Юсси Адлер-Ольсен
Женщина в клетке
13
2007 год
В понедельник, когда Карл пришел на работу, его уже ждала в компьютере памятка от заместителя начальника отдела убийств: «Я проинформировал Бака, что ты начал заниматься делом Мереты Люнггор. Бак работал над ним в составе разъездной бригады под конец расследования, он кое-что знает. Сейчас на нем висит дело об убийстве велосипедиста, но он постарается при первой возможности потолковать с тобой».
Подпись: Ларс Бьёрн.
Карл фыркнул. «При первой возможности!» Что воображает о себе Бак? Самодовольный, самоуверенный, самовлюбленный! Бюрократ и «отличник» в одном лице! Наверняка он и от жены требует представить анкету в трех экземплярах, прежде чем снизойти до того, чтобы приласкать ее в постели!
Так, оказывается, это Бак занимался расследованием дела, которое так и осталось нераскрытым. Заманчиво! Вот и появился стимул к работе – утереть нос Баку.
Карл взял со стола соответствующую папку и попросил Асада приготовить кофе.
– Не такой крепкий, как вчера, – добавил он, вспомнив, как далеко отсюда до туалета.
Из всех папок, какие Карл успел просмотреть, дело Люнггор было, кажется, самым подробным и всесторонне документированным. Копии всего: от отчетов о состоянии здоровья ее брата Уффе до выписок из допросов, газетных вырезок и бульварных очерков, парочки видеозаписей интервью Мереты Люнггор и подробных свидетельских показаний пассажиров парома, которые видели ее с братом на палубе. В деле были представлены фотографии той самой прогулочной палубы и ограждения, а также фотография, показывающая расстояние до воды. На том месте, где она исчезла, были взяты отпечатки пальцев. Имелись адреса многочисленных пассажиров, делавших снимки на борту парома линии «Скандлайнз». Имелась даже копия судового журнала, из которой можно было узнать, как отреагировал на случившееся капитан. Не было только ни одной зацепки, способной помочь в расследовании.
«Надо посмотреть видеопленки», – подумал Карл, оторвавшись от чтения, и с тоской поглядел на свой DVD-проигрыватель.
– Асад, для тебя есть поручение, – сказал он, когда помощник вернулся с чашкой дымящегося кофе. – Поднимешься на третий этаж в отдел по расследованию убийств, войдешь в зеленую дверь и затем дальше по красным коридорам, пока не дойдешь до кармана, где…
Асад подал ему чашку, от которой еще издали неслись ароматы, чреватые тяжкими желудочными проблемами.
– Карман? – спросил он, сдвинув брови.
– Ну, вроде прихожей, где коридор расширяется. Подойди там к светленькой женщине. Зовут ее Лиза. С ней можно договориться. Скажи ей, что Карлу Мёрку нужен в подвал видеоплеер. Мы с ней добрые друзья. – Карл подмигнул Асаду, тот в ответ тоже подмигнул. – Но если там будет только темненькая, тогда ничего не надо, а просто возвращайся.
Асад кивнул.
– И не забудь захватить с собой скарт-штекер, – крикнул Карл вслед помощнику, удалявшемуся по залитому неоновым светом коридору.
– Там была только темненькая, – доложил Асад, вернувшись. – Она дала мне два видеоплеера и сказала, что мы можем оставить их себе. Она тоже хорошенькая, – с широкой улыбкой добавил он.
Карл только покачал головой: должно быть, наверху произошла смена персонала.
Первая видеозапись была взята из телевизионных новостей от 20 декабря 2001 года. Мерета Люнггор давала комментарий по поводу проходившей в Лондоне неформальной конференции по вопросам здоровья и климата, в которой она принимала участие. В интервью речь главным образом шла о ее беседе с сенатором Брюсом Дженсеном об отношении американцев к работе ВОЗ и к Киотскому протоколу, который, по ее мнению, позволял с оптимизмом смотреть в будущее.
«Интересно, она вообще легко поддавалась на обман?» – подумал Карл.
Но, кроме этой, несомненно объясняющейся ее молодостью, наивности, Мерета Люнггор в остальном отличалась объективностью и трезвостью суждений, в чем далеко превосходила новоизбранного министра внутренних дел и здравоохранения, который рядом с ней имел вид гимназического учителя из фильма шестидесятых годов.
