Алёна Цветкова
Попаданка. Колхоз – дело добровольное
Глава 31
Тут же по соседству металлическая посуда продавалась. Цены у нее, конечно, побольше. И на вид она сильно проще глиняной, но Салина сказала, что металлическая посуда долговечнее, а значит выгоднее. И вдовушки наши, не жалея, гроты отдавали. Расторгуется, чую, купец в ноль, вон у него как бойко продажи-то идут. Салина там блюдо купила. Огромное. На половину стола. Непонятно что она с ним делать собралась. Но сестра меня даже слушать не стала. Вцепилась, как я в кувшинчик глиняный. Оно и понятно, это мне металл привычен, в отличии от глины, а нормальным людям в Гвенаре наоборот. А Рыска купила жестяные стаканы… зачем? Не понимаю… даже не кружки же. С ними же чай пить неудобно, ни руками не взяться, ни губами не коснуться – горячо. И, вообще как-то в нашем мире такая посуда не котируется.
Так что пока сестры над жестяными тарелками восторженно охали, я дальше пошла. Мимо прилавка с бусами. Туда все равно не пробраться, бабы стеной встали. Да и не надо мне… у меня уже четыре нитки есть. А я их даже не надела еще ни разу. Не в огород же с ними на шее идти.
И тут меня кто-то за руку схватил.
– Девушка, подождите!
Оглянулась я, а это купец, который бусы нам продал в городе. Стоит… смущенный такой. Шапку в руках мнет.
– Простите, – запинается, волнуется чего-то, – а ваша сестра разве не пришла на ярмарку?
– Что? – я даже растерялась немного. Не, ну, а чего он так. Без подготовки… – Пришла… вон она, – кивнула на толпу возле телеги с посудой, – с блюдом… А вам зачем?
Ляпнула и тут же поняла какую глупость сморозила. А купчишка-то как маков цвет вспыхнул. Я думала загорится, заполыхает огнем-то. Странно, купец и такой стеснительный.
– Малла, – вылезла из толпы Салина со своим блюдом. А оно огромное, как щит половину Салины закрывает. Купец на нее глаза вскинул и еще сильнее покраснел, хотя казалось, больше некуда. А она его увидела и тоже растерялась, ушками заалела, глаза опустила…
– Э-э-э, – потянула я, – пойду-ка я дальше погуляю. А вы тут сами… без меня… побеседуйте.
Забрала я у Салины ее щит, неудобно же с такой огромной штукой на свидании-то, и пошли мы с Рыской дальше по рынку гулять. К бусам Рыску не пустила, обещала ей нитку на выбор подарить.
А дальше шкуры продавали. Выделанные. Мягкие, нежные. И не скажешь, что овчина обыкновенная. Даже я не сразу поняла, что это за мех такой. А ведь один сезон в шубах продавцом отработала.
Мечтала себе на полушубок заработать… всю зиму копила, чтобы весной подешевле купить. И купила бы, да только мой зайка-алкоголик машину в соседнем дворе разбил, когда с собутыльником дрался. Пришлось мой некупленный полушубок за ремонт капота отдать. Еще и не хватило. Потом год кредит выплачивала. Не мог же Орландо попроще авто выбрать. Ему же обязательно надо было в самый крутой джип на районе раскурочить. Хорошо мужик попался понимающий. Не стал с меня на новый капот трясти. Только за ремонт… половину. Ох, и слез я тогда пролила… никогда в жизни столько не плакала. А Орландо целых полгода в рот не брал. На работу вышел. Клялся, что купит мне целую шубу, а не половину. Правда запала не надолго хватило.
– Малла, ты чего? – Рыска меня от мыслей отвлекла.
