Юрий Сергеевич Аракчеев
Пирамида жива…
Последнее слово обвиняемого
Граждане судьи! Данный судебный процесс подходит к концу. Скоро вы удалитесь в совещательную комнату для вынесения приговора. Как вам известно, с самого начала и до конца предварительного следствия, а также в судебном заседании я постоянно заявлял о своей полной невиновности в отношении инкриминируемых мне деяний. С моей точки зрения, судебное разбирательство также показало мою полную невиновность, о чем убедительно, юридически обоснованно и квалифицированно сказал мой адвокат в своей защитительной речи.
Я со своей стороны хотел бы остановиться на показаниях некоторых свидетелей. В первую очередь это показания Рабиновича, практически единственного свидетеля, компрометирующего меня. В своих показаниях в суде я уже приводил примеры лживости показаний Рабиновича на предварительном следствии. Давая показания в судебном заседании, Рабинович продолжал лгать…
В своих показаниях как на предварительном следствии, так и в судебном заседании, он описывает расположение комнат и мест общего пользования в моей квартире. Он помнит даже то, что на дверях комнат висели бамбуковые занавеси. Однако Рабинович почему-то не упоминает, что в квартире была собака, не заметить которую было невозможно, потому что всех входивших в квартиру она встречала громким лаем, и ее приходилось запирать в комнате. Собака жила в квартире с марта 1980 г. Все эти обстоятельства свидетельствуют о том, что если Рабинович и бывал в моей квартире, то раньше того времени, на которое он указывает.
В процессе следствия по моему делу мне предъявлялись кое-какие материалы уголовного дела № 50842. Из этих материалов было видно, что в процессе следствия по его делу Рабинович неоднократно делал «чистосердечные признания», каждое из которых по лживости превосходило предыдущее…
Тем не менее, следствие верит ему, несмотря ни на что, потому что следствию это выгодно, а истина руководителя следственной бригады В.И. Малюкина интересует менее всего.
Еще один характерный момент: на очной ставке с Рабиновичем я спросил его, твердо ли он уверен, что эпизодов нашей совместной «преступной деятельности» было только два (Гольдман и Фоменко). Рабинович совершенно четко и определенно ответил: «Да, только два – Гольдман и Фоменко.» В судебном заседании, зная исключительную способность Рабиновича к подобного рода «чистосердечным признаниям» и опасаясь с его стороны новых оговоров, я повторил тот же вопрос, добавив: «Не последует ли новых «чистосердечных признаний», компрометирующих меня?» И тут последовал удивительно циничный ответ Рабиновича: «Если будет нужно, последуют»…
В своей обвинительной речи прокурор, пытаясь обосновать то, что Рабинович дает правдивые показания, сказала: «Рабинович прекрасно понимает, что еще предстоит расследование его дела». Я полностью согласен с этим доводом прокурора. Да, Рабинович прекрасно понимает это, как понимает и то, что он полностью зависим от следствия. Поэтому он готов дать любые нужные следствию показания и не только в отношении меня. А ведь Рабинович является основным свидетелем обвинения, на показаниях которого следствие обосновывает мою виновность в тягчайшем преступлении.
В свете вышеизложенного о Рабиновиче, можно ли доверять его показаниям и огульно отрицать показания Косарева, Чекмарева, Борисенко, Алферова, Живиной, Мартыновой, которые удостоверяют мою полную невиновность в отношении инкриминируемых мне деяний? Подобный подход свидетельствует о крайней необъективности и тенденциозности как предварительного следствия, так и поддерживающего обвинение в суде прокурора.
О показаниях Заирова подробно говорил мой адвокат в своей защитительной речи. Я полностью согласен с его доводами и добавить к этому ничего не могу.
