Александр Васильевич Кулешов
Тайны служебные и личные, или Карибский синдром
– Вы – брат? Ранее пациентка приходила с другим мужчиной…
– Нет, сослуживец мужа.
– Возможно, вы мне и нужны. Это не вы противозачаточные спирали продаете? Ко мне уже две клиентки приходили с просьбой правильно поставить, а я сам их впервые вижу. Советская индустрия медикаментов и медоборудования для контрацепции ничего кроме «изделия № 2» не предлагает. Хотелось бы инструкцию по установке увидеть, – врач указал на извлеченную из портфеля коробку.
– Я отсталый в плане сексуального просвещения, про спирали ничего не знаю, – попытался отшутиться Виктор.
– Какой-то лейтенант-ракетчик их распространяет, вот я и спросил, – пояснил врач.
– Я этим не занимаюсь и распространителя спиралей не знаю, – Коростелев догадался, что, скорее всего, распространителем является уже засветившийся двухгодичник-фарцовщик, но говорить ничего не стал.
– Что это тут? – с любопытством спросила Валечка, протягивая руку к коробке.
– Вам пока преждевременно этим интересоваться, – с усмешкой ответил гинеколог. – Ну разве только для просвещения. И вас я уже спрашивал о распространителе противозачаточных спиралей, и вам он тоже не известен.
– Ну уж точно, что это не Витя!
Валя предстала личностью трогательной, обезоруживающей своей безграничной искренностью. Догадалась ли она, кто из лейтенантов-ракетчиков является распространителем импортных спиралей? Вопрос не поднимался, и тема не обсуждалась. По возвращению домой с Виктором она тяжело вздохнула:
– Вот я даже чаем не догадалась тебя напоить после службы. Ты голодный?
Его движения спокойны и точны, в разговоре простой и искренний:
– Как-нибудь перебьюсь.
– Ну тогда налей мне попить, – получив стакан с прохладной водой, шаловливо подмигнув, Валя шепотом спросила:
– Признавайся, как там развивается твой роман с навязчивой блондинкой? – она не скрывала, что обожала чужие тайны, и однажды неприглянувшийся ей человек своего статуса уже не менял. Ее голос был тих, покрытый выраженным доверием.
– Пока никакого романа, почти что анекдот со случайными встречами, – Коростелев честно высказал свою озабоченность отношениями с Настей.
– Может, и хорошо, что романа нет. Слова искренней правды еще никому не повредили. Твоя блондинка, как бы это сказать помягче – распутная женщина. Оставь ее в покое. Пока ждешь приема гинеколога с многими людьми успеваешь познакомиться, а народ – он же все знает. В городе есть группа симпатичных молодых женщин, их замечают в обществе приезжих инспекторов по завершению проверок воинских частей, – со злорадной улыбкой Валечка пересказывала Коростелеву полученную ей информацию и наблюдала, как он весь, до корней волос на голове, напрягся. Она ждала его немедленной реакции: что он предпримет, какие сделает выводы? – Результаты инспекций очень важны для руководителей, поэтому всегда присутствуют конъюнктурные попытки угодить инспекторам, продемонстрировать уважение, что кроме официальных поклонов включает и организацию свободного времени физически крепких экземпляров с высоким уровнем тестостерона. Женщин в комиссиях не бывает. Такой вот приятный номенклатурный расклад. Все ценят внимание к своим скромным персонам. Тратят время на шашлыки, распитие напитков и неформальное общение с представителями противоположного пола.
Застыв в напряжении, Витя больше никак не выдал своей реакции на ее сообщение. Губки у нее задрожали, и в глазах выступили слезы злорадства. Она еще хотела что-то заявить, но Виктор всем видом показывал, что ему это не интересно, притворился крепким орешком, умело скрывая свои эмоции. Он был строг и сосредоточен.
