полная версия

Юрий Витальевич Яньшин
Этот длинный, длинный день

III

Генерал Афанасьев так и продолжал находиться в ступоре с полуоткрытым от удивления и ужаса лицом. Подобная растерянность явно не красила его репутацию. Единственное обстоятельство, которое хоть как-то извиняло его в данной ситуации, было то, что в таком состоянии пребывал не только он один, но и все кто в этот момент находились в зале «принятия решений». Военные, которые всю жизнь оттачивали свое мастерство и реакцию на внешнее воздействие растерялись от того, что беда пришла не снаружи, а изнутри, откуда ее абсолютно не ожидали. Тут было от чего растеряться. Полный паралич сковал мозговой центр обороны страны. Впрочем, это казалось только на первый взгляд. По крайней мере два человека не поддались тихой панике, царившей в Центре управления обороной. Этими двумя людьми со стальными канатами вместо нервов были: генерал армии Рудов – начальник Главного Оперативного управления и капитан третьего ранга^[31] Завьялов – неизменный и молчаливый, один из закрепленных сопровождающих всюду начальника Генштаба он же носитель третьего «ядерного чемоданчика». Загробными тенями они появились и встали у него за спиной.

– Валера, – совсем не по Уставу и с несвойственной хрипотцой в голосе обратился к нему «пруссак», положа руку на плечо, – врубай оповещение.

– Ты думаешь – это война?! – не оборачиваясь, прошептал Афанасьев.

– Даже если и нет, то, во всяком случае – похоже на прелюдию к ней, – утвердительно произнес в ответ Рудов.

Афанасьев придвинул к себе микрофон громкой связи, и, включив его, придушенным голосом произнес:

– Дежурному генералу! Доложить данные по контурам.

Если бы он был из славной плеяды ракетчиков ПВО, приученных сначала стрелять, а потом выяснять, что за цель они только что сбили (горбачевские времена с конфузом от Матиаса Руста не в счет^[32]), он наверняка бы уже отдал соответствующие указания. Но он был из породы бронетанковых «тяжкодумов», которые прежде чем открыть огонь долго выясняют принадлежность цели, ее параметры поведения, возможности атаковать без последствий для себя и т. д. Он всегда немного завидовал быстроте реакции пэвэошников. Да и то сказать: им иначе нельзя. В современном мире при скоротечности дуэльных ситуаций не до классификации появляющихся на экранах радаров целей, ведь реалии таковы ныне, что например, ядерный заряд можно спокойно подвесить на пилоны простого фронтового истребителя, поэтому тут главное – успеть попасть первым.

– Докладывает ответственный дежурный – генерал-майор Кривошеев, – раздался голос из динамика, – аномальной активности в космическом и воздушном пространстве по охраняемому периметру государственной границы со стороны вероятного противника не выявлено. Тактические и стратегические носители ядерного оружия занимают штатное положение.

Афанасьев покосился вопросительно на Рудова.

– Валера, не тяни, – жестко парировал его взгляд Начальник Главного оперативного управления, – ты же прекрасно знаешь, что лучше перебдеть, чем вновь допустить 22-е июня.

– А нас не взгреют за такое самоуправство? – поежился тот.

– Кто взгреет, Валера?! Приди же ты, наконец, в себя! Некому взгревать! – и с этими словами он нервно кивнул на большой экран, продолжавший транслировать все новые и новые акты трагедии.

Валерий Васильевич тяжко вздохнул от предчувствия надвигающегося чего-то нехорошего, нет, не для страны, разом оказавшейся без власти и балансирующей на краю, а лично для него самого и, откашлявшись, вновь придвинул к себе микрофон:

– Внимание! Всем, всем, всем! Объявляю «Грозу»! Объявляю «Грозу»! Объявляю «Грозу»! – произнес он положенные по Регламенту^[33] слова и откинулся на высокую, белой кожи спинку кресла. Во рту, после произнесения этих рубленых фраз, как-то разом все пересохло. В соответствие с этим сигналом в боевую готовность «номер один» приводились не только все ядерные силы страны, которые и без того всегда наготове, но и автоматически перекрывались все границы, прекращалось гражданское авиасообщение в воздушном пространстве, а все находящиеся в нем самолеты принудительно сажались в ближайших пригодных для посадки аэродромах. Прекращалось железнодорожное и автомобильное пересечение границы. Поезда, следующие за границу, отправлялись на запасные пути, а автомобили в специальные пункты отстоя – до дальнейших распоряжений.