Показания Булавенко как на предварительном следствии, так и в судебном заседании подвергнуты тщательному и всестороннему анализу в речи адвоката. Я полностью согласен с доводами защиты…
Относительно обнаружения в моей квартире акта № 770 на Гольдмана, я высказал свои соображения во время допроса в судебном заседании. Адвокат в своей речи дал подробный и исчерпывающий анализ доказательственного значения этой «улики». Я полностью согласен с доводами адвоката, и добавить к ним мне нечего…
Граждане судьи! С самого начала и до окончания следствия по моему делу следствие постоянно нарушало нормы советского уголовно-процессуального законодательства. Я с первого же допроса постоянно заявлял о своей полной невиновности, приводил различные доводы в подтверждение этого, просил следователей проверить мои доводы. Однако, ни один из следователей следственной бригады не сделал этого. Более того, в протоколах допросов даже не фиксировались мои просьбы…
Возникает вопрос, о какой объективности, всесторонности и полноте расследования может идти речь, когда на первом же допросе в качестве обвиняемого, следователь В.Е.Синюк заявил, что единственный в то время инкриминируемый мне эпизод (получение в 1981 г. взятки от Рабиновича за направление Фоменко на стационарную судебно-психиатрическую экспертизу) – чистая формальность для того, чтобы на законных основаниях содержать меня под стражей, а по другим многочисленным эпизодам моя вина полностью доказана и осталось лишь «застолбить это протоколами допросов». Для полноты картины отмечу, что вместо «остальных многочисленных эпизодов», накануне закрытия дела после шестимесячного следствия появился лишь один эпизод (Гольдман), а обещанный тем же Синюком «громкий процесс на всю страну» скромно проходит в зале № 3 Брежневского районного народного суда. Да это и неудивительно. В подобном деле гласность и открытость явно не нужны следствию…
Граждане судьи! Как я уже отмечал ранее, весь ход судебного разбирательства с точки зрения защиты и с моей точки зрения несомненно и убедительно показал мою полную невиновность. Прокурор имела возможность, как это предусмотрено законом и нередко практиковалось прежде, отказаться от обвинения. Однако, для этого нужно обладать профессиональной честностью, принципиальностью, гражданским мужеством. Действительность показала явный дефицит этих качеств у представителя государственного обвинения. Поэтому ей пришлось взять на себя весьма неблаговидную задачу: поддерживать обвинение по сфабрикованному следствием делу. Совершенно естественно, что убедительных, юридически обоснованных доводов в поддержку подобного обвинения она в своей речи привести не смогла, ограничившись механическим перечислением пунктов обвинительного заключения, набором штампованных фраз и голословных бездоказательных утверждений…
Граждане судьи! Я не прошу у Вас ни снисхождения, ни гуманности. Я взываю исключительно к вашей справедливости, то есть к неукоснительному соблюдению не только буквы, но и духа закона. И если вы в совещательной комнате, решая мою судьбу, будете руководствоваться этими принципами, то я убежден, что вами в отношении меня будет вынесен справедливый оправдательный приговор. Какой-либо иной приговор будет неправосудным.
Последствия
Итак, уважаемые читатели, многоуважаемые «господа присяжные заседатели», вы ознакомились с главными документами судебного заседания. Конечно, я привел их в сокращении, конечно, здесь нет подробных свидетельских показаний. Но я ручаюсь за главную суть…
Как тут не вспомнить изданные у нас «Речи известных французских адвокатов», судебные речи наших – дореволюционных – соотечественников. Какое блестящее столкновение лучших юридических умов демонстрируют эти издания! Там действительно решались сложные вопросы, там следствие, адвокатура, обвинение цеплялись за тончайшие нюансы происшедшего, там искали истину. Что же мы видим здесь? Выводы следствия непрофессиональны, ничтожны, обвинение человека в тягчайшем преступлении (от восьми лет заключения – до расстрела!) основано исключительно на показаниях лиц, никак не заслуживающих доверия, явно заинтересованных именно в обвинительных показаниях, подавляющее число свидетелей дает показания совершенно противоположные тем, какие очень нужны следствию, дело абсолютно ясно любому здравомыслящему человеку: если даже Массовер и виновен в получении инкриминируемых взяток, то это совершенно не доказано.
