Энджи Томас
Я взлечу

Отец уволил Суприма перед самой смертью. Джей говорит, что они не сошлись во взглядах на творчество.

Суприм и парень поднимаются на Ринг. Едва Хайп вручает парню микрофон, тот произносит:

– На сцене ваш Майл-Зи, с большой буквы «З», самый шикардосный принц!

Толпа неистовствует.

– Ой, так вот чья эта дебильная песенка… – говорит тетя Пуф.

Точно, вот почему лицо такое знакомое. Трек так и называется, «Шикардосный», и, поверьте, тупее песни не придумаешь. Даже по району не пройтись, ни разу не услышав его голос: «Я шикардосный, всех вас оставил с носом! Шикардосный! Шикардосный! Шик, шик, шик…»

Под эту песенку еще полагается танцевать танец под названием «Отсоси мне, я шикардосный». Особенно маленьким детям нравится. На официальном видео где-то миллион просмотров.

– Похлопаем Суприму, моему бате! – кричит Майл-Зи, указывая на отца.

Толпа хлопает, Суприм кивает.

– Ну охренеть, – говорит тетя Пуф. – Тебе придется батлить против сына менеджера твоего папы.

Ага, охренеть. И это еще ладно, но я буду батлить против знаменитости. Песенка, конечно, тупая, но Майл-Зи все знают и уже болеют за него. А обо мне никто даже не слышал.

Зато я умею делать годный рэп. А у него в песне знаете какие слова?

 
Жизнь несправедлива,
но я живу красиво.
Бабло течет как ливень,
бабло, бабло, бабло…
 

Короче, вы поняли. Будет несложно. Только мне теперь никак нельзя проиграть. Такого позора я не переживу.

Хайп снова включает барабанную дробь.

– И эмси слева… – провозглашает он, и несколько парней выкрикивают свои имена, как будто это что-то изменит. – Бри!

Тетя Пуф поднимает мою руку повыше и выводит меня на Ринг.

– С нами победитель! – кричит она с таким видом, как будто я Мухаммед Али. А я не он. И мне страшно до усрачки.

Но делать нечего – поднимаюсь на Ринг. Прожектор светит в лицо. На меня смотрят сотни глаз и камеры нескольких телефонов.

Хайп дает мне микрофон:

– Представься.

Надо разжечь толпу, но у меня получается выговорить только:

– Привет, я Бри.

Кто-то фыркает.

– Бри, – хмыкает Хайп, – ты же дочурка Ло?

Это-то тут при чем?

– Ага.

– Круто! Если малышка пошла в отца, сейчас будет жарко!

Толпа ревет.

Если честно, меня чуть взбесило, что он заговорил про папу. Не, я все понимаю, но бесит. Стою я чего-то или нет, с отцом это никак не связано. Он не смог научить меня читать рэп. Я самоучка. Зачем его всегда приплетать?

– Я бросаю монетку, – продолжает Хайп. – Бри, орел или решка?

– Решка, – бормочу я.

Хайп подбрасывает монетку, ловит и кладет на тыльную сторону ладони.

– Решка. Кто первый?

Я киваю Майл-Зи. Даже ответить нормально не могу, куда там первой выступать.

– Окей. Готовы к батлу?

Толпа, понятно, давно готова. А я – ни хрена. Но выбора нет.

Три

Включается бит – Niggas in Paris Джей-Зи и Канье. Мое сердце бьется громче басов. Майл-Зи становится ко мне вплотную, конкретно нарушая личное пространство. Зато я могу хорошенько его рассмотреть. Базарит он, конечно, бойко, но в глазах-то страх.

Он начинает читать:

 
Я так богат, все хотят моих трат, мои найки блестят.
Трачу за день сто К, я тусить не устал, бабло на кармане.
Я богатый, король гетто, четкий гангста, на вас срать мне.
Я заправил «феррари», ствол на кармане, мочу папарацци…
 

Ладно, надо отдать ему должное, звучит получше, чем его трек, но, блин, серьезно? Какой из него бандит, гангстер и что он там еще говорил? Он не имеет права так себя называть. Он даже в гетто не живет. Все знают, что Суприм переехал в хороший район. И его сын будет трепаться об уличной жизни?

Хрена с два.

Я выведу его на чистую воду. Как-то так, например:

 
Окей, допустим, ты был знаменит,
я это исправлю, пусть знают везде:
ты такой же фальшивый бандит,
как брюлики у тебя на кресте.
 

А круто вышло.