– И та, что с тобой танцует – тоже из этой компании. Заправляет этой группой здоровая такая тетка из Дома офицеров, распределяет, кому, где и с кем нужно отработать. Она – как цветочница с вывозными по заказу растениями. Под прикрытием художественной самодеятельности подбирает носительниц женской красоты вкупе с умением себя держать, прежде всего, не лезть не в свои дела и не болтать лишнего. Сколько времени можно поддерживать интеллектуальный разговор с офицером о современной литературе и французском кино? Сам понимаешь, а дальше – как пойдет. Любой усердный служака никогда не откажется от амурного приключения с доступной красоткой, а про совместное похождение с руководителем будет держать язык за зубами. И для девушек есть шанс зацепить достойный экземпляр.
Валечка полностью выложила собранную ей информацию, и по применимому ею критерию мужской гордости этого было достаточно, чтобы парень задумался и сменил свой настрой. Ее план сработал: Виктор с серьезным видом распрощался и бросился на улицу, унося в душе неприятный осадок. Он даже не думал, что будет делать, как только выйдет из дома Сержантов. Главное – побыстрей выйти из навалившейся духоты и удержаться от поспешных выводов.
С инспекциями в своей службе Виктор еще не сталкивался, реальных механизмов работы инспекторов не представлял. Он понимал, что решение по результатам проверки каким-то образом подготавливается, обсуждается, утверждается и оглашается, получив вполне весомое документальное подтверждение. Но как выглядит процесс обсуждения и согласования? На что похожи переговоры инспекторов и как выносится приговор, от которого зависит карьера и судьба инспектируемых: на заседание парткома или дискуссионный клуб с беспощадным разбором всех подмеченным и предполагаемых недостатков, или неторопливый треп уже уставших людей? Есть члены общества, которые любят проверять деятельность других его членов и мечтают попасть в проверяющую комиссию. Есть проверяемые, которые слышали выражение «каков стол, таков и стул», и понимают, что кроме демонстрации официального уважения к проверяющим нужно предложить ненормируемое внимание в виде выезда на шашлыки, ящика выпивки и девочек в номер. Есть другие люди, которые понимают, что при спросе на такие услуги в городке, где расположилось четыре воинские части, это уже образует отличную базу для укрепления собственных позиций и даже безбедного бизнеса. Никто не будет отрицать, что секс очень важная отмычка для многих ситуаций, не использовать ее – значит, упускать возможности.
Само собой получилось, что с такими размышлениями Коростелев завернул в Дом офицеров и нашел там Татьяну Лихареву в ее скромном рабочем кабинете. Она держала перед собой серебристую пудреницу и убирала с лица капли пота.
– Витя, я так рада тебя видеть! Ты зашел подтвердить твое желание участвовать в подготовке праздничного концерта к Седьмому ноября? Один, без Марилены? – закрываемая пудреница звонко щелкнула.
– Нет, я хотел с тобой поговорить, – волшебные слова, которые моментально преобразуют любую женщину, не смотря на возраст или крупную фигуру, так как подтверждают интерес к ней мужчины. Татьяна, казалось, подтянулась, глаза радостно засияли, подрисованные бровки вздернулись удивленно, рука потянулась проверить, все ли хорошо у нее с прической.
– Слушаю тебя со всем моим вниманием! – даже голос стал глубже и приятнее.
– В Рубежанск для проверки воинских частей периодически приезжают разного уровня инспекции. Говорят, начальство организует им досуг, налаживая связи с инспекторами. Вечеринка, поездка на шашлык или на рыбалку – это благоприятная атмосфера, хороший психологический климат для сближения проверяющих и проверяемых, для снижения напряжения и гашения тревог, – Виктору казалось, что он логично излагал причину своего прихода к Татьяне. – Ну если ты пил с кем-то водку, неужели, завтра завалишь его в своем отчете? Наверное, и вы в Доме офицеров применяете ту же тактику, когда вас инспектируют?