Но что же делает суд? Он, как вы уже знаете, проштамповывает Обвинительное заключение…
Приговор, как уже сказано, фактически повторил обвинительное заключение и назначил Массоверу наказание «в виде лишения свободы сроком на ДЕВЯТЬ лет, с конфискацией имущества, с отбыванием наказания в исправительно-трудовой колонии усиленного режима.» Кроме того, ему было запрещено «занимать должности в медицинских учреждениях, связанные с врачебной практикой, экспертизой, иной медицинской деятельностью сроком на 5 лет». И еще кроме того было решено взыскать с осужденного в доход государства неосновательное обогащение – 7500 рублей».
Постойте, скажете вы, этого же просто не может быть. Зачем же тогда и суд, зачем заседания, показания свидетелей, если ничего не изменилось в приговоре по сравнению с Обвинительным заключением? А вот так. Нужен суд, чтобы все было «по закону».
Постойте, но… Ведь уж и перестройка на дворе, почти год уже как. И специальное Постановление о социалистической законности принято… Ну, может, по инерции проштамповали. Жалобу! Скорее кассационную жалобу – разберутся, отменят, теперь не те времена…
И адвокат обратился с кассационной жалобой, а сослуживцы осужденного Массовера буквально засыпали разные инстанции коллективными и индивидуальными письмами с протестами против несправедливого приговора, давящей, не имеющей ничего общего с объективностью и законностью атмосферой суда, противозаконных, насильственных, унижающих достоинство человеческой личности действий следствия. Но…
В дело вмешалась центральная печать.
Газета
Еще не было кассационного рассмотрения приговора, еще могли вмешаться надзорные инстанции, еще была у суда возможность не совершить роковой ошибки, а в одной из статей одной из весьма-весьма серьезных центральных газет, органа ЦК КПСС, появилась «характеристика» Массовера… Увы, эта уважаемая газета выступила отнюдь не в той роли, в какой выступила когда-то «Литературка» в «Деле Клименкина». Да, и вправду покойный Залман Афроимович Румер, заведующий отделом писем той «Литературки», не так уж типичен в своей филантропической, сострадательной роли, правы были, увы, авторы многих писем, пришедших мне в связи с публикацией «Пирамиды»… Где глубоко русский, российский обычай помощи заключенным? Еврей Румер и корреспонденты «Литературной газеты» (тоже не очень-то русские…) в труднейшие времена так называемого застоя сумели-таки продемонстрировать его. Увы, не то произошло теперь.
Гигант советской печати, могучий орган массовой информации всей мощью своего непререкаемого влияния обрушивается на человека беспомощного, сидящего за решеткой и пока еще – по бесстыдным словам корреспондента газеты же! – только лишь обвиняемого, а значит невиновного, ибо согласно закону вину обвиняемого может установить только суд. Если быть точным, то приговор в суде первой инстанции уже вынесен, однако, оставляя, очевидно, для себя лазейку – на всякий случай! – но в то же самое время упорно стараясь надавить на суд кассационный, корреспондент в своей статье о взяточничестве и взяточниках и о доблестной работе доблестных следователей пишет буквально следующее:
«Меру ответственности тех, кто уличен во взятке, в частности Ю.Массовера, бывшего председателя амбулаторной судебно-психиатрической экспертной комиссии… определит суд. А вот о моральном облике этого человека, который, как говорится в характеристике из больницы, отличается активной общественно-политической позицией, пользуется авторитетом в коллективе, скажу уже сейчас. Несколько штрихов к его портрету, набросанных родными и близкими…»
А дальше – грязь. И в личном плане, и… в политическом. То есть обвинение в аморальности, антисоветизме… Приемы, как говорится, все те же. Знакомые до боли.