– Товарищ генерал армии, разрешите обратиться?! – услышал он голос, до сих пор молчавшего каптри^[34].

– Обращайтесь, – дернул Афанасьев головой, в сторону, моментально уступившего новому действующему лицу, свое место Рудова.

– В результате потери связи с переносными пультами экстренного управления стратегическими ядерными силами, ваш персональный пульт, – тряхнул рукой Завьялов, к запястью которого был пристегнут пресловутый третий «ядерный чемоданчик», – запрашивает отбой тревоги в ручном режиме.

И тут же пояснил:

– Иначе через четыре минуты искусственный интеллект комплекса автоматического управления массированным ответным ядерным ударом примет командование на себя и отдаст приказ о взлете сигнальных ракет.

– Да-да, конечно, – поспешил Афанасьев и полез в карман брюк за своим комплектом ключей.

Завьялов же казалось совсем не торопясь отстегнул наручники, крепко пристегнутые к ручке «дипломата» и все так же не спеша водрузил свою недавнюю ношу на стол, прямо пред очи, еще не пришедшего в себя до конца, Начальника Генштаба. Тот вставил в замочную скважину маленький плоский ключик и легонько провернул его. Крышка «дипломата» повинуясь внутренним механизмам тихо и грозно, словно крышка шахты с баллистической ракетой, приподнялась и беззвучно откинулась назад. Внутри оказался обыкновенный с виду ноутбук серебристого цвета, или, по крайней мере, нечто сильно смахивающее на него. Генерал отщелкнул запирающие замки, находящиеся справа и слева, а когда тот полностью раскрылся, то прикоснулся большим пальцем правой руки к участку сенсорной панели, расположенной с внутренней стороны крышки ноутбука. Стараясь не мигать, уставился в объектив миниатюрной видеокамеры, расположенной в обычном для веб-камеры месте – на верхней закраине крышки. Это необходимо было для прохождения процедуры идентификации по сетчатке глаза. Промурлыкав ни к селу, ни к городу что-то бравурное, никак не вяжущееся с обстановкой, «вестник Апокалипсиса» предложил приятным женским голосом ввести код доступа из двадцати знаков. Чертыхнувшись себе под нос на довольно фривольное поведение автомата, Афанасьев, водрузив непослушными пальцами очки на переносицу (после пятидесяти зрение начинало понемногу сдавать) начал неторопливо, высунув от старания кончик языка, нажимать на клавиши, с опаской поглядывая на таймер отсчета обратного времени. Красные цифры показывали 1 мин. 09 сек., когда зуммер оповестил о принятии кода для входа в ручной режим. Дальше можно было не торопиться. Таймер остановил свой неумолимый бег. На экране красные цифры до этого моргавшие зловеще сменились на вполне себе мирный текст зеленого цвета. Надпись гласила: «Перевести работу системы из боевого режима в дежурный?». Чуть ниже располагались две сенсорные клавиши: «Да» и «Нет». Афанасьев ткнул пальцев в слово «да». Предыдущая надпись исчезла, а вместо нее возникла другая: «Изменить пароль входа в систему?» Теперь он нажал клавишу «нет». Настырный компьютер не унимался и продолжал разговор. Следующая надпись, появившаяся на экране, запрашивала разрешение на мониторинг в ограниченном режиме обмена информации. Когда и на этот раз разрешение было получено, «электронный бюрократ», видимо соскучившийся по общению, начал канючить по поводу восстановления в полном объеме режима обмена информацией с остальными двумя абонентами в течение тридцати календарных дней, иначе грозился опять перейти в боевой режим. Ничего не оставалось, как пойти на условия упрямого механизма. Это могло бы показаться странным, но общение с искусственным интеллектом «ядерного чемоданчика» несколько успокоило Афанасьева и, хотя он по-прежнему не представлял себе, как и что дальше будет, руки его перестали дрожать, а сумбур проносящихся в голове мыслей заметно ослабил свой бег.

