Юрий Витальевич Яньшин
Этот длинный, длинный день
Глава 9
I
24 июня 2020 г. Российская Федерация, арх. Новая Земля, пос. Белушья
Веселью и радости по поводу успешного завершения эксперимента казалось, не будет конца. Делу, которому находящиеся здесь, и не только здесь, люди посвятили ни много ни мало, а почти два десятка лет получило свою законную путевку в жизнь. Удивительное дело, как быстро взрослые и солидные мужчины, когда они не находятся в рабочей обстановке и когда на них не давит груз ответственности за принимаемые ими решения, вдруг, как по мановению волшебной палочки превращаются в самых настоящих детей. Причем такое происходит только в чисто мужских коллективах. Вы никогда не встретите ничего подобного там, где есть хоть одна женщина. А в чисто женских коллективах, даже на корпоративных вечеринках, хоть и подспудно, но витает дух соперничества и тайной недоброжелательности к особям своего пола, что даже в самый разгар веселья не дает им расслабляться до конца. Какой бы ни была открытой и веселой женская вечеринка в ней всегда будут присутствовать сравнения себя с другими, настороженность по отношению к потенциальным соперницам и в конце концов неприязнь, если сравнения не в пользу сравнивающей. Женщина даже в обстановке всеобщей расслабленности (на не посвященный взгляд постороннего) и безудержного веселья, внутренне всегда будет начеку, чувствуя себя разведчиком в стане врага. То ли дело – мужской коллектив, где уже после третьей рюмки все становятся друзьями, а после пятой, так и вовсе братьями, за которых и в огонь и в воду. Люди были счастливы. Все вместе и каждый по-своему. Специалисты, техники и ассистенты радовались тому, что, наконец завершилась та рутина по сборке, наладке и дальнейшей отладке сложного механизма, проверке и перепроверке уже сделанного. А еще радовались концу авралов, переделок и придирок начальства, общей нервозности сопровождавшей их работу, особенно на конечном этапе. Военпреды радовались, что подошла к концу их недельная командировка в этот забытый Богом край. Радовались окончанию, хоть и недолгого заточения в местах, где по их мнению, царила смертная скука, и где из благ цивилизации был только клуб на манер сельского, с царящей в нем почти монашеской атмосферой пуританства. Радовались тому, что смогут доложить высокому начальству, сидящему в больших кабинетах, с натуральными коврами на полу, о завершении испытаний стационарного объекта высокой значимости для обороноспособности страны, не забывая при этом упомянуть свои заслуги во время испытаний, в чаянии следующих чинов и наград. Будущие эксплуатанты, в лице генералов, радовались тому, что получили в руки не только очередную дорогостоящую игрушку для высоко возрастных детей, но и оружие способное показать «кузькину мать» любому супостату, коих развелось, в последнее время, огромнейшее количество. Немногочисленный научный персонал, состоящий в большинстве своем из гражданских лиц, привлеченный к выполнению узко профильных задач, радовался не только концу очередного этапа работ, где их ждала весомая прибавка к зарплате, но и возможности применения полученных знаний в других областях науки, тревожась однако о возможности опубликования в ближайшем будущем полученных результатов их научных изысков. В общем и целом радовались не ложно все, кто был хоть как-то причастен к этому эксперименту. И лишь двое из всей многочисленной толпы военных и гражданских радовались по особому и не за себя, потому что только они вдвоем по-настоящему знали цену свершившегося. Этих двоих звали: Игорь Николаевич Вострецов (академик) и Алексей Сергеевич Боголюбов (уже доктор технических наук). Их повод для радости заметно отличался от иных, прежде всего осознанием масштаба, сделанного их трудами, открытия. Теория, когда-то выдвинутая академиком, получила, наконец, конкретное оформление, воочию доказав сейчас свою состоятельность. Человеческий разум вкупе с волей отковал в металле не просто изделие оборонного значения, но воплотил в жизнь новые принципы существования человечества на многие годы вперед.
