Юрий Сергеевич Аракчеев
Пирамида жива…
Хронология действий в защиту Ю.Л.Массовера
1. Вышли на А.Д.Сахарова – через знакомого семьи Массовера, ученого, ученика академика. Сентябрь 1989.
2. Напечатали свод документов – организатор: правозащитник Виктор Сокирко. Конец октября 1989.
3. Проверка «Белого Лебедя» Замом Генерального Прокурора СССР в связи с письмом А.Д.Сахарову и его обращением к А.И.Лукьянову, Заместителю Председателя Верховного Совета СССР. Ноябрь 1989.
4. Свод документов попадает за границу.
5. Документы переведены на английский язык и отданы пастору из Голландии. Экземпляры посланы в США, Англию, Австрию…
6. Передачи радио «Свобода» на русском языке.
Ответ
Прокуратуры СССР народному депутату СССР А.Д.Сахарову
Уважаемый Андрей Дмитриевич!
В связи с Вашим обращением к Первому заместителю Председателя Верховного Совета СССР т. Лукьянову А.И. по делу Массовера Ю.Л. проведена повторная проверка.
Доводы о невиновности Массовера в получении взяток не соответствуют фактическим обстоятельствам дела…
Утверждение Массовера об его оговоре проверено судом. Собранные по делу доказательства исследованы полно, им дана надлежащая оценка.
Нарушений закона, влекущих отмену приговора, не установлено.
Оснований для принесения протеста не имеется.
Что касается сообщаемых в Вашем обращении сведений о нарушении законности в местах лишения свободы, жестком, бесчеловеческом обращении с осужденными, в том числе и Массовером, преследовании его администрацией ИТУ, то они проверены с выездом в Пермскую область…
Массовер заявил о том, что о жестком обращении с осужденными, частых случаях смертности он знает со слов осужденных и слухи об этом относятся к 1984-1986 гг., но к нему недозволенных мер не применялось, грубости со стороны администрации не было…
В июне 1989 г. Прокуратурой РСФСР проверялась жалоба Массовера, но не подтвердилась.
Заместитель Генерального
Прокурора СССР
Государственный советник юстиции
I класса Я.Э.Дзенитис.
Опять газета
В конце января 1990 года в газете ЦК КПСС была вновь опубликована статья с упоминанием Массовера. Статья называлась так: «Диагноз за наличные». Ее публикация была связана с окончанием того самого процесса, на котором Рабинович признался в том, что оговорил Массовера, и заявил о недозволенных методах следствия.
В статье нет ни слова об этих показаниях Рабиновича.
Но зато есть вот какие слова:
«Года два назад в Москве нашумел процесс по делу Ю.Массовера, председателя амбулаторной судебно-психиатрической экспертной комиссии № 6 при Московской психиатрической больнице им.Кащенко. Влиятельный эксперт, кандидат медицинских наук, уводил тех, кому грозил суд, от неминуемой кары…
«Выводы о виновности подсудимых судебная коллегия сделала только на основании доказательств, непосредственно проверенных в открытом судебном разбирательстве, – подчеркивается в приговоре. – Судебная коллегия нашла достоверными только те «признательные» показания подсудимых, которые подтверждаются совокупностью других фактических данных»…»
Вот это, последнее, явно направлено в адрес тех, которые, как и я, автор «повести о «повести о повести», знают о признании Рабиновича в оговоре Ю.Л.Массовера. Интересно только, какие же «другие фактические данные» имеют в виду авторы приговора? Или они уже связно и доказательно могут ответить на жалобу адвоката Семенова? На каком же все-таки основании судебная коллегия не «нашла достоверными» показания Рабиновича, каковые я и другие, присутствовавшие тогда в зале суда, слышали собственными ушами?