Нехорошо. Цинично и неблагородно. Но может быть по крайней мере есть правда в корреспонденции, подписанной, между прочим, вполне русской фамилией? В конце концов мы из западных кинофильмов и других источников знаем, что там, у них, есть такие не осужденные судом мафиози, которые самим своим существованием отравляют общественную атмосферу, и если посадить в тюрьму их никак не удается, то пусть хоть журналисты им жизнь попортят. Может быть, Массовер как раз такой же, хоть и живет он не на Западе, а у нас? Еще, мол, неизвестно, подтвердит ли кассационный суд шитый белыми нитками приговор, но он, Массовер, все равно «бяка», церемониться с ним в общественном мнении ни в каком разе не стоит, а вот следователь «по особо важным делам» – душка, настоящий наш отечественный «комиссар Катаньи», и его, наоборот, надо всеми силами поддержать?
Но не успели номера газеты дойти «до самых до окраин», как в больнице, где работал Ю.Л.Массовер, созвано профсоюзное собрание, на котором практически единодушно выступают сослуживцы человека, содержащегося под стражей, они характеризуют его явно с положительной стороны. Если вспомнить «Дело Клименкина» и собрание сослуживцев там, то здесь мы тоже имеем противоположное явление, но здесь, слава Богу, он – в пользу человеческой нравственности.
Вот выписки из протокола собрания сослуживцев в больнице:
«…С мая 1986 г. до момента ареста Массовера в отделении сложилась нездоровая нервозная обстановка, которая усугубилась открытыми высказываниями следователей, прокурора в судебном заседании, а в последующем и статьей в центральной газете. И то, и другое было направлено против всего коллектива отделения и больницы в целом. В указанной статье корреспондентом изложена только одна сторона дела, причем в пренебрежительном тоне он отзывается о лицах, которых вообще не видел и не знает. Ни с одним из сотрудников отделения он не знаком и не разговаривал, что и отразилось в необъективной оценке личности Массовера. Возникает вопрос: почему человек, даже привлеченный к уголовной ответственности, должен характеризоваться только отрицательно и должна фальсифицироваться характеристика? Более того, когда мы, коллектив отделения, пригласили данного журналиста на собрание, то он не счел необходимым прийти. Просим оградить коллектив от субъективных оценок и разобраться в сложившейся ситуации. Письмо, где отражено мнение сотрудников отделения, решено направить в газету… За данную резолюцию проголосовало 33 сотрудника, воздержалось 3.»
И коллективное письмо было послано сразу в несколько инстанций, в том числе – в ЦК КПСС и в газету.
Вот еще выдержка, уже из письма, а не протокола:
«Существует незыблемое правило: прежде, чем публиковать какой-либо материал, достоверность его проверяется журналистом, хотя бы путем беседы с обеими сторонами. Мы не знаем, каков источник сведений о Массовере у журналиста. Пусть он был лишен возможности беседы с самим Массовером, однако, побеседовать с коллективом в котором Массовер работал многие годы, с его близкими, журналист был обязан.
…Мы надеемся, что вы найдете возможность довести до сведения тов. журналиста мнение коллектива судебно-психиатрической экспертизы, выраженной на собрании, о котором мы упоминали, но на которое, кстати, тов. журналист, несмотря на наше приглашение, отказался явиться».
Но… Никто и не думает отвечать коллективу по существу вопросов. Затронута уже не только честь мундира Советского Правосудия. Теперь уже затронут мундир и Советской печати. И в газете появляется новая статья. Построена она просто блестяще. Думаю, что если когда-то будут изучать нашу прессу разных периодов – «культа», «волюнтаризма», «застоя», – то эту статью можно будет целиком включить в хрестоматию или даже в учебник.