Кто-то из толпы военных предложил качать двух основных виновников сегодняшнего торжества, но ринувшиеся было с готовностью исполнить предложение, быстро сообразили, что в условиях бункера с его низким потолком данное действо может оказаться травмоопасным и от нее благоразумно отказались. А вот вторая идея, как оказалось, была куда более кстати:
– Товарищи! – раздался чей-то возглас из среды военных с широкими лампасами на брюках. – По русскому обычаю неплохо было бы отметить данное знаменательное событие.
Гул восторженных голосов подтвердил правильный ход мыслей предложившего это.
– В магазине есть шампанское. Я видел давеча. Вполне приличное – Абрау-Дюрсо, – выкрикнул кто-то из военпредов. – Давайте скинемся и пошлем кого-нибудь из наиболее молодых и шустрых на ногу.
– Идея неплохая, – шевельнул кустистыми, как у Брежнева, бровями генерал Иванов, – но я слышал, что у вас тут больше в чести гмм… несколько другие напитки, не так ли?!
– Северное сияние! Северное сияние! – радостно загомонили со всех сторон знатоки местной культуры потребления горячительных напитков.
– Вот именно! – поднял кверху чуть кривоватый указующий перст генерал. – Мы где находимся?! На Севере! А что над нами?! Северное сияние!
– Это мы щас! Это мы мигом спроворим, – подскочил один из операторов, недавно сидевших за пультом. И с этими словами подошел к сослуживцам и тихонько начал им что-то нашептывать, после чего несколько человек из них стремглав ринулись куда-то в боковые тоннели бункера.
– И лимончик прихватите там! – крикнул им вслед тот же самый распорядительный оператор.
– Куда это ты их, голубчик? – поинтересовался генерал, плотоядно поводя опытным носом в предчувствии жидкой радости.
– Да тут, недалеко, приготовили на случай чего-то подобного, заранее, – махнул рукой тот, ни мало не смущаясь присутствием высокого начальства.
– Надо бы сначала доложить наверх об успехе, тем более такой праздничный день, – раздался чей-то осторожный голос.
Генерал посмотрел на табло с часами и мотнул головой:
– Не-е! Рано. Им сейчас не до нас. Они уже прибыли на площадь. Не будем их отвлекать. Часом раньше, часом позже, большого значения это не сыграет, да и не воспримут они в этой праздничной суете всю значимость нашего с вами успеха. А вот немного погодя, когда они с парада пойдут к столам отмечать юбилей, вот тогда и мы им будем в тему. В памяти у них лучше отпечатается, так как другие события не заслонят нашего сообщения.
Все с явным уважением посмотрели на опытного в таких делах Иванова.
Тем временем вернулись гонцы, посланные за «горючим». Один нес, держа в охапке семь или восемь бутылок из-под водки, но с горлышками, заткнутыми самодельными пробками. Другой нес громадной тарелке уже порезанные лимоны и длинную стопку одноразовых полиэтиленовых стаканчиков. Один из молодых военпредов – очкастый и с хорошо ухоженными руками (сразу видно, что кабинетный работник), поглядев на бутылки растерянным взглядом, неуверенно промямлил:
– Самопал что ли?!
– А то! Он самый и есть, родимый! Самопалее некуда! – не поняв растерянности московского гостя, бодро сообщил кто-то из местных.
– А вы что хотели здесь увидеть?! Мартини?! – ворчливым голосом поставил на место своего младшего коллегу Иванов и желая помочь случайному официанту взял у того из подмышки тубус стаканчиков и не мешкая стал расставлять на одном из более-менее свободных столов. Сюда же сгрузили и бутылки с тарелкой. Стали открывать. Опытным взглядом окинув присутствующих и сравнив его с количеством спиртного, генерал скомандовал разливающим:
– Лейте в половину, чтобы и на второй заход осталось.