Он читает что-то про то, какой он офигенный гангстер. Я, ухмыляясь, жду своей очереди. И вдруг слышу:

 
Я богат, и мне на тебя насрать.
Победа в кармане, но я иду до конца
и хладнокровно размажу тебя,
как пуля – мозги твоего недоумка-отца.
 

Какого хера?

Я напираю на Майл-Зи:

– Это что, нахер, сейчас было?

Хайп выключает музыку.

– Эй, эй, остынь! – кричит кто-то.

Несколько мужчин выбегают на Ринг.

Меня оттаскивает тетя Пуф.

– Говнюк мелкий! – ору я. – А ну-ка повтори.

Тетушка отводит меня в уголок.

– Чего ты разошлась?

– Ты слышала, что он сказал?

– Да, так отвечай панчами, а не кулаками! Хочешь вылететь, не сказав ни слова?

Я пытаюсь выровнять дыхание.

– Но отца трогать…

– Он хотел тебя задеть, и он тебя задел.

Черт. Она права. Так и есть.

Толпа негодующе ревет. Да, про моего папу здесь лучше не шутить.

– Тихо! – кричит Хайп. – Правила есть правила. Запретных тем нет. На Ринге можно шутить даже про Ло.

Толпа ревет громче.

– Тихо, тихо! – Хайп пытается всех угомонить. – Майл-Зи, братан, это было ниже пояса. Не надо так.

– Сорян, – говорит Майл-Зи в микрофон и ухмыляется.

Меня трясет, и нестерпимо хочется ему вмазать. Еще и горло перехватило, и я зла на себя едва не сильнее, чем на Майл-Зи.

– Бри, готова? – спрашивает Хайп.

Тетя Пуф выталкивает меня на середину Ринга.

– Ага, – выплевываю я.

– Тогда за дело!

Снова включается бит, но из головы вдруг выдувает все панчи.

– Я…

 
Размажу тебя, как пуля…
 

До сих пор иногда слышу эхо выстрелов, которые его убили.

– Он…

 
…твоего недоумка-отца.
 

До сих пор в ушах стоят рыдания Джей.

– Я…

 
Пуля твоего недоумка-отца.
 

До сих пор вижу, как он лежит в гробу, мертвый и холодный.

– Осечка! – кричит кто-то.

Блин.

Крик подхватывают, и вот уже много голосов скандируют: «Осечка! Осечка!» Майл-Зи лыбится во весь рот. Его отец фыркает.

Хайп останавливает бит.

– Увы. В первом раунде автоматом побеждает Майл-Зи.

Я забиваюсь в уголок сцены.

Я слила раунд. Слила вчистую!

Ко мне поднимается тетя Пуф.

– Да что с тобой? Ты что, из-за той строчки?..

– Тетушка…

– Ты вообще представляешь, сколько сейчас на кону? Это твой шанс. Шанс выстрелить. А ты просто так отдашь ему победу?

– Нет, но…

Тетушка выталкивает меня из угла:

– Забудь, что он сморозил!

Майл-Зи тем временем дают пять, его хлопают по плечу. Суприм гордо улыбается.

Я немного даже завидую. Не то чтобы я хочу, чтобы мой отец был таким мудаком, но у него хотя бы есть отец. Да что там, мне бы хоть одно радостное воспоминание о папе! Я помню только, как его убили.

Его застрелили прямо перед домом, где мы тогда жили. Они с Джей собирались на свидание. Тетя Пуф тогда жила с нами и должна была присмотреть за нами с Треем в их отсутствие. Папа расцеловал нас на прощание – мы как раз запустили Mario Kart, – и они с Джей вышли на улицу. Там с визгом припарковалась машина. И, пока Принцесса Пич в моем исполнении разделывала Боузера Трея и Тоада тети Пуф, прогремело пять выстрелов. Мне было всего четыре года, но грохот до сих пор стоит в ушах. И рыдания Джей – настоящий вой, какого не мог издавать человек.

Говорили, стрелял кто-то из Венценосных. Это была самая крупная банда Королей в восточной части города. Их столько, что они могли бы быть самостоятельной группировкой. Отец не состоял ни в какой банде, но дружил с целой кучей Послушников Сада, ну и попал под горячую руку. Венценосные его убрали.

Если про него рассказывают правду, его-то ничто на свете не заставило бы промолчать целый раунд. И меня больше не заставит.

– Второй раунд! – объявляет Хайп. – Майл-Зи, ты, как победитель, можешь выбрать, кто первый.

– Я готов, – ухмыляется Майл-Зи.