Бровки на лице Татьяны застыли в форме палатки с высоко поднятой стойкой и выдавали процесс сдержанного осмысления: такой молодой лейтенант не мог быть ни членом комиссии, ни организатором хорошего приема для нее, тогда зачем ему это? Она ответила нейтрально:
– Бывает, стараемся не ударить в грязь и не забрызгать. Инспекция – это часто построение карьеры через чужие неприятности, их принято избегать.
– Говорят, что через тебя заказывают девушек, чтобы скрасить солдафонское общество? – напрямую спросил визитер.
– Добрые люди всякое болтают, но кто может возразить, тот молчит, – Таня игриво взглянула на собеседника. – Тебя-то это как волнует?
– Хочу знать, участвуют ли в этом мои знакомые?
– Если я буду рассказывать, кто чем занимается в свободное от художественной самодеятельности время, то мне трудно будет набрать участников не то что на концерт – на номер. Это же касается и досуга приезжих комиссий – при излишней болтовне мне просто укажут на дверь. Я свою работу потерять не хочу, – лицо женщины стало строже и суше, словно она разговаривала со случайным встречным, спросившем ее на улице о вербовке на работу на великих стройках социализма по объявлению огромным транспорантом. Даже руки выставила вперед, выдерживая дистанцию.
– Болтать ничего не надо. Мне нужен простой ответ: да или нет, – парень настаивал, выдавая свое волнение.
– Женщина всегда приходит туда, где ей хорошо. Если тебя поднятый вопрос волнует серьезно, то ты должен обсудить его лично с Мариленой. Только так – сам и лично. Сиськи-письки – это не моя тема. – Татьяна демонстративно сделала кавказский акцент в своей речи, получилось «сиски-писки». – Я никого не завлекаю и не принуждаю. Этот интимный вопрос решается один на один, я свечку не держу. Есть спрос – есть предложение – есть скоротечная любовь, – Татьяна стала поигрывать с пудреницей, покручивая ее по оси. – Всем необходимы связи с нужными людьми.
Про Лену она фактически ответила так, что это совпало со всем, рассказанным девушкой про себя. «У капитанской дочки есть много ходов для помощи в построении офицерской карьеры». Но его волновала другая, Настя. Спросить напрямую? А если Валечка что-нибудь перепутала? Ведь кроме связи Насти с девушками из художественной самодеятельности у него не было никаких подтверждений словам Вали. Людская молва всегда неправедна и быстра на расправу. Смысл произнесенного не всегда соответствует реальному положению вещей. Всем известно, что черный цвет – в физическом смысле это и не цвет вовсе, а полное отсутствие какого-либо цвета. Но молва тем и сильна, что вызывает доверие, даже с лавочки вставать не надо, чтобы проверить. Никто не несет ответственности за сказанное. И Татьяна ему уже показала, что она ничем ему не обязана, ничего не должна и лишнего говорить не хочет.
– Все понял. Спасибо, – закончил разговор Коростелев.
– Ну ты не забывай про концерт к Октябрьскому празднику! Все равно по разнарядке кого-нибудь из вас пришлют! По собственному желанию все же приятнее, а заодно и с Мариленой разберешься, – Татьяна предложила наполнить смыслом его свободное время так, как она понимала, и так, что это было выгодно ее творческим планам. – Можем «За двумя зайцами» поставить. Ты – Голохвастов, а я бы Проню Прокоповну сыграла.
Виктор отворил дверь наружу и пошел прочь, мучимый сомнением и любопытством. За зайцами всегда тяжело – они из предосторожности, заслышав шорох, сразу убегают.
22
Утром во вторник капитан Туркин задержал лейтенанта Коростелева в канцелярии. С выражением ответственности на лице он произнес извиняющимся тоном:
– Документы на допуск тебя к несению дежурства командиром дежурной смены прошли оформление. Я сегодня планировал капитана Захарова на дежурство, а у него аппендицит случился. Ты не против, если мы тебя на дежурство вместо Захарова запишем?
