Анастасия Константиновна Дока
Полярные чувства
Глава 16
Минуту оба сидели молча, но складывалось впечатление, что общение происходит телепатически. Алексей хмурился, о чем-то раздумывая, Егор смотрел невинно, то и дело растягивая и без того огромный свитер. Потом роли поменялись: первый улыбался, словно видел перед собой старого знакомого, второй скалился, как дикий зверь. Когда Егор снова бросился в ванную, вернулся с щеткой, плюхнулся на стул и замер, подобно каменному изваянию все с той же щеткой во рту, Алексей заговорил:
– Ну Егор, рассказывай, что ты делал возле нашего дома?
Он не был уверен, что это Егор подложил фотографию с лисой, вернее, не был уверен до конца, но этот псих на данный момент был самой подходящей кандидатурой.
Парень долго смотрел на него и в тоже время не видел: безучастное выражение лица, замершая щетка. Про себя Алексей подумал, что так долго чистить зубы – это странно, хотя для такого, как этот псих может быть и норма. Егор медленно поднялся, снова дошел до ванной, закончил свои дела и сел обратно. Теперь его лицо было живым: полуулыбка и глаза… Страшные глаза.
– Я люблю Василису, – просто объяснил он и добавил с легким смущением, – извините, если вам это мешает. Я хотел жить рядом, чтобы просто каждый день ее видеть.
Алексей был в растерянности. Такой откровенности и наглости не ожидал. Кулаки сжались под столом, желваки заходили ходуном, но пока он себя сдерживал. Выдохнул и спросил:
– А пугал зачем? Мозги любовью отшибло?
– Пугал? Я не пугал, я люблю ее со школы, и осам она нравится. Когда умирает очередное животное, мы представляем, понравилось бы ей это или нет.
– Что за бред ты несешь?! – Алексей выходил из себя и мысленно представлял, как бьет этого придурковатого парня.
Егор широко улыбнулся:
– Вам повезло. Василиса очень красивая, и умная, и добрая, и, у нее чудесные волосы: рыжие, как огонь.
– Романтик хренов, давай по делу. Зачем ты ее преследуешь?
– Осы говорят в этом нет ничего плохого. Просто смотреть на любимую девушку и мечтать… – он подавил вздох, – вам очень повезло, а мне только остается мечтать.
– Какие на хрен осы?! Что ты мне тут втираешь? Предупреждаю, узнаю, что ты еще что-нибудь оставил моей жене, – Алексей перегнулся через стол, – убью.
– Осы не любят такие слова, – спокойно произнес Егор, – мы с ними предпочитаем слова «принести в жертву».
– Ублюдок, – Алексей вскочил и с размаху нанес удар в челюсть.
Егор повалился на пол, ударился головой и как маленький запричитал:
– Что я вам сделал? Больно же!
Алексей видел, как глаза парня заслезились, но через секунду превратились в ледышки. Ему стало не по себе.
«Правду говорят, психи – они и есть психи», – подумал он про себя, перешагнул через уже сидящего на полу Егора, ни капли не сомневаясь, что именно он убил Ксюшу и двинулся в коридор.
– Теперь я не думаю, что вам так уж повезло. Василиса не может любить такого, как вы! Она вас бросит!
Обернулся, по-прежнему сжимая кулаки и с усмешкой, поинтересовался:
– Ради тебя, что ли?
– Осы говорят, все возможно. Маме колбасу купил, она ее любит, а осы всегда правы. А вы нет.
– Что ты несешь? Псих.
Дверь захлопнулась.
После того, как Василиса поделилась с мужем всеми своими страхами, действительно стало легче. Было ли все еще страшно? Да, но немного спокойнее. Заправляя кровать, она подумала, что еще спокойнее будет, когда ее Лешка вернется домой. С сюрпризом. Что он подготовил? Любопытство терзало с такой силой, что как только она обнаружила, что супруга нет в постели сразу начала заваливать его сообщениями: «А этот сюрприз можно надеть? Или он съедобный? А какого он цвета? А он большой или маленький? А ты мне подобное уже дарил?» Ответ был один: «Василек, ты как ребенок! Жди!» И она ждала, а чтобы не сойти с ума от ожидания снова напекла гору блинов, половину съела, обильно смазав сливочным маслом, сходила в магазин, купила ненавистную ранее копченую скумбрию, и, вдыхая аромат рыбы, решила прогуляться проторенной дорожкой.