Когда все стаканчики были наполнены и разобраны он еще раз командирским оком окинул сгрудившихся возле стола военных и гражданских с отеческой заботой отца-командира поинтересовался:
– Всем хватило?!
Дождавшись утвердительных возгласов, крякнул и произнес короткое:
– Добро!
– Товарищ генерал, с этим напитком будьте осторожней. Там вместо водки медицинский спирт, неразбавленный. Вы дыхание перед этим чуток задержите и пейте небольшими глотками, не дыша, а как выпьете, то ни в коем случае не вдыхайте ртом, а то задохнетесь. Только носом, – начал было инструктировать кто-то, явно опасаясь неадекватной реакции начальства на импровизированный коктейль. Но Иванов не повел даже кустистой бровью в сторону доброхота, однако, отвечая ему:
– Ты еще поучи-поучи меня. Я, батенька, за свою жизнь в таких местах побывал, и там такое выпивать доводилось, что тебе и не приснится таковое. Однажды, помню, даже пришлось пить желчь осьминога. Посоветовали мне, де помогает для потенции, такие вот как ты – советники…
– И что?! И что?! – разнеслись любопытные голоса со всех сторон. Видимо, эта тема была для многих весьма актуальной. Генерал хитро прищурил глаз на стаканчик в своей руке, выжидая театральную паузу:
– Как что?! – переспросил с деланным недоумением и как бы нехотя.
– Помогло?! Сильно?!
– А как же! Еще как помогло. Только как-то странно подействовало. На «половину» то свою и вовсе перестал реагировать, зато на подчиненных набрасываюсь, с тех пор, с пол оборота.
Грянувший дружный хохот стал ответом на генеральскую байку.
– Ну ладно. Посмеялись и будет. А сейчас, когда у всех налито, скажу пару слов, по причине своего старшинства, поэтому отнеситесь серьезнее к моим словам.
Помещение разом притихло. Слышны были только переминания с ноги ногу, самых нетерпеливых, да редкие глухие покашливания. А Иванов продолжил:
– Давеча, вон, когда тут все прыгали до потолка от щенячьего восторга, я заприметил, что главные виновники торжества радуются, но все как-то не так, как остальные. Вроде бы с высот горних взирают на нас своим мудрым и проникновенным оком. Да-да, не отнекивайтесь. Я ведь тоже не первый десяток на свете живу. Полагаете, что я не понимаю, о чем вы думали в тот момент? Все я понимаю. Вы думали «вот де глупые солдафоны радуются, как коты валерьянке новым чинам да званиям, причитающимся им по итогам испытаний, а о сути и не догадываются. Все правильно. Так оно и есть. Молодежи не свойственно копаться экзистенциональном хламе философских мудрствований. Ну, это молодежь, ей простительно жить лишь сегодняшним днем. Мы сами были такими в их возрасте. А вот мы – люди старшего поколения прекрасно осознаем суть и последствия вашего грандиозного изобретения. Вам удалось соединить, казалось бы, абсолютно несоединимые вещи. Щит и меч – в одном лице. Да-да. Именно меч. Хотя все ваши думы и были направлены на создание, прежде всего, щита. А вышел меч. Вы, гражданские, пацифистски настроенные люди желали избавить Землю от страшнейшего оружия, сиречь ядерного, чтобы мирное небо никогда не бороздили инверсионные следы от взлетающих ракет с атомными боеголовками. Оттого и разозлились, когда кто-то из наших, поинтересовался последствиями от увеличения мощности исходящего потока. Я внимательно наблюдал за вашей реакцией. Но вот вольно или невольно отковали меч, да еще такой, какой и не снился в самых страшных снах нашим врагам. Все, что до этого было создано человечеством на протяжении его существования, по сравнению с вашим изделием – просто детская забава, игра в куличики. Никакое химическое, бактериологическое и ядерное оружие, не идет ни в какое сравнение с тем, что явилось сейчас на свет Божий. Вы дали в руки человечеству инструмент способный в прямом смысле этого слова гасить планеты и даже взрывать целые звездные системы, тем самым ставя на одну доску человека, с его не