– Настоящая дама, классная и красивая, – высказался с порога Асад.
Вторая видеозапись относилась к 21 февраля 2002 года. На ней Мерета Люнггор в качестве докладчика своей партии по вопросам окружающей среды комментировала запрос, направленный самодовольным критиком экологического движения Бьярке Эрнфельтом в комиссию, занимающуюся подтасовками в науке.
«Это же надо было так назвать комиссию! – подумал Карл. – Чтобы в Дании и вдруг такая кафкианская штука!»
В этот раз на экране предстала совершенно другая Мерета Люнггор: проще и менее похожая на политика.
– Какая же она тут красивая, настоящая красавица, – сказал Асад.
Карл оглянулся на помощника: очевидно, в его системе жизненных ценностей женская красота занимала видное место и была важнейшим параметром оценки. Но и Карл мысленно согласился с Асадом: вокруг Мереты витала совершенно особая аура. Она излучала огромные снопы той мощнейшей притягательной силы, которую излучают женщины, чувствующие себя на высоте. Очень многообещающе, но и очень тревожно.
– Она что, была беременна? – спросил Асад.
Судя по многочисленности его родни на фотографиях, это состояние женщины было ему очень хорошо знакомо по опыту.
Карл достал сигарету и еще раз перелистал бумаги. Поскольку тело так и не нашлось, в деле отсутствовал отчет о вскрытии, который мог бы дать ответ на этот вопрос. Из статей в бульварных газетах следовало, что мужчинами она не интересовалась. Впрочем, это еще не значит, что она не могла быть беременной. Ознакомившись с материалами подробнее, Карл выяснил, что близких отношений Мерета не поддерживала вообще ни с кем – ни с мужчинами, ни с женщинами.
– Должно быть, она тогда в кого-то влюбилась, – заключил Асад. Отбросив сигарету, он придвинулся так близко, что почти уткнулся носом в экран. – Вон красные пятна на щеках. Посмотри-ка!
Карл помотал головой:
– По-моему, в тот день было всего два градуса тепла. У политиков, дающих интервью под открытым небом, часто бывает при этом чрезвычайно здоровый вид! Сам подумай, иначе зачем бы им соглашаться на такие условия?
Однако Асад был прав. Мерета настолько изменилась, что разница сразу бросалась в глаза. Очевидно, что в промежутке между этими двумя интервью что-то произошло. И никакие демарши Бьярке Эрнфельта, неуклюжего продажного лоббиста, чьей специальностью было уменьшать факты, связанные с природными катастрофами, до микроскопических размеров, наверняка не вызвали бы на ее лице такого нежного румянца.
На секунду Карл уставился в пустоту. В каждом расследовании на каком-то этапе наступает момент, когда ты начинаешь жалеть, что тебе не довелось своими глазами увидеть жертву при жизни. На сей раз он наступил раньше обычного.
– Асад! Позвони-ка в это самое «Эгелю», куда поместили брата Мереты Люнггор, и договорись о посещении от имени вице-комиссара криминальной полиции Мёрка.
– А кто это – вице-комиссар криминальной полиции Мёрк?
Карл покрутил пальцем у виска. Дурак он, что ли?
– Действительно, кто бы это мог быть?
Асад покачал головой:
– Мне казалось, ты – вице-комиссар полиции. Разве не так это стало называться после реформирования?
Карл тяжко вздохнул. Идиотская реформа полиции! Да начхать он на нее хотел!
Через десять минут из «Эгелю» позвонил заведующий. Не скрывая своего удивления, он поинтересовался, в чем дело. Вероятно, Асад добавил от себя что-то непредусмотренное. Но чего вы хотите от ассистента в резиновых перчатках и с пластиковым ведром? Все когда-то передвигались ползком, прежде чем научиться ходить.
Карл перевел взгляд на помощника и, дождавшись, когда тот оторвется от своего судоку, ободряюще кивнул.
