полная версия

Александр Календо
Формула Смолянинова. Берег Афины

А. – Кто-то ограничения ставит – по той математике, что описана ЛТО. Из общефилософских, общелогических соображений сам человек этого делать не может.

П. – У него как раз свобода, то, что надо ограничить.

А. – Нужно построить схему моих движений. Такое построение – суть жизни. Что бы я ни делал, я строю такую схему. Её отсутствие, свобода, полная, ничем не ограниченная – это хаос. "Зачерпывание ковшом" некоего набора движений, "локомоций", происходит из моря "бушующего хаоса". Я сам не могу предоставить себе этот ковш, эту форму, потому что… не могу, и всё.

П. – В общем, правильно.

С. – Ты думаешь, Павел?

П. – А почему нет? Нужен образец, чтобы схему произнесения звуков поставить в соответствие другой – схеме локомоций. К примеру, схема артикуляции фонем "ч-а-ш-к-а" кодирует обхватывание пальцами руки некоторого объёма, запрокидывание головы. Ничто не может возникнуть из ничего. Сами понятия "ковш", "коробочка" подразумевают нечто внешнее.

А. – Я пытался эту теорию ещё в Институте философии протолкнуть, когда там в аспирантуре учился. Как горох об стенку.

П. – Ну, если мы приняли, что ввод ограничений, способствующих возникновению первичных структур происходит извне, остаётся разобрать кто эти ограничения вводит и зачем. Природа не годится?

А. – Вот я убеждён, что не годится. И для самой базисной локомоции, из которой вся теория Смолянинова возникла – шага – не годится.

П. – Маугли не говорят и не ходят. Закругляю: слова и шаг вводит человечество. Вводит – в человека – как базисные структуры. Что из этого?

А. – Я сам всё время себя спрашиваю: как объяснить – что из этого.

П. – Логическое убеждение в данном вопросе всех и каждого – вещь недостижимая.

А. – Жаль. А я бы хотел убедить. Хотя бы вот, в чём. Ничего не существует само по себе, отдельно от нашего способа обработки информации.

П. – Для компьютера – очевидно.

А. – Представляете? Всё время об искусственном интеллекте болтают, столько фантастики на эту тему, а элементарной аналогии провести не в состоянии. К примеру – с "операционной системой". Всё, что мы воспринимаем, привязано к нашей "операционке" – речевой функциональной системе. Всё, что мы знаем, оттуда, из РФС, получает специальный сигнал: "это существует".

П. – О сигнале – поподробней.

А. – Когда мы зачерпнули из бушующего хаоса нечто – сигнал и появился. Можно сказать, что речь идёт об обретении нашей внутренней средой некоторой формы. А именно: формы передаваемости.

П. – Для человека существует только то, что обретает качество, форму передаваемости другим людям. Это специальные локомоторные схемы, специальные АСД. Не абы какие.

А. – Вот именно.

П. – А остальных, значит, нет?

А. – А остальных нет.

С. – Уточните. Остальные структуры есть, но мы их не воспринимаем, они для нас невидимы, или же их вообще нет?

А. – А это к Костанеде. Или к героине.

П. – Удовлетворимся этим.

А. – И вот дальше – самое сложное. Главный вопрос: если существует для нас только то, чем можно поделиться с другими, да ещё и возникает эта возможность поделиться – с внешней подсказки, должен ли этот факт оказать влияние на наше представление об устройстве мира?

П. – Теория Смолянинова повествует о том, что Эйнштейновская концепция не учитывает восприятие окружающей среды мозгом, в первую очередь ограничение на быстроту доставки нам информации. Вся эта аксиоматика о предельно возможной скорости – скорости света в вакууме, рассыпается, как карточный домик, если предположить, что мозг человека строит локомоции и любые представления о мире на основе врождённых ограничений. Конкретно, такие ограничения: световые волны – самые быстрые наши "почтальоны".

С. – Ребята, есть проблема.

П. – Я догадываюсь.

С. – Перейдён предел сложности.

А. – А вы сами можете?

П. – Давай сама, Свет.