– Ничего, – всхлипнула я. Так уж мне шубку захотелось… или к Орландо… я сама не поняла… аж до слез. И меха как раз у меня в руках оказались такие, из которых бы я полушубок себе сшить хотела бы. Ворс темный, густой, под норку. Переливается так, что кажется на каждом волоске по бриллианту… Цена, правда, у этой шкуры, как у коровы оказалась. Не по карману мне такая роскошь. У меня, вообще, полтора грот остался до конца месяца.
– Пойдем, Рыска, отсюда, – вытерла я слезы. Зачем мне мех… не в коровник же в шубе ходить… Только так обидно вдруг стало. Разве же я много хочу? Ну, почему мне муж такой достался? Был бы нормальный, жили бы ним душа в душу. И глядишь не тащила бы я котомки эти проклятые с рассадой. И осталась бы дома. В шубе.
– Малла, – Рыска встревоженно заглянула мне в глаза, – все хорошо.
– Да, – кивнула я, – просто вспомнила кое-что… пойдем, посмотрим, что тут еще есть, – улыбнулась через силу, запирая свою боль на замок. Нельзя думать о прошлом. Все равно ничего не вернуть. Ни зайку-алкоголика, ни папу с мамой…
Долго мы с Рыской-то не гуляли. Остальное так, мельком посмотрели. Одежда готовая. Видно не новая, но богатая. Но я даже в своем мире в секонд-хенд никогда не ходила, а здесь и подавно не буду с чужого плеча носить.
У телеги кузнеца потолкались. Рыска себе ухват новый купила. Красивый. И ручка-то у него резная, и сами рожки лепестками металлическими украшенные. Такого ухвата даже у короля на кухне нет. Это нам купец сказал. И я смотрела, ничего над его головой зеленое не светилось. Значит не врал.
Еще ленты купили косы заплетать. Красивые, яркие. Раньше-то к нам все больше самые простые привозили, серые. А тут у меня глаза разбежались от разнообразия. И цвета разные. И ширина. От самых узеньких, до широких, в ладонь почти. Там я свой предпоследний грот и оставила. На ленты на гребешки потратила.
Еще мы розки проклятые купили пару мешочков, нам на сыр нужно было, приправ кое-каких, муки немного.
А потом мы нагруженные покупками пошли по домам.
Покупок было столько, что я еле-еле доволоклась до дома. И Салину сто раз вспомнила. Мало того, что интересно, как у них там с купцом сладилось, так еще и блюдо ее тяжеленное все время норовило упасть. И зачем ей такое огромное блюдо?
А Салина с купцом исчезли куда-то. Ни разу нам на глаза не попадались, пока мы с Рыской по ярмарке гуляли. Так что на всякий случай решила я к ней домой не заходить… А то же дело молодое, вдруг они там… того… а я помешаю. Оставлю у себя, сестра потом заберет.
Времени до обеда мало оставалось, решила я блины испечь. Вдруг Салина купца в гости пригласит. А угощать-то нечем…
Жарко летом возле печи, а окна-то здесь не открываются. Так что двери распахнула на всю ширь. И когда Салина калиткой скрипнула, сразу услышала. Глянула, а она одна идет. Но довольная, значит все хорошо у нее с купцом-то.
– Салина, – закричала я прямо из кухни и лопаточкой, которой блины переворачивала, помахала, – рассказывай быстрее! Чего купец хотел? Сыры-овощи или познакомиться?
– Малла, – ахнула Салина вместо ответа, – это откуда?!
И смотрит куда-то в сторону.
– Что там? – не поняла я. Сковороду отодвинула, чтоб не сгорел блин-то и на крылечко вышла. А там на перильцах шкура небрежно брошенная висит… та самая. Я даже глаза протерла, думала привиделось. Но нет, висит.
– Салина, – ахнула я, – откуда это?
– Малла, – Салина свела брови и руки в бока уперла, – кто это тебе такие подарки делает? Признавайся, с кем шашни крутишь?!
– Ни с кем, – ответила я честно. Ужасно захотелось провести ладонью по меху… Вот как из простой овчины может почти норка получиться.
