Анастасия Константиновна Дока
Полярные чувства
Глава 33
Александра как раз летела домой, возбужденная рассказом Кирилла Андреевича и оживший в кармане мобильный был схвачен моментально:
– Дима, я знаю, как он связан с Василисой!
– Саша, ее похитили.
– Что?!
– То.
Наступила пауза. Ему не хотелось признаваться в сорванном плане, она была ошеломлена новостью, но все равно первой нашла слова, хмуро напомнив:
– Ты говорил Весников почти пойман.
– Обложались, да! Марыхин перебежал обратно. Но кто мог знать, что эта гнида станет играть на два фронта? Еще скажи, ты знала, что так и будет. Нет! Молчи! И без тебя тошно…
Александра вздохнула:
– Не время выяснять, кто умный, а кто не очень. Мы просто все с самого начала не на том делали акцент. Вернее не на той.
– Короче, Саша, есть мысли где они могут быть?
– Пока нет, но в этом нам может помочь мать Василисы.
– Она тут при чем?
– Я же говорю, акценты. Мы с самого начала неверно расставили акценты.
А в это самое время с именем на устах своего так и неродившегося мальчика, сделала последний вздох Лида. Ее похититель остановил подачу льда и тоже вздохнул – девчонка скончалась раньше положенного срока. Пришлось поспешить, отдавая по телефону последние распоряжения напарнику. До встречи с главной жертвой, между тем, оставалось совсем немного и впервые за долгие шесть месяцев всей этой жуткой авантюры, Весников испытывал что-то, похожее на сожаление. В памяти воскресла встреча с рыжеволосой девушкой, ее лучистые кошачьи глаза, улыбка… Но затем на светлый образ стройной красавицы наложился другой – мальчика в синей курточке. Лицо старика скривилось в злой гримасе:
– Око за око, любимая, да, иначе и быть не может.
Ровно в ту минуту, когда сердце Лиды перестало биться, Клавдия Евгеньевна расписалась у посыльного за небольшую, но тяжелую коробку, так и не сумев выяснить имя отправителя и доказать, что это скорее всего ошибка. Испытывая любопытство пополам с необъяснимым страхом, она прошла с «подарком» в комнату.
– Чего ты боишься, тетка старая, – ругала она себя, разглядывая совершенно непримечательную коробку, – ну не бомба же там! – руки между тем заметно подрагивали. Не понимая причину, Клавдия Евгеньевна достала ножницы, разрезала веревку и резко сдернула крышку. Внутри оказалась распечатка с недавно мелькавшим повсюду заголовком «Маньяк в маске дьявола-быка выжидает, чтобы нанести новый удар!» Под распечаткой сборник советских кроссвордов, на титульном листе ядовито-красным выделителем была отмечена буква А.
В сердце Клавдии Евгеньевны зашевелилось нехорошее предчувствие, но она все равно продолжила перебирать содержимое. Пустая бумага и кроссворды: снова и снова, на каждом выделена какая-то буква. Она насчитала шесть: А Л Д К И В.
Затем выудила из посылки и вовсе странную вещь – книгу «Снежная королева» с закладкой между страницами. Женщина медленно развернула сказку и остолбенела. С фотографии на нее смотрела маленькая Василиса. Она стояла возле школы. Ее силуэт был обведен красной краской, а внизу вопрос: Твоя распрекрасная дочь не рассказывала о встрече с другом папаши?
А дальше следовали новые снимки: Василиса в институте, на прогулке, с подругой Ксюшей, с мужем, в магазине. И в углу каждой подпись: ты уже догадалась, кто маньяк? Его зовут Шифровальщик.
Под фотографиями обнаружился листок с шестью пустыми клеточками. Под ними стих:
«Рыжий, веселый, счастливый ребенок,
Роком жестоким, изъятый из мира,
Мальчик на детской площадке у дома,
Как твое имя? Как твое имя?…»
Клавдия Евгеньевна приложила ладонь ко рту и беззвучно заплакала, перебирая листы с выделенными буквами. Мозг еще переваривал информацию, а сердце уже все знало. АЛДКИВ – шесть букв. Владик.
