Анна Карчикян
Комната
Знаешь, я этим парням даже завидовал хоть и считал их малообразованными идиотами, им было гораздо легче чем мне, они меньше думали или не думали вовсе, держали всех в узде, да ещё и их за это уважали, боготворили. Жаль, что я не сумел стать таким же недоумком и наконец познать счастье.
Как-то раз я решил проследить за одной особой, было любопытно; где и как она живет, чем вообще дышит. Сев с ней в один и тот же автобус, я пристально наблюдал за её движениями, мимикой; со стороны могло показаться, что я какой-то маньяк или насильник, изучающий будущую жертву. Помню лишь то, что я, уставившись на неё за все время ни разу не моргнул. Она вышла на своей остановке, вокруг не было ничего примечательного: пустынные и грязные улицы, полуразрушенные дома, хрущевки, голодные бешеные псы, лающие друг на друга, и больше ни души. Она уверенно шла вперёд, не смотря под ноги, с гордо поднятой головой, и казалось, что она вот-вот споткнётся о что-нибудь и упадёт. Наконец дойдя до дома, она остановилась и бросила на меня изучающий взгляд, в котором отражалось отвращение. “Отстань от меня наконец”, проворчала она, но я не шевельнулся. “У меня уже есть молодой человек!” выкрикнула она раздраженная моей наглостью, на что я ответил, “мне плевать”. Она угрожала меня полицией, но и на эти угрозы я никак не отреагировал. Я играл роль настырного и бесстрашного мужчины, но как выяснилось, актер из меня никудышный, ибо волна страха захлестнула меня, а унимать дрожь становилось всё труднее и труднее. Она просто захлопнула дверью, а я уже начал жалеть, что во все это ввязался, “а что, если она натравит на меня своих старших братьев или каких-то знакомых, а что если они уже ждут возле моего дома с дубинками или ножами?” подумал я, и постоянно оборачиваясь назад, старался себя успокоить. По пути домой, разгадывал причину своих поступков, может, я уже настолько отчаялся, что подсознательно пытался выяснить корень этого отвращения, заставлял ей поверить в мою непоколебимость и решительность, тем самым влюбив в себя иль быть может с целю потащить в постель? Какой же бардак в моей голове, смогу ли я его убрать когда-нибудь? Возможно, это происходит из-за нехватки любви, жажды быть к чему-то или к кому-то привязанным, нужным, желанным. Как тогда, так и сейчас я чувствую себя одним из тамошних псов, с разинувшей пастью, пустым желудком, мечтающий хотя бы о кости, которую никто не соизволяет дать.
Когда уже стемнело, по привычке я вглядывался в окна чужих домов, где горел свет, думая, что вероятно в одном из них есть человек, которому я необходим, и что рано или поздно наши судьбы переплетутся.
Папа, ты знал, что я курю? Да, уже несколько лет я заполняю свою внутреннюю пустоту табачным дымом, отчасти у меня есть лишь пара друзей не считая своих стен: сигареты и одиночество. Курю я уже четыре года, но боюсь, если я расскажу тебе причину того, из-за чего я вообще начал, ты либо разочаруешься во мне, либо не захочешь вовсе меня знать. Я был влюблён, разумеется, не взаимно, и это меня просто убивало. Видя в ней недосягаемую цель, я нарисовал для себя тернистый путь боли, который должен был пройти босиком, пока вся кровь не вытечет из жил, пока от истощения не потеряю сознание, пока не умру. Жертвуя своими интересами и полностью проигнорировав свое “Я”, мне приходилось подстраиваться под неё; мне казалось, что если я стану на неё похожим то она обратит на меня внимание, начнет замечать, что у призрака так лихорадочно преследовавшего её тоже есть чувства, плоть, и сердце, которое он готов был без раздумий подарить ей. Очарованный этой энергичностью, красотой и обаянием, я занимался самообманом, убедив себя в том, что музыка в принципе не так уж и важна, моё счастье тоже второстепенно, я готов был отказаться от своих единственных и преданных друзей ради толики её нежности, связать себя узами брака, в котором мое настоящее “Я” пожизненно находилось бы в колонии строгого режима. Отдаться в добровольное рабство ради одного единственного лакомого кусочка, вероятно я жил впроголодь всю жизнь, или являлся подлинным мазохистом. Если бы сатана существовал, я бы заключил с ним сделку, отдав всё что угодно взамен её любви. Страшно об этом даже думать, я чувствовал себя настолько обречённым, что хотелось выброситься из окна, попасть под колеса машин, провалиться сквозь землю, но не сознавать своё столь плачевное состояние. Преследование стало моей потребностью на ровне с пищей, водой и воздухом. Я гнался за ней как умалишенный, хотел запомнить все мельчайшие детали, её голос, черты характера, стиль одежды, часто поднимаемые темы разговора, музыкальные предпочтения, жестикуляцию, поведенческие особенности, в общем, всё что только можно знать о человеке. Иногда это даже выходило за пределы разумного больше походив на неистовую одержимость; я был не властен над своими мыслями и поступками, они сами управляли мной выбрав своим катализатором мое изувеченное тело.
