Ам Аль Гамма
Очень живучая тварь
Глава 11
Базолг откровенно подозревала, что госпожа Шимасса будет покруче её хозяина и за внешним видом старой женщины скрывается сила, мощь которой трудно даже вообразить. Нет, конечно, старость и общий усталый вид Базолг прекрасно видела, и понимала, что все эти медленные движения, скрипучий дрожащий голос, сплошь седина в волосах – все это не какая-нибудь там приблуда, целью которой является напустить побольше тумана в глаза. Старой женщине откровенно тяжело. Время берет свое, даже у такого бога, как она. Но если госпожа начинала злиться, то Базолг, предложи ей выбор под чью горячую руку попасть, незамедлительно выбрала бы Анубиса, а потом бы от чистого сердца поблагодарила за предоставленный выбор. От двух предыдущих посещений этого места у Базолг остался нервный тик и заиметь ещё один совсем не хотелось.
Обыкновенно, повелитель брал её с собой лишь в случае, когда мог где-то накосячить перед царицей ужасов. В такие минуты её, несчастную Базолг, тупо оставляли на растерзание госпоже, чтобы, когда минует буря, забрать с готовым результатом. Сам повелитель до этого времени на глаза Шимассе не появлялся. И вот сейчас разбитая Анубисом ваза самым наглым образом была вручена несчастной Базолг. Хозяин строжайшим указом приказал стоять и не отсвечивать, пока не позовут. Вот Базолг и стояла в нескольких шагах за спинкой кресла повелителя. Стояла, держала замотанную в тряпки разбитую вазу и не отсвечивала. Все, о чем могла сейчас думать первый гвардеец Анубиса, 994 уровня Базолг разрушитель – это как не напрудить прямо в доспех.
– Шепчущий перевел записи?
– Думаю, он ждет только моего возвращения, – Анубис поерзал в кресле, поудобнее устраивая свой хвост. Хочется кофе, но придется потерпеть. – Не помню, чтобы Темный когда-то нарушал сроки.
– Принципиальность О'Солуте мне всегда импонировала, – тяжко пошевелившись в троне, проскрипела Шимасса. – Поедатель мертв?
– По косвенным признакам жив, – поднял глаза Анубис. – Через восемь часов я смогу открыть Око, тогда и скажу точнее.
Повелитель песков дернулся было оставить висеть в воздухе свой посох, но резко передумал, бережно положил деревяшку на колени:
– Шима, что ждет Пантеон, если он доберется до всех нас?
Взгляд царицы ужасов затуманился, стал отрешенным и безжизненным:
– Страшная, кровавая бойня, а следом за ней смерть. Прошлого поедателя останавливали всем миром.
Помолчав несколько минут, Анубис снова заговорил:
– Что они из себя представляют? Ты что-нибудь помнишь, Шима?
Старуха медленно откинулась в троне. Взгляд её алых глаз потух, Шимасса погрузилась в воспоминания. Царица ужасов медленно заговорила, голос её прерывался и дрожал, речь начала сбиваться:
– Что представляют… Они… Кровь повсюду, Белигус. Всё в океане крови… Я стою… мы все там… и он, смеётся, хохочет. Почти все мертвы… Языки за его спиной… Они живые… – старуха задрожала, усохшая костлявая рука вцепилась в подлокотник трона. – Всё вокруг в языках… Они везде… Тысячи красных бичей пожирают тела… выпивают живых…
Старуху пробила крупную дрожь, дыхание стало тяжелым и прерывистым. Анубис вскочил со своего места, одним прыжком преодолел разделявшее его и Шиму пространство. Оголовье крючковатого посоха засияло неоновым огнем, наполнилось гудящей энергией. Владыка мертвых коснулся дрожащего тела старухи, принялся огромными потоками вливать энергию в немощное тело.
– Всё, Шима, всё. Успокойся…
Затихающая на глазах, успокаивающаяся, Шимасса через несколько долгих секунд устало заговорила:
– Их нельзя пускать в мир, Белигус. Ты должен защитить всех нас, слышишь? Ты не должен вп…
– Я понял, понял. Успокойся. Никто из них не выйдет из песков без моего разрешения. Будь уверена.
Смерив оценивающим взглядом притихшую царицу ужасов, бог загробного мира вернулся на место. Помолчав пару мгновений, заговорил:
– Что с девушкой?