Тем временем, подчиняясь отданному приказу, ракетные войска начали свое развертывание, согласно предписаниям на случай внезапного ядерного нападения. Первыми в режим предстартовой готовности перешли ракетчики из Домбаровского, Татищево и Козельска. Для этого им понадобилось всего около 30 секунд после получения приказа, чтобы с неторопливой грацией открыть запирающие люки шахт, скрывающие в себе знаменитые на весь мир Р-36М/М2, более известные как «Воевода», моноблочные и порядком уже морально устаревшие «Тополя-М» и новейшие РС-24 «Ярсы» (по неофициальной расшифровке как «ядерные ракеты Соломонова»). Еще через три минуты из тейковских, новосибирских и нижнетагильских ангаров постоянного базирования стали выбираться на свет, в окружении многочисленной свиты, похожие на обожравшихся гусениц, мобильные «Ярс-М» к заранее намеченным пунктам рассредоточения. Следующими по времени отреагировали подводные ракетоносцы, как находящиеся у пирсов, так и те, что несли вахту в позиционных районах мирового океана и получившие приказ о занятии боевого положения от станции сверхдальней связи, расположенной в Вилейках. Последними отреагировали на приказ авиатехники в комбинезонах с лаконичной надписью «РБ»^[35] на груди и спине уже выкатывающие из подземных хранилищ Украинки, Энгельса и Норильска тележки со специальными боеприпасами Х-55 и новейшими Х-102, чтобы подвесить их на установки револьверного типа внутри Ту-95МСМ и Ту-160.

Глава 2

I

24 июня 2020 г., США, округ Колумбия, г. Вашингтон, Пенсильвания авеню 1600, Белый Дом

Электронные часы, стоящие на тумбочке возле кровати показывали 4 часа 24 минуты. Разменявший не так давно свой восьмой десяток лет жизни, сорок пятый президент Объединенных Государств Северной Америки все чаще выдавал приступы старости, а потому уже достаточно продолжительное время вынужден был проводить ночи отдельно от супруги-красавицы. Находясь в перманентно сложных семейных отношениях со своей «первой леди», что уже ни для кого в стране не было секретом, и служило для большого количества распространяемых недоброжелателями мемов, он предпочитал ночевать один в западном крыле Белого дома. Особенно после того, как в пароксизме очередного приступа вселенского недовольства Меланья позволила себе назвать его при посторонних «газпромом», ему поневоле пришлось примерить на себя роль добровольного анахорета.^[36] Как и все «жаворонки», президент отходил ко сну сравнительно рано – обычно не позднее 23.00. не стал он изменять своей привычке и сегодня, устроившись в просторной и оттого выглядевшей одиноко кровати. Однако сон, которого он предвкушал с вечера, как спасательного круга от навалившихся неприятностей, все никак не приходил. Черепной коробкой цепко овладели и не хотели отпускать мысли и переживания о происходящем в последнее время в стране. Связавшись с этим постылым президентством, вместо того, чтобы мирно наслаждаться любимой игрой в гольф (а что еще нужно состоявшемуся миллиардеру в 73 года?), он вынужден ежедневно окунаться в дерьмо партийных и Госдеповских склок и интриг. Но за четыре месяца до возможного переизбрания от всего этого уже никак невозможно было отказаться без окончательной потери лица. И он поневоле был вынужден принимать участие в этой большой игре с неимоверно большими ставками «большой политики», расплачиваясь покоем и остатками нервной системы. Мысли беспорядочно и хаотично роились в старческой голове, создавая сумбур и головокружение. Перекидываясь то на проблему связанную с пандемией, поразившей последнюю сверхдержаву в самое сердце самолюбия, то на этого чертового ниггера,^[37] вздумавшего так некстати подохнуть под ботинком копа^[38] и тем самым вызвавшего массовые беспорядки, перекинувшиеся на большинство штатов, то на старую швабру и неврастеничку Пелоси^[39]. Все эти мысли никак не давали покоя воспаленной старческой голове. Он уже настолько свыкся с неприятностями ежедневно в течение уже почти пяти лет, если считать предвыборную гонку шестнадцатого года, обрушивающимися на его когда-то рыжую, а теперь седую голову, что порой стал ловить себя на том, что испытывает некое мазохистское удовольствие от их перебора, подобно монашеским четкам. Если бы ему кто-то лет десять назад сказал, что расплатой за возможность посидеть четыре года в президентском кресле, на котором толстая практикантка^[40] облизывала яйца «малыша Билли»,^[41] станут ночи подобные этой, он много раз подумал бы, стоит ли ввязываться в это дело. Ковбоем, участвуя в сумасшедшем родео, перескакивая с одной шальной мысли на другую, он не помнил, как уснул, да и уснул ли, а не просто забылся в спасительной полудреме? Сколько бы ни был изнурителен прошедший день, ночь не могла внести успокоения в его мятежную душу, поэтому, как и большинство представителей старшего поколения, Трамп спал очень чутко. Вот и сейчас, когда он краем уха услыхал чье-то нервное перетоптывание за дверью, а затем робкое поскребывание в нее, то сразу открыл глаза, автоматически фиксируя взгляд на прикроватных часах.