– Ты мне зубы не заговаривай, – Салина не поверила моим словам, – то три ночи неизвестно где пропадаешь, то шкура у тебя выделки Великого Мастера. И ты мне еще будешь говорить, что у вас с господином Орбреном ничего нет?!
– Почему сразу с ним? – не поняла я логики.
– Потому что ни одни его строитель не смог бы купить такой мех. Ты хотя бы знаешь сколько он стоит?
– Десять грот, – вздохнула я. Если бы руки не были в масле, то…
– Малла, ты должна отдать эту шкуру.
– Кому? Салина, я уже сто раз тебе говорила, что ничего и ни с кем у меня нет. Я, правда, каждый вечер хожу к господину Гририху. И сегодня я снова к нему пойду. Он меня читать и писать учит. И я понятия не имею откуда взялась эта шкура. Может быть она, вообще, не для меня, а для тебя?
– Для меня? – Салина растерялась, а потом покраснела, – да, Варн сказал, что меня ждет сюрприз…
– Варн? – вскинула я брови. А Салина вдруг засмеялась счастливо и, схватив шкуру, закружила у крылечка, на узенькой дорожке, топча свежескошенную траву. Я только сегодня с утра во дворе траву скосила. Обычная коса мне не давалась, так что я горбатилась с горбушей.
– Купец, Малла, – сестра сияла, как солнце, – который с бусами. Он такой хороший. Говорит, я ему сразу понравилась. Еще там, в городе. А когда торговалась, сразила в самое сердце. Почувствовал он родную кровь. И что Дар у меня есть догадался. И он первый собрался ехать торговать к нам в поселение. А за ним уже остальные подтянулись.
– Салина, – рассмеялась я, так хорошо стало на душе от радости за сестру, – мне кажется он нарочно это сделал, чтобы тебя найти.
– Он тоже мне так сказал, – порозовела сестренка, – мне так страшно… вдруг все это не по-настоящему. А просто так… Я не хочу, как Сайка.
– Значит не будешь, – пожала я плечами, – все же от тебя зависит. И пошли уже обедать. Я блинов напекла…
Салина весь день не выпускала мех из рук, и сто раз, вслух рассуждая, что подкопит денег, купит пару шкур у признанных мастеров на шубу, а оторочку сделает из этого. И будет у нее тогда шубка не хуже той, что муж дарил.
И так глаза у Салины в этот момент сверкали, что у меня сердце щемило. Вот везет же кому-то… и муж хороший был. И мужчина, который впервые интерес проявил, сразу такой подарок сделал. Не зря мама говорила: с умом торговать, а без ума – бедовать, учись, дочка, дальше. Но мне с Орландо в сторожке сидеть интереснее было.
А вечером к нам девчонки пришли. Надо же было Салине подарком похвастаться. И блюдом. Мы на него овощи выложили. В разных видах. И жаренные, и тушеные, и маринованные и просто свежие. Огурцы, помидоры, баклажаны, перцы, капуста, кабачки, морковь… все, что выросло в огороде попало на это огромное блюдо. Очень живописно получилось.
Девочки, конечно же, тоже пришли не с пустыми руками. И пироги с кашей, и каша с разными приправами. Богатый по меркам этого мира стол накрыли. А Сайка наливочку принесла…
И обновы тоже каждая свои принесла похвастаться.
Глава 32
Рыска все ленты новые в волосы вплела, а концы свободными оставила. Получилось что-то вроде украинского венка, в котором мы в детве в танцевальном кружке народных танцев танцевали. Я туда недолго ходила, правда, оказалось, что костюмы за свой счет покупать нужно. А у моих родителей возможности такой не было.
Витка туфельки новые надела. Такие же, как у нас троих. Темные кожаные лодочки на тонкой подошве с небольшим каблучком из клеенной бычьей кожи, украшенные стеклянными бусинами. Красивые. И видно было, что гордиться Витка своей покупкой. Она когда шла непроизвольно носки вперед так сильно тянула, чтоб туфли во всей красе представить, что немного забавно это выходило.