С. – Есть две точки зрения, две модели. Первая – объективный внешний мир, и его отражение разумом человека, "фотографирование" пресловутое. Эта модель неверна по главной причине: Homo Sapiens – вид, и, как у любого живого вида, у него есть особенности восприятия. Выше их он прыгнуть не может – не перебивайте – не может в своём восприятии. А в анализе, в создании моделей окружающей среды – может, потому что так устроено наше творчество: человек получает свою способность конструировать или – как говорит Алекс: структурировать – от человечества. Достаточно предположить, что и человечество от кого-то получает – всё, мы вышли за пределы не только вида, но и – в бесконечность просто вышли. Отсюда вторая модель: всё, что возникает, есть следствие творческого акта, вопрос лишь – чьего.

П. – Неплохо. Только самую главную деталь проскочила без пояснений.

А. – С ходу. А может, так и надо?

С. – Знаю я вашу деталь. Что человечество ещё от кого-то свои "коробочки" с "ковшиками" получает. Её и надо с ходу проскакивать. "Вначале было слово. И слово было у Бога. И слово было Бог". Напомните, мальчики, это в каком журнале по нейропсихологии напечатано?

А. – Старом очень. Несколько тысячелетий прошло.

П. – Видимо, тогда были хорошие нейропсихологи.

А. – В принципе я писал то же самое. Что нужно "зациклить" способ структурирования. Не ограничивать его индивидуальным разумом.

П. – Итак, сам Способ возникновения структур в индивидуальном разуме носит универсальный характер – демонстрирует общий закон, по которому возникают любые структуры – в любом ином месте Вселенной. А это значит, что везде требуется внешний источник строительства, структурирования, дающий первичные образцы "кирпичиков-ограничений".

А. – Ну то есть мы все живём в гигантском Космическом Разуме. О чём я и говорю. И чем же вы мне помогли, ребят? Сейчас все академики себя по лбу хлопнут и прозреют.

С. – Во-первых, всё короче, читатель не потерял остроту восприятия, не успел опомниться, как вы от романа к науке перешли. Вы его слишком быстро туда увели, он и пошёл – потому что привык за вами идти.

А. – Так бы ни за что не пошёл?

С. – Ни за какие коврижки. Я подразумеваю: нужны коврижки – вначале.

П. – Я бы хотел, чтобы вы прямо сейчас рассказали об уровнях структурирования.

А. – Таким образом, мы приходим к выводу, что честный непредубеждённый исследователь…

С. – Вполне в духе Алекса начало.

П. – Манипуляция.

А. – Что вам не нравится, ребят?

С. – Да нам-то всё нравится, им не нравится.

А. – Кому?

С. – Нечестным и предубеждённым. Пусть они сами решат, кто честный, кто нет – между собой.

Диалог 11

П. – Ваша мысль, Алекс, на самом деле понятна: отбросить предубеждения. Тот, кто это сделал, видит, что иного способа строительства – чего угодно, кроме того, что присутствует в человеческом разуме – не существует. В новой философской парадигме – ЛТО ложится в её основу, как краеугольный камень. Напомните, Алекс, что вам ответил Владимир Владимирович Смолянинов, когда вы эмоционально заявили ему, что он "открыл Бога".

А. – Рукой махнул: "Да ничего я не открыл".

П. – Он – выпускник Физтеха, существовал в прежней парадигме современной физики, начисто исключающей наличие "уровней строительства Вселенной", подобных таковым – в разуме отдельного человека.

А. – Да, наконец о них.

С. – Можно мне? Уровни структурирования таковы: человек или индивидуальный разум, нация или страна данного языка, человечество или разум цивилизации, планета, планетарная система, галактика. Там тоже – Разумы. Всё. Переходите к следующей теме. И не забудьте упомянуть, откуда – пусть не детали – но общая идея.

А. – А надо? Меня съедят.

П. – Надо обязательно.

А. – Из книги Вейнгеровой. Контактёра.

П. – Вы же сами где-то объясняли, почему для передачи информации буквами на небе написать нельзя, и всегда отдельного человека выбирают.

А. – Управляющее воздействие очень мягкое. Такова суть строительства Божьих миров.

П. – Справедливости ради: так было не всегда.

А. – Вы имеете в виду древние времена?

С. – "Детство человечества". Для того, чтобы его почувствовать, продолжите аналогию строительства Разума цивилизации со строительством индивидуального разума.

А. – Сначала родители его строят.