В то время я отлично рисовал, бывало оставался после уроков чтоб дорисовать картину. И вот однажды, мне приспичило нарисовать её портрет, на который я потратил несколько бессонных ночей, уйму времени и сил. Я свято верил в существование небольшой вероятности что она, всё-таки, передумает, расстанется со своим кавалером воссоединившись со мной, что не всё потеряно, и солнечный свет коснётся моей побледневшей кожи. Но она, увидев плод моих стараний, пренебрежительно фыркнув, посчитала нужным лишний раз напомнить о наличии партнёра, закрыв тем самым мой рот на замок и искоренив все мнимые ожидания. Я, облачённый в глубокий траур, завернул в мятую тряпку последнюю надежду и с неподдельной горечью оплакивал её во время похорон. После этого, купив в первый раз курево, я направился на смотровую площадку откуда открывался прекрасный вид на ночной город. Сев на ступеньку, я вынул из пачки одну, и утешив себя нелепым вздором, что это первая и последняя сигарета, зажег её. “я на дне, на самом дне” единственная мысль, которая проскакивала в уме в тот злополучный день.
Ты бы только видел: скрежет зубов, обгрызенные ногти, неизъяснимое волнение, её очертания при свете ночных фонарей, уверенная неспешная походка, блаженная тишина, если не брать во внимание звук собственных шагов; все это смешалось воедино, образовав необъяснимую сказочную атмосферу. Хоть я и знал, что иду в никуда, а все дороги приведут к неминуемой гибели; использовав свои страдания вместо топлива, я, изнемогая, выдавливал из себя несколько вымученных слов, дабы написать очередную песню про сокрушение; а для усиленного эффекта, подходил ближе к мусорному ящику чтоб надышаться вонью и чувствовать себя в своей естественной среде. Мне хотелось плакать, прижавшись к кому-то прося о помощи и защите. Неподалёку появились играющие дети, и только тогда я заметил, что уже рассвело. В глазах двоилось, от раздумий трескалась голова, словно чёрная дыра поглощала все мысли, оставив одну лишь пустоту в черепной коробке. Внутренности сжимались от понимания того, как цинично распоряжаюсь своими чувствами использовав их как ресурс для достижения мифических целей; будто живущий во лжи бездарный актер, гиперболизирующий всё вокруг ради пополнения ещё одним грошом копилку сделанную из слёз, тоски, и терзаний. Я повзрослел, теперь уже не смогу играть вместе с детьми; это покажется странным, косые взгляды сразу направятся на меня пробудив в памяти мысль о необходимости вести себя как заурядный, серый, разочаровавшийся во всем человек, мечущийся из стороны в сторону, ради сохранения небольшого места под солнцем, погрязший в безотрадной рутине: работа, дом, семья, работа, дом, усталость, нелюбимый ребёнок, ворчливая жена, зарплата спущенная на бытовые нужды, работа, и так, годами, до самой гребанной смерти! А ведь совсем недавно я играл в футбол, бегал, веселился; неужели теперь мне нельзя себе этого позволить? Эй, люди, что с вами стало, с каких пор вы начали разрушать карточные домики, и строить настоящие? С каких пор вы начали порочить себя думами о деньгах и репутации? Когда вы успели испортиться? Мне страшно быть таким как вы, одним из вас; куклой, чучелом, заведенной игрушкой в чьих-то руках. Собрать себя по кусочком из чужих индивидуальностей, быть никем считая себя особенным, словно сама вселенная крутится вокруг вас, однако правда в том, что вселенной плевать на каждого. Вспомнились слова Гамлета, и я стал цитировать его в уме: “Какое чудо природы человек! Как благороден разумом! С какими безграничными способностями! Как точен и поразителен по складу и движеньям! В поступках как близок к ангелу! В воззреньях как близок к Богу! Краса вселенной! Венец всего живущего! А что мне эта квинтэссенция праха?”. Мяч покатился к моим ногам, ребята с улыбчивыми мордашками смотрели на меня, ожидая, что я верну его им; и в этот самый момент мне захотелось разрыдаться.