всегда чистыми помыслами и скоропалительностью в принятии решений с промыслом Божьим. Хорошо ли это? Не знаю. Если раньше имеющимся в арсеналах стран оружием можно было уничтожить какую-то группу людей, пусть даже и большую, стереть с лица Земли территорию, превратив ее в марсианский ландшафт, но человечество, в целом, оставалось в каком-то виде, даже при самом неблагоприятном стечении обстоятельств. Теперь же, у человечества такой возможности явно поубавится, потому что каким бы ни было гениальным и технически сложным ваше открытие, долго в секрете держать его все равно не удастся. Я уже старый человек и жить мне осталось – воробью на один поклев, но у меня, как и у почти всех вас есть дети и внуки, и мне постоянно приходится думать какой мир мы оставляем им и как они будут в нем жить? Вы, по своей гражданской наивности думали, что вот де как хорошо у нас все получится сейчас. Мы запустим установку и уничтожим многолетний жупел человечества – ядерное оружие. И тут я нисколько не сомневаюсь в вашей способности совершить этот подвиг во имя будущего всего человечества. Но каково будет это будущее? Прознав и признав, что Россия стала обладателем Абсолютного Оружия, напуганные до икоты, но от этого не перестающие нас ненавидеть, первым делом попытаются всеми силами и средствами, включая ядерные, уничтожить, как первый его образец, так и его создателей, не считаясь ни с какими финансовыми и людскими потерями со своей стороны. А затем, имея хотя бы поверхностные знания о принципе его действия, бешеным темпом начнут работать над созданием его аналога. Поэтому не надо быть пифией,[143] чтобы понять горький комизм создавшейся ситуации. Вы, желая отодвинуть стрелку судного часа от полночи, сами того не осознавая, передвинули ее на несколько делений вперед. Единственное, что меня хоть как-то примиряет с действительностью, так это то, что Абсолютное Оружие создано в России, а не где-то там, за бугром. Почему? Да потому, что только русские люди, с их извечной достоевщиной, смогут безопасно для себя и других владеть им. Потому что у наших исторических оппонентов не возникнет даже тени сомнения в необходимости его применения на практике. Так выпьем же за то, что земля российская никогда не оскудевала бы талантами, а я старый дурень, всего лишь всего лишь наговорил кучу несбыточных глупостей, рожденных моим воспаленным от старческого маразма мозгом.
И с этими словами, он ни с кем не чокаясь, одним залпом опрокинул в себя содержимое стаканчика. Лимоном заедать не стал, а по-простецки занюхал рукавом, передернув плечами. Все, молча, как на похоронах, последовали его примеру. В операторской на несколько мгновений повисла липкая атмосфера непонятной недосказанности. Не таких слов здесь ждали от маститого чиновника из Минобороны. Почти у всех, кто тут находился, стало как-то гадостно на душе. Как будто в подростковом возрасте свою мать с отцом застал в спальне за этим делом. Вроде бы жизненная ситуация и уж тем более ничего криминального, а все равно, как-то гадко, грязно, неловко и стыдно – за них и за себя, что стал невольным свидетелем. Еще каких-то десять минут назад все они чувствовали законную радость от окончания очередного этап испытаний, после которого страна получила почти готовый образец оружия, не имеющего аналогов в мире. А тут, как водой холодной плеснули из стакана в лицо и даже при этом прозрачно намекнули, что вы, если и не поджигатель новой войны, то уж точно – соучастник. Нужно было исправлять сложившуюся ситуацию. Спасать взялся никто, иной, как сам академик Вострецов. Прищелкнув пальцами в воздухе, тем самым, привлекая к себе всеобщее внимание, громко произнес:
– Ну, что ж, товарищи, мне, наверно, придется как-то объясниться, вы ведь этого все ждете от меня? Хорошо. Как говорится, «между первой и второй – перерывчик небольшой». Наливайте ответную.