– Какого дьявола, Фрэнки?! – гаркнул он, увидев в чуть приоткрытой двери длинный как шило нос своего личного секретаря, подсунутого ему женой пять лет назад вместо прехорошенькой Вивьен, работавшей с ним еще в корпорации, дабы избежать ненужных, с ее – Меланьи, точки зрения, кривотолков.

– Господин президент! – придушенным голосом пискнул секретарь, все еще не решаясь переступить порог спальни. – Срочные новости!

– Да заходи, черт бы тебя побрал, вместе с твоими новостями! Что у вас там опять стряслось? «Сонный Джо»^[42] повесился на собственных подтяжках, оставив записку с обвинениями в мой адрес?! – ворчливо произнес он, привстав на локти и оглядывая согнувшуюся в виде вопросительного знака худощавую фигуру Фрэнки.

– Никак нет, – нервно хихикнув, возразил секретарь, – дело гораздо серьезней.

– Говори, не тяни, – нахмурился президент, чуя что-то неладное.

– В Москве, на параде, кажется, убили вашего визави – президента Бутина, – продолжая ухмыляться, доложил тот.

– Что-о-о?! – вскинулся Трамп на постели. – Что ты мелешь?!

– Вы в этом можете удостовериться сами, включив телевизор, – жеманно повел плечом секретарь.

Президент, еще не до конца проснувшись, усиленно тер лицо руками, как бы пытаясь этим жестом смыть некое наваждение, одновременно приводя мысли в порядок. А секретарь продолжал:

– Мне позвонил госсекретарь и сказал, чтобы я вас разбудил. Он сейчас перезвонит вам.

Президент, услышав эти слова, тотчас потянулся к тумбочке, где лежал его «блэкберри»,^[43] специально приспособленный для закрытой связи и немедленно включил его, одновременно просовывая вдруг заледеневшие ноги в шлепанцы, что стояли возле кровати. Быстро загрузившись, тот моментально сообщил о целой куче пропущенных звонков, большинство из которых принадлежали Госдепу и АНБ.^[44] Видимо действительно дело приобретало нешуточный оборот. И будто бы в подтверждение этой догадки, телефон резко завибрировал в его руке. Звонил госсекретарь Майк Помпео.

– Хэллоу, Майк, – без всякого энтузиазма произнес Трамп, поднося смартфон к уху.