Догадалась она и о том, кто прячется за прозвищем Шифровальщик. Так коллеги прозвали Андрея. Об этом он сам обмолвился как раз в тот день, когда они поехали в город и попали под дождь.
«Мы его поймали. Я быстрее спецов разгадал шифр маньяка!» – хвалился он, открывая перед ней дверь общепита. Потом он что-то говорил о том, как было бы интересно придумать собственный шифр и собирался пошутить над одним из товарищей – каким-то юношей, изучающим почерк, но она плохо слушала: о работе муж говорил редко, а если такое случалось, делился лишь какими-то обрывками, понятными лишь ему одному. Поэтому когда в городе объявился маньяк, не подумала о возможной связи. Спустя столько лет предположить, будто бывший муж может вернуться в твою жизнь вот таким вот странным образом… Нет, это какое-то помешательство.
– Я очень волнуюсь за Василисочку, и Лешенька запаздывает, – убеждала себя Клавдия Евгеньевна, не желая признавать очевидное. Мозг настойчиво отторгал факты, голос рационального заглушал голос сердца, – я просто волнуюсь, просто волнуюсь, вот и лезут в голову всякие странности. Но нет, Андрей здесь ни при чем. Он просто не может. Он же в возрасте. Он же советский человек. Отец. Полицейский. Он не убийца какой-нибудь, нет. Нет! – продолжала она отрицать правду, – Андрей болен, но он не маньяк, он не может быть убийцей. Не может тронуть Василисочку! Она же моя дочь! Моя дочь!
Женщина разрыдалась в голос.
– Это жестоко, жестоко! – кричала она, отталкивая посылку, – он не мог! Не мог! Нет!
Арсений жалобно мяукнул, запрыгнув на колени. Все это время он молча сидел в уголке, наблюдая за терзаниями хозяйки, но сейчас ластился, слизывая шершавым языком ее слезы. Клавдия Евгеньевна погладила питомца, продолжая повторять одну и ту же фразу: – Он не мог. Он не мог…
Звонок домофона она уже слышала, как в тумане и так же в тумане брела к двери.
– Лешенька… Скорее…
– Клавдия Евгеньевна, это полиция. Мы должны с вами поговорить.
– Василисочка? Она… Она…
– Уверена, что жива. Все будет хорошо, но нам нужна ваша помощь.
Клавдия Евгеньевна сидела в кресле и смотрела, как в стаканчик падают капли валерьянки, отмеряемые красивой голубоглазой женщиной, представившейся Александрой. У окна вправо-влево маячил обаятельный мужчина яркой наружности по имени Дмитрий. Содержимое коробки изучал седоволосый неприметный Владимир. Именно он раздавал указания по телефону и оказался в троице главным, хотя на первый взгляд казалось, что заправляет всем женщина.
– Тридцать. Пейте, – Александра протянула настойку.
– Спасибо вам, – слабым голосом произнесла Клавдия Евгеньевна, – но накапайте побольше. Нервы никакие.
– Побольше вам будет назначать врач, а я даю дозу, положенную взрослому человеку.
– Всезнайка, – послышалось угрюмое со стороны окна.
Пожилая женщина не стала спорить и быстро выпила лекарство.
Александра забрала стакан, отнесла на кухню, вернулась и сразу подошла к посылке:
– Я взгляну?
Рукавица уступил место, а сам сел напротив хозяйки квартиры:
– Как вы себя чувствуете?
– Лучше, спасибо. Скажите, где моя Василисочка? Куда он ее забрал?
– Это мы хотели узнать у вас.
– А вы… вы не знаете?
– Почему же не знаем? – Александра вытащила записку и зачитала вслух:
– Приезжай на Черниговскую пятнадцать.
– Я не видела записки, – пробормотала пожилая женщина, – черниговская? Там кажется раньше был Хладокомбинат.
– Номер один, – подтвердила Селиверстова, – там «родились» вафельные трубочки.
Дмитрий хмыкнул. На его лице читалось раздражение, тоже проскальзывало и в голосе:
– Насколько я знаю, сейчас большая его часть разрушена, а то, что осталось охраняется собаками. Пройти там затруднительно, – едва заметно поморщился. Александра вспомнила, что он говорил про боязнь собак.