Она шла через парк, наслаждаясь морозной свежестью, представляя, как весело им с Лешкой будет, когда на свет появится ребенок. Дошла но новой пиццерии, в которой, несмотря на раннее время – всего десять утра, уже было полно народа. Она пиццу не любила и не понимала людей, готовых заказывать подобную гадость еще и на дом. Мама приучила ее печь пироги – этого было достаточно. Василиса решила, что сегодня подаст на стол кулебяку с сыром и мясом, улыбнулась и пошла дальше. У входа в кафе остановилась. На сердце стало грустно. За тем столиком, что сейчас занимала пожилая женщина с мальчишкой лет шести, они в последний раз сидели с Ксюшей, взяли, как всегда шоколадные маффины. Василиса вспомнила улыбку рыжей девушки, ее манеру закатывать глаза, когда очень вкусно и стерла слезу. Она выбрала столик у дальней стены, почти в самом углу, сняла с головы любимую красную «таблетку», положила возле меню, там же поставила пакет с рыбой.
– Ничего уже не будет, как прежде.
– Простите?
Рядом стояла официантка – девушка лет на пять моложе. У нее были глаза подведены черным карандашом. Подведены так же, как это делала Ксюша. Василиса не сдержалась и зарыдала в голос.
– Вы в порядке? Может, воды? Вам чем-то помочь?
Василиса отчаянно замотала головой.
Официантка не уходила, и по ее страдальческому лицу было заметно, что в такой ситуации она впервые и боится за последствия. А вдруг, кто-то решит, что это из–за нее плачут? Не зная, как быть, она наклонилась к Василисе и прошептала:
– Если я вас чем-то обидела, извините. Я, наверно, полезла не в свое дело.
Василиса подняла заплаканные глаза и с трудом прочитала имя на бейджике:
– Ксения. Вы тоже Ксения!
Слезы.
Официантка подумала и все же решила ретироваться. Больше никто не подходил. Когда горе, казалось бы, опустошило всю душу, и плакать стало нечем, Василиса взяла меню и подняла руку. Та же официантка тихо поинтересовалась:
– Вы готовы сделать заказ?
– Простите, – так же тихо ответила Василиса, – это все гормоны. Принесите мне что угодно, только не шоколадные маффины.
– Наполеон хотите?
– Хочу.
– Мне он и самой нравится. Вкусный.
Василиса грустно улыбнулась.
Когда муж вернулся домой, она уже не испытывала такой радости от предвкушения подарка, потому что, пока его не было, все думала о Ксюше и о том человеке, который смог лишить ее жизни. Думала о ее родителях, друзьях, о всех тех, кто любил рыжеволосую девушку. И не понимала, как можно совершить такое, ведь ей самой не приходилось сталкиваться с человеческой жестокостью. Окруженная любовью и заботой с самых пеленок, Василиса выросла в полной уверенности, что жизнь, если и не сказка, то достаточно позитивный фильм. То, что произошло с Ксюшей просто не укладывалось в картину ее мира.
– Василек, все хорошо? – объятия, поцелуй.
Она вздохнула, но ничего не ответила.
– Ты из-за трагедии с Ксюшей? – понял Алексей и прижал супругу сильнее, – это ужасно, Василек, но все, что ты сейчас можешь сделать – это не забывать ее. Ну, улыбнись. Василек, помни, ты теперь не одна. Постарайся держаться, а я буду рядом, договорились?
– Ладно, Лешка, я постараюсь.
– Смотри, что я тебе привез, – он протянул небольшую коробку, при одном взгляде на которую сомнений не оставалось, ведь точно такую же она сама подарила маме на день рождения.
– «Биби», – радостно воскликнула она, снимая крышку, а потом еще долго вертелась перед зеркалом, рассматривая красный с черными бабочками головной убор, вот только ее глаза были грустными. Василиса представляла Ксюшу. Ей бы эта шляпка тоже подошла.