За тридцать секунд Карл ввел заведующего в курс дела и получил короткий и ясный ответ: Уффе Люнггор вообще не разговаривает, так что вице-комиссару полиции нет смысла с ним видеться. К этому добавлялось и то обстоятельство, что, хотя Уффе Люнггор нем и замкнут в себе, официально он не объявлен недееспособным. И поскольку Уффе Люнггор не дал согласия на то, чтобы работники «Эгелю» отвечали на вопросы вместо него, то они не вправе делать какие-либо высказывания. Получался замкнутый круг.
– Я знаю принятый порядок. Разумеется, я ни от кого не потребую нарушать врачебную тайну. Однако я ведь расследую дело об исчезновении его сестры и думаю, что Уффе с большой радостью согласится поговорить со мной.
– Я ведь только что сказал – Уффе не разговаривает.
– Из тех, кого мы расспрашиваем, мало кто хочет говорить, но мы как-то справляемся. Мы тут, в отделе «Q», очень хорошо схватываем невысказанные сигналы.
– В отделе «Q»?
– Да. В Управлении полиции мы представляем элитную следственную группу. Когда мне можно приехать?
В трубке послышался вздох. Доктор был умным человеком и понял, что собеседник обладает бульдожьей хваткой.
– Я подумаю, что могу сделать. Вам позвонят, – пообещал он.
– Что такое ты сказал этому человеку, Асад, когда говорил с ним по телефону? – крикнул Карл, положив трубку.
– Этому человеку? Что хочу говорить с главным начальником, а не с каким-то заведующим.
– Заведующий и есть начальник, Асад.
Карл глубоко вздохнул, поднялся из-за стола, пошел в каморку и, глядя в глаза своему помощнику, спросил:
– Ты не знаешь слова «заведовать»? Заведовать чем-то – это значит быть начальником.
Они обменялись кивками в знак полного понимания.
– Завтра заедешь за мной в Аллерёд, где я живу. Поедем по делу. Ты со мной?
Асад пожал плечами.
– А с этим, – спросил Карл, показав пальцем на молитвенный коврик, – в поездке не будет проблем?
– Это можно скатать в рулон.
– Ага. А как ты узнаешь, в какой стороне Мекка?
Асад показал на свою голову, словно у него в височной доле находился вживленный GPS-навигатор.
– А если тебе покажется, что ты не знаешь в точности, то еще есть вот это. – Он приподнял одну из газет на полке, и под ней обнаружился компас.
– Ладно, – сказал Карл. Но, посмотрев на мощное скопление металлических труб, тянувшихся под потолком, добавил: – Тут в подвале компас непригоден.
Асад снова указал пальцем на свою голову.
– Ах так! То есть ты полагаешься на свое ощущение. Значит, полная точность не обязательна?
– Аллах велик. У него очень широкие плечи.
Карл сделал понимающую мину. Конечно же! Какие могут быть сомнения!
Когда Карл вошел в кабинет руководителя следственной группы Бака, на него тут же обратились четыре пары глаз, обведенных темными кругами. Не было никаких сомнений, что группа задыхалась от свалившейся на нее работы. На стене висела большая карта парка Вальбю, на которой были отмечены основные точки, связанные с расследуемым делом: место убийства, место обнаружения орудия убийства – старинной опасной бритвы, место, где свидетельница видела убитого в обществе предполагаемого убийцы, и, наконец, путь свидетельницы по территории парка. Все было замерено и проанализировано, но концы с концами не сходились.
– Карл, нашу беседу придется отложить до лучших времен, – сказал Бак, поправляя рукав черной кожаной куртки, унаследованной от прежнего начальника отдела убийств.
Эта куртка была его сокровищем, подтверждением его необыкновенных достоинств, и он редко ее снимал. Однако сейчас раскаленные батареи нагрели помещение до сорока градусов, а стало быть, Бак собирался вскоре выйти на воздух.
Карл посмотрел на фотографии, прикрепленные к доске у него за спиной. Зрелище было достаточно неприглядное. По-видимому, тело было изувечено после смерти: на груди глубокие раны, половина уха отрезана. На белой рубашке кровью убитого был выведен крест. Карл подумал, что вместо кисти послужила отрезанная половина уха. Мерзлая трава возле велосипеда была примята, сам велосипед тоже, вероятно, топтали ногами: спицы переднего колеса были сильно погнуты. На земле лежал раскрытый портфель, валялись разбросанные учебники коммерческого училища.