Дождавшись, когда содержимое из бутылок перекочует в стаканчики, академик зорким глазом окинул импровизированное застолье, как бы проверяя равномерность налитого. Он тоже был не прост, а поэтому умел и пить все что дадут (студенческая юность дает о себе знать) и держать удар в словесных дискуссиях. Дождался, когда стаканчики оказались вновь в руках собравшихся и продолжил:
– Я тоже уже старый человек. Пожалуй, буду даже гораздо постарше чем вы, генерал, – кивнул он в сторону напрягшегося Иванова, – а потому начну издалека, вы уж простите старческую словоохотливость. Я родился в декабре 41-го в простой крестьянской семье казачьей станицы Елизаветинской, что под Ростовом-на-Дону. Был я единственным сыном у своих родителей. Повестка в военкомат пришла через неделю после их свадьбы, и отец почти сразу угодил в жернова советско-финской кампании, с которой вернулся домой только в конце февраля 41-го, провалявшимся в госпиталях около года. А через четыре месяца и Великая Отечественная подоспела, на которую он ушел добровольцем, хоть и был комиссован, да так и не вернулся. Пропал без вести уже в самом конце войны, при штурме Зееловских высот в апреле месяце. Вы люди военные, сами понимаете, что пропасть без вести в наступательной операции это хуже чем при отступлении. Там хоть какая-то надежда есть на то, что попал в плен. Маме было 18, когда она выходила замуж, отцу на год больше. Всей их совместной семейной жизни было меньше полугода. И из нажитого у них были только я и письма – маленькие треугольнички. Много писем. Они занимали почти половину сундука, в котором мама хранила все свое невеликое богатство. Сколько себя помню – любимым ее занятием в редкие свободные часы было чтение этих писем. Она была очень красивой женщиной, а замуж вторично так и не вышла, хоть и звали многие. Все рвалась в Восточную Германию, чтобы побывать в тех местах, где отец сложил голову, да так и не получилось. Сначала было нельзя, хоть ГДР и была социалистической, а все же, как ни крути – заграница. Раньше с этим строго было. А когда настали более свободные времена, то уже я не мог, так как начал заниматься закрытой тематикой, а без сопровождения ее опять бы не пустили. Уже в восьмидесятые, когда можно было почти все и вся, появилась возможность съездить на места боев, но опять – не судьба. Отнялись у мамы ноги, ковыляла только по дому, да и то, кое-как. Я сам тогда съездил и привез оттуда горсть земли. К тому времени я ее уже к себе в Москву забрал, а до этого все сопротивлялась. Так она эту горсть в холщевом мешочке за божницей хранила, к старости-то даже комсомольцы в Бога начинают верить. Говорила мне не раз: «Как де помру, ты мне, Игорюша, его в домовину положи, хоть так с Коленькой соединюсь». Потом поймете, почему я это вам все рассказываю. Я на протяжении всей своей жизни только тем и занимался, что создавал оружие для нашей Родины. И чтобы 22 июня никогда больше не повторилось. Годы шли. Опасности для страны возрастали и множились. Возрастало и множилось наше оружие. Я его делал, с коллегами, но все, как-то не особо вдумываясь в философию вопроса. Все как-то опосредованно. Излучения, мегатонны, вторичные последствия… Все это не затрагивало ни мой мозг, ни мою душу. И вот, в начале 90-х, попал я с делегацией на международный форум по разоружению, проходивший в японской Хиросиме. Как и положено, культурную программу нам организовали в соответствие с тематикой собрания. И эпицентр ядерного взрыва посетили, и венок к памятнику жертвам возложили. Все честь по чести. И тут гид и говорит: «Прошу обратить ваше внимание вот еще на этот невольный экспонат». И указывает рукой на кусок от стены разрушенного дома. А там, как углем прорисованный контур человеческого тела. «Это, – говорит, – тень от световой вспышки погибшего человека. Тело мгновенно испарилось, а тень – осталась». И вот только там, возле этой стены я начал осознавать по-настоящему, весь ужас произошедшего. И вдруг вспомнил отца, которого никогда не видел. И тут меня, словно обухом шибануло. От него ведь тоже, только письма остались, вроде этой самой тени. Начал я с тех пор задумываться над всем этим. Потом, вон, Алексея Сергеевича, подключил к своим задумкам. Вы, генерал, не в обиду будь вам сказано, смотрите на нас – гражданских однобоко