Потом они вместе готовили кулебяку, шутили, смеялись, занимались любовью, а после Василиса с наслаждением поедала скумбрию, а ее муж смотрел и не мог понять, за какие такие заслуги ему досталось это рыжее чудо. В памяти всплыл разговор с Егором, и Алексей, глядя на то, как жена причмокивает от удовольствия, про себя решил, что еще одно послание, и он его действительно убьет. Страдать никто не станет, зато одним психом-убийцей станет меньше.
Глава 17
Александра, как и обещала, позвонила своей знакомой журналистке и попросила как-то попытаться отрегулировать происходящее в средствах массовой информации. Та пообещала помочь. Она и сама понимала, что все эти заголовки о бездействующей полиции и разгуливающем убийце делают только хуже. Ситуация и так накалена до предела и было еще не известно, не на руку ли это самому маньяку, а если так, то он явно не заслуживал подобной славы. На том и попрощались.
Иван уехал, едва поступил звонок на мобильный, ничего не объяснив, бросив дежурное «не волнуйся». Селиверстова переживала, что произошло это, едва он погрузился в глубокий сон. Проходя мимо, она слышала его мерное дыхание и улыбалась, глядя на безмятежное лицо, что в последнее время видеть почти не доводилось. Провожая друга, в очередной раз хотела прямо спросить, почему он так встревожился, взглянув на экран и в очередной раз не сделала этого. Она ведь дала ему понять, что готова выслушать, значит нужно дождаться, пока он сам решит поговорить. Пока, видимо, не готов.
Соколов так и не приехал. Не хотелось признаваться, но она ждала: посматривала на телефон, пока заваривала чай, пока делала бутерброды, доедала яичницу… То и дело надеялась услышать звонок в дверь, ничуть не сомневаясь, что старушка-соседка, проводящая пол дня на скамеечке возле дома, впустит его в подъезд, как это делала всегда. И еще Александра записывала новые данные. Последнее заставило отвлечься – она с азартом погрузилась в дело о Шифровальщике.
Она знала, что сегодня по базе проверят Егора Петрова, необычного убийцу с самой обычной фамилией, а завтра с утра начнут сверять улики, адрес уже знали. Про себя детектив заметила, что сообщение личной информации о пациенте, пусть и бывшем, заслуживало не только выговора – увольнения, но и не могла не признать, что для них такое необдуманное поведение сотрудника было выгодным.
Составив из листков с записями женский силуэт, величиной в собственный рост, она легла рядом и принялась за мысленный диалог с бумажной «женщиной». Это было невозможно объяснить, но, несмотря на тот факт, что вопрос о поимке Шифровальщика был практически решен, Александру что-то в этой истории смущало – интуиция настойчиво шептала: «Все не так просто…», и детектив всматривалась в силуэт снова и снова, перечитывала написанное, пытаясь ответить на вопрос: что именно ее беспокоит. Ответа не находила, однако чувствовала: дело именно в незнакомке.
Наступила холодная ночь. Александра надела вишневый свитер с высокой горловиной, который ее мать ненавидела настолько, что громко фыркала, стоило дочери в нем появиться и легла обратно. Она никогда не понимала, чем он ей не угодил, но причины ее мало волновали – в нем она чувствовала себя комфортно. Более того, он принадлежал к тем вещам, что Селиверстова приобрела со своей первой зарплаты в органах.
Мать объясняла, что причина кроется именно в этом: она ненавидела работу в полиции, не лучше относилась к тому, что дочь стала детективом, но Александра подобному объяснению не верила. Это же верх глупости! Она спрятала лицо в мелкой вязке, прикрыла глаза. К тому, что люди вокруг уступают в сообразительности и часто в интеллекте, Александра привыкла, но признать, что собственный IQ передался не по наследству была не готова.
Свитер приятно грел, цвет радовал глаз и тоже согревал. Селиверстова перевернулась на живот, и, не спуская глаз с надписей, продолжала думать о каких-то, пока еще иллюзорных несоответствиях.
Что-то здесь не так.