Сайка купила себе платье роскошное. Все такое квадратно-гнездовое, пышное и объемное. И казалось бы, совсем не мелкая Сайка должна в нем смешно выглядеть, но не тут-то было. Где надо утянула, грудь в декольте выставила и свои красны бусы повесила, прическу высокую сделала… красавица. Прямо королева на старинных картинах. Оказывается такие наряды аристократки на балы надевали. Здесь, оказывается, такое развлечение тоже очень распространено. А то что обувь под платьем вдовья – деревянная, не видно.
У каждой вдовушки было показать. И я видела, как сияли их глаза. И вдруг поняла, что дело вовсе не в самих обновках. Дело в том, что они впервые за долгое время почувствовали себя не хуже других. И именно поэтому изменился взгляд, движения стали другие и что-то еще, неуловимое ни одним органом чувств. Но я видела, что даже Дайра в платье-мешке, которая пришла со своей гуделкой на нашу вечеринку, стала другая.
Как будто бы в их глазах появилась жизнь…
Господин Гририх говорил мне, что вдовы доживают свой век во вдовьих поселениях. А сейчас, я видела, они начали не доживать, а жить.
– Салина, скажи, – отвлекла я сестру, – почему, когда королевский возница предлагал отношения, ты не позволила ему ничего. А от Варна приняла не самый дешевый подарок?
– Не знаю, – пожала плечами Салина и рассмеялась, – наверное, Варн мне понравился, Малла. А вознице нужны были сыры, а не я сама… и вообще, он это не всерьез говорил.
– А Варн всерьез?
– Не знаю, – она притоптывала каблучком в такт мелодии, которую наигрывала Дайра, – поживем – увидим.
– Верно, – мне стало так хорошо, от этого ее «поживем – увидим» и так захотелось поделиться тем, что поднималось откуда-то огромной волной. И я обняла сестер, сидевших с двух сторон от меня, – Рыска, Салина, я вас так люблю!
– Мы тебя тоже, Малла, – чуть ли не хором ответили, смеясь, сестры и прижали меня к себе, – пошли танцевать! Дайра, сыграй-ка нам что-нибудь повеселее.
Все остальные вдовушки одобрительно загудели, а Дайра, улыбнувшись, легким движением руки изменила спокойную мелодию на задорную плясовую.
Натанцевались мы до упада. А когда все снова расселись за столом, я примостилась рядом с Дайрой.
–Дайра, скажи, а ты могла бы научить меня играть на гуделке?
– Могла бы, – улыбнулась она, – я слышала, как ты поешь, у тебя может получиться. Только это, Малла, труд. Долго учиться надо.
– А петь? Ты могла бы собрать несколько вдов и учить с ними песни? Чтоб потом перед всем поселением вы их пели…
– Ты имеешь в виду хор? – со смешком подняла бровь Дайра, – мой отец, Малла, руководит королевским театром. И у меня самой Дар очень сильный. Как ты думаешь, я умею руководить творческим коллективом?
– Но почему тогда ты здесь? – я никак не могла понять логику местных жителей. Зачем заживо хоронить тех, кто может принести пользу.
– Мне семнадцать было, – Дайра все так же улыбалась. Но улыбка стала грустной, – Глай пришел на спектакль и увидел меня. Нашел меня за кулисами. Он был так настойчив, Малла. И так красив.
Она помолчала немного, но я не знала что сказать, и боялась, что из-за моего неосторожного слова, Дайра перестанет рассказывать.