Но привожу полностью, без купюр, концовку статьи:
«…Не раз я заходил в строгий зал суда, слушал адвокатов и свидетелей, прокурора, обвиняемых… В зале было немноголюдно: два-три родственника и – пустые скамейки. И вот о чем думается. Иные процессы, словно по мановению чьей-то дирижерской палочки (!), получают явно несоразмерный их значимости общественный резонанс. Скажем, как недавний суд над свердловчанином Кузнецовым. Почти все наши газеты обошла эта история, не говоря уж о «независимых» бюллетенях и радиоподголосках. Об этом же процессе – ни звука. Хотя, казалось бы, факты вопиющие – злоупотребления в психиатрии! Да еще какие! Только ведь не со стороны райкома, милиции. «ЧК»? Может, именно в этом – причина умолчания?
Каковы же его уроки? Все ли сделано, чтобы никто, ни медицина, ни власти (а ведь бывало и такое (!)) не могли злоупотребить психиатрией?)
– К сожалению не могу ответить утвердительно, – сказал заместитель начальника следственной части прокуратуры г.Москвы В.Малюкин (!!!).
Виктор Иванович вместе с большой группой коллег вел «медицину» с самого начала: – Явление, с которым мы столкнулись, уходит в проблемы экономического, нравственного, правового порядка. Пока приняты лишь первые меры. Законодательно изменены условия и порядок оказания психиатрической помощи. В Уголовный кодекс РСФСР введена новая статья, предусматривающая ответственность за помещение в психиатрическую больницу заведомо психически здорового лица.
Тревожится следователь Малюкин (!): «За кого ни беремся, на руках справка от психиатров: дескать, душевнобольной, не смей его трогать. А на экспертизу каждого подозреваемого не пошлешь…»
В.Рязанцев.
Москва.»
Итак, уважаемые читатели, господа присяжные заседатели! Призываю вас вспомнить предыдущие документы на процессе по делу Массовера и обращаю ваше внимание на три момента из приведенной статьи.
Первый. Хотя статья подписана другой фамилией, нежели прошлые, не кажется ли вам, что стиль совершенно ТОТ ЖЕ?
Второй. Собеседник автора статьи ТОТ ЖЕ, а именно следователь, который как раз и вел дело Массовера, а теперь вот получил значительное повышение по службе.
Третий. Статья, предусматривающая ответственность за помещение в психиатрическую больницу заведомо здорового лица, в Уголовный кодекс введена. Но что стоит она без новой статьи, предусматривающей неминуемую ответственность за незаконные методы ведения следствия и неправосудные приговоры?
Итак, вам делать выводы, господа присяжные заседатели…
А между тем, в конце 1990 года истечет половина девятилетнего срока, который отбывает Ю.Л.Массовер по приговору суда.
Экран новостей прессы
Еженедельная газета «АРГУМЕНТЫ И ФАКТЫ» № 25, 90 г. Статья «Спасите наши души».
Предисловие: «Проводимая в стране исправительно-трудовая политика положительных результатов не принесла. Состояние дел в этой области можно оценить негативно.
Об этом говорил на пресс-конференции в Прокуратуре СССР член коллегии Прокуратуры СССР, член Международного комитета против пыток Ю.ХИТРИН».
Выдержки из статьи: «Наше исправительно-трудовое законодательство – наиболее жестокое в сравнении с аналогичными законами демократических государств. Это мешало нам подписать ряд важнейших международных документов, в основе которых лежат гуманистические нормы.
Во многих регионах страны можно наблюдать такое же отношение к осужденным, как во времена ГУЛАГа.
…Но эта проблема имеет и другую сторону. Общество поражено преступностью в самых жестоких проявлениях. В результате в «местах отдаленных» концентрируются наиболее опасные преступники: 70% осуждены за тяжкие преступления, из них 100 тысяч – убийцы, 70 тысяч признаны рецидивистами. С психическими отклонениями – 30% осужденных, каждый четвертый нуждается в лечении от алкоголизма и наркомании.
…Исправительно-трудовая система оказалась предельно восприимчивой ко всем социальным проявлениям в обществе. Так же, как и «на воле», сегодня там не редкость голодовки, забастовки и митинги.
В 1989 г. был отмечен самый большой рост преступности в колониях: совершено 312 убийств, причинено 528 тяжких телесных повреждений.