«Что главным было в те времена? – так приблизительно я вижу текст из учебника. – Главным было – во что бы то ни стало настоять на своем, победить противника. Ни в коем случае не должен был пострадать авторитет государственного (партийного) органа. Абстрактный «гуманизм», абстрактная «объективность» считались понятиями глубоко буржуазными. Как сказано главным идеологом тех времен К.Марксом: «Философы до сих пор пытались объяснить мир. Задача заключается в том, чтобы изменить его». Без церемонии считалось, что изменить его надо так, как хотело Государство, а точнее – Партия, а еще точнее – те, или тот, кто стоял во главе ее именно в тот период. Следовательно, истинно правдивым являлось не то, что есть, а то, что должно быть, и, опять же, с точки зрения тех людей, что стояли на вершине государственной пирамиды. Основатель Советского государства и Партии, В.И.Ленин прямо говорил: нравственно то, что полезно для партии, для «социализма». Хотя внятных представлений о том, что же такое «социализм» ни он сам, ни покойный идеолог Маркс не имели, но это не имело значения, ибо революционеры с точки зрения их вождя, должны руководствоваться не законами, а – революционным правосознанием. Что, кстати, метко выражено в пословице тех времен: «Большевики не обязаны считаться с фактами – факты обязаны считаться с большевиками».
А теперь рассмотрим типичную статью того времени…
Начинается она с подборки высказываний из читательских писем, естественно одобряющих тот факт, что газета, наконец-то, затронула важную и закрытую ранее тему – злоупотребления в области психиатрии. «Тон этой почты радует, – с достоинством пишет газета. – Он тоже свидетельствует о том, что в стране складывается новая морально-нравственная атмосфера, в которой нет закрытых от критики зон или тем». Обратите внимание на то, как умело использована тема предыдущей статьи и как явно, но словно бы между прочим завышено ее значение: ведь если для критики открывается «зона» психиатрии, то из этого еще не следует, что закрытых «зон» вообще не осталось… Но далее: «На фоне тревожной почты врачей, нашедших в себе гражданское мужество выступить против корпоративной поруки, выделяется беспринципностью письмо, написанное «по поручению рабочего собрания коллектива…» «Выделяется беспринципностью!» Великолепно. Ни слова по существу письма – хотя бы о том, что ведь журналист не встречался с заинтересованными лицами, о которых пишет, чем нарушил главное правило журналистской этики. Любая защита сослуживца, если того осудили (а ведь приговор даже еще и не утвержден!), – это, выходит, уже «беспринципность». «Советский суд не ошибается никогда!» – знакомо? Этих слов нет в статье, но они явно просвечивают… А дальше уже откровенная грязь на Массовера, «подтвержденная», опять же, все теми же доводами, что и в статье предыдущей. И, очевидно, из тех же источников информации, ибо ни с родными, ни с близкими, ни с кем из других сослуживцев корреспондент по-прежнему не встречался. Выясняются и источники информации – те трое, очевидно, что на собрании воздержались: «С того собрания, на котором обсуждалось выступление газеты, демонстративно ушли опытные эксперты…» Перечисляются три имени. Остальные 33, выходит «неопытные»… Что же касается опытных, то: «Их возмущает беспринципность коллег, круговая порука, тревожит установившаяся в клинике атмосфера, в которой люди боятся расправы за критику. Причем не только административной…» Вот тут уже совсем интересно: уголовное преследование, на которое намекает газета – кстати, эту статью подписал уже не журналист, а «Отдел социальных проблем», так что она, вроде, редакционная… – так вот уголовное преследование грозит якобы не тем, кто защищает Массовера, а тем, кто обвиняет его! Ловко? Как будто это не Массовер приговаривается на девять лет… Ну, вот и все о Массовере. И о журналисте. Ни слова, конечно, о том, что нельзя выносить приговор до суда, как это сделал журналист в предыдущей статье. Теперь – побольше серьезных, красивых слов в статье:
«Избавление общества от искажений социалистической морали, расширении гласности, критики и самокритики (каково, а?! – Ю.А.) – часть перестройки, развернувшейся в стране. В стороне от нее не должен остаться ни один коллектив (только не коллектив газеты! – Ю.А.). Понятно, переоценка ценностей не всем по душе (это уж точно!). Протекционизм, семейственность, кумовство пустили глубокие корни, опутали иные коллективы. Их зрелость проверяется сегодня. Проверяется правдой». Вот как! Правдой проверяется-то, оказывается.
