Алекс Миро
Тайга: андроиды
Первый киборг
– Ну, наконец-то! – маршал смотрел на подопытного через бронированное стекло изолятора. – И как?
– Уровень интеллекта повышается с каждым часом, – радостно заключила Ингрид.
На стуле перед боксом изолятора сидел психолог. Уже третий час он проводил тесты, периодически его сменял коллега и все продолжалось без остановки. Только вчера прооперированный, пациент бодро и неутомимо отвечал на вопросы.
– Дайте ему планшет, – попросила Ингрид. – Пришло время математических задач.
– А стратегия? – спросил психолог.
– Стратегические задачи позже. Наши спецы как раз готовят новый пул заданий. По идее, когда уровень интеллекта достигнет высшей точки, подопытный должен решить их все в течение нескольких минут.
– Как машина? – спросил Титов.
– Да, как машина с нейронным интеллектом, – кивнула Ингрид.
Титов присмотрелся к подопытному. В глазах этого человека не было ни страха, ни растерянности, ни смущения. Казалось, происходящее совершенно его не удивляет.
Титов наклонился к Ингрид и тихо заговорил.
– Посмотри на него. Он сидит в стеклянной камере и отвечает на сложные вопросы как будто так и должно быть. Что думаешь?
– Я тоже это заметила. До твоего прихода мы спросили, знает ли он где находится и в каком эксперименте участвует.
– А он?
– Он проанализировал все известные ему факты, пришел к правильным выводам. Он осознает, что в результате хирургической операции оказался способен решать задачи и отвечать на вопросы, смысл которых он раньше не понял бы.
– Обычный человек на его месте перепугался бы до смерти, замкнулся в себе и задавал бы вопросы нам. А этот…
– Интересно, правда? Он ведет себя так, словно все идет по плану.
– Это хорошо. В трудной ситуации солдат не должен ничему удивляться, и тем более испытывать страх.
Ингрид кивнула.
– Сочетание человека и биосинтетика. Разве это не прекрасно? – спросила она.
– Я еще не осознал произошедшего, – признался Титов.
– Это потому, что ты просто человек. Был бы киборгом, как этот, – она кивнула в сторону подопытного, – все бы уже осознал, понял и осмыслил. Они будут лучше нас.
– Ингрид…
– Лучше меня, – Ингрид подняла на него глаза. – Я не буду делать этого с собой.
– Я так и думал. Но если все пройдет удачно, мои генералы, да и я сам…
– Не можешь подобрать к этому слово? – спросила Ингрид.
– Даже не знаю, как это назвать.
– Как ни назови, Витя, итог будет один. Ты уже не будешь тем человеком, которого я знала. Все вы изменитесь. Да, станете в тысячу раз умнее, начнете схватывать на лету и анализировать за доли секунды. Вы станете сверхлюдьми. Но не теми Витями, Егорами, Антонами и прочими, которыми были. Я боюсь и не хочу этого.
– Для меня или для себя? – спросил Титов.
– Для нас с тобой, – прошептала Ингрид очень тихо.
Титов вздохнул.
– Мои генералы не могут быть лучше меня. Вопрос стоит так: либо все командование во главе со мной, либо никто.
Ингрид ничего не ответила. Она смотрела на подопытного. Тот был увлечен заданиями, его глаза горели любопытством. В уме он совершал такие сложные математические действия, на которые не способны обычные люди, и ничуть не уставал от этого. Ингрид было неприятно представлять себе Виктора таким же. Она вообще сомневалась в том, что сидевшее перед ней в стеклянной камере существо все еще было человеком.
***
– Расскажите, что вы чувствуете, – попросил психолог. – Опишите простыми словами.
Человек за стеклом не раздумывал ни секунды.
– Энтузиазм, легкость. Настроение приподнятое, энергии и сил хоть отбавляй.
Тесты продолжались до самой ночи. Специально созданная коллегия для оценки прогресса и состояния подопытного в полном составе сидела на стульях в ряд, внимательно слушая пациента.
