рыжего волоска, сверху моей физиономии.
Дмитрий продолжил, мельком взглянув на меня:
– А сегодня и вы, кое-что увидели из моей жизни. Кое-что, что должно поспособствовать объединению наших сил в наших проблемах.
– Что у неё? – спросила я прямо.
– Рак легких.
– Стадия?
– Терминальная.
– Шансов нет.
Дмитрий потупил глаза. Я была очень резка, но в подобных делах, нужно называть вещи своими именами.
– Я должен хотя бы попробовать, – сказал он.
– Вы внимательно читали мой проект? Там только испытаний на пять лет по минимальному кругу.
– Тогда на что вы сами рассчитывали? Думаете, у вас больше времени?
– Я не знаю… У вас хотя бы диагноз есть. А у меня сначала мама, а теперь ещё и брат по схожей симптоматике.
– И что? Вы не готовы бороться? Если мы не успеем, так может у вас получится!
– Думаете, я не готова за них глотки рвать?! – спросила я с вызовом.
– Ладно, давайте сбавим градус нашей беседы, Дарья. Вы ведь не дослушали. У меня есть предложение. Я пришёл к вам не за пустой болтовнёй. Готовы послушать?
Я кивнула.
– Мы предложим вашу разработку военно-медицинской академии. Елена назначила встречу с их представителями. Там должны заинтересоваться таким проектом, с помощью которого, любого человека можно излечить, путем моментальной диагностики, с последующим направленным импульсом в поврежденную область человеческого организма, для вызова процесса регенерации органов или участков тела, из искусственного резерва расширенного иммунитета. Там всегда мечтали о неуязвимых биороботах.
– Как-то страшно это всё. Военные? Да они же придурки!
– Дарья… Принесите завтра все свои документы, мы оформим вас задним числом в список наших сотрудников и поедем на встречу.
Дмитрий встал, чтобы уйти и добавил:
– И я вас очень прошу, будьте сдержаны. Это наш последний и единственный шанс быть с теми, кого любим.
Часть четвертая.
«Важное заседание»
На следующий день, меня провели по красным коврам министерства обороны и посадили за длинный резной стол, в окружении усато-пузатых генералов, увешанных медалями и орденами с кучей золотых звезд на погонах.
Суровые дядьки в формах, переговаривались между собой гнусавыми голосами о самом важном из жизни офицеров: погоде, давлении и медных самоварах на своих дачах. Через некоторое время, во главе стола, появился самый суровый из суровых, и судя по количеству звезд на погонах и орденов на пузе – самый главный из главных. Все военные незамедлительно встали и вытянулись во весь рост, смешно вытянув свои трехэтажные подбородки в сторону хрустальных люстр на потолке. Кто-то ткнул меня под ребро, и я вскочила, пытаясь изобразить покорность со смирением на своём хамоватом лице, при этом вытянув руки по швам, словно дворовая собака перед своим хозяином, в ожидании вареной сосиски.
– Прошу садится, – сказал генерал.
Пока остальная часть генералитета усаживала свои тучные тела с диким грохотом стульев и металлическим лязганьем всех своих многочисленных наград, я тихонько спросила Дмитрия:
– Вы же говорили, что мы сначала поедем в военно-медицинскую академию?
– Когда они поняли, что мы от них хотим, сразу собрали министерскую комиссию на заседании, в академии таких вопросов не решают, – шепнул мне Дмитрий в ответ.
– Господа офицеры, – монотонно заговорил главный генерал, – Сегодня я собрал вас для вынесения совместного решения, по вопросу новейшей разработки у наших коллег из научно-исследовательской медицинской лаборатории. Прошу внимательнейшим образом их выслушать, вам слово господа.
Пока я трясла ногой под столом от страха или это нога трясла меня, слово взял Дмитрий:
– Всем добрый день, я директор института Ковалёв Дмитрий Николаевич. Это мои коллеги, Смирнова Дарья Сергеевна и Тихонова Елена Константиновна. Не так давно, Дарья Сергеевна окончила медицинскую академию с красным дипломом и пришла к нам с готовым проектом, согласно расчетам которого, в научных кругах появилась возможность создать перспективную и прорывную разработку в области науки, не имеющую аналогов во всем мире.
От переживаний я начала краснеть и стала похожа на испанскую тряпку тореадора.
– Поясню, в чём заключается суть разработки без научной терминологии и прочей демагогии, – продолжил Дмитрий. – Речь идет о создании биологического вируса, на базе компьютерного искусственного интеллекта, посредством которого, человеческий организм получает возможность полной регенерации поврежденных участков тела или внутренних органов, за счет внедрения в него дежурного набора химических соединений, стимулирующих борьбу и излечение ото всех известных миру заболеваний, ран и даже тяжелых увечий. Мы предлагаем создать искусственный иммунитет для человека, с внешним диагностическим сканером, управляя которым, человек будет способен к самоисцелению и регулировке всех важных процессов в организме.