Коростелев против не был. Он даже испытал прилив гордости и благодарности за доверие. Заместителем командира смены остался прапорщик Авдеенко – подмену ему искать не стали, так как переход его командира в более высокий разряд немедленно создал напряженность в подборе дежурного для позиции заместителя: осталось четыре прапорщика и лейтенант Сержантов, Володя только завершал дежурство, а из прапорщиков из-за летних отпусков в обойме оставалось только трое.
Пожарная подмена офицера в день заступления на дежурство требовала от Коростелева отбытия в город за полевой формой. Все перемещения из дивизиона в город и обратно с помощью дежурного кунга он едва завершил к построению офицеров и прапорщиков, заступающих на дежурство. Все присутствовавшие на построении сразу обратили внимание, что лейтенант Коростелев из восьмой батареи первым из двухгодичников вышел на дежурство командиром смены. Виктор к новой ответственности отнесся сознательно: оставив личные вещи в офицерском общежитии после убытия остальных офицеров в город он безвылазно находился в казарме, наблюдал, как солдаты меняли подворотнички на гимнастерках, писали письма домой, читали книги из библиотеки.
После ужина майор Игнатов, обрюзгший под грузом дополнительно навалившейся ответственности, собрал офицеров дежурной смены в учебном классе штабного корпуса и кратко ввел в курс нависшей проблемы:
– Сегодня ночью некоторые батареи нашего дивизиона будут приведены в боевую готовность в рамках внезапной проверки. Это достоверная информация из штаба дивизии. Главной целью ожидаемой проверки является определение способности личного состава дежурных смен в выполнении поставленных боевых задач в установленные нормативные сроки, – Судя по строгости, с какой проводился инструктаж на основании загадочным образом полученного слуха, Коростелев понял, что его первое дежурство в ранге командира дежурного расчета может оказаться непростым. Тут не просто отсидка на командном пункте, как ранее, а кое-что посерьезнее. – Коварство этого решения заключается в том, что во всех батареях несколько бойцов отбыло на замену ракет на техническую базу, поэтому все дежурные смены оказались в усеченном составе. Необходимо взять под наблюдение личный состав батарей, особое внимание обращать на склонных к нарушению дисциплины. Предлагаю, чтобы одну половину ночи в казарме был один офицер дежурной смены, вторую – другой. Постарайтесь занять личный состав под полным вашим контролем. Безделье действует на солдат расхолаживающе, и всякие соблазны в таком состоянии оказываются сильнее устава. При этом покупают они, в основном, самогон, который селяне делают из чего попало при полной уверенности, что получаемый спирт самостерилизуется на столько, что можно давать младенцу. – Игнатов стоял у окна, глядя в сумерки. В полной тишине скрипнул стул под Коростелевым, выдавая его волнение. – Не дергайся, лейтенант, двухгодичников обещали не трогать. Мы вас даже на сдачу физкультурных нормативов не посылаем, а уж батареей в сокращенном составе руководить – подавно. – В сказанном слышалось пренебрежение. И хотя вскакивать среди ночи по боевой тревоге совсем не хотелось, обида кольнула острой занозой. – Завтра, если в подразделении будет от кого-то перегаром вонять, лично буду каждого заслушивать, откуда спиртное взялось и в каких количествах. Так что бдительность превыше всего! – Пухлое тело командира дивизиона было с чувством пополам перехвачено портупеей, стекая нижней частью через галифе в яловые сапоги, и выдавало готовность пройтись бульдозером по всем закуткам и потайным углам в праведной борьбе с нарушителями устава.
– Предупрежден – значит, вооружен, – Игнатов решительно повернулся к присутствовавшим, щелкнув каблуками, и завершил инструктаж, ничего более конкретного не добавив к ранее сказанному. – Все по местам!
