Ян Авдеев
Первый Тест На Божественность

Санкт-Петербург, отделение полиции, Выборгский район, начало нулевых.

– Тарасов, Александр! На выход!

Железная решётка мучительно заскрипела; звук отдавался неприятными мурашками по телу. Молодой парень, дремавший на одной из нижних полок, не спеша поднялся и, тряхнув зажатым в руке пиджаком, покинул убогое помещение. Остальные сидельцы, втроем ютившиеся на противоположной койке, молча проводили его взглядами и, не сговариваясь, с облегчением выдохнули. Всё имущество Тарасова составляли мятые рубашка и брюки, спортивные туфли, шнурки от которых ему вернули на проходной вместе с тонким чёрным галстуком, и полупустая фляга на 200 миллилитров. Ни денег, ни документов.

Выйдя на улицу, он ловко повязал галстук, но затягивать не стал. Открыв флягу и проверив исходящий из неё аромат («с этих гавриков станется вылакать недешёвый коньяк и нассать в ёмкость»), он сделал глоток и удовлетворенно причмокнул. Жизнь немного ослабила захват; до момента, когда его опять накроет, оставалось ещё какое-то время, и он собирался насладиться им по максимуму. А если ещё поддерживать в себе необходимый уровень алкоголя и держаться подальше от конфликтных ситуаций, то можно и месяц не появляться в участке. Кошмары вот только…

– Служивый!

Оклик прозвучал со стороны старого, но ухоженного BMW, в котором сидели двое мужчин. Александр приметил их сразу по выходе из узилища, но ни машину, ни людей он не знал, так что подходить не спешил. Только повернул голову, обозначив тем самым, что обращение услышал.

– Подвезти?

Тарасов быстро прикинул ситуацию, оценив дистанцию до дома и отсутствие какой-либо наличности и вероятность того, что незнакомцы наверняка попытаются по дороге залезть в душу, а возможно, и сделают ещё какое-нибудь – скорее всего, дурацкое – предложение, и решил всё же на первое предложение согласиться.

– Куда? – спросил его сидящий за рулём косматый мужик в рясе.

– А вы не знаете?

– Домашний адрес – знаю. Но, может, тебе ещё куда-то надо, – совсем не смутился водитель.

– Не надо. Сигареты есть?

– Константин Романович, бардачок, будьте любезны.

Сидящий рядом с водителем интеллигентный пожилой мужчина с военной выправкой вытащил вскрытую пачку «Мальборо» с зажигалкой внутри и через плечо протянул Тарасову. Парень приоткрыл окно и с наслаждением затянулся. В глазах отсутствовал какой-либо интерес к продолжению беседы, поэтому Инок тронул автомобиль с места и снова обратился к Александру:

– Меня зовут Сильвестр. Инок Сильвестр. А это полковник Волконский, Константин Романович.

– Здравия желаю. – Нельзя было сказать, что у парня появился интерес, но, по крайней мере, он показал, что есть вещи, которые ему не безразличны.

– Если честно, то сам я никогда в армии не служил, не довелось. Но мне кажется, у нас с тобой, Александр, есть кое-что общее.

Парень продолжал отмалчиваться; Инок продолжал делать вид, что его устраивает роль оратора и игра в одни ворота.

– Дело в том, что я тоже вернулся домой после продолжительной командировки. Вернулся, вдохнул знакомый с детства воздух, прошёлся по изученным вдоль и поперёк улочкам и… не почувствовал себя дома. Помню, сильно удивился, когда это осознал. Вот он вроде бы есть, родной город. А родным почему-то быть перестал. Как будто, пока я за хлебом ходил, в мою квартиру других людей заселили. Неприятное ощущение, правда?

Парень всё так же невидяще глядел на проносящиеся за окном улицы и, лишь когда пауза слишком затянулась, лениво бросил:

– Вы меня в клуб обездоленных сблатовать хотите?