Значительно участились нападения на сотрудников ИТУ и военнослужащих: 77 захватов заложников, в которых принимали участие 300 преступников. В качестве заложников были захвачены 177 человек, в том числе 83 женщины. С той и другой стороны есть жертвы.
…Из справки Прокуратуры СССР: «Условия отбывания наказания и предварительного заключения не в полной мере соответствуют санитарно-гигиеническим нормам и международным стандартам, особенно это касается следственных изоляторов (около 40% их требуют безотлагательного ремонта и реконструкции). Каждый восьмой осужденный страдает туберкулезом».
Уровень заболеваемости в ИТУ в 17 раз выше, чем в целом по СССР. В 10 раз выше смертность.
…Средняя месячная зарплата осужденных составляет 156 руб. 78 руб. из нее идет в государственную казну; 22 руб. изымается на питание, 3 руб. – на вещевое довольствие, часть вычитается по исковым заявлениям и около 25 руб. остается осужденному. И эту сумму получает только десятая часть осужденных.
…На 100 осужденных приходится один сотрудник. Например, в благополучной и в этой сфере Швейцарии на одного осужденного – два сотрудника. При этом надо учесть, что наши «клиенты» гораздо опаснее и изобретательнее, чем их западные «коллеги».
Проблемы ИТУ находятся вне поля зрения многих органов власти, в том числе и правительства. Никто из них не несет ответственности за результаты исправления осужденных.
А.Петров.»
«ЛИТЕРАТУРНАЯ ГАЗЕТА» от 10.01.90 г. Статья обозревателя В.Голованова «ШИЗО».
«Получив эту почту, я сник. Письмо принадлежало к тому разряду безнадежных писем, с которыми не знаешь, что и делать – пересылать по инстанциям глупо, так как сами авторы давно уже эти инстанции прошли. А публиковать… Такое публиковать?…
Да, магазины пусты, да, поезда опаздывают, да, нет бензина. Да, да, да… Но в конце концов страна проснулась. В конце концов, мы начали понимать, за что мы сейчас расплачиваемся неустроенностью нашего быта. Мы уже наполовину свободны, душой свободны. Мы можем позволить себе, сидя за чашечкой кофе, поговорить о Солженицыне, о Шаламове, о Чернобыле или о сталинских лагерях – постольку, поскольку мы знаем о них из книг Солженицына и Шаламова. Мы эти лагеря наконец признали, вмонтировали в нашу жизнь как литературный факт. Но когда сегодня не литературно, а наяву сталкиваешься с вестником из того мира (хотя бы только с письмом), веет холодом, как из-под могильной плиты, и бегут мурашки.
Всего лишь год назад в республике Коми в ИТК I\I учр.243, в колонии-поселении, где живут выпущенные за примерное поведение осужденные, солдаты внутренней службы под предводительством офицера избивают до синевы, до полусмерти десять человек, ломают ребра, отбивают почки. Все это во время разговоров о демократизации, о правах человека. Месят людей дубинками и сапогами, как грязь, как дерьмо. Вот в это не хочется верить, хочется воскликнуть: это не так! А это так. Вот как:
«Я отбываю наказание в учр.АН 243/I-I в колонии-поселении. Работал в гараже п. Мещура. В обеденный перерыв я и другие поселенцы, работающие в гараже, пришли в столовую. Туда зашел зам. по РОР капитан Иванченко и приказал всем уйти, т.к. эта столовая для вольных, а не для нас, «негров». Я нигде не слышал про такую обезличку рабочего человека и возмущался больше всех. Иванченко сказал, чтобы я сел в машину (он на самосвале ехал в пос. Седьюдор). Я подчинился. Отъехав от пос. Мещура 2-3 км, Иванченко приказал шоферу остановиться, после чего, выкинув меня из кабины, стал избивать. Помогал ему прапорщик Шевченко. От сильного удара ногой по почкам я потерял сознание. Они закинули меня в машину и поехали в пос. Седьюдор. Встать я не мог от сильной боли в боку. Меня унесли в штрафной изолятор (ШИЗО). А через три дня, когда я стал уже вставать с пола, мне принесли постановление о водворении меня на 15 суток, в котором имелась справка врача, что я пьян. Через два дня, то есть 13 августа, меня вместе с другими поселенцами перевели в пос. Обдыр, также в изолятор, досиживать эти 15 суток. 16 августа в середине дня из пос. Седьюдор привезли еще четырех осужденных, до крайней степени избитых. Вместе с ними приехали человек 10 солдат и 2-3 офицера. В их числе был капитан Иванченко. Он спросил у коридорного контролера, где Алымов, т.е. я. Дежурный показал камеру, где я находился. Иванченко скомандовал: «В круг!» Когда меня вывели, я увидел стоящих кругом солдат с резиновыми дубинками в руках. Меня кто-то втолкнул в середину этого круга, и они меня стали избивать дубинками и сапогами. В сознание я пришел, когда на меня лили воду. Затем меня поставили на ноги и снова стали избивать. Как оказался в камере – не помню. За дверью слышались удары дубинок, как сплошная дробь. Потом в камеру забросили одного за другим двоих полуживых поселенцев. В них я с трудом узнал В.Довбню и Г.Панькова. Последний много раз терял сознание при каждой попытке встать.