– С девушкой? – отмерла старуха. – Как всегда. Регулус, с ними не бывает проблем. Я отправила девчонку в Кельтун'Хель. Там она войдет в силу, там они и встретятся. Если поедатель жив – он придет туда. Все дороги проходят через этот город.
Анубис молча слушал, не шевелясь. Выждав пару минут, заговорил:
– Шима, случившееся у черных врат… Я чувствую вмешательство системы. Нужно дождаться переводов, понять…
– Поедатель должен быть уничтожен, Белигус, – отчеканила старуха, глянула на бога мертвых холодным взглядом.
Анубис отвел глаза:
– Нужно изучить старые записи. Время ещё терпит.
– Да, записи… – Шимасса вновь начала погружаться в какие-то свои воспоминания.
Тяжело вздохнув, Анубис поднялся. Кресло за его спиной треснуло, осыпаясь трухой. Помолчав, повелитель пустыни неуверенно заговорил:
– Тогда я пойду…
– Иди, мой старый друг.
Анубис не шелохнулся. Наблюдая, как Шимасса безразличным взглядом таращится перед собой, бог загробного мира заговорил чуть быстрее обычного, начал медленно отступать:
– Базолг!
– Да, Повелитель! – подскочила к Анубису первый гвардеец, упала на одно колено, прижимая к груди разбитую вазу.
Продолжая пятиться, контролируя замыленный взгляд царицы ужасов, Анубис затараторил:
– Шима, я тут это, вазу случайно разбил. Твою. Ну, ту самую. Шел мимо… Короче, как-то так всё получилось.
Отрешенный до этого момента взгляд старухи, словно часовой механизм, стал возвращаться в реальность при словах «разбил», «вазу», «ту самую». В помещении чересчур ощутимо стало … тревожно. Не теряя больше ни секунды, Анубис внезапно пнул под мягкое место своего первого гвардейца, отправив ту в короткий полет. Уже скрываясь в портале, бог загробного мира услышал звук приземления и громкий треск окончательно разбитой посудины. Мысленно поставив себе «пять» за четкий пинок, повелитель мертвых от греха подальше быстро скрылся в межпространственной воронке. В воцарившейся тишине зала, очень медленно, слово за словом, прозвучал абсолютно сухой, безжизненный, лишенный всяческих эмоций старческий голос:
– Что. С моей. Вазой?
Базолг ощутила, как пространство начинает давить на неё. Жалобно заскрипели доспехи, любимый клинок девушки внезапно согнулся, превратившись в подобие какой-то тяпки. Понимая к чему всё идет, Базолг в ужасе запричитала, бросилась к трону:
– Госпожа—а! Я не виновата—а, это всё о—он! Повелитель ш—шёл мимо и разби—ил, – сдавала с потрохами Анубиса верный гвардеец. – Пощадите—е…
Глава 12
Сбавив скорость, я аккуратно двигаюсь в толпе. Ощущения, что попал в вестерн. По-другому описать происходящее вокруг не получается. Слева и справа вдоль центральной, как я понял, улицы тянутся маленькие домики. Домики с кривыми козырьками, верандой и дверьми нараспашку. Сама же улица метров двадцать в размахе, битком набита… вот так и хочется сказать людьми. Нет, кем угодно, но не людьми. Местные неконтролируемым потоком снуют по ней взад—вперед. Погруженный в гул сотен голосов, я периодически уклоняюсь от закованных в броню многочисленных путников. Никого из них не заботит, что кувалда в руках или дубина на плече может с легкостью покалечить соседа. Думается мне, причина в уровнях. Чем выше левел проходящего, тем шире на его лице пренебрежительная ухмылка. С завидным постоянством «малыши» вроде меня по неосторожности отхватывают дубиной. Кто-то пытается взбухнуть и тут же затыкается, соображая, на кого нарвался. Кому-то сносят голову с плеч.
– Придурки… хреновы, – я в очередной раз нырнул в сторону, спасаясь от кромки здоровенной алебарды.
Главное не подставить плечо. Мне уже плохо, голова кружится, правая сторона тела горит от боли. Терпи Максим, терпи. Я продолжаю двигаться в толпе, стиснув зубы, кидаю настороженные взгляды по сторонам. Нужно где-то схорониться, пересидеть. После чего найти в этом городе вурка. В идеале – познакомиться с её сестрой, почерпнуть информации. Быть может, затесаться в собранную группу. Не уверен в собственной ценности, но сдается мне, стрельба из костяной мясорубки чего-то да стоит.