П. – Сначала идёт явное конкретное вмешательство, наработка первичных смыслов – у ребёнка.

А. – Значит, у человечества тоже была стадия наработки первичных смыслов. У каждого народа своя, видимо. Ну да, как у индивида, который, вырастая, выходит в общечеловеческое пространство Разума. А вначале с ним отдельные родители колупаются. Я правильно понимаю, что, кроме Главного Структуратора, его помощники, боги…

С. – И богини.

А. – Они и помогали человечеству, то есть отдельным народам, нарабатывать первичные смыслы. Больше же им взяться неоткуда – по теории.

П. – Он пропустил, Свет.

С. – Жаль.

А. – Я не пропустил. Боги и богини… Как в древней Греции.

П. – Очень мощный источник смыслов – открытое окно, буквально настежь. Именно "внешняя подпитка" и дала возможность, к примеру, древним грекам, стать теми, кем они стали. Ваша концепция, Алекс, возможно, в первую очередь полезна тем, что позволяет более или менее чётко сформулировать цель бытия, ибо даёт определение Процессу, в котором участвует человек вместе с человечеством.

А. – Строительство структур – как таковых. Больше, выше, шире, просто и со вкусом.

С. – Ну почему же просто. Очень сложно.

П. – Вы даже не представляете себе, насколько. Я имею в виду не вас лично…

А. – Я понимаю. Между прочим, кое-что в тылу осталось. Ваш мимолётный обмен репликами. Не думайте, что я забыл.

С. – А я забыла. Ты, Павел, помнишь?

П. – Я тоже забыл.

А. – Не выйдет. Я напомню. На слове "богини" что-то мелькнуло. Я, кажется, предположил, что в древние времена источником столь необходимых людям первичных смыслов являлись боги, а вы, Света, добавили: "и богини". Я проскочил, дальше полетел. И тут вы…

П. – Преимущество автора – можно вернуться к записанному.

А. – Я уже сутки почти в Диалоге с вами. У меня масса преимуществ.

П. – Вы не устали?

А. – Не настолько, чтобы снять вопрос.

П. – Постараюсь коротко. Наше упоминание касалось не богов и богинь вообще, а греческих, с Олимпа. Вас никогда не интересовало, куда они делись? Вас – как исследователя.

А. – Да: если они были, а я в этом действительно уверен, значит, должны куда-то деться. Не задумывался, если честно.

С. – Они делись туда, куда захотели.

А. – Это было как… награда?

П. – Вы правильно угадали: они сделали так много – для человечества, что им была дана полная свобода выбора своей судьбы. В том числе и прохода земного пути.

А. – Всё ясно.

С. – Вы с самого начала всё поняли?

А. – Примерно. На уровне неточного образа.

С. – Потому и вцепились в эту деталь.

А. – Она знает?

С. – Нет, она чувствует – на уровне неточного образа. Знать не может. Знала богиня с Олимпа, – и сознательно сделала свой выбор.

А. – У неё ведь имя есть. Было.

П. – Естественно. Вы догадаетесь позже.

А. – Мужественная… богиня. Я её уважаю. Пойти на такое. Между прочим, у меня в моём анализе получилось: Небо – "творческая лаборатория", "конструкторское бюро".

П. – Ну вот и у нас кое-что получилось. Ключ к структурам, возникшим у вас под её воздействием.

С. – В том числе и к стихотворению о богине с Олимпа, встретившейся с простым смертным в магазине у подножья.

***

Главное качество богов – любопытство.

В особенности, богинь.

Главная гора на свете – Олимп,

а совсем не Эверест:

судить нужно по высоте духа,

а не метров.

Она спускалась со своей вершины

за нектаром и амброзией к магазинчику у подножья.

Старый фавн улыбался искренней улыбкой

и просил помощника принести очередную амфору.

Но на этот раз помощник застыл.

Он смотрел в глаза молодой богини,

смеющиеся и глубокие.

Вы не можете протянуть руку и коснуться богини.

Она может сделать это, а вы – нет.

Она дотронулась до щеки юноши,

просто потому, что ей так хотелось.

И молчание между ними растаяло.

Ничего удивительного, что хочется спуститься

с Небес на Землю – вопрос лишь: зачем?

Ответ: "за любовью" мало что значит.