Последней мыслью перед тем, как погрузиться в сон, было упоминание последнего свидетеля о синих волосах. Потом детектив крепко заснула, так и не успев понять, почему именно этот факт так ее встревожил.
А на следующий день Шифровальщика взяли. По дружбе и за неоднократное оказание помощи следствию, следователь дал согласие на присутствие Александры во время допроса, правда только за зеркальной стеной, но она была бесконечно рада и этому: увидеть убийцу и проверить собственную интуицию Селиверстова хотела с того самого момента, как получила от Бриза первый шифр.
Егор Петров, он же Шифровальщик оказался невысоким щуплым мужчиной двадцати трех лет. Его волосы на самом деле были синими и блестели так, будто их обладатель использовал профессиональные средства по уходу. Впрочем, этого никто не исключал: криминалисты все еще находились в квартире и о своих находках пока не сообщали.
«Было бы весьма любопытно получить подтверждение моей мысли», – с улыбкой подумала детектив, продолжая рассматривать маньяка. Его одежда представляла собой тандем из серых джинс и черного растянутого свитера. На ногах черные зимние ботинки фирмы Вранглер 43-45 размера. Взглянув на свитер, Александра сразу подумала о своем вишневом: та же мелкая вязка, высокий и широкий воротник. Она и сейчас была в этом свитере и почему-то испытывала дискомфорт – хотелось поскорее его снять, лишь бы не ощущать того, что она сейчас испытывала. Это было довольно странной мыслью, но ей казалось, что наличие подобной вещи роднит ее с Шифровальщиком, а сразу за этим последовала вереница иных рассуждений: о том, что вот такой обычный с виду парень способен на убийство, о том, что ее мать, возможно не зря ненавидит этот свитер, о ее и о собственном интеллекте, и о неустойчивости психики.
Глядя на резкие перемены, происходящие с преступником при тех ли иных вопросах, Селиверстова вспоминала себя в подростковом возрасте. Тогда ей казалось, что она может быть опасна для общества, так порой хотелось избить собственную одноклассницу, смеющуюся над ней, знающей некоторые предметы не хуже, а то и лучше преподавателей. А мысли, возникающие при взгляде на тот или иной цвет вообще казались ненормальными. Задумывался ли Шифровальщик о том, насколько его поведение опасно? И когда он понял, что болен? И понял ли? Или в клинике чувствовал себя как на курорте, не осознавая происходящего? Ведь бывает и такое. Иногда он прямо смотрел на следователя и отвечал нормально. Именно так отвечала бы она сама, если бы вдруг пришлось отвечать на подобные вопросы. А иногда… одним выражением лица выдавал свою сущность. Сущность шизофреника.
Селиверстова знала, что для данного заболевания характерна бессвязная речь, но сталкивалась с подобным впервые и поэтому с любопытством слушала Егора Петрова, спокойно излагающего подробности преступлений, параллельно с этим рассказывая, как он выбирал колбасу для мамы и договаривался с осами о следующей жертве. Что из этого звучало наиболее дико, Александра не знала, но человек, в чьих глазах то и дело проскальзывал ледяной холод, вызывал страх и… жалость. Селиверстова даже представлять не хотела какого это жить с таким диагнозом. Не иметь друзей и знать, что все считают тебя ненормальным. Терпеть издевательства окружающих. Не чувствовать любви даже от собственного отца, принимать подачки от старшего брата. Быть изгоем, лишенным человеческих радостей.
Так рассказывал сам Шифровальщик, но что из этого являлось правдой, а что иллюзией больного мозга сложно было понять, по крайней мере здесь, в стенах участка. За ответами Александра собиралась обратиться к его личным вещам, к привычной среде, с нетерпением ожидая звонка от Ивана. Сейчас же она была свидетелем завораживающе-опасного спектакля, главные роли в котором каждую минуту менялись. В итоге складывалось впечатление, что это не Егор Петров болен, а все они.
– Итак, вы утверждаете, что это осы приказали убить всех трех женщин, я правильно понимаю? – спросил Рукавица.
– Я же говорю, осы просят жертв, а убить женщин просил голос.
– То есть помимо ос есть еще и голос.