Никто ничего не говорил. Расходились молча, с небольшим налетом энтузиазма, свойственным каждому уходящему из-под надзора начальника. Коростелев в соответствии с указанием командира дивизиона распределил с прапорщиком Авдеенко время дежурства в казарме: с десяти вечера до двух ночи – он, после – его заместитель. Ну уж если не спать полночи, то в такой расклад легко вписалась преферансная пулька, которую можно прерывать для синхронной проверки личного состава вверенных подразделений. Практика показывала, что самый высокий шанс для нарушений дисциплины в течение первого часа после отбоя. Когда в одиннадцать вечера Коростелев пришел в казарму, он сразу понял, что что-то происходит по поведению дневального, замешкавшегося с докладом. Мимо него в туалет проскочил рядовой Овчинников – в трусах и майке. Расспрашивать – получить дежурный ответ «по нужде». Лейтенант просто проследовал следом и обнаружил в туалете сержанта Прохорова, в галифе, но без гимнастерки. Лицо его было застывшим и бледным – он был пьян.
– О, летеха… – Коростелев впервые услышал данную ему солдатами кличку. – Вот вы и поможете мне отослать ей сапог.
Действовать надо было немедленно, не допуская ненужного развития ситуации в соответствии с простой установкой капитана Туркина – это даже не «как бы чего не вышло», а «как бы нас ни в чем не обвинили». С минуты на минуту в казарму мог прийти с проверкой кто-либо из командования дивизиона, которых из-за полученного предупреждения об учебной тревоге задержалось в расположении много, включая Бульдозера. Через полчаса-час мог случиться информационный взрыв полкового масштаба: злостное нарушение дисциплины зафиксировано у отличника боевой и политической подготовки, сфотографированного у знамени части, члена партии сержанта Виталия Прохорова. В событии был заложен какой-то вышедший за пределы логики абсурд. В профилактике нарушений ни шмон солдатского имущества, ни положительная репутация сержанта, ни обещания очередного поощрения, ни возможность демобилизоваться одним из первых в своей возрастной группе не срабатывали.
– Сержант Прохоров, пройдите в канцелярию! Все остальные – по своим местам спать!
Пока перемещались, не быстро, не медленно – с уважением к себе и к лейтенанту – из рассказа Овчинникова выяснилась причина срыва. При раздаче почты вечером сержант получил из дома письмо, по солдатской традиции ему отмерили три удара им по носу и оставили знакомиться с содержимым. Никто не заметил его неуставных действий, но после отбоя по его брожению в туалет и обратно поняли, что что-то случилось. Жизнь ворвалась в казарму без команды, подвергая разрыву уставные требования. До отбоя ничего необычного не было. Овчинников, спавший на втором уровне над кроватью сержанта, проснулся от того, что уловил запах алкоголя, исходившего от Прохорова, стоявшего между кроватями, окликнул и в ответ услышал сообщение, что его подруга, фотографию которой он хранил во внутреннем кармане гимнастерки, выходит замуж. Письма ему писали мать и сестра, раз в месяц, для экономии в одном конверте, так что информация должна быть достоверной. Сослуживец сразу понял, что дело дрянь, но набрался терпения, ожидая, что сержант, воспринявший горе сердцем, успокоится. Время шло, но Прохоров все бродил и не находил покоя. Овладев первичной информацией, Коростелев вошел в канцелярию. Сержант сидел на стуле, раскинув ноги и безвольно опустив между ними руки, словно оплавленная свечка стекал вниз к полу. На лице его застыла унылая улыбка, и две морщинки замерли в уголках рта. Его было жалко. Прохоров с перекошенным лицом, шмыгая носом, беспомощно переводил взгляд с лейтенанта на мутное окно, продолжать бормотать про отправку сапога посылкой – среди рядового состава бытовала традиция таким образом оформлять разрыв с неверной подругой.