– Хэллоу, господин президент! – радостно откликнулся на том конце собеседник, явно не обращая внимания на холодные нотки голоса первого лица государства. – Ваш не в меру заботливый Фрэнки уже передал вам эту шикарную новость?

– В общих чертах. Что там у них произошло? – все также холодно поинтересовался президент.

– Теракт. Прямо на их главной площади. Во время парада, – рублеными фразами начал рапортовать госсекретарь. – Взорвалась вся трибуна, где был Бутин со всем своим выводком. Вряд ли кто остался в живых. Включайте телевизор. Там на всех каналах показывают это зрелище…

– Хорошо, – перебил его ликование Трамп. – Подъезжайте ко мне и прихватите всех из Первого списка.^[45]

– Да. Я уже всех оповестил. И сам уже еду к вам. Минут через двадцать буду у вас.

– Хорошо. Собираемся в ситуационной комнате, – сказал президент и тут же отключился.

На протяжении всего недолгого разговора секретарь находился здесь же, застыв все в той же подобострастной позе.

– Помоги мне одеться, – буркнул президент ему, начиная снимать с себя пижаму.

После того, как секретарь помог президенту засунуть негнущиеся от подагры ноги в штанины брюк, Трамп поминутно кряхтя и чертыхаясь (при своих можно было не стесняться и не скрывать своей старческой беспомощности), начал одевать рубашку. Верный Френки и тут было кинулся помочь шефу, но был отстранен властной дланью:

– Ступай, разбуди Джареда. Я хочу, чтобы он тоже присутствовал на совещании.

– Не извольте беспокоиться, господин президент. Его сразу провести в ситуационный зал или сначала вы хотите переговорить с ним до того, как там все соберутся? – спросил он президента.

– Ты сначала попробуй его разбудить, – усмехнулся президент и сделал неопределенный жест рукой, для посвященных должный означать, что аудиенция окончена и, следовательно, приводить никого не надо. Дальнейшее облачение он продолжил уже самостоятельно, хоть и пришлось повозиться с пуговицами, долго не желавшими подчиняться дрожащим в треморе пальцам.

Джаред Кори Кушнер – тридцати восьми летний красавец, в прямом смысле «владелец заводов, газет, пароходов» – зять нынешнего президента через его дочь Иванку и его старший советник по вопросам геополитики, а по факту негласный проводник израильских интересов, по случайному стечению обстоятельств сегодня ночевал в доме тестя вместе с супругой. Поэтому секретарю Трампа не составило большого труда переместиться из западного крыла Белого дома в восточное и робко постучать в массивную дубовую дверь спальни любимой дочери сорок пятого президента. Как и следовало ожидать, с первого раза у него ничего не получилось. Здоровый и крепкий организм молодого человека, находящийся в крепких объятиях Морфея, проигнорировал скромные постукивания. На более громкий и настойчивый стук отреагировала Иванка, толкая острым локоточком своего благоверного в бочину:

– Джаред, Джаред, да проснись же! В двери стучат. Не слышишь, что ли?! – шипела она ему в ухо.

– А? Что? – не понял тот спросонья, с трудом разлепляя веки.

– Вставай! В двери кто-то стучит, – повторила она уже более громким голосом.

– Кто там!? – все еще сонно воскликнул молодой человек.

– Господин Кушнер, это я – Фрэнки, секретарь господина президента, – послышалось из-за двери.

– Иду-иду, – пробубнил Джаред, обернув вокруг своих чресел какое-то подвернувшееся полотенце и приоткрывая дверь в коридор. – Что случилось, дружище?

– Господин президент, настоятельно просит вас пройти в ситуационную комнату. Дело не терпит отлагательств, – слегка виноватым голосом доложил секретарь, впрочем, не собираясь вдаваться в подробности.

Просьбами такого рода, да еще и высказанными пол пятого утра, как правило, не принято манкировать, поэтому Кушнер кивнул и пробормотал, уже теряя остатки былого сна:

– Хорошо. Сейчас я оденусь и подойду.