– Я так и сказал.
Вздох.
– Вы вздыхаете, а осы говорят, что излишнее потребление кислорода вредно, а еще у нас дома редко бывали шоколадные конфеты, а правильное питание очень важно. Та женщина питалась неправильно, она ела пиццу. Гадость, – Егор поморщился.
Снова вздох.
– Лицо вам тоже осы разукрасили или может быть голос?
– Нет, это му…
– Не важно, – довольно резко перебил Рукавица, – вернемся к убийству. Этот голос? Он называл конкретные имена или жертв выбирали вы сами?
– Жертв выбирали осы, но записки просил оставлять голос.
– А он как-то объяснял, зачем нужны эти записки?
Егор почесал щеку, и на миг его зрачки словно застыли, а лицо приняло безучастное выражение. Александра прижалась к стеклу, ожидая, что сейчас прозвучит какой-то очередной ошеломляющий факт, наподобие того, когда Шифровальщик заявил, что осы разрешают ему есть ровно сто десять грамм мяса или то, что они говорят, будто черный свитер очень ему идет, и он действительно удивил:
– Не объяснял, но пообещал, что она меня полюбит.
– Кто она?
– Василиса, – ответил он, и его лицо озарилось искренней улыбкой. В этот миг он даже выглядел довольно симпатичным.
Неужели это имя той таинственной женщины, из-за которой и произошли убийства?
А потом Шифровальщик выдал фразу, смысл которой не понял никто из присутствующих:
– Я люблю ее, и она уйдет ко мне, потому что осы говорят, он слишком жесток.
Егор Петров письменно сделал признание в убийствах, хотя и настаивал на том, что ради любви можно было пойти и не на такое. Чувства вины не испытывал. Медицинская экспертиза подтвердила, что он не здоров и страдает шизофренией недефицитарного типа, подразумевающей наличие бреда, галлюцинаций и расстройства мышления. Был проведен следственный эксперимент, в ходе которого он спокойно показал, как душил своих жертв. Единственное – не помнил, как их связывал и раздевал, но врачи пояснили, что такое возможно. И теперь Александра сидела дома и рассуждала о том, как дальше сложится судьба Петрова. Было весьма несправедливо то, что его жизнь, пусть и в лечебном учреждении продолжится, тогда, как несчастные женщины больше никогда не сделают вдоха.
Она убирала записи по делу о Шифровальщике в стол, когда приехал Иван.
– Привет, Пуля. Ну, что скажешь? – он выглядел усталым, но держался бодро. Вымученно улыбался.
– Он болен, так что…
– Его не посадят.
– А что обнаружили в квартире?
– Ты, Пуля, не поверишь, абсолютно все, что подтверждает: убийца-он и его не подставляли. Отпечатки повсюду.
– Любопытно. Перечисли улики, я запишу, – она потянулась за чистым листом.
– Зачем? Дело ведь раскрыли.
– Не могу объяснить, просто перечисли.
Иван открыл нужный файл на телефоне:
– Вязаные перчатки черного цвета, огромная черная куртка с меховым капюшоном, ботинки Вранглер 43 размера, красная маска быка-дьявола, а на ней его отпечатки. Во дворе найдена та самая черная «шкода октавия», а в ней рыжий волос первой жертвы. Что тебе еще нужно?
– Не знаю, Бриз, а что-нибудь связанное с этой Василисой Исаевой обнаружили?
– На письменном столе ее фотография и не одна – восемь, с разных ракурсов. Есть даже снимок, где Василиса с мужем гуляют в парке. А в его спальне лицо Василисы занимает пол стены. Оказывается, он еще и блог вел, где описывал свои преступления. Там же и упоминается Рыж, думаю, она и есть Василиса. Кстати никнейм в блоге он составил по примеру собственного шифра. Посмотришь? Я сфотографировал.
– Из блога Еu1h2. Любопытно.
– Это он, Пуля, нет сомнений. Его узнала продавец из магазина, где работала вторая жертва, и его видели в той самой пиццерии. И, Пуля, его дом находится как раз рядом с парком, где…
– Обнаружили жертв, – со вздохом закончила Александра.
