Александр Николаевич Горин
Недетская сказка
Сказке конец
Забрав припрятанное в лесу богатство, Иван с Настей приехали в гостиницу. Четверо охранников осмотрели все помещения, включая кухню и конюшню, а потом разделились на группы. Двое остались внизу, один на улице, а один у дверей номера. Хозяин, напуганный приходом «демьяновских» – так величал их народ, принёс еду прямо в номер и долго кланялся, пятясь к двери. Когда ужин подошел к концу, Настя начала разговор:
– Пришло время расставания. Скоро я уйду, а мои тайны станут твоими.
– Куда уйдёшь?
– Я живу в далёком будущем. У времени нет ни начала, ни конца. Это как небо над головой – невозможно объять и постичь его бескрайнюю глубину. А мы с тобой – как птицы, летающие в поднебесье временных просторов, которым встретиться не суждено.
– Но мы же встретились!
– Мы встретились по моей прихоти, точнее, по желанию моего отца – ректора университета паранормальных наук и эзотерических практик. Я студентка последнего курса и пишу диплом на тему аномальных проявлений в истории жизни правителей древних государств.
– Очень много незнакомых слов. Можешь объяснить по-простому? – попросил Иван.
– Мой папа – главный начальник в доме, где учатся разные бездари, не способные к точным наукам. Он послал узнать, почему Кощей так долго сидит во власти, а никто не пытается занять его место, – улыбаясь, пояснила Настя.
– Вот так понятней, продолжай.
– Оказалось, что власть в Омутляндии – это тот член из ясеня, что ты во дворе воздвиг. Стоять-то он стоит, но проку от него никому нет. Что касается бессмертия, то ты и сам всё видел. Когда я вернусь к себе, то напишу об этом несколько пергаментов, и папа останется доволен.
– Про простоквашу тоже напишешь?
– Это будет венец моей дипломной работы, – засмеялась Настя.
– А как ты попадёшь обратно?
– Попасть в нужное время довольно просто. Достаточно правильно выбрать точку отсчёта и поменять временную компоненту.
– Почему ты мне сказала, что твой папа белый шаман? Ты меня обманула?
– Его так называют мои сокурсники за седую голову и знания, которые он в ней содержит.
– Жаль, что ты уйдёшь. Оставайся, а я тебе пожалую титул и две деревни, нет, пять деревень в придачу, – взмолился Ванька.
– Царю не пристало просить. Тебе о многом придётся подумать, например, о женитьбе на Прасковье. О разбойниках, которые грабят и убивают, о продажных старостах, о налогах и пополнении казны. Короче – дел невпроворот.
– Что-то мне расхотелось быть царём. Давай лучше поедем путешествовать. Отец с Балаболом за царством присмотрят, а мы возьмём Прасковью, деньжат побольше и закатимся куда-нибудь в неведомые края, где живут добрые и весёлые люди, – размечтался Иван.
– Вот тебе на! Ещё и дня царём не побыл, а уже слинять хочешь? Похоже, что ты струсил? А как же народ? А что ты своим детям скажешь, когда они подрастут? Стыдно, Ваня!
– Это я мечтаю так. Ты же знаешь, что у меня всего одна слабость – мечты, – стал оправдываться Ванька.
– То-то. Мечтай, но дела не забывай, – урезонила Ивана Настя.
– Значит, расстаёмся? Золото с собой заберёшь?
– Тебе оно больше пригодится. Украшения такие у нас давно не носят, а вот костяной гребешок я, пожалуй, возьму на память, – сказала Настя. – И ещё. Всем скажешь, что я вернулась во Фридомию. Демьян пусть подтвердит.
– Выходит, мы больше никогда не встретимся?
– Кто знает? Может, я продолжу обучение в аспирантуре и начну писать диссертацию на тему: «Дураки и дороги как неотъемлемая часть трансформации паранормальных состояний, объясняющих возникновение девиантных иллюзий», – рассмеялась Настя.
– Мне нравится слушать твой нежный голос. А остальное – не важно, – подытожил Ваня.
– Ого! Ты растёшь прямо на глазах. Это тонкий дипломатический ход, позволяющий скрыть свою некомпетентность, – сделала комплимент Анастасия. – У меня появилась надежда, что царь из тебя всё-таки получится.