– Андрей любил собак, – едва слышно произнесла Клавдия Евгеньевна, – и любил, и ладил. Как-то еще в студенческие времена я очень испугалась бродячего пса. Андрей только на него посмотрел, и тот убежал. Он был… – она закрыла лицо руками, – в общении с собаками талантлив.
– Это не талант, – уверенно заявила Александра, – любой образованный человек знает, что прямой взгляд в глаза собаке – это подтверждение собственного превосходства над животным.
– Это вызов, – не упустил возможности поспорить Соколов.
– Такая позиция – прошлый век, – не согласилась Селиверстова, – удивительно, что ты этого не знаешь. Уже давно известно, что собаки изначально считают нас более сильными, а соответственно – главными, поэтому большая их часть не станет вступать в битву за доминирование.
– Это ты скажи тем, кто пострадал от таких вот «слабых» собак.
– Дима, я говорю большая часть, но, безусловно, есть безумные, агрессивные, с которыми прямой контакт в глаза противопоказан, и для них он действительно станет вызовом. Но! Обычно собаки отступают. Мне жаль, что с тобой…
– Молчи!
– Так, голубки, – вклинился Владимир Андреевич, – наряд едет по указанному адресу и нам тоже стоит поторопиться, – подошел к Клавдии Евгеньевне, – вам лучше остаться. Вашу дочь мы спасем. Все будет хорошо.
– Остаться? – женщина резко поднялась, будто и не было еще пары минут полуобморочного состояния. Почувствовала легкое головокружение и тут же опустилась обратно, – как я могу остаться?! Мой муж похитил дочь, убил стольких женщин, господи, что я говорю, мой муж… Я поеду! Слышите, я Василисочку не оставлю!
Мужчины переглянулись. Александра молчала, наблюдая за тем, как пожилая женщина с характерным для сердечных заболеваний одутловатым и красным лицом собирается с силами, хватается за подлокотники и снова поднимается с такой решимостью в глазах, которой позавидовали бы многие.
«Неужели и я всю жизнь буду такой же упрямой?» – подумала Селиверстова, подхватывая за локоть Клавдию Евгеньевну. Она свой выбор уже сделала, осознанно или нет, но детектив поддержала ее желание ехать с ними.
– Ясно, – нахмурился Рукавица, – женщины против мужчин. Что ж, Клавдия Евгеньевна, вы можете ехать, но сидеть будете в машине и никакой самодеятельности. Селиверстова, тебя это тоже касается. Останешься с ней. Выдвигаемся. Мне поступил сигнал о пропаже еще одной женщины – соседки Василисы по палате. Коликов видел ее у машины с инвалидом. Василисы рядом не было. Она пропала позднее. Видимо увел ее не Весников, а Марыхин и это хорошо.
– Не понял, – Дмитрий остановился на лестничной площадке.
– Я дал Коликову кое-какие указания на случай, если Марыхин нас подставит, – спокойно ответил Рукавица, – или вы думали, я не просчитал возможных вариантов?
Александра открыла рот. Этот человек ее удивлял. Такого расклада даже она не ожидала.
– У Василисы тоже не последняя роль, – продолжил Владимир Андреевич, – будем надеяться, она справится.
Теперь переглянулись ничего не понимающие Дмитрий и Александра. В подробности Рукавица вдаваться не стал.
– Моя девочка… – только и сказала несчастная женщина.
Все вместе, придерживая Клавдию Евгеньевну, они вышли из подъезда и столкнулись с радостным Алексеем.
– Лешенька! – бросилась ему на шею Клавдия Евгеньевна, – Андрей ее забрал, нашу Василисочку забрал! Мы с полицией едем туда.
Улыбка сползла с лица, мгновение он выглядел растерянным, но затем решительно заявил:
– Ничего не понимаю, но еду с вами.
– Целая процессия, – не удержался от сарказма Владимир Андреевич и закатил глаза, – бабушки, дедушки тоже поедут?
– У нее больше нет никого, – всхлипнула пожилая женщина.
– Шутка. Алексей, хоть вы рассудите логично. К чему вам ехать? Мешать?
– Она – моя жена. Я в стороне не останусь.
– Детский сад, – скривил лицо Рукавица.
– Под мою ответственность, – Александра понимала, что ляпнула глупость, но когда она могла смолчать?