– Да чтоб вас! – отдавив ногу какому-то ежу, в последний миг отпрянул в сторону.
Кромка бритвенно-острого лезвия чуть не уполовинила поедателя Максима. Зато по голове не получил. Еж врезал по ноге в ответ, поднял на меня горящие праведным гневом глазки.
– Простите, – я глухо пробубнел из-под бинтов, свернул в сторону.
Этот городишко, казавшийся мне небольшим ещё минуту назад, теперь видится совсем иначе. Стена, та самая полупрозрачная стена, до сих пор не приблизилась. Центральная улица, я думаю, ведет именно к ней. Нужно свернуть к домикам, тут слишком оживленно. Пойду вдоль салу́нов, там народа поменьше и меньше шансов быть кем-то задетым. Если мне саданут по обрубку – я труп. Никакая высшая материя в этот раз не поможет. Кем бы ни была та сущность, но мне четко дали понять – второго шанса не будет, не такой уж я и особенный. Так что плечо нужно беречь. Есть ещё вариант с голодной тентаклей, но даже не знаю. Я пока не готов умышленно потрошить невиновных, неправильно это.
Я свернул в сторону, начал пробиваться через плотный живой поток. Богомолы, ежи, гибриды люди и животные – все куда-то спешат, совершенно не обращают внимания друг на друга. Все, за исключением первоуровневых. Мой взгляд то и дело фиксирует бесцельно кружащих в толпе потеряшек с единичкой над головами. У всех в глазах страх и недоумение, а где-то и чистый ужас. Может, мне ещё повезло оказаться на том уступе. Выжил бы я тут, в этой толпе закованных в смертоносный металл пофигистов? Вопрос.
Я заметил опоссума. Через мгновение ещё одного. Значит, не отстали. Гопники меня не замечают пока. Или замечают, но делают вид, что не замечают. Вот же хрень! С тревогой обдумывая варианты, внезапно остановился. Все это время, что я петлял в толпе, в голове крутилась мысль: откуда тут свет? Факелов нет, на дворе ночь, глубокая темная ночь. Высоко в небе неоновый диск. Да, он светит, но не освещает. Тогда откуда здесь свет? А оно вон как, оказывается. Фонарики. Головы фонариков, что прибиты над кривыми козырьками домов. Я замер посередине дороги, сердце пропустило удар. Практически на каждом втором доме, в разных его местах то тут, то там прибиты головы вурков. Испуганные огромные глаза, растерянное выражение лиц. Кажется, будто они не до конца понимали что сейчас произойдет. Головы выглядят такими живыми. Они смотрят на меня, смотрят своими голубыми глазами. Прибитые головы вурков освещают этот городишко. В ступоре я обвожу взглядом стены домов. Взгляд ищет ту самую, с рассеченным ухом.
– Свалил, калека! – над головой прогудел незнакомый голос.
Тяжелая лапища, сжав меня за плечо, кинула с места. Бессмысленно искать того, кто это сделал. Пока я встал, пока разобрался куда меня швырнуло. Пока то, пока се. Короче, иди дальше, Максим, поедатель четвертого уровня, гроза темных душ. Иди—иди, только сопли подтереть не забудь.
Ненасытное нутро: 148/1000
Активировать: Да/Нет?
Так, этого нам пока не надо!
– Какой—то базар… – я поднялся, с трудом соображая, оглянулся куда прилетел.
Оказывается, здесь есть торговые ряды. Выглядит как всевозможное нагромождение столов, табуреток, подставок, корзин и всего на свете, во что можно класть предметы и, соответственно, откуда их можно вынимать. Ряды тянутся параллельно улице бесконечной кривой линией. Народу здесь тоже хватает, но хотя бы никто не прет на тебя, как танк, не размахивает холодным оружием. Мутным взглядом посмотрел в морду какого-то хомяка. Мохнатый с прищуром выглядывает из-за своего кривого прилавка:
– Эй, калека, костыль нужен, нет? Есть четкий, надежный. Не нужен? А, ты безрукий. Есть моровая пиявка, вместо руки отлично пойдет! Сорок «четверок» всего! Эй, ау! Пиявку, бери, говорю. Скидку дам, раз калека. Костыль в подарок! Э—э, куда пошел? У меня лучшие цены в…
Нафиг от этого сумасшедшего!