В нём шелест горного ветра,

терпко-сладкий вкус амброзии

и специфический запах олимпийских маковых полей,

заботливо выращенных Деметрой.

Но ответ "за земной жизнью" означает

гром и молнию нежданных перемен,

о которых будешь жалеть всегда,

если позволить себе сожалеть.

Она читала своего спутника как роман.

Ни один человек не мог любить сильнее,

и она полагала, что ни один бог не мог любить так.

В чувствах небожителей так мало самозабвения.

Она пробовала на языке ощущение:

когда за тебя готовы отдать жизнь,

и оно ей нравилось всё больше,

потому что ни на что не было похоже.

Ей казалось, что молодой человек подарит ей Силу

своей любовью.

Силу людей,

силу Единого Бога,

из-за которой олимпийцы навсегда поселились

в параллельном измерении.

И – знаете – она была, в общем, права —

женщины всегда чувствуют точнее.

Она оказалась в нашем мире,

и, хотя многое её поначалу удивляло,

но звёзды его чувства к ней были всегда рядом,

они помогали привыкнуть ко всему —

таково свойство звёзд.

Чтобы выносить и родить ребёнка она сняла Защиту,

данную ей при рождении

И отличающую от смертных.

Ибо тот, кто рождает и рождается обычным путём,

принимает и обычную жизнь

со всем известным концом.

Он испытал удивительное ощущение гордости,

равного которому не испытывал ни один мужчина.

Он пил его маленькими осторожными глотками,

стараясь не выдать себя ничем.

Но она всё равно видела его насквозь.

Что-то пошло не так —

и наблюдая за тем,

как из её бесподобных глаз уходят частицы света,

он вдруг осознал, что ему предстоит столкнуться

один на один

с силой древней и тёмной,

почти такой же древней как Мир,

и только ждущей подходящего момента

для Разрушения – самых светлых,

самых сияющих творений.

Он искал помощи Бога,

но, ощутив Его грустный взгляд,

странную и навсегда скрытую Тайну судьбы,

обратился к её соплеменникам,

столь близким и теперь бесконечно далёким.

Они соизволили дать ответ, но не помощь,

поскольку их власть с некоторых пор кончалась

у подножия Олимпа и с началом нашего измерения.

Он услышал, что спасения будет ровно столько,

сколько искренности было в его сердце.

И не будет – насколько в нём было тщеславия,

извечного мужского желания побеждать

и обладать.

Его душу положат на самые точные весы:

такова извечная плата за самое большое сокровище —

любовь богини.

Оставалось только ждать.

Всё было предопределено

с того момента, как он встретил лукавый

и проникающий в душу взгляд —

в маленьком магазинчике

У подножия Олимпа.

***

А. – Но если есть ключ, значит, я вам не нужен?

П. – Не очень. Если только по мелочи.

С. – Ты чего, Павел? Проектор – по мелочи? Он хочет сказать, Алекс, что новые сессии – на ваше усмотрение.

А. – Давайте это будет на ВАШЕ усмотрение.

С. – Страшновато?

А. – Честно говоря, да. Отчасти. У меня в голове не укладывается.

С. – Вы понимаете, люди и боги хотят свободы. Она вышла из мира Единого Творца, вот почему мы говорили, что след Тёмного присутствия вероятен: ведь Зазеркалье – тоже те, кто от Него вышел.

А. – Но к ним она не примкнула.

С. – Пока нет.

П. – Заканчиваем.

А. – Минутку. У меня только один вопрос, последний.

П. – Вот этого я и боялся.

А. – Я быстро. Зачем? Зачем ей всё это нужно было?

П. – Вы быстро… Что такое смерть – в вашей теории?

А. – Завершение качественного перехода. Рождение на Небо – в новом качестве. Это так?

П. – А проживание в физическом мире, Энрофе – это непосредственно качественный переход?

А. – Ответьте сами, Павел.

П. – Забудьте.

А. – Да, я считаю наш мир в каком-то смысле перманентным апокалипсисом. Утробой для вынашивания – если угодно.

П. – А вот это очень точно, Алекс.

А. – Если я правильно понял, богиня с Олимпа стремилась совершить качественный переход.

П. – Она была честолюбива. Вот вы спрашиваете: зачем это ей было нужно, подразумевая, видимо, что можно было оставаться тем, кем она была.