Иван подошёл к Насте, склонил перед ней колено и взяв её руки в свои заглянул с мольбой в синие озёра:
– Я боюсь потерять тебя навсегда, – печально сказал Ванька, – попытайся найти причину, даже маленькую, чтобы мы вновь встретились. Или хотя бы обмани меня.
– Хорошо. Обещаю, что обязательно навещу тебя при первой возможности. Ну, мне пора. Давай поцелуемся на прощание.
Поцелуй был сладок, но оставил едва уловимый горький привкус незавершённости.
Книга вторая
Не царское дело
В кабинете царской башни, обставленном резной мебелью из полированного морёного дуба, сидел за письменным столом молодой человек с длинными белокурыми волосами и двухнедельной щетиной небритого лица. Из одежды на нём были только холщовые штаны и спальная льняная рубаха не первой свежести. Перед ним лежала стопка пергамента и несколько гусиных перьев. Массивная агатовая чернильница была до краёв заполнена чернилами, приготовленными из смеси сажи, воды и навозного гриба. Молодой человек тяжело вздохнул, обмакнул перо в чернила и начал писать:
«Дорогая моя Настенька. Прошло уже пять лет с тех пор как ты, растворившись в белом облаке, оставила меня одинёшенька править страной разбойников, обманщиков и лихоимцев. Как-то так получилось, что я даже не успел сообразить, в какую дырявую повозку уселся править кучером. Твоей вины тут нет, да и не в виноватых дело, а в том, что у меня одного душа болит за царство, а другим на это наплевать. Разбойники как лютовали по лесам, так и продолжают свои кровавые делишки. Народ по-прежнему бедствует и голодает. Жуть делает вид, что борется с разбойниками, постоянно просит деньги на вооружение и содержание войска, а казна пуста, как дымоход в печи. Вояки почти все по деревням разбежались; пьянствуют и дерутся, нормальным людям жизнь отравляют. Чего с них взять, коль к работе не приучены, а только мечами размахивать. Вихор говорит, что всё под контролем, но я ему не верю. Давеча сам по деревням проехал и с народом пообщался. Люди ропщут, защиты просят, слезами заливаются. А я словно дурень стою глазами хлопаю, а что ответить не знаю. А тут ещё слухи ходят, что Яга собирает войско из иноземных наёмников. Хочет к нам с войной идти, чтобы меня с трона скинуть, а самой стать царицей Омутляндии. Если так случится, то мне, кроме как на отца, и положиться не на кого. Хотя от него сейчас мало проку. У него любовь с мамкой приключилась, и он совсем голову потерял. Наверное, это от того, что отец долго один жил. Как сказала Прасковья: «Накопилась страсть и на мамку пролилась». Я не против, конечно, но надо и о государстве иногда подумать, а не любовь крутить в преклонном возрасте. С Прасковьей тоже не всё хорошо выходит. Она говорит, что меня другого полюбила. Мол, раньше я был гораздо умнее и обходительнее, а мне не до комплиментов, когда о государстве голова болит. К тому же, приходится на всём экономить – казна скудная, как кошелёк нищенки. Пришлось заменить иноземную икру на нашу, лягушачью, правда, повар из «Закутка» её так солит, что и не отличишь от осетровой. В общем, всё плохо. Без тебя, Настасья, сплошной упадок и печаль. Я твою книгу «Апофения» пять раз перечитал, но так ничего и не понял. Думал, что смогу к тебе переместиться в будущее и потолковать о том, как дальше жить».
– Почерк у тебя красивый, кто научил?
Иван подпрыгнул в кресле и уронил перо, размазав чернила по столу:
– Настя! Ты?
– Ну я, а ты кого ждал? – усмехнулась Анастасия.
– Ты стала ещё краше, чем раньше, – промолвил Иван, разглядывая подругу.
– Соком наливаюсь, скоро созрею и прольюсь нектаром, – отшутилась Настя.
– Ты мне так нужна, что даже подходящих слов не найду, – смущенно сказал Иван.
– Я уже прочла трактат о твоих проблемах. Стиль слабоват, но суть понятна. Ты так и не ответил, кто тебя писать научил.