– Яйца по дешевке! Разведчики налетай!
Яйца? Что за бред… Зачем разведчикам яйца? Хотя, постойте…
– Язык аму-вага! Шаман был очень силен! Маги подходи, по дешевке отдам!
Здесь торгуют чьими-то языками?!
– Да ты на каблук глянь, дубина! Шпора из колючек коя'коя! Бери, пока не продал. Последняя пара!
Эти визжащие хомяки уже сидят в моей голове. Толпа вокруг возбужденно рычит, шипит, булькает, рассматривает многочисленные побрякушки на столах мохнатых, торгуется. Лавки, корзины, табуретки – все завалено непонятным хламом, что отсвечивает в полумраке города. Мне мерещится или вещи, в самом деле, источают слабый свет?
– Эй, что за… – я удивленно просипел, придавленный.
Толпа, словно цунами, резко хлынула в моем направлении. Я полетел на прилавок, подминая собой торговца. Мохнатый тут же начал верещать, но внезапно заткнулся. Заткнулся, потому что заткнулись все. Этот океан нелюдей смолк, растекаясь клином от центра улицы. А в следующую секунду я почувствовал мощь, силу, величие. Со скрипом повернул голову, вытянул шею, присматриваясь. Копна роскошных шелковистых волос парит над толпой, величественно двигается по центру улицы. Чья же это башка?
Темный маг, регулус, 40 ур.
Младший повелитель ужасов
В толпе раздается приглушенный сдавленный шепот:
– Регулус…
– Смотри—смотри, регулус.
– Где?
– Вон… Где мумия летит.
– Сорок уровней за пару дней! Уму непостижимо!
Развалившись на прилавке, подмявший неистово пыхтящего хомяка, я смотрю, как за обладателем роскошных волос летит оживший труп. Жуткая мумия чутко вертит головой по сторонам, разглядывает толпу, мониторит ситуацию. Красное свечение вырывается из её пустых глазниц, пробивается сквозь плотно сомкнутые челюсти. Куцые черные волосы на голове топорщатся в стороны, шевелятся, словно ожившие змеи. Наваждение длилось десяток секунд. «Волосы» вместе с мумией скрылись за воротами города, толпа тут же отпрянула. Народ отхлынул, а я внезапно понял, что хомяк подо мной готов взорваться истеричным визгом. Его неестественно большая волосатая грудь уже набирает в легкие воздух. Вот только этого мне сейчас не хватало! Я инстинктивно сдавил рот мохнатому.
– Тише—тише. Не кричи, пожалуйста! – зашипел я в лицо торгашу. – Я возмещу, все возмещу! Давай договоримся, а? Что надо? Помочь, поработать, поносить чего?
Мы внимательно смотрим в глаза друг другу. Время стремительно убегает. Где-то тут все ещё крутятся опоссумы, у меня кровоточит плечо. Ай, была не была! Если заверещит, значит, так получилось. Моя рука у него на лице, секунда и вокруг кровавый фарш. Я разжал мохнатому рот. Хомяк смотрит, молчит. Надо закрепить успех:
– Мужик, я случайно! Прости. Толпа навалилась, я замешкался…
И чего это у него глаза такие огромные? Огромные, полные возмущения. Не понял, в чем прокол?! Ой, я дура—ак!
– Женщина, простите бога ради! – то-то хомяк странный и грудь у него выпирает. – Я плохо соображаю, плечо кровоточит!
– Вот, – я кое-как повернул свой обрубок, демонстрируя насквозь промокший бок. – В голове дурман, но это скоро пройдет! Пожалуйста, поверьте!
А куда все делись? Почему такая тишина?
– Да верит она, верит! – насмешливый женский голос раздался у меня за спиной.
В следующий миг меня скрутила огромная черная рука, подняла над землей. Рука, что кажется, создана из тумана. Монструозная конечность сдавила, намереваясь выжать как губку. Внутри что-то хрустнуло, глаза залило красным. Рука продолжает сдавливать, я ору от боли. Секунда, вторая. Языки, где мои языки?! Костяной бур?! Почему я не могу вызвать спасительную строку текста перед глазами? Я желаю прямо сейчас взорвать тут все вокруг! Всё и всех, лишь бы остановить эти сминающие меня тиски.