– Тогда немножко старой школы, – объявляет Хайп, вращает пластинку и пускает новый бит, Deep Cover Снупа и Дре. Вот уж точно старая школа. Самая первая песня Снупа!

Старожилы Ринга неистовствуют. Кое-кто из молодежи явно не узнает бита. Майл-Зи читает, даже не глядя на меня, как будто я уже не соперник:

 
Йо, меня кличут принцем, я здесь как рыба в воде.
Много лет мучу тему, вам нет места в моей игре.
Меня кличут бандитом, дети хотят быть как я,
все телки живые живо текут от меня,
я богат, у меня денег пачки, крутые шмотки и тачки,
на меня сам Джордан батрачит…
 

Знаете первое правило батлов? Бить по болевым точкам соперника. В этом раунде он вообще ни слова мне не сказал. Это само по себе ничего не значит, но у меня зарождаются подозрения. Я слила раунд. Настоящий батл-рэпер воспользовался бы этим и просто меня размазал. Да я сама бы этим воспользовалась. Майл-Зи даже не намекает на мое поражение. Значит, с вероятностью процентов девяносто восемь текст полностью писался заранее.

Для Ринга это зашквар. Хуже зашквар, только когда текст пишет кто-то другой.

Я не знаю, кто на самом деле сочинял ему панчи, может, и он сам, но уж убедить народ, что это был не он, я смогу. Грязный прием? Грязнее некуда.

Но он сам начал про отца, значит, и я не буду играть честно.

Второе правило батлов – оборачивать любые обстоятельства себе на пользу. Суприм по виду не сомневается в победе сынка. А стоило бы. Я размажу их обоих.

Третье правило – если читаешь под бит, попадай в ритм на все сто. Следи за подачей, за рифмами, за ритмом. Важно каждое слово, каждый слог. Подача меняется даже от того, как произнести одно-единственное слово. Большинство знает Deep Cover именно в версии Снупа и Дре, но я как-то нашла на ютубе римейк от рэпера под псевдонимом Big Pun. Его подача легла на песню абсолютно гениально.

Попробую закосить под него.

Вдруг получится стереть с лица Майл-Зи эту тупую ухмылку? Вдруг получится все-таки победить?

Майл-Зи умолкает, бит затихает. Все, что он заслужил на этот раз, – пара хлопков. На Ринге в чести годные панчи, а не корявые строчки о том, какой ты крутой.

– Спасибо, Майл-Зи, – говорит Хайп. – Бри, твоя очередь!

Слова уже лежат перед глазами, как детали пазла. Осталось собрать их в единое целое.

Снова включается бит. Я киваю в такт. Сейчас есть только я, музыка и Майл-Зи.

Слова сплетаются в рифмованные ритмичные строчки, осталось только выпустить их наружу:

Майл-Зи, готовься к драке. А, ты проиграл. Я поговорить хотела с тем, кто текст писал.

Ведь не ты же сам. Выходи на бой с Брианной, или ты зассал? Я читаю как звезда, как богиня. Вижу, твоего отца-то смелость покинула.

Ты повержен, малыш, ну-ка на колени. Тебе написали текст, ну а я великолепна.

Спроси своих дружков, и Суприма заодно.

Да, привет из Сада, где чтут мертвецов.

Не будет извинений, я тверда как сталь,

ты, Майл-Зи, труслив как заяц, уступай мне пьедестал.

Ты пропадешь без вести, не уйдешь от мести…

Я замолкаю: толпа оглушительно ревет. Даже ушам больно.

– Слыхали? – выкрикивает Хайп. – Вот это да!

Даже самые суровые на вид громилы подпрыгивают, держа кулаки рупором, и вопят.

– Слыхали? – снова выкрикивает Хайп и включает сирену.

Сирену!

Она звучит, когда эмси выдает особенно мощный панч.

Я, Брианна Мэри Джексон, удостоилась сирены. Охренеть.

– Малышка жжет напалмом! – кричит Хайп. – Несите шланг! Мы тут сгорим! Вот это жара!

Это что-то невероятное. А я-то еще удивлялась, когда друзьям тети Пуф нравились мои фристайлы. Сегодня я перешла на какой-то совсем новый уровень, как Люк, ставший из простого парнишки офигенным джедаем.

– Майл-Зи, прости, брат, но девчонка размазала тебя в пару строк, – объявляет Хайп. – Зовите копов, у нас тут мокруха! Судьи, что скажете?

Все трое поднимают таблички с моим именем. Толпа ревет еще громче.