– Мне пришлось сказать, что во Фридомии не было учителей омутляндского языка и попросить Прасковью порекомендовать кого-нибудь. Она пригласила своего бывшего гувернёра, который меня обучил грамоте, ведь ты же не успела, – виновато произнес Иван.
– Неважно выглядишь, побрился бы что ли, – ушла от темы Анастасия, – Прасковья не боится за свою нежную кожу, пуская тебя в постель? Не дуйся, я пошутила. Короче, я явилась вовремя, впрочем, как и всегда.
– Мне теперь не до шуток. Проблем гораздо больше, чем я успел описать. Ты надолго к нам? – продолжил разговор Иван.
– У меня летний отпуск после зашиты диссертации, и я решила провести его с пользой для нас обоих, – ответила Настя.
– Опять станешь искать ответы в прошлом, а я буду экзотическим приложением? – надулся Иван.
– Ты времени зря не терял: словарь расширил, язвишь элегантно, как и подобает царской особе. Скажу, как есть. Я пришла исключительно из-за тебя, и больше мне здесь делать нечего, ну разве что подышать чистым воздухом и поесть натуральных продуктов, которые у нас не выращивают, а производят из неизвестных субстанций.
– И чего же вы такое едите? – удивился Иван.
– Дерьмо искусственное. Но тебе лучше этого не знать, а то надолго потеряешь аппетит, – иронично сказала Анастасия.
Ванька представил подругу, жующую подобие коровьей лепёхи, и действительно почувствовал отвращение к пище. Стараясь не концентрироваться на этой неприятной картинке, он решил не прояснять детали и сменил тему.
– Я был уверен, что мы встретимся. Было предчувствие, правда, оно меня обмануло года на два, но я всё равно счастлив, что ты здесь.
– Два года? Рановато ты заскучал при экзальтированной жене, при короне и троне, при тесте Балаболе. Это же каким занудой надо быть, чтоб при таком наборе по приблудной козе тосковать? – саркастически заметила Настя.
– Это ты мне за «козу-скотину» отомстила? – обиделся Ванька.
– Ладно, угомонись. Теперь я вижу, что скучал, раз такие детали припоминаешь, – примирительно ответила Настя. – Давай выкладывай всё по порядку.
По порядку не получилось. За пять лет произошло много такого, о чём Иван, торопясь и сбиваясь на эмоции, пытался поведать с максимальной правдивостью и простотой. Настя внимала с большим интересом, разглядывая повзрослевшего Ваньку, удивляясь его наблюдательности и точным характеристикам людей и событий, отражённых в этом длинном и немного сумбурном повествовании.
– Теперь ты понимаешь, в каком дурацком положении я нахожусь? – закончил свой рассказ Иван.
– То есть, если я правильно поняла, тебя не устраивает положение задрипанного царька, которым прикрывают свои делишки жадные и нахрапистые министры? Не я тебя на царство назначала, это Демьян посадил тебя на трон, пользуясь благоприятным моментом и замешательством царедворцев. Есть простое решение: освободи вакансию и езжай к себе в поместье. Там ты найдёшь всё, что так мило твоему сердцу и освободишься от тяжёлой обузы. Кстати, где твоя корона?
– Похоже, в спальне оставил, – растерянно ответил Иван.
– Вот и я говорю, не царское это дело путать кровать с государством, – с грустью констатировала Настя.
– Думаешь всё? А кто меня теперь отпустит, я же как вывеска на трактире: «У нас прилично кормят» или «Заходи отведать».
– Да, Ваня, попал ты в переплёт! Но я так и не поняла, ты царём быть хочешь или вывеской?
– Помоги мне. Дай совет. Такой умницы, как ты, во всей Омутени не сыщешь, а мне одна дорога: или в царях оставаться, или в леса подаваться, – взмолился Иван.
– Как моя Верба поживает? – неожиданно спросила Настя.
– Лучше, чем я. У них с Дроздом приплод: кобыла Искра. Ей уже три года.
– А у тебя какой приплод?
Иван потупился, немного помолчал и, вздохнув, ответил:
– У нас с Прасковьей что-то не получается с потомством.
– А мордобой не пробовал устроить? Говорят, в Омутени дети после хорошей пьяной драки рождаются.
– Хватит издеваться. Ты что-нибудь дельное посоветуй.