У тех четверых, которых привезли из пос. Седьюдор, побои были еще более ужасны, чем у нас. Все их тела были вдоль и поперек исполосованы синяками. У Барилова до неузнаваемости было избито лицо и изо рта торчал кусок губы. От них мы узнали, что в течение трех дней, с 13 по 16 августа, их ежедневно по три раза избивали дубинками, при этом не давали ни воды, ни пищи…»
Что же произошло в поселке Седьюдор? Вот строки из письма другого поселенца, В.Лукьянова, который тоже в злополучный день 8 августа оказался в рабочей столовой вместе с Алымовым, когда туда зашел капитан Иванченко. Правда, его не увозили на машине и не избивали по дороге, но в ночь на 14 августа он неожиданно по режимным соображениям был водворен в ШИЗО поселка Седьюдор. А потом «началось страшное избиение, можно сказать убийство дубинками и ногами». Избиение продолжалось на протяжении трех дней, после чего избитых поселенцев увезли «отлеживаться» в пос. Обдыр. «Мы не отошли, – пишет В.Лукьянов, – т.к. были избиты до неузнаваемости. Живого места на спине, на груди не было, был сплошной синяк. Двести отпечатков от дубинок, больше не смогли сосчитать». В поселке Обдыр их уже не избивали. Били только «свеженьких» обитателей местного ШИЗО.
Среди них – С.Устинов, оказавшийся в изоляторе за нецензурное выражение в конторе. Он свидетельствует: «После того, как вывели Алымова, я услышал крики Алымова и удары дубинок, которые сыпались так часто, что слышались как барабанная дробь. Когда Алымов смолк, Иванченко приказал дать ему воды, а остальное вылить на голову…» После Алымова были избиты еще несколько человек, находившихся в этот момент в камере. Сам Устинов также избиения не избежал, хотя «сидел один, прижавшись к стене, чтобы не увидели в глазок двери». После побоев не мог подняться три дня.
Поселенец М.Мамедов, осужденный на 5 лет за кражу книг из библиотеки, свидетельствует, что вместе с капитаном Иванченко расправой руководил лейтенант Зарипов, который давал солдатам указания «бить по всем местам, исключая голову». М.Мамедову 45 лет, и даже спустя несколько месяцев после расправы он чувствовал боли в груди и серьезно болел.
«Даже в кино я не видел таких сильных побоев», – пишет один из избитых, Г.Паньков, который, «к счастью для себя», быстро потерял сознание. Он также свидетельствует о зверском избиении Алымова: «Удары слились в сплошной треск. Когда Алымов смолк, его еще били несколько секунд. Затем Иванченко приказал плеснуть ему воды в лицо, и я снова услышал умоляющие слова Алымова, чтобы не бить его. Снова раздались удары дубинок, и больше я его не слышал…»
Сейчас прошло уже больше года с тех пор, как произошли эти события. Большая часть поселенцев, вероятно, уже освобождена. Должно быть уехали домой и солдаты, вынесшие из своей службы в ИТУ особый, страшный опыт. По жалобам поселенцев в колонию-поселение приезжали две комиссии, в одной из которых был и представитель из Москвы. Позвонив в управление «Спецлес» МВД СССР я узнал о принятых мерах.