– Раунд за Бри! – заключает Хайп.

Майл-Зи нервно подергивает пушок на подбородке. Я ухмыляюсь: я его уделала!

– Итак, финальный раунд, – продолжает Хайп. – У нас ничья, победа в раунде – победа в батле. Бри, кто начнет?

– Он, – отвечаю я. – Пусть поскорее оттарабанит свою заготовку.

Толпа свистит. Да, я сказала это вслух.

– Майл-Зи, аккуратно с ней, – наставляет Хайп. – За дело!

Включается бит: Shook Ones от Mobb Deep. Он помедленнее, чем Deep Cover, – то что надо для фристайла. Во всех батлах, которые я смотрела на ютубе, именно под этот бит начиналось настоящее мясо.

Майл-Зи читает, сверля меня взглядом. Опять что-то про то, сколько у него бабла, как на него вешаются девчонки, как они тащатся от его шмоток, камней и бандитской жизни. Он полощет по кругу один и тот же тухляк. Который даже не сам писал.

Я его порву.

Я наброшусь на него, как будто меня никто не учил хорошим манерам. С «манерами» можно много что срифмовать, если правильно подать. «Камеру», «рэпера», «лицемера»… Или, например, MC Hammer. Их с Vanilla Ice все настоящие хип-хоперы считают попсой. Можно сравнить Майл-Зи с ними.

Точно надо использовать мою фирменную строчку: «Любой бриллиант начинается с Бри». Когда-то так пошутила тетя Пуф. Она тогда еще сказала, что я слишком сильно все шлифую.

Слово «шлифовка» тоже можно использовать. Рифмуется со «сноровкой» и «голодовкой». Голодовка – бунт – революция. Революцию начинают сильные лидеры. «Лидер» рифмуется с «видео». Видео показывают в эфире. «Эфир» – это название дисса Nas на Джей-Зи.

По псевдониму соперника тоже надо пройтись. «Майл» – это «миля». Мили в час. Скорость. Скорость света. И под конец надо как-то снова выйти на себя.

Майл-Зи опускает микрофон. Снова – пара хлопков. Суприм тоже хлопает, но хмурится.

– Спасибо, Майл-Зи, – вступает Хайп. – Бри, задай жару!

Снова играет бит. Тетя Пуф говорит, что сегодня мой единственный шанс показать всем и их мамкам, чего я стою.

И я им воспользуюсь.

Прости, что наезжаю, где мои манеры?

Я рэп читаю по любви, ты ради баб и камер, ты

поп-звезда, а не эмси, Vanilla Ice и Hammer.

Ты обосрался, купи памперс

и жопу подотри,

а я пока сяду на трон,

смотри, обо мне говорят короли,

и любой бриллиант начинается с Бри.

Да, мой рэп – бриллиант первоклассной шлифовки,

чтоб выстоять против меня, у тебя не хватит сноровки.

Я подняла восстание, теперь я новый лидер.

Небось твой гострайтер этого не предвидел?

Я выйду отсюда в эфир, ты уедешь в гробу.

Прости, но сегодня я тебя разорву.

У себя на районе слыву мясником я. Этот парень всем надоел, я его упокою.

Что уставился? Объясню для тупых: ты банально оказался на пути безудержной Бри.

Без осечки я бью в вечность, кровь течет речкой, я беспечна, бесчеловечна, тех, кто батлил со мной, уже не излечат.

О, меня ждет топ-менеджмент: свой лейбл и много денег.

Заруби себе на носу: таких диких, как я, нигде нет.

Тебя зовут Майл-Зи? Кто придумал такой смешной алиас? Я лечу со скоростью света, ты делаешь пару миль в час.

Твой рэп ползет как улитка, мой летит как воздушный ас.

Будущее за Бри, а ты просрал свой звездный час.

Жалкий трус. Называешь себя бандитом? Не плети ерунды-то.

Ты читаешь про шмотки, про цацки, про шопинг с кредиткой,

про огромный свой ствол, но скорее пойми,

это Ринг, и здесь говорят обо мне – Бри!

Зрители ревут.

– А я говорила! – повторяет тетя Пуф, стоя у самых канатов. – Я вам всем говорила!

Майл-Зи прячет глаза и от меня, и от Суприма. Тот, кажется, недовольно на него смотрит. Может, и на меня тоже. За очками ничего не понять.

– Тихо, тихо, – говорит Хайп, выходя из-за пульта. – Итак, решающее голосование. Победа в раунде – победа в батле. Судьи, ваши голоса.