– Детишки как грибы зарождаются. Похоже, год не грибной выдался. Вот солнышко прогреет, дождичком прольёт, и полезут они друг за другом, – пошутила Настя.
– Тебе бы только шутки шутить, а Балабол мне уже намекал, что надо этот вопрос ускорить.
– Балабол боится, что ты себе другую царицу подберёшь взамен Прасковьи. Его понять можно. Только бы он ей кобелька какого не подложил, чтобы проверить кто из вас виноват, – озабоченно сказала Настя. – Да и тебе налево не мешало бы сходить. Надеюсь, казна парочку бастардов выдержит.
– Я думаю, что это меня Ефросинья сглазила, – вздохнул Ванька.
– Сглаз – дремучий пережиток. Я тебе хороший совет дам, как от сглаза излечиться. Найди девку, похожую на Фросю, но только моложе лет на двадцать. Как её зовут не спрашивай, а тащи в постель и отлюби её усердно, пока твоя дурь не скукожится до состояния нестояния. А пока будешь охаживать, называй её Фросей, ну или Ефросюшей, как в голову взбредёт. Закончишь, и сглаза как не бывало. Знаю, что говорю, – напутствовала Анастасия с лёгкой усмешкой.
– Опять шутишь? – опешил Иван.
– Нет, Ваня, это целая наука, которая называется психиатрия. И лечит она такие расстройства, как у тебя. Я же не просто совет даю, а по учебнику. Заодно проверишь себя на сперматогенез, тьфу, забыла, на мужское бесплодие. Так понятно?
– А если не поможет?
– Тогда одним днём не обойтись. Придётся пару-тройку раз повторить, но главное имя не перепутать. Только Фрося, и точка!
– Странно от тебя такие советы слушать. Понимаю, у вас там, в будущем, всё по-другому, коль дерьмом питаетесь. Ты только не подумай, что я завидую, я искренне тебе сочувствую.
– Ты нос не задирай, тоже мне, сочувствующий нашёлся. У самого дерьма, хоть ложкой хлебай. Давай-ка лучше здесь навозные кучи разгребать, пока я в отпуске. С чего начнём?
– Мне кажется, что надо народ просвещать. Прививать им чувство достоинства, гордости за прошлые победы, любовь к государству, которое их защищает и кормит, – начал несмело Иван.
– Ваня! Что я слышу? Откуда ты это почерпнул? – вскрикнула Настя.
– Балабол так говорит. Вообще-то, я пока своего мнения не имею, – виновато ответил Ванька.
– Это Омутляндия защищает и кормит своих подданных? По-моему, Ваня, тебя Авдотья до восемнадцати лет кормила, или нет? А от разбойников и проходимцев тебя кто защищал? Любовь к государству? Государство – это ты! Если тебя не любят, значит ты этого не достоин. Сам же жалуешься, что Прасковья к тебе стала хуже относиться, а ты не догадался почему? Это ты стал к ней хуже относиться, а любовь, Ванечка, всегда взаимна. Любовь без взаимности сигнализирует о психическом расстройстве. Гордость за прошлые победы? Твой дед кого-то там побеждал, отлично, честь ему и хвала. Ну а ты кого победил? Получается, что можно сидеть на печи, нюхать вонючий лапоть и всю жизнь гордиться победой деда? А если твой дед никого не побеждал, то надо гордиться дедом соседа? Вот если бы твой дед тобой гордился, тогда это чувство собственного достоинства. Ты гордишься своим отцом, дослужившимся до начальника царской охраны, а кто ещё им гордится? Скорее ему завидуют чёрной завистью. Балабол – лала-бол. Короче, ты не на тот стул сел, – разволновалась Анастасия. – Можно попробовать исправить ситуацию, но одной мне будет трудновато.
– Я с тобой, ты же знаешь, – откликнулся Иван.
– Ты или Балабол? – усмехнулась девушка.
– Я же царь всё-таки. Можешь использовать меня как заблагорассудится, только не унижай моё достоинство.
– Достоинство, Ваня, произрастает из авторитета. Царь – это не достоинство, а номенклатурная единица. Завоюй авторитет у подданных и поймёшь, что такое достоинство. По крайней мере, члены из ясеня строгать не придётся.
– Я пробовал, но чего-то не выходит, – приуныл Ванька.