А. – Но она была никем – уже много столетий?

П. – Это, конечно не так, но, пользуясь казённым языком: "дни былой славы миновали". Большинство из них тем или иным образом использовали свою награду, она ждала.

А. – Надеюсь, вы не скажете, что она ждала меня.

С. – Надеетесь, что не скажем? Теперь так говорят на Земле – когда наоборот надеются? Это веяние прошло мимо меня.

П. – Она ждала возможности, и развитие человеческой науки её предоставило.

А. – Какую? Что конкретно она совершила?

П. – Ну, Алекс… Мы думали, что вы искренни в своих утверждениях насчёт того, что для вас сделала героиня.

А. – Я искренен. Она сделала очень много.

С. – Но вы приписывали основные заслуги себе?

А. – Но разве не я открыл – то, что открыл? Разве не я просиживал над текстами – научными, тяжёлыми и чуть полегче, пытаясь связать, склеить единую картину, где не было бы противоречий, где все детали цеплялись бы одна за другую и выводили на бескрайний простор? Разве не я писал и переписывал сам всё новые и новые тексты, пытаясь их улучшить, довести до совершенства? Как только и может быть в Науке с большой буквы, где никаких…

С. – Где никаких богов и богинь и духа нет. Что ж вы замолчали, Алекс? Только не забудьте, что ваше утверждение отчасти противоречит той самой теории, носителем которой вы являетесь.

А. – Поэтому я и замолчал. Говорите. Прошу вас.

С. – Вы правы – в том, что проделали огромный объём работы. И неправы – когда не понимаете, что вся ваша работа вполне могла остаться втуне. Если бы вы знали, сколько таких работ в нашей замечательной и несчастной стране, рождающей таланты и губящей их – пропало, сгинуло без следа.

А. – Я был обречён? Скажите мне, это правда? Я не верю.

С. – Не верьте дальше.

П. – У меня такое ощущение, что мы делим шкуру – как это – непойманного медведя.

А. – Неубитого медведя. С пойманного никто шкуру сдирать не станет. Только с убитого. Вы решили вспомнить, что не все пословицы знаете, Павел?

П. – Мне без разницы. Ничего ещё не определено. Сейчас моя работа заключается в прекращении дискуссии.

С. – Вы обидели Павла, Алекс.

П. – Да нет, просто не надо подозревать меня в неправде. Это не очень приятно. Говори, Свет, что ты хотела сказать, и закругляемся.

А. – Павел, я вас не подозревал. Извините. Это была шутка.

П. – Принимается. Только я скажу – вместо Светы. Вы, Алекс, с вашим талантом и вашей теорией, тем не менее, – один из многих, не легиона, но – многих. Она – одна, вот и всё. Хотите – принимайте, хотите – спорьте, это ничего не изменит.

А. – Я вас таким ещё не видел, Павел.

П. – Я – ваш друг, Алекс, поверьте, просто я отчётливо понимаю ваши особенности.

А. – После проектора?

П. – Он анализирует ваши структуры, как отпечатки пальцев, только намного информативней. Вот если бы её можно было просканировать, мы бы о ней рассказали – всё.

А. – А хочется её просканировать?

П. – Она – вне нашей компетенции. Вам такая свобода не снилась, дорогой друг, и никогда не приснится.

А. – Мне… Тяжело это слышать. Я уважаю её, но мне всё равно тяжело.

П. – Мы сделаем всё, чтобы это снять, такова цель следующего, последнего Диалога.

С. – Я не хочу оставлять вас в таком настроении. Попробуйте понять, что произошло в вашей жизни.

А. – Меня полюбила богиня.

С. – Она открыла вам Дорогу, она – в каждом вашем вздохе уже три месяца, в каждой фразе данного текста. Вы осознаёте высоту вашей книги, отличие от всего, что вы делали раньше?

А. – Осознаю. Это совершенно необычное ощущение. Это высота…

С. – Олимпа.

А. – Да. Пожалуй.

С. – Вспомните – в самом начале:

Кому: l_tomes

***

А знаешь, как это бывает:

когда никто не умирает?

Когда идут по облакам,

как по нечаянным словам.

***

Мы сгибаемся под грузом

лет или дней…

Как тебе живется музой,

музой моей?