– Он ухаживал за мной, как за королевой. Засыпал цветами, подарками, и я сдалась. Влюбилась до сумасшествия. А отец, когда узнал, что Глай воин, запретил мне с ним встречаться. А тут еще его величество как раз в десятый раз овдовел. Всех воинов на границу отправили. И Глай уехал. Я думала с ума сойду. И как отец не отговаривал, собралась к нему. И отец поклялся Оракулу, что если я поеду, он меня из семьи вычеркнет. В сердцах сказал, эмоциональный он очень, несдержанный. Но Оракул принял его клятву. А я уехала. Без Глая, казалось мне тогда, жить не смогу.
– Он погиб, – прошептала я, чувствуя, как в груди снова печет от боли.
– Нет, – улыбнулась Дайра и смахнула слезу, – мы потом почти десять лет вместе прожили. А погиб он три года назад. Страшное тогда что-то намечалось на границе. Хорошо, что его сиятельство успел вовремя. Остановил хадоа…
– Остановил?
– Да. Мы тогда гонца отправили из крепости. Шустрый мальчишка, он по всему Гвенару мотался, его сиятельство разыскивал. И нашел. Долго мы ждали. Уже отчаялись, думали все погибнем. И мужчины, и женщины… Мы-то рядом встали. Никому не хотелось вдовой оставаться. Но его сиятельство успел вовремя. Мой Глай с друзьями впятером хадоа сдерживали, по герцог Оракула на помощь призвал. Его светлость очень сильный. Почти, как его величество.
– Прости, Дайра, – я почувствовала себя виноватой. Напомнила, разбередила душу несчастной вдове.
– Не извиняйся, – Дайра плакала и улыбалась одновременно, – я радуюсь, когда про Глая вспоминаю. Жаль только, что не ушла я с ним, как остальные женщины… вытащил меня его сиятельство.
– Дайра, – обняла я вдову, – приходи завтра на собрание колхозное.
– Не сильна я в поле-то, Малла…
– Все равно приходи. Нам люди не только в поле нужны. Придешь?
– Я подумаю, – ответила Дайра.
– Дайра, хватит грустить! Сыграй-ка плясовую! – вклинилась между нами счастливая Сайка. Пока мы беседовали, остальные уже отдохнули и снова хотели танцевать,
А потом мы пели песни. Красивые в Гвенаре песни. Очень на наши народные похожи. Слушала я, а сама все про Дайру и ее Глая думала. Все же настоящая любовь она и в Гвенаре есть. Вот бы мне хоть когда-нибудь такую найти. Чтобы вспомнить о ней счастьем было, даже сквозь слезы, чтобы улыбаться.
– Малла, – Салина прижималась ко мне, – а ты чего не поешь?
– Так не знаю я ваши песни, – вздохнула я.
– А ты нам свою спой, которую знаешь. Девочки, – Салина повысила голос, прерывая гул застолья, – Малла, нам сейчас песни из Хадоа петь будет. Давай, Малла…
И я дала. Все чувства, что мне сейчас душу жгли, выплеснула.
– Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой…
На втором куплете запела вместе со мной гуделка Дайры, и вдруг почувствовала я что-то… что-то такое, огромное и необъятное, будто бы вижу я столько много, сколько человеческий глаз увидеть не может… а потом показалось мне на мгновение, будто бы я в руках уголек держу. Почти потух он, одна только искорка мигает, вот-вот погаснет. А от дыхания моего искорка вспыхнула и загорелась чуточку ярче…
И тут песня кончилась. Замолкла гуделка.
А бабы-колхозницы сидят за столом улыбаются радостно со слезами на глазах, так на них музыка Дайры подействовала.
– Ох, Малла, какая песня, – вытерла слезы Салина, – я как будто бы с Ярком моим увиделась.
– А я с Валисом, – счастливо улыбнулась Нана и всхлипнула.
– А я с Крием, – даже моя тяжелая на эмоции Рыска плакала.
И все остальные тоже закивали подтверждая, что и они сейчас вспомнили тех, кого любили.
После такого как-то закончилось наше застолье. Ни пить уже, ни плясать, ни петь не хотелось. Стали по домам все расходится, шепчась и делясь друг с другом дорогими воспоминаниями.