– Ругать меня будете? Упрекать? – сержант демонстрировал готовность к воспитательной работе. – Я правду ищу. Где она, правда-то? Ведь очень обидно. У нас же уже все было, как положено, вот что важно. А теперь? Пусть она себе сапог туда засунет, если так захотелось… Вот скажите мне, вы посылку отправите?
Прохоров с надеждой остановил мечущиеся глаза. Объяснять ему про ожидаемую учебную тревогу и вероятную проверку казармы представителями командования не имело никакого смысла. Нужно было немедленно успокоить и отправить спать, оставив на будущее дисциплинарные разборки.
– Я уснуть не могу, поэтому и сходил на поляну за спиртным. И это не помогает! Не знаю, что делать… – Прохоров провел ладонью по своему лицу и снова уставился на лейтенанта. – Я домой хочу! – желания продолжали раздирать сержанта, он словно не помнил, где находился. – Ну выпил немного, не потому что захотелось повыпендриваться, а потому что не выпить не мог. И ведь не берет! У меня смысл был раньше уйти на дембель, я верил, что я кому-то нужен, торопился, а теперь?
– Ты что пил? – для поддержания разговора спросил Коростелев, испытывая бессилие для разрешения скандальной ситуации.
– Да какая разница, что пил? Мне разрядка нужна. Забыться хочу.
– Где взял? – такой же дежурный вопрос, что и предыдущий.
– Известно где – на поляне! – получилось, что несмотря на уже раскрытую информацию о функционировании «поляны», как места неуставного развлечения и добычи личным составом самогона, ничего не сделано для ее прикрытия. Ясно, что силами особого отдела, занятого своей серьезной работой, невозможно это сделать, а остальные десятки офицеров не знали и не видели вреда этого места и процветающих там нравов, а если знали, не считали своей обязанностью бороться. Милицию же поляна совсем не беспокоила.
– А заодно и девчонку с поляны совратил? – Виктор вспомнил Настины упреки.
– Не-а, на поляне все по взаимному согласию. Если бы кто-то кого-то там к чему-то принуждал, она бы перестала функционировать. Тебе проще: и в городе выбор огромный, чачача танцуешь и к фельдшерице в дивизионе похаживаешь, – Лейтенант напрягся, услышав объяснение сержанта. Это не было ревностью, а скорее выраженной защитной реакцией на грубое вмешательство постороннего человека в его личные дела. – Они сильно кричат во время секса?
– Не твое это дело! – недовольно ответил Коростелев.
– Я где-то прочитал, что крик женщины во время секса означает изменение ее представления о своем социальном статусе. Если для нее это просто удовольствие – она приятно мурчит. Если означает повышение в социальной иерархии – крик будет оглушительным. Моя кричала, и я верил, что для нее много значу. Вот ведь дура, не поняла, за кого надо держаться… Не дождалась!
Обескураженного лейтенанта задело рассуждение сержанта о его личной жизни, и он напряженно смотрел на него.
– Ну что ты, лейтенант, как девочка! Не нравится? Съезди мне по роже, чтоб успокоился! – Прохоров предложил шелестящим голосом. – Чего менжуешься!
– Нужно успокоиться и лечь спать! Случилось событие неприятное, но не фатальное. Время все залечит, – ровным голосом постарался говорить лейтенант. Сержант подумал, пожевал губами и без всякой эмоции не согласился:
– Не знаю… Не берет… До чего тяжело и пусто. Поговори со мной о чем-нибудь.
Хотелось по-быстрому уложить сорвавшегося сержанта спать и отправиться к уже ожидавшим продолжения преферансной пульки партнерам. Заниматься воспитательными действиями было бессмысленно – сержант ни о чем кроме сапога в посылке не думал. Спустить на тормозах тоже нельзя – есть свидетели нарушения уставных требований. Виновных, понятно, найдут и накажут, первым будет офицер, допустивший такой провал. Чем объяснить преферансистам причину задержки в казарме? Должны быть весомые основания заставить их ждать, расспросов не избежать.
