Андрей Георгиевич Захаров
Лингвист
– Когда я вернусь на планету восемьсот шестьдесят четыре с первыми поселенцами, я буду стар. И мне уже будет не нужен ни свежий воздух, ни зелёная трава. И ещё: если мы колонизируем эту планету, через несколько поколений с ней произойдёт то же самое, что и с нашей: мы уничтожим воздух, уничтожим растения, уничтожим животных. Мы принесём этим… – он на мгновение остановился – видимо, хотел сказать «приматам», – этим гуманоидам так называемый технический прогресс, и через несколько поколений уже вместе с ними будем кружить по всей Вселенной в поисках очередной планеты для выживания. Этот процесс будет бесконечным, потому что мы созданы для разрушения. Всё наше созидание в конечном итоге приводит к разрушению.
– Тогда Вам нужно убить меня, потому что я не полечу обратно.
– Хорошо, – абсолютно безэмоционально отреагировал командир.
В следующее мгновение оба выхватили какие-то предметы, прикреплённые у каждого на груди. Короткие лучики полетели туда-сюда. Ещё через мгновение помощник безжизненно открыл рот, выпучил маленькие глазки и завис в невесомости.
Я не сразу поверил в такой стремительный поворот событий. Неужели я вернусь домой? Неужели этот кошмар закончился?
– Командир, спасибо Вам, – поблагодарил я. – Командир… Командир, что с Вами?
Я бросился к нему. О, нет!
Я заметил на его жирной шее дырку. Он судорожно дёргал своими маленькими веками и беспрестанно открывал-закрывал рот, словно ему не хватало воздуха.
– Надо… нажать… – он говорил хрипло, еле слышно, – нажать… на.. дисплее… планета… восемьсот… восемьсот… восемьсот…
– Шестьдесят четыре, – докончил я, понимая, что, если он умрёт раньше времени, я останусь болтаться в космосе. – Хорошо-хорошо, а что дальше?
– Дальше… кнопку… – Он замолчал.
– Какую? Какую кнопку? – Почти заорал я, боясь так и не узнать этого.
– Посадка… просто кнопку «посадка». – Его глаза закатились. Я решил, что это конец и уже направился к пульту управления, но тут опять услышал хрипы.
– Воздух… Какой у вас чистый воздух… – Командир смотрел почти жалобно. От его маленьких глаз отделились две прозрачных капельки и повисли в невесомости. Я обалдел. Неужели это слёзы? Оно, это сухое, безэмоциональное существо, плачет? – Воздух… берегите его…
– Хорошо, – отстранённо произнёс я, лишь бы что-то сказать. Но неожиданно мне в голову пришёл вопрос: – Командир, а как, всё-таки, называется Ваша планета? Я так и не запомнил названия, – спросил я, уже не надеясь получить ответ.
Из гортани раздавался только шёпот. Я наклонился к нему, чтобы разобрать. Ещё через мгновение глаза его окончательно закатились, и он замер. Теперь уже навсегда.
Из его шеи струилась кровь. Она висела в невесомости сотнями маленьких капелек. Какой необычный цвет у крови, подумал я, – красный. В то же мгновение я вспомнил о своей раненой руке: моя жёлтая кровь от небольшой царапины уже засохла и на зелёной коже, как обычно, была практически не видна.
– Земля, – словно эхо повторил я последнее слово командира. Какое странное название! Что оно означает? На миг мне стало жаль эту неведомую планету, но только лишь на миг. Какое мне до неё дело?
Я подобрался к дисплею, набрал на нём всё так, как велел командир, и заметил, что звездолёт меняет направление движения. Уже в скором времени через главный иллюминатор я смог увидеть свою родную планету – Омалунт. Она сверкала посреди космоса голубыми просторами океанов, безбрежной зеленью лесов. Над ней было чистое, ясное небо.
Нет, не хочу быть космонавтом, подумал я. Я – лингвист. И точка.