– Ты, Селиверстова, забываешься! Под какую ответственность?! Ты вообще кто? Я и тебя-то согласился взять, лишь бы избежать препирательств. Ты же мертвого своей твердолобостью достанешь! Но я согласен. Хочешь нянчиться? Пожалуйста! Сидите втроем и не рыпайтесь. Соколов свидетель, если с этими двумя что-то случится, я запрещу сотрудникам обращаться к тебе за помощью. И лицензии на частную практику могу лишить! Я за твои косяки отвечать не стану.
Кивок получился не слишком уверенным – Александра понимала: на этот раз она себя крепко подставила.
Глава 34
Василиса боялась открыть глаза. Боялась, что не выдержит этой муки, но каждую секунду напоминала себе, что теперь не одна и отвечает не только за собственную жизнь, но и за жизнь своего ребенка. Эти мысли помогали держать себя в тонусе и не сойти с ума от страха. А страшно было. Очень.
Все началось со звонка. Некий Антон назвал ее полное имя, попросил внимательно выслушать и сообщил довольно нелепую информацию. Впрочем, нелепой она была ровно до того момента, пока в палату не заглянул дежурный и не позвал ее на процедуры, то есть сделал именно так, как и предсказывал незнакомый ей Антон. Еще он сказал, что дежурный поведет ее к лестнице. Возможно, скажет, что сломался лифт или придумает что-нибудь в том же духе. Она должна сделать вид, будто не замечает странности, и чтобы не вызвать подозрения все это время идти, уткнувшись в пол. А затем произойдет самое страшное и к этому она должна быть готова. В его руках появится какой-то предмет – это может быть что угодно: шприц, тряпка. Пистолет. Задача Василисы быть очень храброй и… Следующие указания казались полным абсурдом – сделать вид, что теряет сознание.
– Я н-не смогу, – едва не плача, сказала Василиса.
В трубке послышался вздох:
– Ваша подруга Лида уже мертва. У вас же есть шанс.
И она продолжила слушать, шмыгая носом и, посматривая на дверь, в которую до сих пор не вошла соседка.
– Вы окажетесь в машине, – продолжал Антон, – постарайтесь сохранять свое «беспамятство» и в дороге, и в том месте, куда вас привезут. Это может продлить вашу жизнь. Помощь придет, слышите? Не плачьте, Василиса, все будет хорошо, но вы должны быть очень хорошей актрисой. А сейчас поищите что-нибудь острое, что-нибудь, способное нанести травму. На всякий случай, Василиса. И пожалуйста, не сообщайте никому о нашем разговоре, даже мужу. Он у вас рисковый – сразу прилетит спасать. Вы поняли?
Ей оставалось только как болванчик кивать головой.
– Василиса, не плачьте, – мужчина положил трубку.
Все произошло, как и сказал Антон. Лида отсутствовала уже час, и соседки, припоминая ее жалобы на ранний подъем, ужасную еду и грубых медсестер, предположили, что та сбежала.
– Одета она была тепло, – заметила одна из них, – может, курила да и решила, пора сваливать из больнички. Ну и вызвала такси, телефон-то был с собой.
– И деньги. Да хотя бы наши! Я ей, между прочим, с разменом дала – пятьсот, – подхватила вторая, – и задумалась, – Может, тоже сбежать, а, Маш? Надоело тут лежать. Лежать я могу и дома – на больничном. А на капельницы можно и так ходить.
Хотела бы Василиса думать так же, но странный разговор не выходил из головы и где-то глубоко-глубоко до нее пытался достучаться голос, уверенный в том, что с Лидой беда.
– Это предчувствие, – поняла она, поглаживая живот: от нервов чуть-чуть тянуло.
Дверь открылась, и заглянул дежурный. Он располагающе улыбнулся и позвал Василису на процедуры.
– Точно! – подняла вверх палец соседка, – Она наверняка давно вернулась, но ее забрали на процедуры! А мы, Маш, тут нафантазировали.
– Именно так, – продолжал растягивать губы дежурный, – Исаева, идемте.
Василиса медленно, неуверенно поднялась. Мысль о таком варианте ей в голову не приходила. Лида и правда могла быть в одном из кабинетов.