– Тебе нужна победа, причём, настолько яркая и ошеломляющая, чтобы даже лягушки на болотах в фанфары дудели. Это хорошо, что Яга собирается занять твой трон. Ты дашь ей бой, а выиграв сражение, поднимешь свой авторитет на небывалую высоту, – на ходу стала импровизировать Анастасия. – Нужно будет сказать Вихру, чтобы его шпионы донесли до Яги о твоём бедственном положении. Мол, сейчас самое время напасть, пока царь Иван силы собирает. Пусть она поторопится, а то у меня отпуск закончится в самый неподходящий момент.
– Как мы её побеждать будем, если у нас толком и войска нормального нет? – опешил Иван.
– Не знаю, пока не придумала, но мне иногда приходят безумные мысли, – улыбнулась Настя.
Кощеевы загадки
Анастасия поселилась в гостевых покоях царского дворца и уговорила Демьяна не выставлять ей охрану. Однако, Иван настоял, чтобы «сестре» прислуживал собственный камердинер, чьё присутствие не должно было бы вызывать у Насти чувства постоянной опеки. Звали его Федот, и был он словно не из этого места и времени. С виду обычен: среднего роста, среднего возраста, весьма ухожен, но его манеры и пронзительный взгляд, угадывающий желания, а может быть и мысли, характеризовал Федота, как человека слишком умного для царского двора, что диссонировало со всем укладом омутянской жизни, характеризующейся двумя словами: лень и безразличие. Оказалось, что раньше Федот служил камердинером Елены Прекрасной и был у неё на особом счету за смекалку и расторопность, а уж царица-то понимала толк в услужливой челяди. Разговорившись с прислужником, Анастасия узнала много интересного о жизни Кощея и Елены. О дворцовых нравах и взаимоотношениях придворных министров и много о чём ещё, о том, что заставило её пересмотреть свои планы по спасению местного самодержавия. «Совсем не просто, когда во рту сладко, а в жопе остро», – вспомнила Настя омутянскую поговорку, услышанную от Авдотьи пять лет назад, когда та ответила Ивану на его заверения в благополучном исходе дальнего путешествия в город. В принципе, эта поговорка была применима ко многим житейским случаям, но тогда она прозвучала, как предсказание будущих испытаний, кои не заставили себя ждать.
– У меня сложилось впечатление, что омутяне живут одним днём. Они с удовольствием строят планы на завтра, но совершенно не помнят, что было вчера, пытаясь поскорее забыть серость своего существования, – начала Анастасия разговор, когда они ужинали с Иваном в малой столовой дворцовых покоев.
– А чего вспоминать-то? День на день похож, как травинки в стоге сена, – задумчиво ответил Ванька. – Мало кому так везёт, как мне. Сказать по правде, я до сих пор не понял: везунчик я или пленник собственных амбиций?
– Я пообщалась с Федотом, и он мне много интересного поведал. Например, о том, что Кощей был довольно необычным человеком. Что ты об этом скажешь?
– Был, да сплыл. Чего о нём вспоминать? – безразлично ответил Иван.
– Интересно ты рассуждаешь. Когда собирался убить Кощея и овладеть его женой, ты как себе это представлял? Залетел к царю в спальню, пырнул ножиком, и, пока Кощей в муках корчится, ты делаешь предложение Елене: люблю, жить не могу – давай жениться! А она сразу-то не разобралась в этом водовороте любовных страстей и хрясть тебя по порожней башке канделябром, а потом охрану вызвала, чтобы было с кого спросить за смерть убиенного муженька. Спланировал ты всё отменно, но вот только не учёл одного. Кощей – бессмертен!
– А чего же он помер, если бессмертный? – удивился Ванька.
– А в этом нам предстоит разобраться, – задумчиво произнесла Анастасия.
– Это тебе Федот наплёл? Мало ли чего люди навыдумывают; бывает, таких сказок порасскажут, что потом по нужде во двор боишься выйти. Я уже не мальчик, меня байками не испугать, – недоверчиво хмыкнул Иван.
– А давай-ка после ужина спустимся к Кощею в склеп. Мне хочется там осмотреться, – предложила Настя.
– Там, поди, всё мертвечиной провоняло. Может, ты сама сходишь, а я у дверей покараулю?