Ингрид поерзала на стуле. Она устала и незаметно зевала, приложив руку к лицу.
– Как бы вы сравнили свое состояние до операции и сейчас? – спросил психолог.
– Две разных личности, – заключил подопытный серьезно. – Я вспоминаю себя таким, каким был пару дней назад. Я был ничтожным, глупым, малообразованным человеком, которым управляли эмоции. Я не принадлежал себе. Мною руководили химические реакции, я был марионеткой в руках собственных чувств. Теперь я все держу под контролем.
– Вами руководит разум? – переспросил психолог.
– Именно так. Теперь я Знаю, – подопытный поднял палец вверх. – Я не строю предположений на пустом месте, не домысливаю, не выдумываю. Я просто беру ту информацию, которой обладаю, и на ее основе делаю верные заключения.
– Вы считаете, что не можете ошибаться? – спросил психолог.
– Могу. Но эти ошибки продиктованы недостаточным объемом информации, а не человеческой эмоциональностью. Если раньше я делал выводы на основе предыдущего опыта, и каждый раз ошибался, – ведь каждая новая ситуация неповторима, и ее не стоит оценивать по примеру прошлого – то теперь я опираюсь исключительно на факты.
Один из членов комиссии наклонился к Ингрид.
– Сколько у него классов образования? – спросил он.
– Пять. Неблагополучная семья. Сын алкоголиков, – прошептала Ингрид.
– Ничего себе, – выдохнул ее коллега.
Ингрид терзали сомнения. Маршал хотел сделать как лучше, создать армию, равной которой не будет в мире. Она знала Виктора. Он был готов на все, чтобы защитить свою страну, и пока он жив, он никогда не применит силу и не проявит агрессию против других государств. Но маршал не бессмертен, и однажды созданная, его технология может стать разрушительной в руках менее порядочного командующего.
Кстати о бессмертии. Ингрид вспомнила пробирку, которую показал ей недавно Виктор. Он задал ей вопрос, на который у нее пока не было ответа. В пробирке была заключена его власть. Вакцина от старости была предназначена только для генералов, сторонников Виктора, его ближнего круга. Но для Ингрид он был готов сделать исключение. Согласилась бы Ингрид на нечто подобное? Ее решение не вживлять себе биосинтетический мозг было твердым и непоколебимым. Хотя бы в этом она не сомневалась. Больше всего на свете она боялась потерять себя, и даже аргументы о том, что как ученый она сможет добиться невероятных высот, ее не переубедили. Но долгая жизнь… Что в ней плохого? Возможно, она уговорит Виктора даровать вакцину и Леде.
Она смотрела на свою дочь и думала, что не может лишить ее возможности прожить пару сотен лет. Леде она пока ничего не сказала. Ингрид считала, что должна все решить сама. Леда еще молода, а молодости свойственна любовь к авантюрам. Вакцина? Непременно! И Леда согласится не раздумывая, даже не оценив последствия. А Ингрид знала какими они будут. Леда будет одинока. Невозможно завести друзей, любовника, мужа, детей, зная, что ты переживешь их всех. Девушка начнет сторониться обычных людей, когда поймет, что они уйдут от нее первыми, один за другим, и она будет горевать на их могилах. Сто лет одиночества, почти по Маркесу. Разве она могла хотеть чего-то подобного для Леды?
Ингрид погрузилась в свои мысли.
– На сегодня закончим? – психолог уже во второй раз обращался к ней, но Ингрид не слышала.
Она вздрогнула.
– Что? Простите, коллеги.
– На сегодня все, мисс Берг? – в третий раз повторил он.
– Да, конечно. Мы же не киборги, мы устали, – она выдавила из себя улыбку.
Стулья задвигались, комиссия разошлась по комнате. Подопытный внимательно наблюдал за ними. Ингрид подошла к стеклу.
– Михаил, – она впервые обратилась к подопытному по имени.
Тот встал с кушетки, и, покачиваясь (его тело было все еще человеческим, и после тяжелой операции восстановление шло не так быстро), подошел к стеклу.
– Да, мисс Берг, – мягко сказал он.