Мистер Джимми поднимает табличку: «Бри». Ди-Найс поднимает свою: «Бри». Си-Зи написал на своей: «Ловорезка».

Охренеть.

– У нас есть победитель! – объявляет Хайп под громогласные аплодисменты и поднимает вверх мою руку. – Дамы и господа, сегодня в Битве новичков побеждает Бри!

Четыре

Через несколько часов после батла мне снится привычный кошмар.

Мне пять, и я сажусь в мамин старый «лексус». Папу уже почти год как забрали на небо. Тетушка Пуф пару месяцев как съехала. Теперь она обитает в жилом комплексе у их с мамой тети. Я пристегиваю ремень, мама протягивает мне мой забитый до отказа рюкзак. Мамина рука покрыта темными отметинами. Она говорила, что следы появились, потому что ей было плохо.

– Мамочка, тебе до сих пор плохо? – спрашиваю я.

Проследив, куда я смотрю, она расправляет рукав и шепчет:

– Да, малышка.

Ко мне садится брат. Мама говорит, что отвезет нас в особенное место. В итоге мы паркуемся на участке дедушки с бабушкой.

Трей вдруг как будто что-то осознает. Он со слезами умоляет ее передумать. От вида его слез я тоже начинаю плакать.

Мама говорит ему отвести меня в дом, но он никак не реагирует. Тогда мама выходит из машины, открывает дверь со стороны Трея, отстегивает ремень и пытается вытащить его, но брат вцепляется в кресло руками и ногами.

Мама хватает его за плечи.

– Трей! Побудь мужчиной, ладно? – дрожащим голосом просит она. – Ради сестры. Хорошо?

Брат оглядывается на меня, быстро вытирает глаза.

– Но… я… Все в порядке, Капелька, – выговаривает он наконец, не в силах даже подавить всхлипы. – Все хорошо.

Он отстегивает мой ремень, берет меня за руку и выводит из машины.

Мама дает нам рюкзаки.

– Ведите себя хорошо, – просит она. – Слушайтесь дедушку с бабушкой.

– Когда ты вернешься за нами? – спрашиваю я.

Мама садится передо мной на корточки, трясущимися пальцами ерошит мне волосы, гладит по щеке.

– Я вернусь. Правда.

– Когда?

– Я обязательно вернусь. Я тебя люблю, помни это.

Она касается губами моего лба и долго-долго так сидит. Потом так же целует в лоб Трея и встает.

– Мамочка, когда ты вернешься? – снова спрашиваю я.

Не отвечая, мама садится в машину и заводит двигатель. По ее щекам рекой льются слезы. Мне всего пять, но я все равно понимаю, что долго ее не увижу.

Я бросаю рюкзак и бегу за машиной.

– Мамочка, не уезжай!

Машина уже выезжает с участка. Мне нельзя одной выходить на дорогу.

– Мамочка! – кричу я сквозь слезы. Машина все дальше, дальше – и пропадает из виду. – Мамочка! Мам…

– Брианна!

Я рывком просыпаюсь. У моей постели сидит Джей.

– Доченька, что случилось?

Я вытираю мокрые глаза и пытаюсь перевести дух.

– Ничего.

– Тебе приснился кошмар?

Кошмар, который был явью. Джей действительно однажды оставила нас с Треем бабушке с дедушкой. Она не могла одновременно заботиться о нас и о том, как достать дозу. Так я поняла, что порой, умирая, люди забирают с собой живых.

Через несколько месяцев я случайно увидела ее в парке. Красноглазая, с шелушащейся кожей, она казалась не моей любимой мамочкой, а каким-то драконом. С тех пор я и называю ее Джей – тогда она перестала быть мамой. Это моя вредная привычка, и я никак не могу с ней завязать. До сих пор.

Джей вернулась за нами только через три года, когда прошла реабилитацию. Даже когда она перестала употреблять, судья разрешил ей забирать нас с Треем только на выходные два раза в месяц и иногда по праздникам. Нам позволили жить с ней только пять лет назад, когда она нашла работу и сняла нормальное жилье.

Мы пять лет живем под одной крышей, а мне все еще снится, как она нас бросает. Иногда накатывает ни с того ни с сего. Но я ни за что не расскажу Джей, что мне снится. Ей будет стыдно, и мне тоже – за то, что стыдно ей.

– Да ерунда, – отвечаю я.

Джей вздыхает и встает с кровати.

– Ладно, тогда вставай. Надо поговорить.

– О чем?

– О том, почему ты рассказала мне, что победила на Ринге, но скрываешь, что твоя успеваемость падает быстрее, чем широкие штаны Пуф.