и свысока. Будто мы, витая в своих научных эмпириях, ничего не смыслим в происходящем вокруг нас. И напрасно, скажу вам. Вы тут нас чуть ли не поджигателями войны рисуете, да-да, не отмахивайтесь, а ведь не мы это начали. Гонка вооружений – ровесница человечества. Если бы мы зимой 42-го не приняли решение начать проектирование атомного оружия, то где бы мы были с вами сейчас? Если бы вообще были, в чем я сильно сомневаюсь. Наши противники никогда не комплексовали в отношении нас. И у них не дрогнула бы рука применить это оружие против нас в любой момент. Как не дрогнула рука толстого борова по фамилии Черчилль, когда он отдавал приказ о применении химического оружия в районе Архангельска в 18-м году.[144] Мне, человеку гражданскому, даже как-то стыдно напоминать вам, военному, о том, что ядерное оружие является отнюдь не единственным средством массового поражения. Есть гораздо более страшные виды людского уничтожения, тихие и незаметные, но гораздо более эффективные по своей безжалостности, от которых не спасут никакие бункеры. Да, чего тут далеко ходить?! Вон, взять хотя бы пресловутый COVID-19. Почитайте-ка научные публикации. Уже ни для кого не секрет, что это ослабленный штамм боевого механо-вируса. Это называется – разведка боем. Поэтому, есть у нас ускоритель или нет, они все равно не прекратят попыток уничтожить нас любыми средствами. Мы мирные люди, и у нас нет планов по повышению выходной мощности ускорителя. Для обезоруживания противника достаточно и этой. Мы вот с Алексеем Сергеевичем трудимся над отражением ядерной угрозы, наши коллеги из НИЦЭМа[145] противостоят вирусной напасти, специалисты из Новосибирского номерного института ломают головы над защитой от возможных химических атак. И так по всем фронтам мы держим оборону. Мы – не поджигатели гонки вооружений, мы лишь отвечаем на вызовы, брошенные нам. Мы – успокоители качки на гигантском океаническом лайнере под названием Земля. И не наша вина в том, что выковывая щит для нашей страны, мы, случайным образом отковали еще и меч для нее. А хотите, я вообще выскажу крамольную мысль для гражданского человека?!
Зал приглушенно зашумел, а глаза Иванова, из-под кустистых бровей, засверкали искренним любопытством.
– Ну, Игорь Николаевич, удивите меня еще раз, – развел руками генерал.
– Да, пожалуйста! Если бы я имел возможность принимать решения на государственном уровне, то немедленно распорядился бы разместить на орбите несколько наших ускорителей, не афишируя их истинное предназначение, так, чтобы они держали под круглосуточным контролем всю поверхность Земли. А после размещения допустил бы утечку информации об истинном положении вещей, как это произошло в 2016-м с «Посейдоном». И переждав какое-то время шум и гам, поднятый международной общественностью по поводу «этих проклятых русских», на очередной Генеральной Ассамблее сделал бы тихим голосом заявление о том, что отныне запрещаются все военные конфликты, провокации и эксперименты по разработке оружия массового поражения. Причем, обязательно тихим и ровным, потому что именно тихого и спокойного голоса больше всего боится мировая шпана. А кто не будет соблюдать норм общежития в нашем общем доме, того будем лупить по его наглой рыжей англо-саксонской морде. И вдобавок к этим тихим словам, продемонстрировать в прямом эфире уничтожение какого-нибудь необитаемого островка. Тут главное – успеть вывести на орбиту достаточное количество ускорителей, до того, как об их сути прознают шустрые ребята из РУМО.[146] И они уже тогда ничего не смогут с этим поделать, даже если и пойдут по нашим стопам. Испытания их установок мы засечем моментально, потому что скрыть направленный поток протонов такой плотности не представляется возможным априори. А поняв, что происходят испытания, мы среагируем со скоростью света и без всяких церемоний и расшаркиваний. Вы резонно можете заметить, что, как же так: то он заявляет, что он ученый, а не убийца, то вдруг призывает обходиться без дипломатических церемониалов?! А я отвечу: тут нет никакого противоречия, мне по-прежнему претит любая форма насилия над человеком. И я не потенциальный убийца, как не потенциальный убийца сам Господь Бог, придумавший Ад и адские муки, который просто показал, что ждет тех, кто нарушает его заповеди.