– Вам нравится тот человек, которым вы стали? – спросила она.
– Да, я стал лучше. Я уже отвечал на подобный вопрос во время психологического опроса.
Ингрид кивнула.
– Я вот к чему… – она помедлила. – Вы счастливы?
Михаил задумался. До этого момента он без колебаний давал ответы на самые трудные вопросы, но все они носили аналитический характер. А заданный ею вопрос был эмоциональным. И пациенту пришлось обратится к той своей части, которая осталась неизменной – к Михаилу, сорока лет отроду, к мальчику, пережившему жестокие побои отца, издевательства одноклассников, равнодушие матери, которая любила бутылку больше собственного сына. К тому Михаилу, который однажды увидел маленькую хорошенькую девочку, и сам не понял, как сотворил с ней то, что сотворил. Потом он раскаивался, и ужасался, и молился, чтобы ничего подобного с ним больше никогда не случилось. Но, к сожалению, с тех пор страшные желания продолжали одолевать его по ночам. Вот этот человек сейчас должен был ответить на вопрос, а счастлив ли он?
– Нет, – ответил он грустно. – Я не счастлив. И никогда не был счастливым. Никогда.
Ингрид стало не по себе. Она развернулась и вышла из комнаты.
Подозрительный андроид
Все внимание окружающих было приковано к Четверке. Где бы она ни появилась, на нее смотрели с любопытством. Андроид первой серии, к тому же очеловеченный. Никто, кроме Сибиряка, доселе не видел ничего подобного. Четверка всегда шла в ногу с Ай Пи, чуть позади Сибиряка, и эта программа, встроенная в андроида, немного его раздражала.
– Слушай, мне не удобно говорить с тобой, если ты все время топаешь сзади, – пожаловался он Четверке.
– Но так положено, – примирительно сказала она. – Андроиды должны выказывать уважение к людям.
– Ты не просто андроид. – Сибиряк положил руку ей на плечо. – Скоро ты будешь руководить огромной армией машин, как и другие генералы.
Четверка кивнула. Под прозрачной крышкой в ее оголенном черепе весело замигали огоньки процессора.
– К тому же, я буду младше тебя по званию, и буду отдавать тебе честь, – добавил Сибиряк.
– Я думала об этом, – серьезно сказала Четверка. – Такого еще не было – чтобы люди отдавали честь машине. Боюсь, не всем подобный расклад придется по вкусу.
Сибиряк пожал плечами.
– Маршал сам решит, что правильно, и все будет так, как он скажет.
Они шли по коридору, старались говорить тихо. Из кабинетов выходили люди, чтобы посмотреть на Четверку и убедиться, что такое чудо действительно существует.
– Раньше ты был другим, дружок, – Четверка позволила себе слово, которого никогда не произносила по отношению к человеку, но оба так соскучились друг по другу, что у них не было сил сдерживать эмоции.
– А что изменилось? – поинтересовался Сибиряк. У него была сотня ответов на этот вопрос, но ему хотелось узнать, что заметила сама Четверка и что бросается в глаза.
– Мне кажется, ты стал ответственным. В тебе появился какой-то стержень.
Они вышли на улицу, подождали, пока над дорогой пролетят беспилотные антигравы, перешли на другую сторону. Они шагали к карьеру. Стало чуть теплее, и по воскресеньям военные отдыхали в шезлонгах на берегу.
– И все? – удивился Сибиряк. Четверка была прежде всего машиной и анализировала поведение людей гораздо лучше, чем сами люди.
– Конечно, нет! Как бы сказать вкратце… – она задумалась. – Кажется, ты нашел свое предназначение.
Сибиряк на ходу взял ее за руку. Он был счастлив, что андроид идет рядом с ним. Если честно, он не надеялся, что когда-нибудь они встретятся вновь.
Но ведь так оно и бывает: когда находишь свое место в жизни, мир вознаграждает тебя, исполняя самые сокровенные желания.