Бестелесной,

бесподобной —

ангел в ночи.

Так, как ты меня исполнишь,

скрипка звучит.

***

А. – Ребята… Света… Павел…

С. – Так. Без этого, видимо, нельзя. Теперь беседа точно удалась.

А. – Я люблю её… Больше жизни… Кто бы она ни была… Хоть жена Зевса – мне без разницы…

С. – Спокойной ночи. Автор.

Диалог 12

А. – Здравствуйте, ребята. Здравствуйте, Светлана. Здравствуйте, Павел.

С. – Что с вами, Алекс?

П. – Всё в порядке?

А. – Этот идиотский европейский, точнее, американский вопрос. "Всё в порядке?" Спросил – и тем самым исполнил свой долг. А человек должен ответить: "Да, у меня всё хорошо". Иначе будет дурной тон.

С. – Точное наблюдение, не находишь, Павел?

П. – Пожалуй. И всё же, Алекс, расскажите, в чём дело.

А. – Дело в том, что я…

С. – Всё будет хорошо.

А. – Нет, Светочка, мы о разном.

П. – Мне тоже кажется, что причина нестандартная.

А. – Дело в том, ребята, что я.. не смогу без вас. Не смогу.

П. – Без нас обоих?

А. – Представляете, Павел? Вот такие дела. Без вас обоих. Странно звучит?

П. – Учитывая мою последнюю резкость.

А. – Не извиняйтесь. Не за что. Вы всё сказали правильно. В том-то и дело. В том и проблема – моя – с вами. Вы всё время говорите правду. Я бы добавил: будь вы неладны, но к ангелам так не обращаются.

П. – Мы не можем по-другому.

А. – Я не могу себе представить, что это уйдёт из моей жизни. Уйдёт правда, уйдут эти беседы. Закроется окно. И я опять окажусь в темноте.

С. – Я вам обещаю, что не окажетесь. А как же она?

А. – Если бы она могла вас заменить! Если бы могла!

П. – Вы боитесь, что она опять замолчит?

А. – Я боюсь, что она замолчит, имея на то причину. Ведь вы меня терпите, поскольку исполняете поручение начальства – меня терпеть.

П. – А у неё такого поручения нет – логично. То есть вы боитесь себя, а не её.

А. – Не знаю. Я не хочу бояться себя.

С. – Мы вам поможем.

А. – И я даже допускаю, что вам удастся. Но как мне прожить без ощущений – на грани невозможного, неслышимого, едва уловимого, того, что не должно быть, что не бывает, и что, тем не менее, происходит, вот оно – держите. Я говорил, что вы управляете поворотами, а не текстами, но повороты – чуть ли не в каждой второй фразе. Я научился вас слышать, и как мне быть теперь?

П. – Вам ещё предстоит Научная часть, она же вторая книга, не забыли?

А. – Предстоит – без вас.

С. – Не грустите, милый Алекс. Мы всегда будем рядом. Мы уже никуда не денемся – верите? Я буду с вами всегда, верите?

А. – Когда найдёте свободное время, да, Свет? Если с работы отпустят.

С. – Хватит ныть.

А. – Кто мне так скажет? Как раз тогда, когда надо – кто?

П. – Вы сами.

А. – Да. Согласен. Я могу сказать.

С. – Но это будет не тот эффект.

А. – Вы вообще понимаете, каково это: говорить с ангелами? Скажите мне, только честно: кто был на такого рода контакте, и чем это закончилось?

П. – Контактёры – явление не столь редкое.

С. – Павел, мы не должны морочить голову Алексу.

А. – Конечно, не должны. Я прекрасно понимаю, что я не контактёр. Эти ребята – настоящие стопроцентные психи – в хорошем смысле слова. Ни в коем случае не хочу их обидеть. Они передают ценнейшую информацию.

С. – А вы – безнадёжно нормальны.

А. – Мой мир широк, высок, глубок. Но он один. У меня нет ещё одного, куда я могу поехать на выходные. Где я могу спрятаться от всех, и никто меня не достанет. Если я что-то теряю, я теряю навсегда. И сейчас речь идёт о том, чтобы потерять Истину. Свет Жизни, настоящей, чистой, как родниковая вода, настолько редкой в наше время.