– Ну что там?! – накинулась на него Иванка, как только за секретарем закрылась дверь.

– Твоему отцу срочно понадобилось лицезреть мою скромную персону, – не без юмора ответил он на вопрос жены.

– Пятый час утра! Что могло стрястись такого, чтобы он поднял тебя в такую рань?! – продолжала недоумевать молодая женщина, до подбородка натянув на себя одеяло.

Он в ответ лишь пожал плечами, присев на край кровати и надевая носки.

– Может «толстый Ким»^[46] рехнулся и отдал приказ атаковать нашу базу на Гуаме или того хуже – на Гавайах? – со знанием дела допытывалась она у мужа.

– Вряд ли, – улыбнулся он ей.

– Почему же?!

– Потому что, когда уже летят ядерные ракеты, то не имеет смысла вызывать советника по геополитике, – продолжал улыбаться он во все семьдесят два металлокерамических зуба.

– А кого имеет смысл вызывать? Разносчика пиццы? – не преминула уколоть супруга.

– Агента похоронного бюро… – уже без улыбки ответил он, зашнуровывая ботинки.

II

Как и ожидалось, первым буквально прискакал, едва не танцуя на ходу и сияя, как новенький доллар, госсекретарь Майк Помпео. Ситуационная комната, расположенная в том же – западном крыле здания, в 2006 была оборудована новейшей техникой, включавшей в себя помимо шести новейших экранов для проведения телеконференций еще и аппаратуру защищающую в активном режиме все разговоры внутри нее от несанкционированного прослушивания. Конечно, можно было провести совещание с руководителями спецслужб и в режиме телеконференции, но событие, случившееся несколько минут назад на другом краю Земли заслуживало того, чтобы встретиться всем воочию, не доверяя всего того что может быть ими высказано по телекоммуникационным сетям.

– Что это вы, Майк, сияете, как будто получили наследство в миллион долларов от любимой тетушки, в обход ее сыновей?! – принципиально не протягивая руку для пожатия, поинтересовался Трамп.

– Черт возьми! Вы не так уж далеки от истины! – принимая манеру игры босса, но при этом, не обращая внимания на его явное хамство, воскликнул Помпео и его «обабившееся» лицо засияло пуще прежнего. – Это известие стоит гораздо больше, чем миллион от сдохшей тетки. Вы это видели?!

– Еще не успел, – хмурясь, произнес президент. Впрочем, он всегда хмурился, когда смотрел в это всегда самодовольно-хамское, с двумя подбородками, мурло своего госсекретаря.

– Ну, так включайте же скорее телевизор! Мне не терпится посмотреть на это фееричное зрелище еще раз.

Трамп не стал спорить с дураком, а просто подошел к столу и нажал клавишу включения центрального экрана.

– Включайте CNN, – подсказал услужливо госсекретарь, – там обновление идет каждые пять минут.

Президент рыкнул что-то неразборчивое,^[47] но вновь безропотно послушался его. Экран вспыхнул и высветил молодую и привлекательную дикторшу с лучезарной улыбкой, которая, уже наверное в десятый раз, повторяла в эфир радостную новость из столицы так ненавистного всему светлому миру Мордора.^[48] Улыбка телеведущей была настолько яркой и искренней, что можно было подумать о ее личной причастности ко всему произошедшему. Фоном для нее выступали кадры вспучивающейся в замедленной съемке земли под ногами зрителей центральной трибуны. Сюрреализм картинки, так не вяжущейся с плохо скрываемой радостью глупой журнашлюшки, был так очевиден, что даже циничный по своей натуре президент невольно крякнул и поморщился:

– Судя по силе взрыва надеяться на то, что кто-то там остался в живых не приходится?

– Совершенно верно, господин президент, – невольно копируя улыбку телеведущей, подтвердил госсекретарь и улыбнулся еще шире, так что горизонталь его бабьего, лишенного всякой растительности лица, стала, чуть ли не в двое, больше его вертикали.