Несколько человек получили дисциплинарные взыскания. Капитан Иванченко с одной командной должности перемещен на другую и стал майором. Против него спецпрокуратурой учреждения АН 243/I-I возбуждено уголовное дело и вскоре прекращено за отсутствием состава преступления. Не будем понапрасну мучить себя мыслями о том, как согласуется эта формулировка с тем, что пишут поселенцы, и со строгими выговорами, вынесенными лейтенанту Зарипову Ю.А., командиру батальона Хурцидзе Ш.П. и другим. Все мы прекрасно знаем, что такое ведомственное расследование, все мы знаем и про человеческие издержки работы в системе ИТУ…»
Небольшой комментарий автора «повести о «повести о повести» к последней статье.
Все приведенное было опубликовано тиражом в несколько миллионов экземпляров в официальной, центральной прессе.
И что же? А ничего…
Давно ли идеологи наши с праведным возмущением и негодованием писали о том, что в Западной Германии, де, не всегда хорошо преследуют и судят бывших нацистских преступников? Некоторые и сейчас пишут… И о «поднимающем голову неонацизме» пописывают. Кого-то там, говорят, в пивной избили – вот они, их, проклятых капиталистов, волчьи нравы! То ли дело у нас, в Стране Советов. Достижения социализма в деле воспитания «нового человека» всему миру известны. Мы их никому не уступим. И, как говорит на каждом выступлении наш Президент, мы «верны своему социалистическому выбору»!
Удивляться ли мне, что мои визиты в Прокуратуру СССР и переданные туда письма с просьбами о пересмотре дел не принесли никаких результатов?
«Моя жизнь принадлежит родине»
«Прочитал Вашу повесть. Это о нас, о многих и многих тысячах! И хочется спросить: «Ну неужели в ЦК партии настолько глухи и слепы? Неужели не ведают, что творит наша Фемида?» Или опять нужен ХХ съезд? А потом, опустив глазки, беспомощно разводить руками, горько сожалеть о загубленных жизнях. И взваливать ошибки на своих предшественников. Но ведь они люди одной партии, одного класса, одной идеи.
И «ахатовщина», и «милосердовщина» – не частное явление, но система. Порочная система, порожденная несовершенным обществом.
…С какими мыслями из жизни ушел в бесконечность Румер? Из которой шестнадцать лучших лет прошли в муках и унижениях? Когда тебя, Человек, ежедневно, ежечасно втаптывают и размешивают с дерьмом… Ату его.
А потом мы приходим… От нас смердит. И приходим жить не в космос, но в общество. Живем там, откуда нас когда-то увезли. Отряхнувшись, пытаемся жить. Но годы прошли. Семьи нет. Презрение детей. Настороженность окружающих (запах-то все-таки неприятный).
А потом опять съезд и опять, по прошествии 20 лет, опустив глазки лепетать – ошибка? Чья ошибка? Кто выдаст вексель на шестнадцать уничтоженных лет?
…Я написал 37 жалоб и протестов и… безрезультатно. Даже ответы, что удивительно, один – копирует другой. Даже описки грамматические те же. Словом, роботы с заданной программой.
…Я не могу, и не хочу ждать следующего ХХ съезда партии. Я чувствую в себе огромный запас энергии, которая может служить благу общества, я должен и хочу приносить пользу, но меня фактически уничтожили. Моя жизнь принадлежит Родине, и это чувство выстрадано, но отнюдь не мясникам в белых и незапятнанных одеждах. Или я что-то понимаю не так?…
Кромм В.И.»
Свердловская обл./Письмо № 193/
А что же родина?
Великая страна, занимающая одну шестую часть суши. Природных богатств – не счесть. Все еще, все еще, несмотря ни на что.