– Все совпадает. И он сам сознался. Ты была свидетелем. Этот парень серьезно болен, чего еще ожидать? Кстати, его мать увезли на скорой. Он был как раз у нее в гостях, когда наши прибыли. Жаль старушку, боюсь, не переживет. А этот Егор пусть лечится. Он, кстати и животных убивал – в квартире отдельная комната, отведенная под жертвенный алтарь с целой кучей дохлой живности. Представляешь, какая вонь! Ума не приложу, как он сам там находился.
– Да, но…
– Что но? Маньяк пойман.
– Не знаю, Бриз. И не смотри на меня так. Я НЕ ЗНА-Ю!
Глава 18
Василиса несколько раз навещала тетю Любу – мать Ксюши и предлагала свою помощь, но та лишь безразлично глядела куда-то вдаль, а потом медленно кивала и благодарила за заботу. В конечном итоге, Василиса решила ограничиться телефонными звонками.
Но вот, череда тревожных дней, наконец, осталась позади: похороны, поминки, непонятные послания, страшные сновидения. Тетя Люба начала отвечать на звонки с чуть большим оживлением, а один раз даже поинтересовалась, как дела у нее самой. И сейчас Василиса стояла перед духовкой, наблюдая, как на шоколадных шапочках образуются трещинки, а оттуда вытекает вишневое варенье и была счастлива. Почти, как раньше. Лешка должен был вернуться из очередной командировки с минуту на минуту, и Василиса хотела полностью подготовиться к встрече, поэтому на плите давно кипел рассольник, шипели румяные котлеты, а на столе высилась стопка ажурных блинчиков.
Духовка, между тем издала долгожданный сигнал, означающий, что время выпечки подошло к концу, и Василиса явила свету небольшие аппетитные кексы. Сладкий аромат шоколада был настолько восхитительным, что она не удержалась от улыбки. Взглянув на экран телефона, кинулась в ванную снимать бигуди. Сегодня ее и без того волнистые пряди должны были быть идеальными и не только потому, что ее Лешка возвращался домой после двухдневного отсутствия, но и потому, что вечером они договорились съездить в ее любимый магазинчик за обновками, а Василиса была глубоко убеждена, что обновлять гардероб нужно исключительно при «параде». Она даже маникюр освежила. Да и к тому же – это был отличный способ окончательно развеять кошмар, связанный с влюбленным психом, который оказался еще и убийцей. В общем супруг отлично знал, что нужно делать, и она была этому бесконечно рада.
Высвобождая упругие локоны, Василиса умирала от одной лишь мысли о том, как будет ходить вдоль длинных вешалок с удивительными редкими экземплярами, любоваться узорами, щупать ткань и, конечно же, выбирать вещи, которые купит. По телефону муж сказал, что она может не останавливаться на одной шляпке, и для себя Василиса уже решила, что приобретет пару платьев на выход.
– Василек, я дома! – связка ключей брякнула о деревянную тумбочку в прихожей.
– Лешка! Я шоколадные кексы испекла.
– Аромат отличный. Василек, какая ты красивая! – заключил в объятия.
– А обычно, что, некрасивая?
– Красивая, но сегодня прям королева, – улыбнулся.
– Это в фартуке-то? А что ты за спиной прячешь?
– Помнишь, Василек, ты просила аленький цветочек?
Она кивнула.
– Вот и он, Василек, – и продемонстрировал ей пышную красную розу в белых крапинках, – нравится?
– Еще бы, Лешка! Спасибо! Обедаем, а потом…
– Шоппинг, я помню.
Василиса широко улыбнулась:
– Ты не против похода в магазины, и это, Лешка, одна из причин, почему я вышла за тебя замуж.
– Надеюсь, Василек, не одна из двух?
– Нет, – не удержалась от смеха, – одна из миллиона.
«Сокровищница» располагалась в живописной части Невского района и представляла собой двухэтажное здание с уютной вывеской в ретро стиле. Народа здесь всегда было много. Во-первых, привлекали низкие цены, во-вторых, часто проводимые тематические вечера с возможностью выиграть любой из понравившихся предметов гардероба. Однажды Василисе удалось получить знаменитое платье, точь-в-точь, как у Коко Шанель – от оригинала оно отличалось только материалом: крепдешин сменился вискозой. Она вспомнила, каким восторгом горели глаза Ксюши и тяжело вздохнула. Прошло уже столько дней, а ей никак не удавалось свыкнуться с потерей.