С. – Я скажу, Павел.

А. – Я привык уже даже к этому. К тому, что Светлана всегда проговаривается, а вы, Павел, её сдерживаете. К вашему варианту хорошего и плохого полицейского.

П. – Можете не верить, но вначале это было не специально.

А. – А потом стало моей накатанной колеёй. Так что все претензии ко мне – автору.

С. – Разобрались. А теперь я скажу.

П. – Я молчу, роль плохого полицейского надоела.

С. – Контакт подобного рода, скрытый, когда человек находился на грани понимания того, что происходит, когда им управляли, но он мог чувствовать это, только подключив разум, вычислив происходящее логикой…

П. – Остановись, Свет, не могу удержаться. Давайте, это останется тайной, вы не возражаете, Алекс? Если плохой полицейский впервые выиграет у хорошего – для разнообразия сюжета?

А. – Ну если для разнообразия…

С. – Я останавливаюсь только потому, что чувствую: тебя поддержат, а меня – нет.

А. – И когда вы про Закулисье трепитесь – тоже фантастика. Я осознаю, что за вами кто-то стоит, должен стоять, это очевидно.

С. – Но это какая-то иная, призрачная, сказочная жизнь, и вам туда хочется. Вот почему вы так хотели выйти на наше Руководство.

А. – Вы знаете, в детстве я обожал играть. В моей комнате – это была целая Вселенная, с домами, машинами, самолётами и, главное, – отношениями групп людей между собой.

С. – Так может, в этом всё дело: вы построили сказку, мир, который вам жалко покидать?

А. – Вы хотите, чтобы я так думал, Светлана?

П. – Давайте поработаем немного.

А. – Как представлю себе, что это последний раз…

П. – Чего делать, Светлан?

С. – Сказать то, что ты мне не дал.

П. – Ты права.

А. – Хороший полицейский всегда прав.

С. – Постарайтесь вместить. Контакта, подобного вашему, не было никогда.

А. – А как же тот парень из средних веков?

С. – У него был контакт с проектором, но не переговоры с Небесными сущностями.

А. – Даже не спрашиваю, как это возможно.

П. – Тогда мы выиграли.

А. – А сейчас?

П. – Надеемся.

А. – Только надеетесь?

С. – А вы думали – всё? Вас спросят: к какому жанру ваша работа относится? Если к научно-популярному, при чём тут стихи с ангелами, а если к художественному, зачем Смолянинов с Глезерман, локомоторная теория с афферентационной схемой? Вы что-нибудь одно выберите, а то у вас каша – не расхлебать.

А. – От меня потребуют переделать.

С. – Автор, хорош дёргаться. Вы, главное, напишите. Напишите талантливо, ярко, занимательно. Остальное – наша забота. То есть уже не лично наша.

А. – Спецназ пойдёт?

П. – Вам и не снилось. С той и с другой стороны.

А. – Слушайте, а мне полегче стало.

С. – Я к вам загляну как-нибудь.

А. – Буду страшно рад, Света. Или я всё из новостей узнаю?

С. – Мы работаем не с явлениями порядка новостей.

А. – С человеческими отношениями. С тонкой материей метеорологии и геофизики. Я и забыл.

П. – Вот давайте с этой материей и поработаем.

А. – Давайте, Павел. Чем больше, тем лучше.

П. – Помните, Лани написала: "Я в принципе не могу отвлекаться на чувства".

А. – Я её отвлеку.

С. – Да вы только этим и занимаетесь, уже четвёртый месяц.

А. – Она фактически дала мне карт-бланш. Сказала: "Только имей в виду: я – черепаха".

С. – В вашем стихотворении об Олимпе – чем всё закончилось?

А. – Богини не влюбляются что ли?

С. – Ещё как влюбляются.

А. – Тогда что они не делают?

С. – Они не терпят ничего, что забирает у них силы. Она вам их подарила – пусть не по намерениям, по факту. Вы можете сделать для неё что-то подобное?

А. – Сильный удар, Свет. Вы знаете, что не могу.

П. – Вы уверены, дружище? Как ответите – так и будет.

А. – Конечно, я правильно отвечу. Только как этот ответ воплотить… Так. Во-первых, я сделал из её жизни роман. Искусство.

С. – Не она – из вашей?