Их диалог прервали почти одновременно начавшие входить в ситуационный зал, приглашенные лица. Словно долго ожидавшие за дверью разрешения войти, они гурьбой ввалились в помещение. Совет «Первого списка» составляли: седой как лунь, но моложаво-бодрящийся вице-президент Майк Пенс; директор ЦРУ – шустрая и вечно улыбающаяся старушенция Джина Хаспел; бравый и плотный, как чурбак – председатель Объединенного комитета начальников штабов Марк Милли; импозантный и велеречивый Роберт О'Брайен – советник президента по национальной безопасности; Марк Эспер – министр обороны с внешностью школьного учителя; директор агентства национальной безопасности, адмирал Майкл Роджерс – личность во всех отношениях серая и ничем не примечательная, как и положено быть шпиону; строгий и подтянутый командующий Стратегическим командованием Соединенных Штатов – вице-адмирал Чарльз Ричард. Последним из тех кто вошел, был зять президента. За длинным столом, стоящим посреди комнаты расселись, соблюдая принципы демократии, а именно, не взирая, на чины и звания. За исключением Кушнера, все уже были, так или иначе, в курсе происходящего. Но несмотря на свою осведомленность никто из находящихся в помещении не смог отказать себе в удовольствии уже в который раз посмаковать подробности, потрясшие до основания их вековечного врага и соперника. Это их любование прервал сам президент, нажавший на пульте стоп-кадр:

– Я надеюсь, господа, что это все же не ваших рук дело?! – сказал президент и остро взглянул на госсекретаря и «кровавую Джину»^[49]. И если к госсекретарю Трамп относился с большой долей брезгливости и недоверия, то по отношению к директору ЦРУ он испытывал настолько не завуалированное отвращение на уровне физиологии, что даже не пытался скрыть этого. Порой Трамп ловил себя на мысли, что внимательно разглядывает ее нервно подрагивающие руки в надежде наконец-то увидеть, как с них капает кровь невинно замученных этой сумасшедшей лесбиянкой. Цэрэушница продолжала улыбаться, делая вид, что заданный вопрос вообще не имеет к ней никакого касательства и лишь кончики ее пальцев нервно стали теребить авторучку, доселе мирно покоившуюся на столешнице, что не укрылось от наблюдательного взора президента. Глупый госсекретарь немедленно пришел ей на выручку:

– Нет-нет, господин президент, наши руки здесь абсолютно не причем! – воскликнул Помпео, подняв кверху свои пухлые ручонки, как бы демонстрируя воочию свою непричастность, но тут же все сам и испортил. – Мы всего лишь направили чужие руки в нужном для нас направлении.

– Объяснитесь! – грозно привстал со своего места президент.

– Все очень просто, господин Трамп. Мы всего лишь умело канализировали недовольство части российского общества властью, которое по счастливой случайности состояло из сотрудников ФСО^[50] и когда нужно скромно промолчали об этом.

– Майк, вы дурак! Но раньше об этом знали только ваша мать и несчастная жена, а теперь об этом знает весь мир и мы, сидящие здесь, в придачу! – хлопнул ладонями по столу президент.

– Зачем вы так, господин президент?! – с нескрываемой обидой в голосе вопросил Помпео. – Ведь мы сделали то, о чем вы и сами страстно мечтали последние четыре года.

– Да! Я мечтал сокрушить Россию! Но в честном поединке, лицом к лицу, а, не пользуясь вашими грязными методами к которым вы так привыкли в своей Конторе.^[51]

– Можно подумать, что в борьбе с Россией вы всегда пользовались исключительно конвенциональными^[52] методами, – пробубнил себе под нос госсекретарь, но так, чтобы это слышали все окружающие.

– Как же вы противны мне, Майк! Если бы не лоббисты из «Халибертон»^[53], которой вы в свое время удачно пристроили свои акции, уговорившие меня оставить вас на этом посту, я вышвырнул бы вас отсюда быстрее чем проходимца Тиллерсона.^[54]

– Если, как вы говорите, вышвырнете меня с этого поста, как и беднягу Рекса, то я вам не позавидую. Ибо в таком случае вы останетесь один на один со всей сворой от демократов, только к вам на помощь уже никто не придет, видя, с какой легкостью вы избавляетесь от своих сторонников, – уже не скрывая обиды, выговорил Помпео, тряся своими подбородками.