– До лучших времен, говоришь? Ладно! Но может быть, ты на минуточку все-таки оторвешься от мыслей о постигшей тебя смерти мозга и расскажешь мне, что твоя главная свидетельница сообщила о человеке, которого видела с убитым перед самым убийством? – спросил Карл.
Все четверо присутствующих посмотрели на него так, словно он совершил святотатство.
Бак, казалось, готов был убить его взглядом.
– Это не твое дело. Поговорим позже. Хочешь верь, хочешь не верь, но у нас полно работы.
– А как же! – Карл кивнул. – Это сразу видно по вашим гладким лицам. Разумеется, у вас полно работы. И кто-то из вас, конечно же, отправился сделать обыск в квартире свидетельницы после того, как она попала в больницу.
Они переглянулись. Возмущенно, но в то же время и вопросительно.
Значит, не додумались. И то хлеб.
Когда Карл навестил Маркуса Якобсена, тот как раз успел расположиться в своем кабинете. Как всегда, вид у него был отличный: на голове аккуратный пробор, взгляд бодрый и внимательный.
– Маркус, вы обыскали жилище свидетельницы после попытки самоубийства? – спросил Карл, указывая на папку с делом, лежавшую на столе.
– Ты это в каком смысле?
– Вы ведь, кажется, не нашли отрезанную половину уха жертвы?
– Пока еще нет. А ты намекаешь, что она может находиться в жилище свидетельницы?
– На вашем месте, шеф, я бы ее поискал.
– Если бы она ее получила, то, уверен, избавилась бы от нее.
– Так поищите в мусорных баках на дворе. И хорошенько посмотрите в туалете.
– Там давно уже спустили воду.
– Тебе же знакомо, наверное, как нечистоты все время всплывают, сколько их ни спускай?
– Да-да, Карл. Пожалуй, и правда давай проверим.
– Гордость отдела, господин маменькин сынок Бак не желает со мной разговаривать.
– Так подожди немного. Твои-то дела никуда не убегут.
– Я просто хочу, чтобы ты знал. Это препятствует моей работе.
– Ну и занялся бы пока другими делами. Что я еще могу предложить? – Маркус взял шариковую ручку и постучал по столешнице. – И как там насчет твоего чудика? Я надеюсь, ты не посвящаешь его в расследование?
– Что ты! В таком большом отделе, каким я руковожу, до него вряд ли нечаянно дойдут секретные сведения.
Начальник отдела убийств отшвырнул ручку.
– Карл, на тебе лежит обязательство хранить служебную тайну, а этот человек не полицейский. Так что не забывай!
Карл кивнул. Как-нибудь он уж сам разберется, что и где ему говорить.
– А откуда у вас вообще взялся этот Асад? Из бюро по трудоустройству?
– Не имею никакого представления. Спроси у Ларса Бьёрна. Или у него самого.
– Между прочим, – Карл поднял указательный палец, – я хотел бы получить план подвальных помещений, точный и ориентированный по сторонам света.
На лице Маркуса Якобсена едва заметно проступила усталость. Мало кто осмеливался обращаться к нему с такими странными требованиями.
– Карл, план помещений ты можешь найти во внутренней сети. Нет ничего легче!
– Вот здесь. – Карл ткнул пальцем в развернутый перед Асадом план. – Тут у тебя эта стена, а вон там лежит твой молитвенный коврик. А здесь ты видишь стрелку, указывающую на север. Теперь можешь расположить свой коврик совершенно точно.
Во взгляде подчиненного Карл увидел безграничное почтение. Похоже, они с Асадом станут хорошей командой.
– Без тебя звонили два человека. Обоим я сказал, что ты им непременно когда-нибудь перезвонишь.
– И кто же это был?
– Этот самый заведующий из Фредерикссунна, а еще женщина, у нее был голос как у машины, разрезающей металл.
– Это Вигга. – Карл испустил глубокий вздох. – Моя жена.
Значит, она уже разузнала его новый рабочий телефон. Конец миру и спокойствию.
– Жена? У тебя есть жена?
– Ой, Асад! Это слишком сложно объяснить. Мы еще недостаточно хорошо с тобой знакомы.
Асад поджал губы и покивал. По его серьезному лицу скользнуло сочувственное выражение.