Великий народ, давший миру Достоевского, Пушкина, Чехова, Менделеева, Чайковского, Толстого, Репина, Сурикова, Солженицына, да многих, многих других…
Что же случилось с нами? Где мы? Как же ответить на вопрос, состоящий из одного только старого русского слова:
– ДОКОЛЕ?
Часть 6. БОРЦЫ
Взлет и падение Соколаускаса
«Больше года прошло с тех тревожных дней, когда было объявлено: в городе появился опасный преступник, он вооружен, его имя – Артурас Соколаускас. Вскоре с помощью ленинградцев он был задержан. Началось следствие…»
/Газета «Телевидение и радио», Ленинград.
Программа ТВ на 25 апреля 1988 г./
Телефонный звонок:
– Я из Вильнюса. Меня зовут Эльвира Владимировна… Вы автор повести «Пирамида», я не ошиблась? Вы о деле Соколаускаса не слышали? У нас много о нем говорят. Военный, который застрелил восьмерых. В поезде…
…На этот раз сон был какой-то сумбурный, мучительный, ни одной картинки хорошей, голова болела даже во сне, проснулся внезапно от резкой боли где-то в пальцах ноги. И тут же, в первое же мгновение яви, ощутил острое желание уснуть опять, спрятаться в сон, пусть даже такой, какой был, лишь бы не просыпаться совсем, никогда, никогда, в этом ненавистном теперь собственном теле.
Стук колес, покачивание, поскрипывание старого вагона. Верхняя полка. Жгучая боль, запах гари.
Да, это был очередной «велик», как издевательски называли его ребята. Бумажку вставляли между пальцами ноги и поджигали. Нога во сне инстинктивно дергалась, когда огонь достигал кожи, и получался, якобы, «оборот педалей» – велосипед.
На этот раз даже не было дружного гогота, когда Артур дернулся, проснулся и тотчас рванулся, чтобы погасить огонь. Они смотрели лениво, скучая. Их было, кажется, трое в купе. Заключенных уже отвезли. Теперь возвращались в часть.
«А.Соколаускас был призван из Вильнюса в армию, во внутренние войска МВД, в июне 1986 года. К моменту совершения преступления прослужил в подразделении восемь месяцев. По утверждениям самого Соколаускаса, у него не сложились взаимоотношения с сослуживцами, в частности, со старослужащими. Материалы предварительного следствия говорят о том, что в подразделении действительно были случаи, когда его заставляли вне очереди убирать помещение, некоторые старослужащие принуждали его к выполнению работ вместо себя. Его били. Безусловно, унижалось достоинство молодого солдата. Этому способствовала обстановка попустительства к неуставным взаимоотношениям со стороны командиров и политработников части. Следствие провело большую работу по выявлению причин преступления…»
/Слова военного прокурора Ленинградского
военного округа, полковника юстиции О.Л.
Гаврилюка из статьи Т.Зазориной «Роковой
рейс» в Ленинградской газете «Смена»
от 13.IV.88 г./
«Какое прекрасное синее небо было надо мной до армии! Какие планы я строил, и вот как все случилось. Зашли черные тучи, затмили небо, сверкнула молния, и вся моя жизнь исковеркана. Но я не сломался, нет – во мне еще мерцает огонь, который еще вспыхнет…»
/Из письма А.Соколаускаса родным, 15.III.87 г./
…Но надо было вставать. Да, в купе сидели трое. Поезд громыхал, вагон качало, за окном проносились столбы, заснеженные деревья, небо было хмуро, мелькали снежинки, и так хотелось выпрыгнуть туда, в сугробы, зарыться лицом в чистый холодный снег.
За что? Вопрос надвигался, как черная глыба, потому что самое страшное было в нем. Если бы можно было на него ответить! Жуткая бессмыслица происходящего придавливала, скрючивала, делала все невыносимым, полная беспомощность парализовала ум, волю. Он понимал, что от этого только хуже, чутье подсказывало, что его мучительный поиск ответа только распаляет их. «Интеллигент паршивый…» Услышав это впервые, он сразу почувствовал, что здесь кроется какая-то загадка – тяжелая, звериная ненависть почудилась ему в этих словах невысокого, коренастого солдата, и первой же реакцией был вопрос: почему? за что? Не было ответа, и именно потому положение казалось безвыходным. Нужно было отвечать на бесконечные придирки, нужно было сопротивляться, восстать. Но как?