В детстве мне нравилось, когда меня брали на руки. Я смотрел свысока на всех, возомнив себя птицей или королем мира, нравилось чувствовать теплоту заботливых и родных рук, лица любящих людей, не наигранные улыбки, предчувствие безоблачных дней; часами глазеть в голубой небосвод, не замечая ничего кроме голубизны, а весь ад творящийся извне, оставшись за стенами комнаты не пачкал клочок моего неба. Теперь же, он в какой-то степени проник и в мою голову, разбив вдребезги стёкла розовых очков так, что осколки попав в глаза заставили их кровоточить. Прозрев, я увидел над собой тусклый потолок, прогоревшие чувства и усталые лица, а страх внутри всё рос без остановки от осознания, что это лишь малая часть того самого ада. Нет ничего ужаснее человеческого равнодушия, а именно безразличия по отношению к жизни, вот что я лицезрел в самую первую очередь. Моя мать так и никого не полюбила, сестра никому не стала доверять, а я, потеряв непоколебимую веру увидеть что-то кроме потолка, пишу тебе это письмо держа в уме так долго лишь один вопрос… возьмешь ли ты меня на руки еще хоть раз? Ласковые прикосновения в этой преисподней самый изысканный деликатес, а все ненасытные грешники добровольно соглашаются на всевозможные унижения, опускаясь ниже земли ради получения этого редкого вознаграждения. Потеряв рассудок в непроглядной тьме, человек способен на все: убить своих близких, чужих, себя, лишь бы прекратить боль и остановить мучения. Так легко ранить человеческую душу, вывернуть её наизнанку, высморкаться ею, ведь подобное преступление не карается законом, и даже божий суд над ним не властен, вероятно, он покинул свой пост, оставив нас всех на произвол судьбы. Сколько лести в доброте и правоты в злобе, что я невольно начинаю захлебываться в океане ненависти, барахтаться в нём не умея плавать, ибо её избыток всегда смертоносна. Знаешь, я решил не заводить детей, поскольку страх стать таким же безалаберным отцом как ты, взял верх над инстинктами.
Страшно жить”.
ГЛАВА 3
ВЫХОД
***
Чёрные силуэты сопровождают его в пустынный мир, чёрные вороны приземляются на плечи словно вестники дьявола, чёрные кошки с громким мурлыканьем идут следом как компаньоны чёрного призрака. Сверкают в темени этой лишь глаза животных, они горят ярко красным огнём, карканье птиц вводит в ступор, и нет дорог под ногами, нет кислорода. Чёрные сущности передвигаются по кровавым облакам в поисках своего драгоценного светила. Из плеч его вырастают чёрные крылья, а ненужные отвалившиеся руки он скармливает своим спутникам. “Где же ты солнце? Под какими тучами прячешься? Иль ты специально подвергаешь наказанию всех нас? Покажи же, какой мир под нами спит в твое отсутствие.” Чёрное солнце вырвавшись из объятий бездны, с судорожным трепетом изрёк: “Известно ли тебе, какие внизу ужасы творятся? Если бы ты только знал, если б только видел… не явился бы ко мне с подобной просьбой. Ты уверен, что, если я озарю нижний мир ты не лишишься рассудка?”. На этом моменте Наблюдатель, пробудившись от кошмара, нервно вытер пот со лба и не мог прийти в себя ещё несколько часов.