– Ты боишься? – воскликнула Настя. – Тогда я возвращаюсь домой. Мне не хочется тратить время и силы на труса.
– Да нет, просто этот запах вызывает у меня рвотный позыв, а так, можно и в склеп, – оправдался Иван.
– Как ты думаешь, может обычный человек жить несколько лет без пищи? – навскидку задала вопрос Настя.
– Навряд ли. А что, Кощей не ел? – поразился Ванька.
– Не только не ел, но и с женщинами не спал, – усмехнулась девушка.
– Брехня! А как же Елена? Я бы не устоял, – мечтательно закатил глаза Иван.
– Смотри-ка, у тебя выработался рефлекс на пожилых дам. Фрося оставила глубокий след в твоём либидо, – рассмеялась Настя, – кстати, как она поживает? Титул с деревенькой в придачу не выпрашивала?
– Тебе нет равных в умении укусить за самое больное место, – надулся Иван.
– Ой, прости, не знала, что у тебя больной член. Ты к знахарке давно обращался? – захохотала Анастасия.
– Язва ты. Похоже, сама жалеешь, что не ты меня первая окорячила, – помрачнел Ванька.
– Разумно. Я подумаю над твоим выводом, – успокоившись, ответила Настя.
– Давай договоримся: ты забываешь о Ефросинье, а я не буду тебе о ней напоминать, – Иван натянуто улыбнулся.
– Я всегда знала, что у тебя большие дипломатические задатки. Замётано.
– Уж коль мы на эту тему заговорили, то хочу задать тебе вопрос. Почему ты со мной не переспала? – с ехидным прищуром спросил Иван.
– На самом деле, Ваня, я всерьёз рассматривала такой вариант, но есть один маленький момент, который не оставил нам шанса улечься в одну постель. Чтобы насладиться соитием с мужчиной, нужно всего лишь, чтобы таран, который будет ломиться в ворота моего замка, имел высокий интеллект, по крайней мере, не ниже моего. Я же не хочу, чтобы помимо ворот мне ещё и все стены раздолбали. Короче, удовольствия я бы не получила, а мимолётная связь стала бы укором, оставившим крайне неприятные воспоминания. Прости, но пять лет назад ты никак не соответствовал моему представлению о мужчине, с которым я бы хотела близости. И заканчивая разговор на эту тему могу добавить: с женатыми я тоже не сплю.
Иван постарался сделать безразличный вид, прекрасно понимая, что на дурацкий вопрос зачастую получаешь ответ в духе: сам дурак. Выдержав паузу и проглотив обиду вместе с последним куском ежевичного пирога, Ванька сказал:
– Ты всегда была язвой, но я считал и считаю тебя своим лучшим другом, а с друзьями не спят!
Настя звонко рассмеялась:
– Достойный ответ! Жаль, что ты теперь женат.
Закончив трапезу, друзья направились в царский кабинет из которого вёл потайной ход в склеп Кощея. Анастасия спускалась по мрачной винтообразной лестнице первый раз и мысленно представляла, как можно протащить гроб с телом в таком узком пространстве, но так и не разгадала эту загадку. Спустившись вниз к каменной двери, Иван остановился и глубоко вдохнул, как бы про запас.
– Пошли уже, перед смертью не надышишься, – решительно сказала подруга и толкнула дверь.
В спёртом воздухе подземелья отнюдь не пахло сладким тленом разлагающейся плоти. Настя подошла к хрустальному саркофагу и заглянула внутрь… Гроб был пуст. Нет, не то, чтобы совсем: ложе выстлано чёрным бархатом, в головах красная атласная подушка. Труп Кощея отсутствовал. Иван прочёл немой вопрос в глазах Насти и пожал плечами, не сказав ни слова. Он даже почувствовал некоторое облегчение от несостоявшегося свидания с грозным правителем. Анастасия огляделась по сторонам, пытаясь в полумраке разглядеть убранство гробницы и, заприметив что-то на одной из стен, шагнула ближе к штандарту, висевшему между двух шпалер.
– Вань, посвети мне, тут кое-что интересное нарисовано, – попросила Настя, вглядываясь в изображения, вытканные на шпалерах.