Именно этот абзац статьи, видимо, особенно возмутил брата Ю.Л.Массовера – того самого, который позвонил мне и с которого началось мое знакомство с делом. Ибо свое письмо в редакцию газеты после этой статьи (а копию – Генеральному Прокурору СССР), он так и озаглавил: «Давайте проверим правдой!». И, приведя, в частности этот абзац, справедливо написал : «Если это не дежурный лозунг, давайте проверим правдой зрелость Вашего коллектива». Он имел в виду коллектив газеты. И далее:
«Я вызываю на суд чести журналиста. Я обвиняю его в диффамации, т.е. тенденциозном распространении порочащих моего брата сведений, большей частью ложных и клеветнических с целью создания общественного мнения и влияния этим на решение суда по обвинению моего брата во взяточничестве.
Генерального Прокурора СССР прошу считать это письмо официальным заявлением о возбуждении против журналиста дела, согласно советским законам.
Письмо мое прошу напечатать полностью, без искажений».
Вот так. Я думаю, ясно, что никто и не собирался ни возбуждать дело, ни печатать «без искажений», ни даже возразить «гражданину СССР».
Но вернемся к газетной статье. Она продолжалась все в том же классическом стиле: «За обновлением нашего общества, за тем, как возрождаются наши нравственные ценности с надеждой, интересом следят люди в самых разных странах». Вот как. Процесс Массовера – это, оказывается, «возрождение наших нравственных ценностей». И сам процесс, и следствие, очевидно, и, конечно, предыдущая статья с шельмованием Массовера, пока что еще не осужденного. Так и хочется спросить: чьих же это «наших»? Но следующая фраза: «Следят друзья и враги». Все по канонам: добрались и до врагов, без них-то нам куда же? Следующая фраза опять достойна бессмертия, настолько она классически чеканна: «Одни черпая в обновлении нашего общества, в уроках правды силу, другие – извращая, передергивая их в своих целях». Оказывается, это еще и «уроки правды»… Вот она печать тех времен, продолжаю я представлять себе учебник будущего, эта печать характерна тем, что она не ошибается никогда. Что бы ни утверждала. Ошибаются лишь те, против кого она выступает, и, конечно, враги. И не могу удержаться от цитирования довольно длинного, но опять же классического следующего абзаца:
«Советская газета… теперь впервые признала факт злоупотребления психиатрией в политических целях в СССР» – так отозвалась на наши публикации «Немецкая волна». С первой до последней фразы в ее комментарии клевета. И рассуждения о принудительном лечении многих правозащитников, узников совести, в особенности членов неофициального движения за мир», рожденного бредовой фантазией «Немецкой волны». И подтасовка имен. И умолчание того простого факта, что речь идет об уголовном преступлении, злоупотреблениях служебным положением…»
Да, «Немецкая волна» поторопилась. Признания только еще начались… И цель была другой. Но не в том дело сейчас. О Массовере больше ни слова… Но зато теперь – о главном:
«Грязная волна» верна себе. Цена таким спекуляциям известна. Точно сказал во время нашей недавней встречи в Москве видный греческий психиатр, президент Всемирной ассоциации психиатров:
– Правда из Советского Союза взрывает антисоветскую пропаганду.»
Эх, если бы правда! Обидно… Ведь действительно нужна правда…
Далее в статье говорится, что господин президент ознакомился с публикациями газеты и, в частности, сказал:
«Думаю, в каждой стране мог бы быть создан этический суд чести психиатров, который бы стоял на страже моральной чистоты нашей профессии.»
«Думается, дельное предложение, – продолжает газета. – И не только для психиатров».
Вот именно, согласимся и мы. Только сначала ведь нужно бы поставить все с головы на ноги.