– Ну, вы и даете, Игорь Николаевич! Вот, уел, так уел! – воскликнул генерал, утирая платком вдруг выступивший пот на лице. – Вам бы не научные труды писать, а составлять планы боевых операций стратегического масштаба.
– Ой, не льстите! – отмахнулся он от генеральского комплимента и продолжил. – Пока живы мы, пока живы наши ученики и последователи, нашей стране удается вовремя парировать возникающие угрозы. Так что, тут ничего фатального не предвидится. Другого я опасаюсь. Видя, что снаружи нас, как того ежа никак не укусишь, наши враги в очередной раз попытаются взорвать нас изнутри, что он с успехом уже проделывал дважды – сто и тридцать лет назад. Ну да, ладно. Мы еще поборемся. Так вот, возвращаясь к теме тоста, а то вы думаете, что я про него забыл в старческом маразме?! Я предлагаю этот тост не за генералов, не за высоколобых умников, а за простых тружеников, которые без всяких чинов и регалий, зачастую вообще безвестные, трудятся на своих рабочих местах, будь то в цехах, КБ или просто в поле. Трудятся не покладая рук, чтобы не угасал род людской, а уверенной поступью шел по дороге прогресса и культуры. Поднимем бокалы в часть них! Самых достойных! А вот теперь можно и чокнуться! Ура, товарищи!
– Ура! – дружно подхватили все, объятые общим порывом гордости за свой народ и себя самих, как его частицы, чокаясь и расплескивая из ломкого полиэтилена напиток.
На этот раз все радовались тому, что зерна сомнений, так опрометчиво брошенные генералом в сознание людей, благодаря вмешательству академика не смогли прорасти в неприятие собственного мировоззрения, воспитанного годами. Радовался генерал Иванов, невольно позволивший своим сомнениям одержать временно верх над своим сознанием, и был искренне благодарен Вострецову за возвращение в «свою колею». Веселье приобрело второе дыхание и кое-кто уже подумывал о том, что не худо было бы и повторить поход за дополнительной порцией горячительного, а еще лучше – организовать в местной столовой полноценный банкет, но все карты спутал Митрич, застывший на пороге со стеклянными глазами. Сначала, мало кто обратил на него внимание. Большинство из присутствующих подумали, что тот застыл в оцепенении от увиденного им и обиды за не приглашение к фуршету. Однако вид полковника был настолько необычен и так контрастировал с окружающей обстановкой, что даже до людей, слегка одурманенных спиртовыми парами, стала доходить мысль о некоем ЧП, случившемся только что где-то на поверхности. Шум и гам срезало как будто острым ножом. Все уставились на пожилого бородатого человека с белесыми то ли от боли, то ли бешенства глазами. Никто не решался первым задать вопрос о случившемся.
– Включите центральное телевидение, – словно ворон прокаркал Митрич.