Они прошли кабинет УЗИ, миновали коридор и двинулись к лестнице, хотя рядом был лифт.
– Сломался, – пояснил мужчина, перехватив ее взгляд.
Ей показалось, что он ответил нервно, и Василиса начала тревожиться.
«А что, если звонил настоящий полицейский? Если он сказал правду? Что, если Лида мертва?»
Она почувствовала усилившуюся боль и остановилась.
– Вам плохо? – дежурный изменился в лице. Теперь – и в этом она больше не сомневалась – он выглядел нервным и растерянным.
Василиса шумно выдохнула:
– Если можно, то я пойду помедленнее, – тут же опустила взгляд.
Дежурный напрягся:
– Я подстрахую сзади. Держитесь за перила.
Шаг. Еще. Было неспокойно. Она поглаживала живот свободной рукой, с ужасом осознавая, что пытаясь понять, шутили ли над ней по мобильнику забыла о главном. В кармане не было ничего из того, что могло сойти за оружие, даже телефона, только горстка семечек от Лиды, которые Василиса так и не съела.
Дежурный дышал в затылок, а она боялась поднять глаза. Первый пролет позади, а они все спускались. Но дальше не было процедурных кабинетов. Об этом она знала от той же Лиды от скуки, исследовавшей все крыло. А затем все произошло так стремительно… Он рванул к ней, зажал рот, и до смерти перепуганная Василиса, закатив глаза, повалилась прямо на дежурного.
«Только бы он ни о чем не догадался, только бы он ни о чем не догадался…» – молилась она, пока оторопевший мужчина поднимал ее на руки.
– Не по плану. Ладно, мне меньше мороки, – потом он дважды стукнул в дверь пожарного выхода.
Василису обдало морозным воздухом.
– Открывай, – бросил он кому-то, и ее положили на что-то холодное, кожаное.
– Поехали, – это был тот же дежурный.
– Может, ее в багажник? – предложил голос, и теперь она знала, что в машине двое мужчин.
– В багажнике мало воздуха. Андрей Степанович говорил не рисковать, труп раньше времени ему ни к чему.
– Так может она уже?
– В отключке. Заводи давай, я хочу поскорее сделать дело и свалить.
И вот теперь она лежала, боясь открыть глаза, боясь лишний раз вдохнуть и пыталась думать о чем угодно, но только не о том, что с ней произошло. Страх острыми когтями царапал изнутри, вызывая саднящую боль. Хотелось плакать. Василиса сдерживалась из последних сил, то и дело вызывая в памяти голос полицейского:
«Ты должна быть хорошей актрисой. У тебя есть шанс выжить».
Только шанс этот казался расплывчатым, далеким, ведь она по-прежнему не имела ни малейшего понятия, кто, зачем, почему и для чего ее похитил. Слабый лучик надежды, что ее не собираются убивать, по крайней мере сразу, теплился где-то в уголке сердца. Иначе, зачем ее везут? Могли бы уже убить. И дежурный говорил, что кто-то ее ждет. Ждет, что ее привезут живой. Но Лиду убили. Лиду убили?
«Как же страшно… – она осторожно выдохнула. Ресницы подрагивали, живот тянуло, – почему это происходит? Что будет с моим ребеночком? Как ты там, малышка? Не бойся, мама будет сильной. Все будет хорошо».
Василиса не знала, сколько длился путь. Для нее прошла вечность. Повороты, светофоры, повороты, ругань дежурного. Рукам было холодно, ногам тоже. Сердце колотилось так, что ей казалось оно вырвется из груди. Тянущая боль усилилась. Василиса медленно коснулась живота, мысленно отгоняя боль. Этому ее успела научить Лида. Она говорила надо представить, что боль – это клубок ниток и потянуть за кончик, как бы разматывая.
«Представляй, как он уменьшается, а нитка складывается в узор. Это может быть, например, имя твоего малыша, – улыбалась соседка, – мне пару раз помогло. Но, если закровит, то конечно не какие фантазии уже не помогут. Так я и попала сюда. Кстати, а тебя почему положили?»