А я осталась Салине помочь прибраться, Дайра в уголочке так и сидела, струны перебирая, словно с инструментом разговаривая.
– Пойдем, Дайра, – позвала я ее, когда мы закончили. Слишком сильно увлеклась она беседой с гуделкой и ничего вокруг не замечала. Я давно знала, все музыканты немного с придурью. Был у Орландо знакомый гитарист. Играл, как Бог, а пил как дьявол.
Попрощались мы с Салиной и вышли вместе с Дайрой во двор. А там ночь уже давным-давно наступила. Густая, темно-синяя, и звезды высоко-высоко в небе искорками светили, не складываясь в знакомые созвездия. Луна здесь тоже была, но очень маленькая, и от того ночи казались мне гораздо темнее, чем в нашем мире. Ветерок еле слышно шелестел нескошенной травой во дворе, надо будет завтра с горбушкой в гости наведаться. Некогда сестре двором заниматься, целыми днями она в правлении торчит. То с купцами договаривается, то овощи принимает с огорода, то сыры от Сайки, то отгружает купцам заказы.
Я зевнула, как-то внезапно навалилась усталость и хотелось побыстрее попасть домой и лечь в кроватку…
– Малла, не знала я, что песенница ты, – обняла меня за воротами Дайра, – Приду я завтра на собрание. Обязательно.
И рассмеявшись, убежала прочь по улице. А я не поняла, что она имела в виду, но переспрашивать не стала. И, широко зевая, пошла к себе, думая, как хорошо, что я живу по соседству. И через все поселение мне домой возвращаться не надо.
Я уже взялась за калитку, как кто-то схватил меня за запястье и резко дернул в сторону.
Глава 33
От неожиданности я не удержалась и кулем повалилась на землю. Но господин Орбрен, а это был он, не дал мне упасть, схватил за плечи, затряс, как грушу, и зашипел зло:
– Ты что творишь, дура безмозглая! – а глаза фиолетовые прямо сверкали от негодования, – идиотка бестолковая! Хорошо, что я сегодня в поселении был, вовремя заметил и прикрыл!
Ну до чего наглый! Мне даже рот открывать не пришлось, я как раз зевала в этот момент, так что сходу зашипела в ответ. Хотела заорать, но мгновенно поняла, потом не отмоешься, Все соседи увидят нас вдвоем с этим негодяем, и все, пиши пропала. Ни в жисть никто не поверит, что у нас ничего не было.
– Вы, бесстыжий негодяй! Немедленно отпустите меня, и не смейте ко мне прикасаться! – я даже шею вытянула, и глазами сверкала не хуже чем господни Орбрен до этого, – и, вообще, что вы делаете возле моего дома?! Следите, чтобы потом все доложить его сиятельству? Так вот, запомните, и доложите своему начальству. Я слово держу, молчу и никому ничего не рассказываю. И от вас мне ничего не нужно! И пусть герцог даже не вздумает приезжать за мной через год! Я лучше на всю жизнь вдовой останусь, чем по его указке замуж выйду.
Я уперлась двумя руками в твердую и мускулистую грудь господина Оргрена и изо всех сил толкнула опешившего от моей отповеди шпиона в сторону, прямо в заросли крапивы у калитки. Как-то упустила я этот момент… надо бы и за забором горбушкой пройтись. Папа-то постоянно межу обкашивал…
Пока господин Орбрен барахтался в крапиве, я, гордая одержанной победой, прошмыгнула во двор и закрыла калитку. Сразу стало спокойнее. И я даже вздохнула свободно. А то адреналин-то в крови плескался концентрированный. Очень уж нешуточной мне показалась эта ситуация.
Я еще раз сделал глубокий вдох и расслабленно выдохнула. Все закончилось. Все хорошо. Сейчас я пойду домой и лягу спать.