Вся жизнь до армии была понятна и проста. Есть правда, есть ложь. Есть честь и подлость, добро и зло. Нужно быть мужественным и добрым. Порядочным. Люди обычно понимают правду и доброту. Да что люди – кошки, собаки и то…
В армии началось по-другому.
«Дорогие папа и мама, во время нашей встречи вы обвиняли себя, что не научили меня ябедничать. Этому не надо учить…
Может быть в том, что мне не хватало самостоятельности в некоторых эпизодах моей жизни, и есть часть той ошибки, которая обратилась в трагедию для множества людей. Да, я попал в среду подлых людей, для которых существовал волчий закон. Я пытался всеми способами вырваться из той среды, но мне не улыбалось счастье. Чаша боли и унижений все наполнялась и наполнялась, а выхода все не было. Мало с кем я мог поделиться своим горем, посоветоваться, что и как мне делать. Вы спросите, почему я не обращался к офицерам. Я шел, но как выяснилось, шел не той дорогой. Я просил, чтобы меня перевели в другую роту, но надо было не просить, а решительно прорываться вперед, сметая все на своем пути. Как видите, мне не хватало решительности…»
/Из письма Соколаускаса родным. 15.III.87 г./
Из показаний свидетеля О.Солодкова:
«…Рядовой Маджунов постоянно толкал Соколаускаса, нецензурно выражался в его адрес, обзывал его «чушкой». Физически он был сильнее Соколаускаса… Подходил к нему и без всякого повода бил его ногами…»
Из показаний свидетеля С.Евтухова:
«Когда я увидел, как солдаты караула издеваются друг над другом, то просто оцепенел. Даже среди рецидивистов и уголовников отношения более теплые, доброжелательные, чем у этих солдат… Отношения в карауле были хуже, чем между заключенными. Они относились все друг к другу, как собаки, то есть по кличкам и свистом.»
Из протокола допроса Е.Лебедева:
«…Ему /Соколаускасу/ было очень неудобно, что сослуживцы к нему так относятся, тем более, что осужденные по этому поводу подкалывали его… он в этом случае замыкался в себе и с нами не разговаривал, думал о чем-то своем».
Наличие, мягко говоря, «неуставных взаимоотношений» в деле подтверждают показания осужденных Суховского К.В. (том 5 л.д. 104-105), Ильина С.И. (том 5 л.д. 9-19), Богачева Г.В. (том 5 л.д. 99-101), Морозова И.Н. (том 7 л.д. 125-131)»
/Все показания – из статьи в газете
«Комсомольская правда» от 29 июня 1989 г.
«Так где же правда о расстрелянном карауле?»/
…Надо, надо было восстать, сразу восстать, но как? Ведь действительно первые дни службы, и он на самом деле «салага». На самом деле он ничего здесь не знает и должен учиться. Так принято: раз младший – изволь подчиняться старшим. «Демократический централизм!» – как однажды пошутил лейтенант, которому пожаловался один из «салаг». Так принято.
Но ведь… Сильный должен помогать слабому. Сильный – это значит обязательно добрый. Насилие, зло – это слабость. Знание – хорошо, невежество – плохо. Понимание, мягкость, интеллигентность – одни из лучших человеческих свойств. Честь, достоинство – это то, без чего человеку просто нельзя считаться человеком. И вдруг…
Все оказалось наоборот. Сильный не помогает – сильный всеми способами, какие только придут в голову, угнетает и унижает слабого. Это считается «воспитанием». Насилие, зло – единственное проявление силы, все остальное – слабость. Знание плохо, потому что оно отвлекает. Мягкость и так называемая «интеллигентность» – слабость, ничтожество и чистоплюйство. Чем грубее – тем лучше. Подчинение вышестоящим, угнетение нижестоящих – вот главный принцип. Остальное чепуха. Старший приказывает, младший подчиняется, выполняет. Любое сомнение – нарушение дисциплины. Честь, достоинство – выдумка, глупость. Приказ командира – закон для подчиненного. «Я начальник – ты дурак, ты начальник – я дурак». Вот это и есть «демократический централизм». Дисциплина, на которой держится армия. Все.