– Скажи, а как ты попал сюда на работу?
– Я знаком с Ларсом Бьёрном.
– И как ты с ним познакомился?
Асад улыбнулся:
– Целый месяц я каждый день ходил к нему в кабинет, чтобы он принял меня на работу.
– Ты добивался от Ларса Бьёрна, чтобы он взял тебя на работу?
– Ну да! Я люблю полицию.
Вигге Карл позвонил, только когда очутился у себя дома в гостиной. Здесь витали запахи жаркого с овощами, которое под прочувствованное пение итальянских арий Мортен стряпал из того, что некогда было истинно пармской ветчиной из ближайшего гастронома.
Вообще-то, Вигга была вполне сносной женщиной – при условии, что в твоей власти было как-то дозировать общение с ней. В прошлые годы это условие было трудновыполнимым, но теперь, когда она от него ушла, между ними установились определенные правила игры.
– Вигга, что за черт! – сказал Карл. – Ты ошибаешься, если думаешь, что твои звонки на работу меня радуют. Все заняты делом, и нам чертовски некогда.
– Ну, Карл, миленький! Разве Мортен не говорил тебе, что я здесь замерзаю?
– А что тут удивительного! Это же садовый домик, его сколотили из чего попало: старых досок и ящиков, выброшенных за негодностью еще в сорок пятом году. Выход один – уезжать оттуда.
– Но я не собираюсь снова переезжать к тебе!
Он набрал в грудь побольше воздуха:
– От души надеюсь, что нет. Было бы нелегко разместить тебя и всех твоих юнцов в сауне внизу у Мортена. Уж наверное, для тебя найдется где-нибудь квартира в доме с отоплением.
– Я придумала хорошее решение этого вопроса.
Каково бы ни было это решение, оно наверняка обойдется недешево.
– Вигга, наилучший способ решения – это развод.
Все равно когда-нибудь это должно произойти. Она потребует с него половину стоимости дома, а за последние годы из-за бешеного роста цен на рынке жилья это составит весьма солидную сумму. Надо было самому подать на развод, пока цена этих домов была вдвое ниже. Но теперь поздно жалеть, а он, черт возьми, не намерен отсюда выезжать.
Подняв глаза к трясущемуся потолку, над которым находилась комната Йеспера, Карл подумал: «Даже если из-за развода мне придется брать кредит, это все равно обойдется не дороже, чем я плачу сейчас». При разводе Вигге придется взять на себя часть расходов по содержанию сына. Карл был уверен, что во всем районе ни у кого нет таких больших счетов за электричество.
– Развод? Нет, Карл, я разводиться не собираюсь. Однажды я это уже испытала. Сам знаешь, в этом нет ничего хорошего.
Он потряс головой. Интересно, как она сама называла то положение, в котором они находятся вот уже несколько лет?
– Карл, я хочу завести галерею. Свою собственную галерею.
Отлично! Вот и приехали! Он представил себе метровые розовые пятна творений Вигги, заключенных в бронзовые рамы. Галерея? Превосходный выход, чтобы освободить больше места в садовом домике!
– Галерею, говоришь? Причем с гигантской печкой для обогрева, как я себе представляю. Сиди в тепле и радуйся, глядя, как к тебе стекаются миллионы!
Карлу было понятно, в чем изюминка этой идеи.
– Да уж, язвить ты всегда был мастер! – Вигга засмеялась. Смех у нее был дьявольски хорош, перед ним Карл никогда не мог устоять. – Но это и правда потрясающе здорово! Если есть своя галерея, открываются огромные возможности. Неужели ты не понимаешь? И может быть, у Йеспера окажется знаменитая мать, разве не замечательно, если я прославлюсь?
«Смотря чем прославиться», – мысленно отозвался Карл, но вслух произнес:
– И ты, как я догадываюсь, уже подыскала помещение?
– Карл, это такая прелесть! И Хугин[13] уже переговорил с владельцем.
– Хугин?
– Да, его так зовут. Он очень талантливый художник.
– Вероятно, он талантлив больше по части простыней, чем каких-то иных полотен.
– Ну, Карл! – Она снова засмеялась. – Не будь такой бякой!