– В смысле?

– В прямом. – Джей показывает мне экран телефона. – Мне написала ваш учитель стихосложения.

Миссис Мюррэй.

Точно, мы же разговаривали после дополнительных занятий.

Черт.

Если честно, я о ней совсем забыла. После батла я реально летала как на крыльях. Это чувство, когда тебе хлопает огромная толпа, наверно, похоже на приход от наркотика. Я подсела.

И что теперь отвечать матери?

– Ну извини.

– За что ты извиняешься, Бри? Какая твоя главная обязанность?

– Образование превыше всего, – бормочу я.

– Вот именно. Образование превыше всего, даже рэпа. Мне казалось, мы это уже обсуждали.

– Да ладно, блин, ничего такого не случилось.

Джей поднимает брови.

– Девочка моя, – медленно, веско произносит она, – следи-ка за языком.

– Слушай, половина родителей вообще на такие мелочи внимания не обращает.

– Прах побери, сравнила меня с половиной родителей! Ты можешь лучше, я видела. Давай-ка напрягись. Не желаю больше видеть никаких троек, кроме костюма-тройки, и никаких четверок, кроме «Фантастической четверки». Хорошо?

Да чего она придирается!

– Хорошо, мэм.

– Спасибо. Собирайся в школу. – И уходит.

– Да ну нафиг, – бормочу я. – Только встала, уже минус настроение.

– А нечего учиться на четыре с минусом! – кричит Джей из коридора. Ни слова сказать нельзя!

Я встаю, и мне тут же хочется забиться обратно под одеяло. Вылезать из тепла на промерзший воздух всегда тяжелее всего. Потом, когда разомнешься, привыкаешь.

Со стены у кровати на меня смотрят первые леди хип-хопа. У меня тут нашлось место каждой: MC Lyte, Мисси Эллиотт, Ники Минаж, Rapsody… список можно продолжать бесконечно. Если я хочу стать королевой рэпа, пусть другие королевы присматривают за мной по ночам.

Я снова надеваю худи с Дартом Вейдером и влезаю в недотимбы. Конечно, они у меня не настоящие. Настоящие стоят как квитанция за воду. Эти я добыла на барахолке за двадцать баксов. Обычно я щеголяю ими так, как будто они настоящие, вот только…

– Блин!

Черная «кожа» на одном ботинке вытерлась, и видно белую ткань. Со вторым такое было еще на прошлой неделе. Я беру черный маркер – и за работу. Дешевый трюк, но куда деваться.

Ничего, скоро я куплю нормальные тимбы. Скопила денег с продажи сладостей. Тетушка Пуф закупает мне товар и разрешает оставить себе прибыль. Просто так давать мне денег Джей ей не разрешает. Спасибо другим ученикам Мидтаунской школы, у меня отложена уже примерно половина цены новеньких тимбов. Вообще говоря, торговля в школе запрещена, но пока меня не спалили. Респект Мишель Обаме: после ее реформы школьного питания из торговых автоматов убрали все вкусности, и теперь я купаюсь в золоте.

С улицы сигналит клаксон. Четверть восьмого, значит, это мистер Уотсон, водитель автобуса. Он всегда говорит, что умрет, но приедет вовремя. Если он когда-нибудь заделается зомби, я с ним не поеду.

– Я пошла, – говорю я Джей.

Дверь в спальню Трея закрыта. Брат, наверно, дрыхнет без задних ног. Он приходит со смены, когда я ложусь спать, и уходит обратно, пока я в школе.

У дверей ждет маленький желтый автобус. Мидтаунская школа находится, естественно, в Мидтауне, там все живут в красивых добротных многоэтажках и дорогущих старых частных домах. Мы живем в Садовом Перевале, и я должна учиться в местной школе, но Джей говорит, что там постоянно происходит какая-то фигня и всем учителям на все насрать. Частная школа нам не по карману, остается довольствоваться Мидтаунской школой искусств. Несколько лет назад они пустили школьные автобусы в другие районы. Официально это называлось «инициативой по инклюзии». Джей называет это «инициативой по добыванию грантов, которые на белых деток просто так не дадут». В итоге там собрались богатые дети из северной части города, средний класс из центра и собственно Мидтауна и ребята из гетто типа меня. Из Садового Перевала в Мидтаунскую школу ходят всего пятнадцать человек, поэтому за нами посылают маленький автобус.