– Ты ляг, и спокойствие само придет, – Коростелев механически продолжал искать разрешение выявленных обстоятельств.
– Обещайте, что сапог отошлете, и я пойду в нору.
Пожалеть другого – нормальная человеческая реакция, даже по отношению к нарушителю дисциплины. Особенно если этот другой полезен на службе, лично симпатичен, в данный момент не бузит и мечтает забыться крепким сном. Лейтенант обещал отправить эту глупую посылку с сапогом, свидетеля срыва сержантских эмоций. Всё сломалось в устоявшихся отношениях, хотелось все быстро замять, забыть, объяснить трудностями момента. По второму и третьему кругу сержант проверил, что его желание отправить посылку будет исполнено, и лейтенант подтвердил обещание. Прохоров с детским доверием глянул, вздохнул безрадостно, встал, пошатнувшись, махнул рукой и направился к выходу из канцелярии. Коростелев проследил, как он дошел до своей койки, забрался под одеяло, повернулся на бок и подобрал ноги, словно перевернул неудачную страницу своей книги жизни и отвернулся от нее. Прижав голову к трубчатым прутьям кроватной спинки, он затих, отсекая сном часть своего прошлого. Сквозь большие окна лился жидкий лунный свет, и слабый сквозняк доносил смоляной сосновый настой. Батарея в унисон спала, и только караульный остался свидетелем этих перемещений.
– Ты мне ничего не смог доложить, когда я вошел в казарму. Если ничего больше не случится, забудь, что видел, – тихим голосом лейтенант разъяснил рядовому, что нужно делать. – В выходные возьму тебя в увольнение в город. – Это был весьма действенный дисциплинарный и воспитательный стимул, караульный расплылся в наивной улыбке.
Задержка в казарме обернулась разочарованием в офицерском общежитии, ибо томительное для партнеров ожидание Коростелева закончилось началом игры на троих, с обещанием начать пульку на четверых по завершению партии. Виктор использовал предъявившуюся возможность для нового посещения казармы, прошелся вдоль двухярусных кроватей, заглянул в туалет, проверил дверь каптерки – все было спокойно. Офицеры штаба дивизиона не беспокоили.
23
Сон отходил, расталкиваемый настойчивым тереблением плеча посторонним человеком. Это было надругательством над самым святым – правом на отдых. Двинуть бы этого шутника между глаз, да просыпаться не хотелось.
– Товарищ лейтенант, вставайте! Боевая тревога! – сержант явно получал удовольствие от выполняемого действия и преувеличенного значения своих полномочий. Лейтенант видимым усилием воли заставил себя сесть в постели: не было большей печали, чем поднимать жаждущее отдыха тело, утомленное затянувшимся расписыванием преферансной пульки. Кое-как нащупав брюки, он рывком натянув их на выкинутые вперед ноги.
– А прапорщик где? – заметив пустую койку напротив, спросил лейтенант глухим голосом.
– В казарме, руководит подъемом, – значит, как условились, Авдеенко с утра был на месте.
– Хорошо. Сейчас приду! – а в голове шевелился червячок сомнения: по всем раскладам и прикидкам не должны были поднимать восьмую батарею по учебно-боевой тревоге, да и на вечернем сборе командир дивизиона говорил тоже самое.
С надеждой, что недоразумение с подъемом по тревоге скоро отменят, Коростелев подбежал к казарме, сослуживцы, громыхая автоматами, заканчивали построение в колонну. Лейтенант неуверенно пощупал кобуру с пистолетом, личное стрелковое оружие было на месте – на поясе. Для подготовки ракеты к пуску это ничего не значило, но немного на душе стало спокойнее. Топтаться в такой ситуации не пристало, и он скомандовал:
– Батарея! На стартовую позицию бегом – марш!