14
2002 год
Мерета ждала брата на ресторанной палубе. Перед тем как за ним захлопнулась дверь мужского туалета, она сказала ему, чтобы он поторопился. В кафетерии не осталось никого, кроме обслуживающего персонала, все пассажиры уже спустились к машинам на автомобильную палубу. «Лишь бы Уффе не застрял тут слишком надолго, хотя „ауди“ и стоит в заднем ряду», – подумала она тогда.
Это была ее последняя мысль из прошлой жизни.
Напали на нее сзади и так неожиданно, что она даже не успела вскрикнуть. Зато ясно увидела руку и тряпку, которую крепко прижали к ее носу и рту. А потом, уже более смутно, – как кто-то нажал на черную кнопку, открывавшую дверь к трапу вниз на автомобильную палубу. Под конец в памяти сохранились только далекие звуки и вид металлических стен трапа, перед глазами все закружилось, а затем наступила чернота.
Бетонный пол, на котором она очнулась, был страшно холодным. Она приподняла голову и почувствовала в ней глухую пульсирующую боль. Ноги налились тяжестью, а плечи невозможно было оторвать от пола. С трудом Мерета заставила себя принять сидячее положение и попыталась сориентироваться в кромешной тьме. Подумала, не позвать ли на помощь, но не решилась. Вместо этого она несколько раз глубоко вдохнула, затем осторожно выставила вперед руки, чтобы понять, нет ли здесь чего-нибудь, но нашла только пустоту.
Она долго сидела, прежде чем осмелилась встать на ноги, медленно и осторожно, готовясь сразу сделать выпад в ту сторону, где послышится хоть малейший шум. Бить надо резко, изо всех сил. Отбиваться руками и ногами. Чувства подсказывали, что она здесь одна, но можно было и ошибиться.
Чуть погодя в голове прояснилось, и тут в душу, как болезнь, начал закрадываться страх. Ей стало жарко, сердце забилось резче и сильней. Невидящий взор Мереты заметался в окружающей тьме. Как и все, она начиталась и насмотрелась столько ужасов!
Про женщин, которые пропадали бесследно.
Затем, выставив перед собой руки, она вслепую сделала несколько шагов. В полу мог оказаться провал, бездонная пропасть, которая только и ждала, чтобы она упала туда и разбилась. Могли прятаться острые орудия или стекло. Но ноги ступали по твердому полу, а впереди ничего не попадалось. Потом она внезапно остановилась и замерла на месте.
«Уффе, – подумала Мерета и почувствовала, как у нее задрожал подбородок. – Он был на борту, когда это случилось».
Прошло, вероятно, несколько часов, пока она наконец мысленно нарисовала в уме план помещения. По-видимому, оно было прямоугольным, метров семи-восьми в длину и не менее пяти в ширину. За это время она ощупала холодные стены и на высоте человеческого роста обнаружила в одной из них застекленные окна, напоминающие огромные иллюминаторы. Она с размаху била по ним башмаком, но стекло не поддавалось. Затем Мерета нашла края чего-то похожего на овальную дверь, однако без ручки. Тогда она исследовала всю стену в надежде обнаружить где-нибудь ручку или электрический выключатель, но поверхность повсюду была ровной и холодной.
Затем она систематически обследовала пространство. Мелкими шажками по прямой линии продвигалась от стены к стене, поворачивала назад и, сделав один шаг в сторону, такими же мелкими шажками возвращалась обратно. Закончив, она пришла к выводу, что, кроме нее и сухого воздуха, здесь ничего нет.
«Надо ждать там, где находится что-то похожее на дверь», – подумала она и решила сесть возле двери на полу, чтобы ее не могли увидеть через окна в стене. Как только кто-нибудь войдет, она схватит его за ноги и дернет, а потом попытается сильно пнуть по голове несколько раз.
Мускулы напряглись, кожа сделалась влажной. Возможно, это будет ее единственный шанс.
От долгого сидения тело начало деревенеть, а ощущения притупляться. Отойдя в противоположный угол, Мерета присела на корточки и справила нужду. Надо запомнить, каким углом она для этого воспользовалась. Один угол для туалета. Другой – чтобы сидеть, поджидая, под дверью. Третий – чтобы спать.