Иван подошёл ближе к стене и поднял факел, осветив настенные гобелены. На левой картине был изображён трёхглавый змей, изрыгающий пламя. На центральном штандарте – какой-то мудрёный знак в виде повёрнутой остриём вниз капли. Капля покоилась на фигуре равнобедренного треугольника, так же повёрнутого остриём вниз. Внутри треугольника были нарисованы непонятные каракули, напоминающие следы птичьих лапок. А на правом гобелене Иван увидел изображение старика, ворошащего прутиком угли догорающего костра.
– Яга! – вскрикнул Ванька, и гулкое эхо отозвалось: «ага… ага».
– Откуда здесь эхо? Странный феномен для столь камерного помещения, – удивилась Настя. – Ты сказал Яга. Можно подробней?
– Этот старик на картине… Короче, я видел его во снах. Я тебе как-то рассказывал, что он подсказал мне, где надо копать схрон Федоса. А до этого он требовал, чтобы я тебя убил, правда это тоже во сне, – путанно ответил Иван.
– Это простое совпадение, успокойся. Все старики похожи друг на друга, как бараны в отаре овец. Видимо, ты слишком взволнован.
– Я бы согласился с тобой, но Яга всегда сидел у костра и ворошил прутиком угли, как здесь на картине, – твёрдо сказал Иван.
– Забавно. А Кощея, когда последний раз видел? – задумчиво спросила Настя.
– Во сне?
– Мёртвого.
– Да уже лет пять прошло, как мы с отцом сюда спускались.
– Зачем?
– Отец просил, чтобы я поклялся над гробом в верной службе своему Отечеству. Ну, я и поклялся, а что, не надо было?
– Раз Демьян сказал, значит надо! – улыбнулась Настя. – Ну, и как Кощей выглядел?
– Сказать по правде, выглядел он плохо, но с мёртвого чего взять? К тому же запашок от него был такой несвежий, что меня стошнило.
– Ну и куда наш подпортившийся Кощей делся?
– Я и сам в толк не возьму. Чудеса просто.
– А кто эту усыпальню обустраивал, знаешь?
– Нет.
– Тогда объясни мне, как смогли сюда внести хрустальный гроб, который по габаритам больше, чем потайная лестница?
– Леший его знает. Я тогда в деревне жил – мне доложить забыли.
– Получается, что усыпальницу оборудовали одновременно с лестницей, а потом покойник сам пришёл и в гроб улёгся. Другого варианта не просматривается, – заключила Настя.
– Коли сам пришёл, значит сам и ушёл, – рассмеялся Иван.
– Похоже, что так. Давай-ка внимательно осмотрим все стены. Может быть здесь есть чёрный ход или тайная дверь.
Не успели друзья осмотреться, как послышались приглушённые звуки, и в открывшейся двери склепа показался Демьян. Он был тороплив и взволнован:
– Иван, почему ты не сказал охране, что вы спустились в склеп? Там уже переполох начался.
– Мы были заняты важными делами. Я тоже могу спросить об отсутствии царской охраны, но делать это не стану, – язвительно проронил Ванька.
Демьян, тупо уставившийся на гроб, кажется, не расслышал слов сына.
– А где Кощей? – промямлил ошарашенный начальник царской охраны.
– Мы как раз хотели задать этот вопрос человеку, который отвечает за мою безопасность. Где Кощей? – повысил голос Иван.
Возникла продолжительная пауза, которую прервала Анастасия:
– Демьян, когда ты здесь был в последний раз?
– Давно уже. Мы сюда вместе с Ваней спускались, – ответил растерянный Демьян.
– Давайте поднимемся в покои и там продолжим разговор, – предложила Настя.
– Пропажа тела из гроба была бы банальна, если бы не несколько условий, придающих этому факту некоторую долю сюрреализма, – начала Настя, когда вся компания разместилась в малой столовой.
– Насть, изъясняйся попроще, а то отец может тебя не понять, – виновато молвил Иван. – Я-то привычный к твоим оборотам, а он может неверно истолковать.
– Хорошо, – улыбнулась девушка и продолжила, – расскажи, Демьян, что ты знаешь о Кощее: слухи, догадки, события. Можешь начать с момента твоего приёма на службу.