Последнее что помню – брюнетка, просперус маг, 33 ур. младший Шепчущая в ночи. Из её плеч струится темнота. Рядом стоит Фонарик, держит за ладошку эту дамочку, испуганно смотрит на меня. Вокруг толпа опоссумов. Угольки красных глаз сфокусированы на мне. Чертова брюнетка! Мир катится в спасительную темноту. Чертова брюнетка…
***
Похоже на гигантскую бочку. Я, как и десяток других пленников, бултыхаемся внутри странных стеклянных сфер, летающих под потолком. Внизу… это арена. Песок, высокие стены вокруг. На стенах толпятся, жмутся друг к другу опоссумы. Вон мои знакомые ма'шутцу. Те самые, бывший разведчик и безрукий. Кто это рядом, главный гопник? Опоссум переросток? Гипертрофированная мускулатура, игольчатый доспех, наглая морда. Над головой строчка текста – гвардеец Оʼда Всемогущего. Вся троица пристально смотрит на меня, наблюдает. Ну, ничего, сейчас я вам всем тут устрою! Почему не работает? Костяные кольца на руке не двигаются, свое единственное умение я не могут включить. Как мне тогда взорвать к чертям этот стеклянный шар—клетку? Языки? Поломанные и раздавленные, висят за спиной безжизненными лоскутами. Понятно, вот ты и встрял, Максим.
Вижу брюнетку с Фонариком. Грудастая коза посылает мне воздушный поцелуй, машет ручкой. Вурк сидит рядышком, жмется к этой нахалке, крутит в своих маленьких ладошках что-то светящееся. Наверняка, это мой глаз. Ибо кулек у пояса пропал. Получается, брюнетка и есть сестра девчушки? Думал, будет такой же вурк. Херня какая-то… Может, я чего не понимаю? Я глянул вниз, на песок арены.
Пятый сектор, аму—вага, 33 ур.
Странный … пигмей? Туземец? Как будет правильным называть этого практически обнаженного, в одной набедренной повязке мужика? Лысоголовый, дергающийся старик, сухой, как щепка. Сумасшедший старикан приплясывает на месте. То приседает, то отскакивает в сторону, крутится как ужаленный, машет руками, безумно загребает к себе воздух.
– Цирк уродов! – резюмировал вслух.
Пигмей внезапно замер, перестал скакать и отплясывать. Дедок осторожно выудил из-за пояса какую-то куклу. Самодельная, судя по виду. Напоминает скрученную из веток и соломы фигурку человечка. Фигурка вуду?
– Ещё оближи её, – не смог удержаться от комментария, наблюдая, как шизанутый старикан баюкает и прижимает к груди соломенную поделку.
Но вот туземец перестал сюсюкаться с куклой. Его взгляд изменился, рожа растянулась в предвкушающей улыбке. Резко выставив руку, старик что-то забормотал. Секунда, вторая, третья. Дальше что? Все? Вот так и будет стоять с вытянутой рукой, сжимая свою дебильную куклу? Бред какой-то… А не, не будет. Кукла неожиданно намокла, почернела. Из фигурки проступила наружу черная масляная жижа. Черная, как нефть, тягучая, как мазут, жижа капля за каплей падает на песок. А в следующую секунду, словно гидрант прорвало. Из куклы хлынул поток, рука старика по локоть утонула в черной субстанции. Падая на песок, нефть обретает форму. Вот лужа вспухла, как ядерный гриб. Гриб растет и тянется. Тянется, чтобы принять форму. За пару секунд лужа выросла в человеческую фигуру. Гидрант, что казалось, запрятан внутри фигурки вуду, перекрыли. Поток нефти иссяк, жижа больше не выливается на песок арены. Лужа втянулась в черного, масляного на вид человека. Фигура стоит, медленно колышется вперед—назад. Опоссумы на трибунах обезумели. Гопники вскакивают со своих мест, тычут пальцами в дедка и его черную марионетку, о чем-то остервенело спорят друг с другом. Пигмей, довольный производимым впечатлением, снова скачет и загребает к себе воздух. Черная как смоль фигура стоит, мерно покачиваясь. Лопнул первый шар. На песок грохнулся бобер—переросток.