В предрассветной дреме дивизионного городка гулко разнесся топот более сорока пар кирзачей. Пожилой прапорщик, мелко семеня, поотстал. С повышением темпа бега мозг сбрасывал сонливость. Утренние пробежки делали свое дело – бежалось легко. С надеждой, что вот сейчас все разрешится, Коростелев направился в девятку, отправив батарею к хранилищу ракет. Кошка Муська перед входом смотрела на своего друга и покровителя недоуменным взором широко раскрытых зеленых глаз: время завтракать, а тут такой переполох, никто даже не погладит в горячечных перебежках. Лейтенант сбавил темп, глубоко вздохнул и толкнул бронированную дверь бункера боевого командного пункта. Поднявшись ему на встречу майор Северов выкинутой вперед рукой строго указал, что доклада о прибытии за получением боевого задания не нужно – секунды, сбиваясь в минуты, уже бегут.
– Привести ракету в готовность к пуску составом дежурной смены! – отдал он распоряжение, протянул конверты с боевым заданием и ключи от ангара хранения ракет. А когда Коростелев растерянно взял все это в свои руки, аскетичное лицо майора, выражавшее до этого томительную муку, смягчилось, и он по-отечески добавил: – Ну ты, сынок, постарайся – очень на тебя надеемся. – Из-за пульта сквозь усы широко улыбался главный бенефициар вчерашней пульки лейтенант Исаев, несший дежурство с начальником штаба дивизиона, подвигая для подписи журнал выдачи ключей – на квадратном лице его короткий сон не оставил никакого следа.
Вот если стрельба из пистолета или автомата на стрельбище, то сначала идет нудный инструктаж, как бы чего не вышло, а если нужно оружие массового поражения навести на реального или воображаемого противника – вот тебе конверт в руки и ключи от ангара, подпись в журнале – и все формальности. Отсидеться на скамейке запасных не получилось. Невозможное является таковым, пока оно не случилось и не переродилось в неизбежное.
«Конфликт назревал в условиях нагнетания международной напряженности, экономических санкций, свертывания культурных, научных и спортивных контактов. К границам нашей страны скрытно выдвинулись ударные сухопутные группировки, на ближайших аэродромах центрального направления разместились самолеты стратегической авиации противника, на передовые позиции были выведены силы быстрого развертывания и готовился удар основных стратегических сил. В связи с провокационными действиями противника по приказу командования дивизион занял готовность военной опасности», – начальник штаба дивизиона майор Северов не раз писал и читал обзоры учений, проводимых ракетчиками, и на этот раз набор фраз будет приблизительно таким же. Вот только сегодня утром комиссия из штаба дивизии подняла дежурные расчеты уже двух батарей во главе с кадровыми офицерами и остановила выполнение ими учебного задания по пока неясным основаниям, что вызывало обоснованную тревогу, восьмая батарея во главе с двухгодичником пошла третьей по указанию от проверяющих. Все это сулило много неприятных штабных разборок.
Часть батарейцев во главе с прапорщиком Авдеенко, предназначенная для транспортировки вручную тележки с ракетой на стартовую позицию, толклась у ворот хранилища, в то время как остальные под руководством сержантов отделений уже подбегали к боевым постам с вверенной им техникой отделений батареи. Коростелев, успокаивая дыхание после бега, сорвал временную пломбу с замка, загремел ключами и распахнул створ массивных дверей.
– Это вот, Володин уехал в Зарайск с Ефимовым, я думаю, что на установщике будет работать Крюков, он недавно из учебки и еще не забыл, что делать надо, – прапорщик Авдеенко сообщил лейтенанту предлагаемую им перестановку в стартовом отделении. – А я – и за начальника, и за сержанта.
– Справишься? – Коростелев на всякий случай спросил Крюкова. – Не забыл порядок операций?
– Да вроде бы не забыл, – ответ не показался бодрым и уверенным, но другого решения по оператору установщика не было. Оставался только прапорщик Авдеенко, но тогда без начальника оказывалось целое стартовое отделение.