Не обращая никакого внимания на притворные всхлипы своего госсекретаря, Трамп вперил свой взгляд из под кустистых светлых бровей на «кровавую Джину» и четко, едва не по слогам произнес:

– Я вправе хотя бы рассчитывать на то, что ваши молодчики не оставили за собой никаких «мокрых хвостов»^[55]?!

– Все необходимые распоряжения уже отданы. Мы усиленно работаем в этом направлении. В ближайшие час-два операция будет завершена. Следы, если таковые и останутся, приведут куда угодно, но только не к нам, – бодро отчиталась та, не снимая с лица дежурной улыбки.

– Да знаю я ваших криворуких дубоголовых подручных, неспособных свернуть цыплячью шею даже заштатного латиноамериканского диктатора, обгадившихся при этом по самые уши.^[56]

– Господин президент… – вспыхнула моментально старая карга, но тот только отмахнулся от нее, как от осенней мухи.

– Господа, господа! Давайте не будем ссориться в такой важный и я даже не побоюсь сказать поворотный момент в нашей истории! – выспренно, как всегда, заявил О'Брайен. – Тем более, как мне видится, нашему дорогому адмиралу Роджерсу есть, что добавить важного к уже полученной информации.

При этих словах все повернули головы к этому малозаметному человеку, достававшему из кейса какие-то папки и сверхтонкий ноутбук со встроенным в него мини-принтером (новинка!).

– Вы правы, Роберт, – бесцветным, как и он сам, голосом произнес директор АНБ, продолжая опустошать содержимое кейса. – Как вы прекрасно знаете, в сферу компетенции нашей организации входит постоянное наблюдение техническими средствами за территорией потенциального противника. В режиме реального времени, средствами космического контроля нами были зафиксированы, причем уже через пятнадцать минут после случившегося странные телодвижения стратегических сил русских. Вот, полюбуйтесь, – и с этими словами он подтолкнул по столу в сторону президента одну из папок.

Трамп небрежным движением раскрыл папку и начал перебирать фотографии российских стратегических объектов в высоком разрешении. Пока он занимался перебором фотографий, в зале стояла почти гробовая тишина. Вскоре президенту надоело это занятие, и он отпихнул папку в сторону председателя Объединенного комитета начальников штабов. Тот сразу углубился в изучение изображений открытых люков шахт ракет стационарного базирования, ракетных люков подводных лодок, стоящих у пирсов, верениц тяжелых многоколесных тягачей, несущих на себе длинные сигары мобильных ракетных комплексов и многочисленных фигурок людей, копошащихся на аэродромах возле крылатых ракетоносцев.

– Я впервые наблюдаю такую слаженную картину, – продолжал директор АНБ, скрипучим голосом. – Здесь, налицо явно агрессивное поведение русских. Поэтому считаю, что нужно незамедлительно и зеркально ответить на проявление агрессии с их стороны.

– Пустое, Майкл! Это не агрессия, а решимость к проявлению ответной агрессии, – перебил его Милли. – При необходимости запирающие устройства шахтных люков отстреливаются приблизительно за ноль целых четыре десятых секунды, поэтому нет никакой нужды открывать их и держать отрытыми, ничего не предпринимая в дальнейшем, на радость нашим следящим спутникам. Русских можно понять. Не каждый день у них убивают не только президента, но и все высшее руководство страны. А как бы вы поступили на их месте?!

– Простите меня, – вклинился министр обороны, – но теракт, даже такого масштаба, это еще не повод для бряцанья ядерным оружием!

– В принципе, мы ожидали подобную реакцию со стороны противника, – заявил Помпео, в любой ситуации позиционирующий себя в качестве всезнайки.