А что еще? Патриотизм? Но ведь он в том и заключается, чтобы армия была сильной и дисциплинированной. То есть чем больше «демократического централизма», тем больше, значит, патриотизма. Верность народу и партии? То же самое. «Армия стоит на защите социалистических завоеваний советского народа». Все. Вопросы есть? Если есть – смотри выше, предыдущий абзац. Еще есть вопросы? Нет. Правильно. Вопросов вообще не должно быть. Приказ дается один раз. Нужно не спрашивать, а выполнять.
Да, конечно, он и раньше слышал о таком. Например, в уличных компаниях. Там тоже приказ главаря – закон. Но из такой компании можно было все-таки выйти. Или просто в нее не вступать. Здесь, в армии, выхода не было. «Почетная обязанность каждого гражданина». Попал – терпи. Выйти нельзя. И не попадать нельзя.
Началось с того, может быть, что его заставили застелить койку. Чужую. Он не должен был этого делать. Но сделал. Ему объяснили, что так положено, так делают все. Новичок – помогай старшим. Терпи. Потом велели постирать чужие носки. Он отказывался. Тут-то и начали бить. Он пытался объяснить. Бесполезно. Одногодки не поддержали его, они приняли этот закон сразу. Такого одиночества он не чувствовал никогда в жизни. Наверное, нужно было уметь скрыть свою ненависть. Не получалось. Его опять били. Он был чужой среди своих.
Мучили сны. Они прекрасны. Во сне он жил той, прошлой жизнью, где все просто и ясно. Каждое пробуждение – как несчастье. Это ловушка, западня. Выхода не было. А впереди долгие месяцы, сотни мучительных дней. Нет, выхода все же было три. Первый – бежать. Но он понимал, что это бесполезно: найдут и вернут, посадят на губу, там не только бьют, там мальчиков «опускают». Так принято. Больше всего он боялся именно этого. Страшнее унижения среди ребят не было, лучше умереть. И это был второй выход – уйти из жизни самому – застрелиться, например. Некоторые выбирали этот, второй. Но это все-таки выход слабых. Он не мог причинить такое горе матери, отцу, брату, он знал, что они любят его и не перенесут его самоубийства. Третий выход – терпеть. Но с каждым днем он все больше осознавал, что не выдержит. Либо все же в порыве покончит с собой, либо сойдет с ума. Дело было в том, что его мир рухнул. Все сместилось в сознании: он не понимал, что происходит, почему, за что. Если бы ему объяснили! Можно застилать койки, мыть пол вне очереди, стирать чужое белье – все можно. Можно не спать несколько ночей, не есть, драться до последнего «с превосходящими силами противника», мерзнуть, больным выходить на учение, терпеть любые обиды. Все можно. Если знать, ради чего. Защищая Родину, выполняя важное задание, отдавая жизнь за родных, за любимую. Спасая свое человеческое достоинство, честь.
Но тут… Никто не понимал его. С каждым днем, кажется, они все больше ненавидели его. Они опустились сами. Фактически они потеряли человеческий облик. Он видел это, и они понимали, что он видит. Этого ему простить не могли.
Выдержки из писем А.Соколаускаса, находящихся в уголовном деле.
Родителям:
…Армия хороший учитель, она не только развивает мышцы, но способствует пониманию психологии.
Все в порядке, можете спать спокойно. Ваш сын.
Письмо девушке, после карантина и присяги, на второй день после прибытия в воинскую часть:
…Вот и началась моя настоящая служба, еще неделю назад я был «салага», а сегодня стал настоящим солдатом, который может защитить не только свою Родину, но и родной дом, и тебя…
Девушке:
…Грета, я своим старанием постараюсь не испачкать имя солдата…
Другу:
…Служба нормальная, старики не очень «шумят», только иногда получаешь работу потяжелее, но нам, молодым, это положено…