Мистер Уотсон надел колпак Санты Клауса и гудит себе под нос, подпевая играющей у него с телефона Silent Night в исполнении Temptations. До Рождества осталось меньше двух недель, а мистер Уотсон готов к нему чуть ли не с лета.

– Здрасте, мистер Уотсон! – здороваюсь я.

– Привет, Брианна! Как погодка, бодрит?

– Слишком уж бодрит.

– Не бывает слишком. Хороша погодка!

Ага, в самый раз, чтобы жопу отморозить.

– Как скажете, – бурчу я и иду к задним сиденьям.

Я в автобусе третий пассажир. Впереди спит Шена, едва касаясь головой окна: даже во сне ее пучок остается безупречен. В последнее время все танцоры из одиннадцатого класса ходят измотанные.

Из самого конца салона мне кивает Деон. Рядом прислонен к спинке кресла футляр его саксофона. Мы с Деоном оба одиннадцатиклассники, но он выбрал музыкальную специализацию, поэтому мы видимся только в автобусе.

– Привет, Бри. Продашь мне сникерс?

Я сажусь на пару рядов впереди него.

– А тебе по карману?

Он бросает мне скомканный доллар. Я кидаю ему сникерс.

– Спасибо. А ты задала жару на Ринге!

– Ты, смотрю, уже в курсе?

– Ага. Видел батл на ютубе. Мне кузен прислал. Сказал, ты огонь.

Офигеть, обо мне уже говорит район? Ринг-то точно меня запомнил. Я вчера еле оттуда вышла, все говорили мне, какая я крутая. Тогда я впервые поняла, что правда чего-то в этом стою. Потому что просто о чем-то мечтать – одно дело, и совсем другое – понять, что мечта может сбыться. Я всю жизнь мечтала читать рэп, но мечты – это просто мечты. Они умирают или разбиваются о реальность. Поверьте, каждый раз, когда я заглядываю в полупустой холодильник, я понимаю, как глупо мечтать. Но вот я выиграла батл, а Ди-Найс получил крупный контракт – и кажется, что нет ничего невозможного. Ну или я так отчаянно хочу перемен.

За окном тянется Сад. Пенсионеры поливают клумбы и выносят мусор. Из пары машин ревет громкая музыка. Вроде все как всегда, но после протестов никто так и не вернулся к нормальной жизни. Здесь больше не чувствуешь себя в безопасности. Сад никогда не был райским местечком, но до всей этой истории я боялась только Послушников Сада и Королей. Теперь, по ходу, надо еще и копов остерегаться. Да, тут иногда убивают. Нет, не только полицейские. Но Джей говорит про тот случай: как будто к тебе домой пришел чужой человек, похитил твоего ребенка и свалил вину на тебя, мол, у тебя неблагополучная семья. И весь мир осуждает тебя за то, что ты вышел из себя.

В автобус садится Зейн, двенадцатиклассник с кольцом в носу. Он надутый индюк. Сонни говорит, что Зейн считает себя красавчиком. Ладно, мы с Сонни согласны, он и правда красавчик. Меня разрывают противоречия: он до жопы бесит, но какое же у него симпатичное лицо!

Ну и ладно, будем честны, жопа у него тоже симпатичная. Зачетные булки.

Он ни разу со мной не заговаривал, но сегодня бросает:

– Батл огонь, ма!

Ну охренеть.

– Спасибо.

Сколько народу его посмотрели?

Эйджа из девятого точно видела. Она респектует мне, едва зайдя в автобус. Кейона, Невея и Джебари из десятого – тоже. И вот обо мне говорит уже весь автобус.

– Бри, а ты талант!

– Я весь батл за тебя болел!

– А спорим, меня она в батле не сделает? Богом клянусь! – хвалится Кертис Бринкли.

Этот мелкий кудрявый чернокожий пацан постоянно врет и клянется богом. В пятом классе он всем говорил, что Рианна его кузина и его мама сейчас с ней в туре как личный стилист. В шестом классе он говорил, что мама в туре уже с Бейонсе. На самом деле его мама сидела в тюрьме. И до сих пор сидит.

Мистер Уотсон паркуется рядом с домами Сонни и Малика. Они живут в соседних домах. Оба выходят из дома Малика.

Я снимаю бейсболку. Волосы на лбу все еще выглядят жалко, но я хотя бы попыталась их поприличнее уложить. И губы накрасила. Глупо, конечно, но вдруг Малик заметит?