Сделала шаг по двору в сторону дома и услышала, как еле слышно скрипнул забор за моей спиной. Сердце рухнуло в пятки, во рту пересохло. Неужели это еще не конец?! Я медленно повернулась…
Господин Орбрен вплотную к калитке, держась обеими руками тонкие бревнышки забора. И смотрел на меня с каменным лицом. Только глаза, светящиеся во тьме каким-то потусторонним светом, выдавали его злость… или даже ненависть.
Страх снова шевельнулся во мне, шустрой змейкой пробежав по позвоночнику вниз, собираясь ледяным облаком в районе копчика. Резко ослабли колени и захотелось сбежать и спрятаться далеко-далеко. Чтобы никто не нашел меня. Но я не могла перестать смотреть в глаза господина Орбрена.
Не знаю, сколько времени то продолжалось, но мне показалось, что прошли годы или даже века. Но тут резко, так что я вздрогнула, взвизгнула дверь у Салины. Сестра выскочила на крыльцо и тихо крикнула:
– Малла, ты забыла тарелку из-под блинов! Малла… все хорошо?
Господин Оррен выругался одними губами и, еще раз особенно недобро взглянув на меня, исчез в темноте, будто бы его и не было.
– Малла, – встревоженная Салина, шипя от укусов крапивы, разросшейся с ее стороны вдоль заборчика между нашими дворами, окликнула меня снова.
Я. как замороженная, с трудом ворочая вдруг ставшим непослушным телом, посмотрела в сторону сестры. Сердце колотилось, дышала я так, как будто бы пробежала стометровку на время.
– Малла, что с тобой?
– Все хорошо, – выдавила я онемевшими губами, – все хорошо, Салина. Просто задумалась.
Я забрала тарелку и, пожелав сестре спокойной ночи, пошла домой. Надо было спокойно подумать о том, что случилось.
А дома, чинно-важно сидя на лавочке, меня ждали арровы ведьмы. Но они выбрали не тот день, и я готова была уже выгнать их из дома и запретить входить без моего ведома, как Грайя вскочила, шагнула ко мне и заглянула в глаза.
– Орбрен?! – цокнула она недовольно, – не переживай, Малла, мы сможем защитить тебя от братьев. Давай, дочка, выпей отвар. – Мушка поднесла мне кружку. – И ложись спать. Нам нужно поработать. Это наглый мальчишка почти размотал наши нити.
Горький отвар привычно обжег язык. Но сегодня я безропотно выпила все до дна. Я не знаю, чего хотят арровы ведьмы. Не знаю, добры ли их намерения или они тоже держат камень за пазухой. Но господин Орбрен, шпион двух братьев: короля и герцога, наглядно показал мне, что церемониться со мной не будут.
Меня снова передернуло от той злобы и ненависти, что плескалась в его глазах. Пощады мне не будет Моего сына, или дочку, заберут сразу и еще неизвестно, что сделают со мной. Я никогда не увижу своего ребенка, а этого я допустить не могу. Пока ведьмы на моей стороне, просто потому, что против братьев. А когда я почувствую угрозу от них… не знаю, но почему-то не верю я в их бескорыстную доброту. Хотела бы, но не верю. И я что-нибудь придумаю.
А сейчас послушно легла в постель, закрыла глаза и приказала себе: «Спать». Сейчас главное, чтобы ведьмы снова наложили свои чары, или поколдовали, или что там они делают, чтобы никто не заметил, что я ношу под сердцем ребенка. А завтра я подумаю и о том, что случилось сегодня ночью во дворе, и о том, как мне сбежать от ведьм.
Только проведем с господином Гририхом колхозное собрание…
И надо еще помидоры пасынковать, уже два дня откладываю…
И огурцы подвязать…
И школку свою проверить. А то с этими треволнениями уже несколько дней мельком только смотрела…
И еще овцы у меня… надо с ними то-то решать.
И…
– Проклятые арровы ведьмы! – мелькнула последняя осознанная мысль.