А. – Это ваша точка зрения.

С. – А мы – игрушечные солдатики. Вы нас сложите в ящик и задвинете под кровать. В одном вы правы, уважаемый автор: для людей, для внешнего мира за всё отвечаете вы. Вы всё придумали и исполнили. Но если вы примете эту точку зрения, не видать вам золотой рыбки – вильнёт хвостом и уйдёт в пучину морскую.

А. – Ребята… Я думал…

С. – Алекс, если вы ещё раз скажете: "Ребята…" с такой интонацией, я вас разлюблю, на время.

А. – Не скажу больше.

С. – Вот видите, как вы отреагировали.

А. – Потому что мне с вами делить нечего.

С. – А с ней есть чего?

П. – Вы знаете, сколько стоит её время? Поинтересуйтесь.

А. – Не хочу.

П. – Вы далеки от западных стандартов и принципов общения. Вы, русские, весьма бесцеремонны.

С. – Ну, это можно и по-другому назвать, Павел.

П. – И как же?

С. – Мы пытаемся стереть границы между людьми и группами, в этом наша сила и наша слабость. Я – казачка, мне это не понять, мы и так были свободны, но я прекрасно помню, как русский народ в подавляющем большинстве буквально на генетическом уровне воспринимал большевистскую идеологию, как что-то созвучное вековым чаяниям.

А. – Вы прекрасно помните? Господи, иногда до меня доходит, с кем я имею дело. А я с вами —…

С. – Как с ровесницей. Продолжайте в том же духе, я пытаюсь соответствовать. Значит, удаётся. Народ устал за все эти века бесправия, устал критически – я бы так сказала. Неприятие неравенства колоссально, оно может сравниться только со стремлением к равенству – той самой "метрике цивилизации", где каждому отведено своё уникальное место.

А. – На мой взгляд, все достижения СССР были связаны как раз с отсутствием страха оказаться без куска хлеба. Меньше страха – больше успехов.

П. – У меня предложение: не говорить об этом.

А. – Я неправ?

П. – Это заведёт нас в дебри.

С. – Павел, выскажись, у нас ощущение недосказанности.

А. – Или давайте тринадцатый диалог.

П. – Ощущение недосказанности у вас. Вы затронули тему, относительно которой ломаются копья здесь на всех уровнях, а то ты не знаешь, Светлана.

С. – Мне интересна твоя точка зрения.

П. – Кратко: полное отсутствие страха дезориентирует человека. И, в конце концов, приводит к личностной деградации. Поэтому высказанная Алексом позиция: "меньше страха – больше успехов" – неверна, таково моё мнение.

А. – Страх должен уходить постепенно?

П. – Он вообще не должен уходить. В нормальном, штатном развитии меняется качество страха, как и качество негатива, при этом позитив остаётся неизменным. Довольны?

А. – Ну вы завернули, Павел.

П. – Я предупреждал. В одном вы правы: страх низменный, животный должен уходить, но это очень сложный процесс. Неприятие отгораживания людей, групп, выхода их из-под сени единого Закона у вас, Алекс, носит одну окраску, имеет один смысл, а у другого человека – возможно, у большинства населения вашей страны – совершенно иной.

А. – Философию поможете изложить, Павел?

С. – А я? Для стихотворения гожусь, но не для серьёзной работы.

А. – Нет, что вы.

С. – Запомните ваше выражение лица, Алекс, для героини – самое то.

П. – Мы остановились на том, чем вы в состоянии помочь вашей любимой, сделать её сильнее – вернув хотя бы долю того, что она дала вам?

С. – Или она – украшение будней, допинг, стимул? Можно любить допинг или украшение, но вряд ли кто-нибудь спрашивал себя, чем ему помочь. Смотрите: вы хотите быть рядом, пользоваться ей – общаясь, ловя её точные, изумительные образы, наслаждаясь её улыбкой, грацией, безупречным вкусом и манерами и всем остальным, по-видимому. Теперь скажите, Алекс, есть ли во всём этом отношение к ней, как к живому человеку? Или – просто как к сильнодействующему средству?

А. – Мужчина так всегда любит. Так, как вы описали. В этом нет ничего зазорного. Подразумевается: если я хочу – вот этого всего, то хочу её и… охранять, заботиться о ней, беречь.