«Умирать – не правильно. И с этим, наверно, невозможно смириться», – рассуждала она, рисуя в памяти живую Ксюшу. Ксюшу, мечтавшую стать звездой экрана, а ставшую бездыханным телом, похороненным глубоко под землей.
Сглотнув, Василиса зашла в придержанную Лешкой дверь и огляделась по сторонам. Она старалась абстрагироваться от мрачных мыслей, но все казалось унылым и блеклым. Желание купить платье на выход испарилось внезапно и бесследно. Безразлично скользнув взглядом по нарядам шестидесятых, она протолкнулась ко второму этажу, прошла вдоль вешалок, провела рукой по полкам с одеждой и спустилась обратно. Лешка крепко сжал ее ладонь, поймав у стойки с шляпками и задумчиво заглянул в глаза:
– Василек, что с тобой? Ничего не нравится?
– Не то, чтобы не нравится, просто… – она уткнулась ему в грудь и прошептала, – Ксюша тоже любила это место, – и замолчала, не пытаясь больше сдерживать рвущиеся наружу слезы.
– Василек… Все позади, слышишь? – погладил по спине, провел по волосам, вдыхая аромат фруктового шампуня, зарылся в кудри и глубоко вздохнул. Убийцу поймали, тревожиться не о чем, душа несчастной Ксюши успокоилась. Но его жена: впечатлительная беременная жена все еще тревожно спала и плакала при малейшем поводе. Стоило вспомнить что-то, касающееся Ксюши, как женские эмоции лили через край. Он должен был поддержать Василька, должен был помочь вернуться к нормальной жизни, отстранился, нежно поднял за подбородок и улыбнулся:
– Уверен, Ксюша бы хотела, чтобы ты выбрала пару новых вещей. Представь, что она рядом. Сейчас. Здесь. Подумай, какие бы наряды вы захотели примерить, посмотреть поближе. Вообрази ее счастливое лицо. Вы, женщины, все с ума сходите от шоппинга. Ну-ну, не плачь! Дай, вытру слезы. Так уже лучше, а я подожду здесь.
– Может, Лешка, ты и прав, – Василиса всхлипнула и медленно побрела в отдел летних платьев. Ксюша бы с удовольствием приобрела что-нибудь для теплого сезона. В воспоминания ворвалась фраза с последней встречи: «Летом я планирую на дачу к тетке. Куплю оранжевое платье и буду модно дефилировать между стройными рядами грядок», и смех. Ее заворожительный, полный жизни смех.
Цвет, который Ксюша тогда показала на экране телефона в разделе модных трендов Василисе не нравился – напоминал морковь. Сейчас этот факт уже не имел значения.
«Нет, не буду больше плакать, – решила она, – лучше найду то самое платье!» – Василиса и сама не знала, зачем оно ей сдалось, ведь ясно, что носить не будет, но в итоге, борясь с душевной болью, потратила больше часа на поиски наряда того противного оттенка.
Лешка, наблюдавший со стороны за мелькающей тонкой фигуркой, увенчанной огненной шапкой волос, вздохнул с облегчением. Если жена рассматривает одежду, значит послушалась его совета. Значит, ей легче.
А Василиса, тем временем, действительно начала отвлекаться. Сложно было не испытать любопытства у вывески «Неовинтаж!» и безразлично пройти мимо «Скидка семьдесят пять процентов на всю одежду с кружевом!» В итоге, когда время пришло к запланированным покупкам, руки уже были заняты пакетами.
– Смотри-ка, сколько всего ты набрала! – улыбаясь, заметил Лешка, протягивая руки к покупкам.