Василиса плохо помнила тот момент. В обрывках памяти проскальзывала напряженная спина мужа, его вмиг изменившийся голос и удар щекой о что-то холодное, но Лиде она рассказывать об этом не стала, сославшись на внезапную потерю сознания.
– Куда прешь! – ворвался в мысли голос дежурного, и Василиса содрогнулась, возвращаясь в реальность. Боль не отступала, клубок разматывался очень медленно, словно, нитка за что-то цеплялась ,и тогда Василиса начала перебирать все хорошие мысли, на какие только было способно ее уставшее от волнения и страха сознание.
Думала о любимой работе и о том, как удачно столкнулась тогда в магазине со школьной подругой. Ася выбилась в люди и владела дизайнерским агентством. Она с удовольствием взяла к себе Василису, зная ее талант и увлеченность делом. И без лишних вопросов отправила в декрет, как только узнала о беременности.
«Я здесь главная и сама решаю, что с кем делать. Ты, Василис, должна отдыхать. Я по себе знаю. Сама была беременна, из-за нервов не удержала ребенка в утробе, так что покой и любимый муж под боком. А у нас сейчас проверки начнутся, одна нервотрепка, оно тебе надо? Если так хочешь работать буду высылать тебе заказы на дом. Но сидеть в душном офисе ни к чему и разъезжать по разным квартирам тоже».
На том и порешили. Василиса, хотя и обожала свою работу, была не против отдохнуть перед рождением ребенка, тем более, что если раньше почти не уставала, то теперь часто хотела спать и становилась забывчивой. А еще капризной. Она и сама это осознавала и немного стыдилась, правда мужу об этом ни слова. Но Лешка ее такую терпел, а перед клиентами испытывать стыд не хотелось. Денег хватало и Лешка ее позицию принял, так что ушла она в преждевременный декрет со спокойной совестью. А сейчас представила солнечные лучи, пробирающиеся по замерзшему окну, улыбку Аси и других коллег, снующих туда-сюда по небольшому, но невероятно стильному помещению и решила, что обязательно их навестит, если только… выживет. Нет, нельзя думать о происходящем. Нельзя!
Она зажмурилась от накатившей волны боли, моля всех богов, которые только есть, чтобы с ребенком все было хорошо.
– Что за придурки на дорогах!
Закусила губу. «Сколько мне еще так лежать? Сколько притворяться? Может, стоит, разбить стекло и попытаться выскочить на светофоре?»
Она могла бы так сделать, будь одна, но рисковать жизнью невинной малышки или малыша не имела права. Кто же там? Мальчик или девочка? Василиса поняла, что теперь это потеряло всякое значение.
Машину встряхнуло, будто колесо попало в яму, и она снова начала обдумывать возможность побега.
«Я и так рискую. Я понятия не имею куда нас везут и что будет дальше. Так почему бы не попытаться?»
А в голове тут же прозвучал голос Антона: «Ты должна до последнего притворяться. Помощь придет».
«Моя мама не стала бы никого ждать», – подумала Василиса, и тут машина остановилась, а вместе с ней неожиданно утихла и боль.
Осторожный, тихий выдох. Дверцу распахнули.
– До сих пор в отключке? Ладно.
Ее подхватили на руки и куда-то понесли.
– Все прошло чисто? – спросил старческий голос, когда по ощущениям Василисы они миновали какие-то руины.
– Да.
– Хвоста не было?
– Нет.
– Хорошо. Да, иначе и быть не может. Положи ее сюда. Спасибо, ребята. Деньги там.
– Надеюсь, на этом все, – пробубнил тот, что был с дежурным.
– Все, Степа. Мы в расчете. Вы с Колей привезли девчонку, так что про ваш полицейский произвол я не расскажу. Сам был такой.
– Всего доброго, – сухо попрощался дежурный.
– Марыхин! – окликнул его неизвестный, – Отдельное спасибо твоему брату. Статьи про маньяка – блеск.
– Не за что, – шаги удалились.
«А маньяк здесь при чем? Его же поймали!» – недоумевала Василиса, сдерживая рвотный позыв. Воняло. Сильно.
В помещении заработал и тут же заглох какой-то аппарат.
Неизвестный матернулся, а затем снова крикнул:
– Ребята! Труп в соседнем цеху. Уберите. Я доплачу!
Василису вырвало.