В задних рядах операторов началось какое-то шевеление и уже через несколько секунд, все, кто находился в бункере, погрузились в иную реальность… Целых пять минут, а может и пять вечностей, притихшие и ошарашенные люди наблюдали, как главная площадь страны превращается в главное кладбище. Русского человека, с его фатализмом, трудно, чем можно удивить. Наверное и пришествие Апокалипсиса он встретит с сардонической ухмылкой на лице. Но то, что увидели они сейчас на экране одного из мониторов, не вписывалось в рамки представлений о возможном конце света. Словно замогильным холодом повеяло от экрана телевизора. Телевизионные комментаторы наперебой верещали о последних сводках по погибшим и раненым, а за спиной у них все повторялись и повторялись кадры вспухающего взрыва. Ужас и нереальность происходящего, заставляли ущипнуть себя за руку, чтобы избавиться от кошмарного наваждения. Но никто не щипал себя. Кто-то схватился за сердце, кто-то сжал кулаки в немой ярости, а у кого-то проступили слезы на глазах.
– О, Хосподи! Людей-то, людей за что?! – послышался негромкий возглас кого-то из присутствующих. И этот полу-вздох, полу-возглас вернул всех в настоящую реальность. Первым, как это и положено, пришел в себя повидавший виды генерал.
– Т-а-к! – протянул он. – Значит началось! Ведь так надеялись, что пронесет. А вот не пронесло…
Эти его слова будто обрушили плотину давешнего ступора охватившего всех. Мигом протрезвевшие люди загомонили и засуетились разом, спрашивая друг друга о том, что произошло и что теперь делать. Еще недавно, спаянный дисциплиной единый коллектив единомышленников и высокоинтеллектуальных людей разом превратился в стайку растерянных чирикающих воробьев. Такого генерал вытерпеть, естественно, не мог, его лицо разом побурело от внезапно нахлынувшей крови, брови грозно сдвинулись к середине лба, а потом он гаркнул во всю мощь своей грудной клетки:
– Ти-ха! Молчать всем! Вы что, совсем стали как те куры, что квохчут в курятнике при виде лисы?! Что вы тут забегали и засуетились?! Что вам непонятно?!
– Как же так, товарищ генерал?! Что же это такое?! – пискнули из толпы.
– Что это такое?! – переспросил Иванов. – Отвечаю: это либо мега-теракт с далеко идущими последствиями, либо начало Третьей Мировой войны, потому что именно с обезглавливания государства можно начинать боевые действия. Во всяком случае, именно такой сценарий прописан у наших противников, – он кинул взгляд на табло часов. Время на часах показывало 10 ч.55 мин. – Сейчас мы это и выясним. Свяжите меня с СПРН и включите громкую связь.
СПРН находилась всего в пятистах метрах от бункера, на возвышенности, чтобы лучше обозревать надгоризонтное пространство. Связь дали почти моментально.
– СПРН? Говорит генерал-лейтенант Иванов, глава приемо-сдаточной комиссии при Министерстве обороны. С кем я говорю?
– Начальник дежурной смены – подполковник Вершигора, – послышался спокойный и печальный голос в ответ.
– Никодимыч, ты?! – узнал его генерал, хоть и имел с ним шапочное знакомство. А узнал не только из-за необычной фамилии и отчества, но и еще из-за того, что совсем недавно принимал их станцию в опытную эксплуатацию и они тогда с этим подполковником неплохо «отжигали» после подписания акта.
– Я – товарищ генерал.
– Ты уже в курсе?!
– Так точно. Уже минут сорок, как получил оповещение из Генштаба об усилении бдительности.
– Ну и что там, за горизонтом? – спросил Иванов.
– Горизонт чист. Никаких новых объектов не выявлено. Все идентифицированные ранее объекты в аномальной для них деятельности не замечены.
– Хорошо, – удовлетворительно произнес генерал и все-таки не удержался от ненужных наставлений не подчиняющемуся ему лицу. – Усильте охрану режимного объекта. Не исключается попытка совершить диверсию именно в отношении вашей СПРН, с целью прорыва вглубь территории.