Генералы хмурили важные лбы, пытаясь прийти к общему пониманию сути, посредством усиленной мозговой активности, но за пустеющими военными глазами, внутри крепких черепных коробок силовиков высших военных ведомств, плюшевая обезьянка стучала в свои барабанные тарелочки, наигрывая незатейливые мелодии и наотрез отказываясь переводить заумные слова Дмитрия, в простую и доступную форму.
– Дмитрий, – обратился к нему главный генерал, – поясните, пожалуйста, в примерах, на что способна ваша разработка и чем она будет полезна военному ведомству, а то не совсем понятно.
– Если солдату в бою оторвет ногу, – заговорил другой генерал, – она что вырастет заново?
– Нет, не вырастет, – ответил Дмитрий. – Пока не вырастет. Но он точно не умрет от кровотечения, и будет сохранять сознание, не чувствуя боли. Наш проект позволяет создать неуязвимых универсальных солдат нового поколения.
Генералы оживились и зашептались, главный генерал удивленно вскинул мохнатые брови и принялся что-то записывать. Я стукала ногой под столом от волнения и хлопала глазами.
Посыпались вопросы со всех сторон:
– У меня рак у жены, от рака спасает? – спросили в углу.
– Спасает. На любой стадии. Внутренние органы регенерируются, – ответил Дмитрий.
– И печень можно восстановить? – озабоченно спросили о чём-то своём, особо важном, с другой стороны.
– И печень.
– А вот если пуля в голову? – резонно спросил кто-то с краю.
– Искусственная кома, реанимация и купирование кровоизлияния до прибытия полевых хирургов.
– А в ногу? – добавил кто-то ещё.
– Будет бегать, даже не почувствует, – продолжал Дмитрий отбиваться от назойливых вопросов.
– Мне нужно глаз восстановить, у меня протез, вот глаз можно?
– Найдете донорский – сделаем вам глаз.
– А инсульт?
– Полностью контролируется самодиагностикой.
– Господа, господа, успокойтесь! Товарищи офицеры, я призываю вас к порядку! – нервно кричал главный генерал, пытаясь остановить шкурные вопросы, но его подчиненных уже было не остановить.
Посыпались более острые вопросы от старых дедов-маразматиков, после которых я едва сдерживала смех:
– На потенцию влияет?!
– Срок жизни увеличивается?! На сколько?!
– Можно как-то жену омолодить?
– А ногу вместо протеза пришьют?
– Суставы омолаживает?!
– А если руки дряблые и спина, можно как-то накачать?!
– Волосы-то на голове вырастут?!
– Ответьте про потенцию!
Дмитрий успевал только головой из стороны в сторону мотать, генералы рвали и метали, перебивая друг друга, Елена тихо смеялась, закрыв лицо руками, а я грызла губу и молча тряслась, чтоб не прыснуть от раздирающего меня изнутри хохота.
Главный генерал стучал кулаком по столу изо всех сил. Возбужденные генералы неохотно успокоились и расселись по местам, с горящими от энтузиазма глазами.
– Дурачьё! Устроили тут птичий базар! – сказал в сердцах главный и, достав скомканный платочек из кармана мундира, вытер им пот со лба. – В общем, так, – продолжил он, – Завтра я, поеду с докладом к верховному главнокомандующему, поеду и доложу сам!
Генерал гневно обвел глазами присутствующих подчиненных.
– Я уверен, что там вашим проектом так же заинтересуются. От вас мне потребуется полная денежная калькуляция, я должен знать, во сколько это всё обойдется государству и какие финансовые вложения предстоят. Так же важен срок выполнения, сколько это вообще, год, два, пятнадцать…
– Вот хотелось бы побыстрее, со сроками…, – послышалось тонкое замечание от генерала справа.
– Заткнись Самойлов! – не выдержал главный.
Самойлов стыдливо потупил глаза в пол и нервно застучал пальцами по столу.
– А теперь, – продолжил главный, – Я вас попрошу удалиться с заседания и оставить свои координаты для связи у секретаря на выходе, мне нужно поговорить с присутствующими коллегами тет-а-тет.
Не успели за нами закрыться двери, как я услышала отборный военный мат за своей спиной. Главный генерал принялся объяснять своим подчинённым на доступном для них языке, почему нельзя превращать важное заседание по вопросу новейших научных разработок в фарс и балаган, даже если на кону чья-то потенция или лысая голова.