Воин асолот, 22 ур.
Бобер огромен, наросты на его спине кажутся кусками каменной породы. Несмотря на свой побитый вид, этот мутант выглядит бодро. Бобер криво улыбается. Оно и понятно. Тощий безумный старикан и черная клякса-человек, должно быть, ему не угроза. Асолот рванул вперед, на ходу покрываясь мерцающей пленкой. Каменные наросты на его спине горят, словно жерла вулканов. Видно как дрожит арена от шагов этого переростка. Бобер, широко расставив руки, мчится прямиком на кляксу. Мгновение и человек—жижа двинулся навстречу, таким же образом распахнул свои объятия. Он копирует движения соперника? Они как два друга, что радостно бегут навстречу друг другу. Вот только момент воссоединения для бобра обернулся катастрофой. Черная жижа врезалась в массивное тело, разъедая, словно кислота, расплескалась по всему переростку. За считанные мгновения асолот превратился в опавшую на песок, бесформенную, черно-бурую кучу. Бобра растворило заживо, от головы до ног. Трибуны верещат. Между опоссумами носятся упитанные ежи. С табличками в руках, эти «букмекеры» принимают ставки, пишут коэффициенты, собирают от усатых ядра. Смертельный тотализатор и я его новый участник.
– Господи… – от происходящего перехватило дыхание.
Я поднял глаза на брюнетку, встретился взглядом. Стерва смотрит на меня, улыбается. Приложила ладошку ко рту покачать своей милой головкой. Мол «ой, какая беда случилась». Расскажи это бобру, превратившемуся в кусок отвратительного теста. Коза драная, сдала меня гопникам! Жижа, тем временем, снова приняла форму шатающегося масляного человека. На песке осталась валяться неприглядная груда мяса и лужа крови. Лопнула вторая сфера. На арену рухнул воин либрикус, 9 ур. С одним крылом и отрубленными конечностями на груди, богомол имеет помятый и побитый вид. Человек—богомол кинулся на пигмея. Хорошая была задумка – попытаться перелететь жидкого. Однокрылого словили в момент приземления. Несколько мгновений и очередная куча мяса на песке.
Лопнула третья по счету сфера. На арену рухнул тот самый хомяк, которого я придавил на улице. Этого за что? Хомяк дрожит и пятится. Но куда ты тут денешься? Слишком высоко, чтобы как-то попытаться выбраться. Вскарабкаться на стену трибун? А смысл? Наверху обезумевшие еноты—опоссумы. Словишь пинок в лицо быстрее, чем сможешь поднять свою тушу. Главный гопник сверлит меня взглядом, улыбается. Чую, Максима оставят напоследок.
***
Стеклянная клетка лопнула. Без фанфар и торжественного объявления я рухнул на песок. Хомяк ещё не успел затихнуть. Половина его тела представляет собой расплавленный кусок мяса. В голове дыра, лицо почти отсутствует. Единственный целый глаз вытек наружу, смотрит в мою сторону. Меня накрыл кричащий и улюлюкающий мир, провонявший запахом металла и фекалий. Передо мной покачивающаяся из стороны в сторону масляная фигура. Главный енот встал со своего места. Речь толкать будет? Брюнетка подалась корпусом вперед, что-то быстро шепчет, сжимает в руках неонового цвета шарик. Опоссумы верещат, главный гопник обводит взглядом толпу, тычет в меня пальцем. Дедок отплясывает за спиной жидкого человека. Но мне по всё по барабану. Я так хочу пить. От жидкой черной фигуры струится такой сладкий аромат, такой притягательный запах. Он зовет меня, дурманит сознание, влечет к себе…
– Не сходи с тропы, поедатель, – шелест женского голоса в моей голове. – Не сходи с тропы.
Руки тянутся размотать бинты. Как же я хочу попробовать эту черную жижу. Чувствую, как рубашка на спине хрустит и рвется. Языки тоже хотят пить. Змеиными телами они подымаются над моей головой, тянут к черной марионетке свои тупые морды. Почему так тихо вокруг? Почему ты пятишься от меня, старик? Что случилось с твоей мордой, енот? Почему у брюнетки такие огромные глаза. Почему её лицо вытянулось и побледнело? Тело само двинулось вперед.
– Я так хочу пить… Иди сюда, жидкий, иди сюда…