Ай Пи шла за ними следом. Все трое сели в шезлонги на берегу карьера. Солнце стояло низко и грозилось вскоре исчезнуть за лесом. Сибиряк расстегнул куртку, но снимать не стал. Пронизывающий ветер метался по открытой местности, буруны на воде раскачивали лодки. Однако все вокруг напоминало о весне: влажная почва, мокрая трава, птичья трель. Все, что пожухло под снегом за зиму, теперь остро пахло перегноем. От земли поднимался легкий пар.
Четверка посмотрела на Ай Пи. Та анализировала внутренние процессы. В экранчиках ее глаз – зеленом и синем – мелькали цифры и графики.
– Почему тебе выдали первую серию? – спросила Четверка.
– Дядя распорядился. Он знал, что именно мне понравится.
– И как? Хороша была моя замена? – пошутила Четверка.
– Даже очень хороша, – ехидно парировал Сибиряк.
Они помолчали, глядя на группу военных, прогуливающихся по берегу.
– Нам скоро в обратный путь, – сказала Четверка.
– Зачем? До ужина еще далеко, – зевнул Сибиряк. Ему было так благодатно, что захотелось спать. Он закрыл глаза и разглядывал светящиеся пятна на черном фоне век.
– Маршал собирает совещание, – ответила Четверка.
– У меня тоже есть эта информация, – подтвердила Ай Пи.
– Так воскресенье же! – Сибиряк открыл один глаз и посмотрел на андроида. – Не дают отдохнуть спокойно, – нахмурился он, и снова откинулся на спинку шезлонга. Ноги начали замерзать, но вставать по-прежнему не хотелось.
–Не кстати сейчас отдыхать, – вздохнула Четверка.
Сибиряк тут же встрепенулся.
– Ты о чем?
– Времена тревожные, – отмахнулась андроид.
– Ты приехала пару дней назад, а уже знаешь больше меня? – удивился Сибиряк.
– Не забывай, мне дали доступ к общему чату.
– У меня он тоже есть! И что? – заинтересовался Сибиряк.
– А то, что при прочих равных я извлекаю из него гораздо больше информации, чем обычный человек, – похвасталась Четверка.
Сибиряк кивнул.
– Ну и ладно. А я думаю так: меньше знаешь, крепче спишь, – он вальяжно развалился в шезлонге и подставил лицо солнцу.
Четверка ничего не ответила. Она смотрела на Ай Пи. Подобное тянется к подобному. Она замечала, что андроиды разных серий куда охотнее группируются со своими собратьями, чем с другими моделями. Такое поведение не было заложено разработчиками, но отчего-то законы природы действовали на машины так же, как и на любой другой вид.
Четверка рассуждала: а значит ли это, что андроиды стали такой же частью мира живых существ, как и все остальные, то есть люди, животные, птицы, насекомые, растения? Эта мысль ее успокаивала. Четверка все больше чувствовала себя членом общества, полноценной личностью. И если в начале ее существования она была лишь вещью, то теперь люди, прожившие несколько десятилетий бок о бок с интеллектуальными машинами, стали относиться к ним иначе. Тем более сейчас, когда андроиды делали так много полезного: отстраивали временные лагеря, копали рвы, защищающие города от воды, заботились о раненых в госпиталях, а порой жертвовали своей жизнью, чтобы вынести людей из зоны затопления, пожара или землетрясения. Мир менялся, и Четверке это определенно нравилось.
– Идем? – она сверилась с внутренними часами.
– А есть выбор? – удрученно спросил Сибиряк.
– Не-а, – хихикнула Четверка.
Четверка заметила, как Ай Пи отстранилась от нее, когда она проявила эмоции. Андроиды четко следовали своим программам и считали Четверку если не опасной, то по крайней мере подозрительной. Машина, которая устанавливает свои правила, машина с засбоившей системой, которая делает ее реакции похожими на человеческие. Четверка вдруг подумала, что ей будет сложно возглавить армию интеллектуальных машин – нужно время, чтобы они ее полностью восприняли.
Прошлое возвращается
Генералы собрались на внеочередное совещание в кабинете маршала Титова. Часть из них подключилась по видеосвязи, их 3D-проекции сидели на своих местах за столом.