– Да, но это еще не все, – жена смущенно потупила взор. Теперь, войдя в раж, казалось, если сейчас остановиться, то печальные мысли моментально атакуют, сведя на «нет» все ее старания. Поэтому, вспомнив о желанном платье на выход, она подняла глаза и тихо произнесла:
– Знаю, что уже купила много, но, если ты не против, то я бы хотела подобрать еще один наряд. И так же увидеться с Оксаной. Что-то я ее нигде не видела.
Он улыбнулся еще шире, чем прежде:
– Если это, Василек, сделает тебя счастливой, пожалуйста. Деньги есть, так что… – и обвел рукой помещение, – но беседы без меня. Я буду тут.
– Спасибо, – она чмокнула его в щеку и побежала на второй этаж. Именно там работала консультант Оксана. Она всегда давала дельные советы и лучше самой Василисы понимала ее желания. Сейчас была как раз такая ситуация: хотелось платье, но какое именно Василиса не знала: может, с пайетками, а может что-то строгое и элегантное. С перьями или с кружевом? Яркое или приглушенных тонов? Его покупка казалась настолько важной, словно от нее могла зависеть жизнь. Глупость? Возможно. Но эти гормоны часто приводили к иррациональным мыслям.
Оксаны не было видно. Между рядами лавировала ровесница Василисы и общая знакомая Анита.
– Привет. А где Оксана Владимировна?
– Оксана Владимировна? – Анита заметно побледнела.
– Да, сегодня вроде ее смена. Наверно, график изменился, – догадалась Василиса, понимая, что по сути выглядит сейчас немного глупо. Прошел месяц с ее последнего визита в «Сокровищницу». За это время Оксану в принципе могли даже уволить – с начальством были некие трения. Об этом все перешептывались. Но Василисе этого не хотелось.
– Василис…
– А когда она теперь работает? Я надеюсь, ее не уволили? Только не говори, что я права. Анита?
– Василис…
– Девушка, подойдите, пожалуйста, эта рубашка…
– Ее больше нет, – прозвучало так тихо, что Василисе пришлось переспросить, – Нет ее, Василис! Проклятый маньяк… А теперь извини, – и Анита поспешила к покупателю.
В глазах потемнело. Она не ослышалась? Маньяк? Так же как и Ксюшу? Но как такое возможно? Что вообще творится с этим чертовым миром?! Страх сжал горло, вызывая тошноту. Василиса пулей выбежала из магазина, едва не свалившись с лестницы и, не сбив перепуганного мужа.
– Василек, что с тобой? Что случилось? Тебе плохо?
Согнувшись в три погибели, она стояла возле машины и не отвечала. Алексей не на шутку встревожился. Бросив пакеты на снег, он резко опустился на корточки и заглянул в изможденное лицо. Слезы… Его Василек опять плакала.
– Василек, может врача? Тебя тошнит? Болит живот? Что случилось? Не молчи, Василек!
– Поехали домой, пожалуйста, – она медленно выпрямилась и коснулась дверной ручки, – я хочу полежать.
Алексей поспешно снял автомобиль с сигнализации и помог жене устроиться на заднем сиденье:
– Конечно. Но ты скажешь, что произошло? Только не говори, что виноваты гормоны, – он улыбнулся, но не дождался ответной реакции, – Василек?
– Маньяк убил Оксану Владимировну, – тихо произнесла Василиса и закрыла глаза.
Всю дорогу ехали молча. Василиса уснула, и Алексей, не желая тревожить супругу, ехал в тишине. Отказ от привычного радио дал повод задуматься: теперь он сомневался в своем предположении насчет психа. Ксюша и правда была похожа на его Василька, но продавец-консультант – ни капли. Что же получается: псих просто очередной маньяк и его жена в безопасности?
«Осталось убедить Василька в том, что все хорошо», – подумал он и на светофоре обернулся взглянуть на супругу. Она мирно спала.
К дому Алексей подъехал с улыбкой. Василиса к тому моменту проснулась и, зевая смотрела в окно. В квартиру поднимались молча, но едва оказались в прихожей, как Алексей поднял жену на руки.
– Лешка! Ты что?
– Василек, сегодня я твой принц.
– А?
– И буду носить тебя на руках, ну и конечно выполнять все прихоти.
– Лешка, я не в том…
– Настроении? Это мы исправим.