Замкнутое пространство наполнил сильный запах мочи. Однако за все время, что она тут пробыла, ей не давали пить, в последний раз она пила в кафетерии, а с тех пор уже миновало много-много часов. Конечно, она могла провести без сознания всего лишь два-три часа, но, возможно, это были сутки и больше. Мерета не имела понятия, сколько времени прошло. Правда, голода она не чувствовала, только жажду.
Она встала, натянула брюки и попыталась вспомнить.
Они с Уффе были последними, кто поднялся к туалетам. Точно так же они последними покинули прогулочную палубу. Когда они проходили мимо панорамного окна, стоявших там раньше мужчин уже не было. Мерета помнила, как, уходя, кивнула официантке, вышедшей из кафетерия, и как двое детей подбежали к кнопке, открывавшей дверь на нижнюю палубу. Вот и все. Она не заметила, чтобы кто-то к ней приближался. Она только подумала: хорошо бы Уффе не задерживался долго в туалете.
О господи! Уффе! Что с ним сталось? Он так огорчился после того, как ударил ее. И так переживал, что пропала его бейсбольная шапочка. Когда он направлялся в туалет, у него все еще горели щеки. Как-то он там сейчас?
Над головой послышался щелчок, и она вздрогнула. Затем ощупью направилась в тот угол, где находилась округлая дверь. Надо быть наготове, если кто-то войдет. Тут раздался еще один щелчок, и сердце заколотилось так, что казалось, вот-вот разорвется. Только когда наверху заработал вентилятор, нагнетающий воздух, она поняла, что можно расслабиться: щелкало какое-то реле или что-то подобное.
Она потянулась к теплому потоку живительного воздуха. Чем еще она могла здесь утешиться?
Так она и стояла, пока аппарат не прекратил работать. Когда ветерок утих, ей показалось, что только он и связывал ее с внешним миром. Крепко зажмурившись, она попыталась сдержать слезы и думать.
Но и мысли не радовали. А что, если ее бросили здесь на веки вечные, заточили, чтобы она тут умерла? И никто не знает, где она находится, – ведь этого она и сама не знает. Это может быть где угодно. В нескольких часах езды от пристани. В Дании или в Германии, а то и гораздо дальше.
Ее убьют голод и жажда. Она представила себе, как будет медленно умирать, как жизненные функции организма будут отключаться одна за другой. Придет сперва апатия, потом сон, а потом и смерть, которая наконец прекратит ее мучения.
«Немногие будут по мне печалиться», – подумала она. Разве что Уффе. Он-то будет горевать. Бедный, бедный Уффе! Но ведь она не подпускала к себе никого, кроме брата, всех остальных держала на расстоянии и сама замкнулась в своем узком мирке.
Напрягая все силы, Мерета старалась удержаться от слез, но ничего не получилось. Неужели жизнь припасла ей только вот это? Неужели это конец? Не дождавшись ни детей, ни счастья, не успев осуществить ничего из того, о чем мечтала все годы своего одиночества с Уффе? Не исполнив как следует того, что считала своим долгом со дня гибели родителей?
Ее охватила горькая тоска и чувство бесконечного одиночества. Она плакала навзрыд, пока не устала.
В темноте и одиночестве она думала об Уффе, который остался один в целом свете. В ее сознании это было самым ужасным, что могло случиться, и мысли об этом так захватили ее, что на какое-то время не оставили места ни для чего другого. Она умрет здесь одна, как бессловесная тварь, никто даже не узнает ничего. Уффе и все остальные будут жить в неведении. А выплакав все слезы, она вдруг поняла, что это, возможно, еще не все. Ее участь может оказаться гораздо страшнее. Что, если ей суждено погибнуть в мучениях? Вдруг судьба уготовила ей что-то столь ужасное, что даже смерть покажется избавлением, а сначала будет ужасная боль и зверские издевательства? Такое тоже бывало. Глумление, насилие и пытки. Возможно, сейчас за ней наблюдают чьи-то глаза. Камеры с инфракрасными сенсорами, следящие из окна. Злорадный взгляд. Подслушивающие уши.
Она обернулась в сторону окна и попыталась придать лицу спокойное выражение.
– Пожалуйста, сжальтесь надо мной, – беззвучно прошептала она в темноте.