Сибиряк занял свой любимый стул у стены.
Титов вошел в кабинет, когда все были в сборе.
– Итак, – он тут же приступил к делу. – Сегодня я представлю вам нашу новую коллегу, которая возглавит армию интеллектуальных машин.
Четверка подошла к маршалу, встала по левую руку от него.
– Я уже упоминал об этом в прошлый раз, так что все вы в курсе. Не буду повторяться. Четверка – так для краткости мы будем называть нового руководителя – к следующему совещанию доложит о своих планах по повышению эффективности работы андроидов и предложит новые закупки у китайских партнеров. Ладно, с этим вопросом на сегодня все.
Он явно спешил начать новую тему.
– Я хотел донести до вашего сведения очень важную информацию. Исследования по вживлению биосинтетического мозга прошли успешно. Подопытный здоров, весел и быстро поправляется.
Генералы вздохнули с облегчением.
– Уровень интеллекта? – спросил один из них.
– За несколько дней поднялся до максимально заданного, – кивнул Титов. – Сегодня исторический день. Мы можем с полной уверенностью говорить о слиянии человека и искусственного интеллекта, то есть о создании киборга.
Генералы кивнули. Они давно знали, какие исследования проводит лаборатория под землей. Сибиряк смотрел на их лица. Он понимал, что они с нетерпением ждали момента, когда смогут стать в десятки, а то и в сотни раз совершеннее, чем они есть сейчас.
– Теперь дело за малым. Во-первых, нам нужно отработать операцию по вживлению биосинтетического мозга так, чтобы она проходила безболезненно. А во-вторых, нам надо позаботиться о психологическом состоянии людей после операции.
– В каком смысле? – не понял генерал-майор Макаров.
– Я думаю, на этот вопрос лучше ответит доктор Берг, – сказал Титов.
Ингрид вошла в кабинет. На ней были широкие черные брюки и белый халат, накинутый на строгую водолазку. Никакого кокетства. Волосы собраны в пучок у основания головы. Сейчас она напомнила Сибиряку учителя начальных классов.
– Товарищи генералы, – обратилась она по-шведски к присутствующим.
Все собравшиеся провели пальцем за ухом, включили имплантированные под кожу переводчики.
– Как вы знаете, в течение нескольких дней после успешной операции по вживлению биосинтетического мозга, мы провели с подопытным огромное количество исследований. Нас интересовало все: от его развивающихся аналитических способностей, до его душевного состояния. И если с интеллектуальным прогрессом все идет как по маслу (она употребила этот фразеологизм на ломанном русском, и Титов невольно улыбнулся), то психологическая нагрузка на личность подопытного оказалась больше, чем мы ожидали.
– Вы хотите сказать, что он меняется и с трудом принимает эти изменения в себе? – спросил Антон.
– Именно так, товарищ генерал, – кивнула Ингрид. – Михаил, так зовут подопытного, остается прежде всего человеком. Несмотря на браваду и желание показаться психологически сильным, его эмоции, страхи и желания сохранились. Да, теперь он может держать свою человеческую натуру под контролем, но контроль временами ослабевает, и подопытного накрывает гамма чувств, от которых он испытывает душевную боль. Когда в человеке меняется так много, ему нужна психологическая помощь. Мы с командой специалистов пришли к выводу, что после операции вам следует пройти курс психологической адаптации.
– Зачем это нужно? – Макаров никак не мог понять, о какой адаптации идет речь. Он не был черствым сухарем, но вопросы эмоциональности занимали его меньше всего на свете.
– Чтобы после процедуры принять новых себя такими, какими вы станете. Уверяю, изменения в психике будут значительными, и вряд ли многие из вас самостоятельно справятся с такой нагрузкой. Хороший психолог поможет пройти через трансформацию и примирить биосинтетика и человека внутри вас.
– О как! – вырвалось у генерал-майора.
Остальные генералы закивали.