Рассказ Демьяна занял несколько часов, перемежаясь вопросами Насти и репликами Ивана. Открытий было немного, но кое-что интересное проявилось и требовало подтверждения из сторонних уст. Спать разошлись глубоко за полночь, переосмысливая полученную информацию, и так и не найдя ответа на главный вопрос: куда пропал Кощей? Иван заснул к утру, провалившись в свой сказочный мир…
Кощей лежал на кровати, застеленной несвежими простынями, опираясь на высокую подушку. Свесившееся на пол шерстяное одеяло оставляло открытыми его жилистые ноги, облепленные кусками тряпок, пропитанных жирной мазью. Серая кожа Кощеевого лица прекрасно гармонировала с ледяным цветом глаз, пристально взирающих на Ивана.
– Болеешь? – с участием спросил Ванька.
– Не болею, а лечусь. Хандрит-мандрит разыгрался: колени хрустят, ноги ломит и сводит, словно прачка бельё отжимает, – вяло ответил Кощей.
– Знахарка Лукерья из нашей деревни рекомендует хандрит лечить горячей манкой. Надо кашу сварить и, пока горячая, колени обмазать. Сделаешь три раза и гуляй опять петухом, словно новые ноги отрастил, – сказал Иван со знанием дела.
– Попробую как-нибудь. Ты чего припёрся?
– Спросить хочу, как мне дальше царствовать. У тебя опыт в этом деле не чета моему, может посоветуешь что-нибудь дельное, – оживился Ваня.
– А что не так?
– Всё наперекосяк: министры – жулики, народ ропщет, казна пустая, – чуть не плача ответил Иван.
– Эх, Ивашка, твёрдости тебе не хватает. Устрой праздник «Усекновения». Народ собери, балаган с Петрушкой, мёда пару бочек выкати, а потом отруби пару-тройку голов своим кровососам, и дело с концом. Так ты силу свою покажешь и принципиальность – людям понравится.
– Ежели я им бошки отрублю, то с кем тогда останусь? – вопрошал испуганно Ванька.
– С кем с кем? С народом!
– Так ведь народ тоже разный. Им ежели чего не так, могут и бунт поднять, и смуту устроить.
– Тогда выбери из толпы человек пять-шесть бунтарей и смутьянов, да отруби им головы в назидание, коль такое дело.
– А как же мне определить, где бунтари-смутьяны, а где добропорядочные?
– Тебе-то не всё равно? Кого назначишь, тот и будет. Главное, правильно людям объяснить, а уж они-то поддержат.
– А можно без усекновения обойтись? Не смогу я безвинных казни предать.
– Ай, молодец! По-нашему мыслишь: «И щец похлебать, и хозяйку поиметь», – рассмеялся Кощей. – Тогда остается третий вариант: бросай всё к лешему и беги, куда глаза глядят. Заживёшь вольной жизнью без забот и хлопот, аки я. Только не забудь в казну забежать и деньжат на житьё прихватить. Всё не бери, а то искать будут. Возьми мешок-полтора, чтобы уважать не перестали, и чтоб государство не обеднело. Устроишься где-нибудь поодаль, заведёшь табун лошадей, девок дюжину – одна другой краше, мельницу построишь для антуража, и всё у тебя будет по расписанию.
– Не по-царски рассуждаешь, пошловато, – помрачнел Иван.
– Дык царь не я, а ты. Я тебе мудрые советы даю, а ты меня ещё и пошляком обзываешь, словно это я к тебе в дом вломился, – рассердился Кощей.
– Прости, погорячился малость, – размяк Иван, – не хотел тебя обижать, да так вышло.
– То-то. А что у тебя из-за пояса торчит?
– Это мой трофейный кинжал, – ответил Ванька, протягивая его Кощею, – на, полюбуйся, редкой работы вещица.
Кощей долго с интересом разглядывал кинжал, поворачивая его и так, и этак, ловя зловещие отблески стали и проводя по острию костлявым пальцем.
– Этот кинжал много крови испил. Сила в нём кроется запредельная. Одержим он могуществом и жаждой убийства. Размазне такое оружие иметь не стоит, он тебя погубит. Хотя, если найдёшь ему доброго брата, то их мощь обретёт равновесие, и тогда судьба ляжет тропинкой под ноги, а счастье вылижет твои шершавые пятки, – произнёс Кощей тоном провидца.