Я-то за ним любые мелочи подмечаю. Например, иногда его глаза по-особенному блестят, как будто он знает все мои тайны до единой и все их принимает. А еще он симпатичный, но сам этого не осознает и от этого почему-то смотрится еще лучше. А еще у меня сердце заходится каждый раз, когда он называет меня Бризи. Кроме него, меня так никто не зовет, а еще он произносит это, чуть растягивая гласные, – никто не смог бы повторить, даже если бы попытался. Как будто он хочет, чтобы это мое прозвище принадлежало только ему.

Мои чувства к нему зародились, когда нам было по десять. Я очень отчетливо помню, как мы с ним однажды боролись у него во дворе: я была за Дуэйна Скалу Джонсона, он – за Джона Сину. Мы тогда запоем смотрели реслинг на ютубе. Так вот, я повалила Малика на землю, уселась сверху, и мне вдруг захотелось его поцеловать.

Жесть как я тогда испугалась.

Чтобы успокоиться, я двинула ему еще разок и голосом Скалы сказала:

– Я надеру тебе твой карамельный зад!

Ага, я подавила первое пробуждение своей сексуальности, изобразив Скалу.

Я тогда просто перестремалась. Самое страшное, чувствато со временем никуда не делись. Но я снова и снова повторяла себе: он же Малик, мой лучший на свете лучший друг. Я его Лея, а он мой Люк.

И тем не менее вот она я – смотрю в экран телефона, не смазалась ли помада оттенка «розовая решимость» (кто только такие названия выдумывает?), и надеюсь, что он тоже вдруг взглянет на меня по-новому. Жалкое зрелище.

– Признай уже, я надрал тебе жопу! – говорит ему Сонни, садясь в автобус.

– Я же сказал, у меня джойстик барахлил! – спорит Малик. – Переиграем.

– Хорошо. Я все равно надеру тебе… Бри-и-и!

Сонни идет по проходу, пританцовывая в такт воображаемому биту. Дойдя до меня, он склоняется, будто перед божеством.

– Да здравствует королева Ринга!

– Королева? Еще нет, – смеюсь я.

– Ну, мастер Йода, вчера-то ты всех порвала! – Мы даем друг другу пять и обмениваемся приветствием Ваканды. Ваканда навеки.

– Я, так и быть, не скажу: «Я же говорил», – говорит Малик. – Но и что не говорил, не говорить не буду.

– Сам-то понял, что сказал? – спрашиваю я.

Сонни садится на кресло перед моим.

– По-любому нет.

Малик плюхается рядом со мной.

– Это двойное отрицание!

– Вообще-то нет, мистер будущий киновед, – возражаю я. – На правах ученика литературного направления заявляю, что ты сморозил чушь. У тебя получилось, что ты скажешь мне, что этого не говорил.

Малик сводит брови домиком и приоткрывает рот. Какой он симпатяга, если его ошарашить.

– Чего?

– Что слышал. Занимайся дальше своими видео.

– Вот да, – соглашается Сонни. – Короче, Бри, батл был огонь. Ну, не считая первого раунда, когда ты стояла и тупила. Я уже собирался, в духе Мэрайи Кэри, поднять табличку: «Я ее не знаю».

Я шлепаю его по руке. Вот тролль!

– Но потом ты всем показала! – продолжает Сонни. – А вот Майл-Зи пора на выход из рэпа.

– Ага, – кивает Малик, – он проджаджабинксил свой шанс.

Он считает, что в честь Джа-Джа Бинкса надо ввести глагол, прилагательное и наречие, которые обозначали бы всякую лажу, потому что он самый дурацкий персонаж вселенной «Звездных войн».

– Братан, ты же понимаешь, что никто больше так говорить не будет? – спрашивает Сонни.

– Ну почему? Такое классное слово! Если кто-то облажался – сравни его с Джа-Джа Бинксом.

– О, я понял, – отвечает Сонни. – Ты полный Джа-Джа Бинкс.

Малик щелкает его по лбу. Сонни пихает Малика в плечо, и они долго обмениваются тычками и шлепками.

Все как всегда. Потасовки Сонни с Маликом – одна из немногих жизненных констант, таких как смерть, налоги и монологи Канье Уэста.

У Сонни вибрирует телефон, и Малик будто разом перестает для него существовать. Лицо Сонни светится не хуже экрана.

Я приподнимаю голову с кресла, разминаю шею.

– Кто это тебе пишет?

– Отстань, убери свой длинный нос!

Я чуть наклоняюсь вперед, пытаясь разглядеть имя в диалоге, но Сонни гасит экран. Замечаю только, что после имени идет смайлик с глазами-сердечками. Поднимаю брови.