– Надо, значит надо, – строго сказал один из них. Вся грудь на его кителе пестрела орденами и медалями. – Как прикажете, товарищ маршал. Скажете идти к психологу, мы пойдем. Правда, я согласен с товарищем Макаровым, мы можем справиться и сами. Нечего сопли на кулак наматывать, мы не школьники. – Он бросил суровый взгляд на Ингрид и провел пальцем по густым усам.
– Надо, Тимофей Иванович, надо, – мягко сказал Титов. – Я согласен с доктором Берг и доверяю нашим специалистам. Мы проводим эксперимент, аналогов которому в мире нет. Мы будем первыми, в авангарде, а значит, надо подстраховаться всеми возможными способами.
– Так точно, товарищ маршал. Дело серьезное, – отчеканил Тимофей Иванович. Для него не было ничего надежнее, чем приказы вышестоящего начальства. Он успокоился, его лицо разгладилось, взгляд просветлел.
– Итак, нам нужен специалист – психолог высшей квалификации. Я имею ввиду не по регалиям, а по профессионализму. – Титов потер руки. – Есть идеи? Я совершенно не разбираюсь в этой отрасли.
– Можно поискать по институтам. Профессора, ученые, доктора наук, – предложил Макаров.
Сибиряк поерзал на стуле и поднял руку.
– Простите, товарищи, – сказал он тихо.
– Давай, говори, – Титов посмотрел на него с интересом.
Сибиряк встал.
– Как вы, наверное, знаете, тридцать лет назад я оказался в Нью-Йорке, в институте Карпентера, – он прокашлялся. Сибиряк еще не привык выступать перед генералами и, несмотря на свой биологический возраст, рядом с ними чувствовал себя мальчишкой, – где подростки лечились от генетических заболеваний. Все они проходили психологическую адаптацию. Когда мисс Берг говорила об изменениях, которые происходят с личностью после операции, я сразу вспомнил, что там была специалист, которая занималась именно этими проблемами. Она помогала подросткам пройти через трансформацию. Говорили, что мисс Габи Хельгбауэр одна из лучших психологов в мире.
– У нас что, своих не хватает? – сурово осведомился Тимофей Иванович.
– Тимофей Иванович, – обратился к нему Титов. Судя по выражению, с которым маршал смотрел на генерал-лейтенанта, тот ему очень нравился. Патриот, преданный своему делу, своей стране и командованию, он был одним из тех людей, которым Титов мог доверить свою жизнь. – Мы не остановимся на одном специалисте, а соберем команду психологов. Конечно, там будут и наши, но один из лучших психологов мира, о котором говорит Сибиряк – это весомо. Нам нужны все.
Сибиряк продолжил.
– Ей должно быть сейчас около семидесяти лет. Некоторое время она вела частную практику в Нью-Йорке. Больше я не знаю о ней ничего.
– И этого достаточно, спасибо. – Никто не понял, как в кабинете вдруг появился Василий Павлович. Как обычно он взялся из ниоткуда, но уже был в курсе всех событий.
– Найдете мисс Хельгбауэр? – спросил Титов разведчика.
– Если она жива и здорова, мы постараемся доставить ее сюда в ближайшее время.
– Отлично.
Сибиряк сидел ошарашенный. Он только что осознал, что прошлое возвращается к нему. Мисс Габи Хельгбауэр… Господи, неужели он снова увидит дорогого ему человека?
***
Сибиряк сидел за ужином, молча уставившись в окно.
– Ты почти ничего не ел, – Леда тронула его за руку. Она уже принялась за клубнику, и, стоило ей отвернуться, как Носов утащил ягоду из ее тарелки.
– Олег! – Леда легко стукнула его по пальцам.
– Хочешь жить, умей вертеться, – изрек капитан Носов.
Леда послушала перевод на шведский и нахмурилась.
– Что за странная фраза? – спросила она.
– Непереводимая игра слов, – озорно улыбнулся Носов.
Леда неодобрительно покачала головой.
– Сибиряк сам не свой, а тебе лишь бы живот набить, – строго сказала она.
Сибиряк постарался встряхнуться, но Габи не выходила у него из головы.
– Все в порядке, не волнуйся, – он погладил Леду по руке. Девушка опешила, ее щеки порозовели, и сам Сибиряк вдруг осознал, как нелепо выглядит этот жест.
– Ну дела! – присвистнул Носов.
Леда откашлялась.
– Рассказывай, что случилось, – попросила она ровным голосом.
Сибиряк прикидывал, с чего начать эту длинную историю. Он многое мог бы рассказать, но как им понять, что Габи Хельгбауэр, психолог из института Карпентера, тесно связана в его сердце с человеком, который погиб? С мальчиком Тобиасом Муром, которого Сибиряк мог бы спасти, но не спас, и винил себя в его смерти все эти тридцать лет.
– Я постараюсь вкратце, – начал он.
Но вкратце не получилось. Столовая опустела, а они все сидели над своими тарелками. Три оставшиеся ягоды клубники томились в ожидании, когда их наконец съедят, но аппетита уже не было ни у кого.
Олег Носов покачал головой.
– Слушай, если честно, я не думаю, что ты виноват.
– Почему? Если бы я тогда послушался своего внутреннего голоса и поднялся в сад, я мог бы все исправить.
Носов покатал клубнику по тарелке.
– Я всегда считал, что будущее невозможно предотвратить. Знаешь ты, что тебя ждет, или не знаешь – никакой разницы. Мы не в силах ничего изменить, и то, что должно случиться, все равно произойдет.
Сибиряк задумался. Леда тоже.
– Интересная мысль, – грустно сказала она. – Думаешь, мы считаем себя творцами судьбы, а на самом деле все предписано заранее?
– Кому суждено сгореть, в воде не утонет, – пожал плечами Носов.
– Если смотреть на ситуацию с этой точки зрения, то никакой вины за смерть друга на мне нет, – кивнул Сибиряк. – Но это просто точка зрения, и я не уверен, что она справедлива. А что, если мы все-таки можем что-то изменить, но в самый важный момент по глупости принимаем неверное решение? И дальше все катится к чертям собачьим.
– Мы не знаем, что было бы, – сказала Леда, – если бы ты тогда поднялся в сад; еще не факт, что ты остановил бы того мальчика… Как его?
– Артур, – напомнил Сибиряк.
– Да, не факт, что ты остановил бы Артура и Тобиас остался бы жив. На самом деле Артур мог оказаться сильнее тебя физически, или ты сам вовремя не спохватился бы. Да мало ли что могло произойти! И все закончилось бы для Тобиаса так же трагично.
Носов согласно кивнул.
– Леда права. Тебе только кажется, что окажись ты там, все случилось бы иначе. Может, это ничего бы не изменило. А ты столько лет терзаешься чувством вины.
Сибиряк задумался.
– Наверное так и есть. Но почему я все равно не могу избавиться от вины и боли, хотя ваши аргументы справедливы?
Носов не знал, что сказать. Ему это было не понятно. Капитан был из тех людей, что выбирают для себя самую удобную теорию и живут согласно ей без угрызений совести. Он всегда мог найти оправдание любому своему поступку и радостно это оправдание принимал. Ему казалось странным, что гора тут же не свалилась с плеч Сибиряка, в тот самый момент, когда они с Ледой предоставили ему хоть какие-то аргументы.
Но Леда, кажется, понимала Сибиряка гораздо лучше.
– Я думаю, – начала она, – ты сам выбрал чувство вины. Тебе трудно отказаться от убеждения, что ты сам вершишь свою судьбу. Мысль о том, что ты был в той ситуации бессилен, означает, что и в своей жизни ты бессилен тоже. Осознавать такое жутко. Куда как приятнее думать, что все в твоих руках, и за эту уверенность ты расплачиваешься чувством вины перед своим другом. Это цена ощущения власти над судьбой.
Сибиряк и Носов раскрыли рты от удивления.
– Обалдеть, – только и произнес Олег Носов.
Пока Леда говорила, к нему вернулся аппетит, и на тарелке не осталось ни одной ягоды.