– У клуба другое название, но суть примерно угадал. Все мы чего-то хотим, Саша. Вот Константин Романович, к примеру, хочет помогать таким, как ты, не пускать себе пулю в висок после года на гражданке. Ты не подумай, полковник не альтруист. Просто он так воюет. Воевать ведь можно не только с людьми, правда, Константин Романович? – На риторический вопрос Волконский не ответил. – И ты, Саша, тоже чего-то хочешь. Может, кошмары перестать видеть по ночам. А может, понять, кому вся эта война нужна была. Или просто душевное равновесие обрести. Больше не воевать, так сказать, самому с собой.

– А тебе чего надо? Мою душу спасти? Ты, типа, с дьяволом воюешь?

– С дьяволом рано ещё. Не дорос. А нужны мне, Саша, богатыри. Помнишь, кто такие?

– Герои русских сказок.

– Теперь да. А когда-то это были хорошие профессионалы. Умельцы с боевым опытом и отличными мозгами. Нужно было какому-нибудь князю, к примеру, непростую проблему решить, так он мог, вместо того чтобы всю рать созывать, послать одного богатыря. Они не тем сильны были, что палицей резво махали, а тем, что проблемы умели решать.

– В князья метишь, батюшка?

– Я Инок – это другое. Я не правлю, а служу, так же, как и ты, Саша, когда-то. Мне не нужна армия, потому что воюю я не с людьми, а с их пороками. Мне нужны ещё одни руки. Длинные такие руки, которыми я бы мог защищать свой дом от всех врагов, внутренних или внешних.

– Если ты пророчишь меня на эту роль, то эти длинные руки уже давно не те.

– А тут уже ваш выход, Константин Романович.

BMW остановился напротив подъезда, в котором обитал Тарасов; замки на дверях автомобиля щёлкнули и открылись.

– Если вы договоритесь, то приезжайте в Новгород, в Юрьевский монастырь. Покажите, на что способны, полковник, и у вас будет всё необходимое: клиника, оборудование, персонал, бюджет. А ты, Саша, захочешь остаться и помочь мне – буду рад. Не захочешь – воля твоя. Мне ты ничего должен не будешь. Вот, разве что полковнику – спасибо … Бывайте, воины.

Тарасов проводил взглядом BMW и уставился на Волконского.

– Сам ещё не понял. Только сегодня повстречались. – пожал плечами тот.

– А меня уже поняли?

– Только часть. Ту, что ты водкой заливаешь.

– Коньяком, – уточнил парень. – И это я весь.

– Это ты так чувствуешь, будто ничего больше и нет, один только страх. Но я действительно вытаскивал парней из такого состояния. Когда они мне это позволяли сделать. Просто не надо забывать, что война – это командная игра.

Александр продолжал буравить взглядом медика, а потом мотнул головой в сторону двери:

– Люди думают, что они понимают, но на самом деле, они просто жалеют. – Александр открыл вход в подъезд и, остановившись, снова посмотрел на Волконского, будто всё ещё не решив, пускать его домой или нет. – Видят, что человек сломан, знают причину… но они понятия не имеют… – Тарасов замолчал, пытаясь подобрать слова.

– … что это борьба. Что быть сломленным – это не окончательное состояние. Что проблема не в том, что ты пережил, а в том, что продолжаешь это переживать, – Волконский постучал себя пальцем по виску, – вот здесь. Люди думают, что ты уже сломался. Жалеют, потому что думают, что уже потеряли тебя. И ты чувствуешь, что тебя бросили. Бросили в плену твоего страха и даже не пытаются вытащить. Чувствуешь, что ты совсем один, а значит, ты проиграл…

– … потому что война – это командная игра. – Тарасов кивнул. Всё так. – Поговорить со своими помогает, не буду врать. И судя по тому, что вы сказали, вы свой. Но это не лекарство. Только обезболивающее.

– Лекарства не существует. Посттравматический синдром можно назвать хроническим заболеванием, но у любого хронического заболевания есть свои возбудители. Когда дело касается тела, необходимо избегать этих возбудителей. Когда дело в голове, всё сложнее… но и проще. Избежать мыслей невозможно, но возможно их изменять.

Глава 9 – Люди и их самомнение

Великий Новгород. Неревский конец.

Вернувшись к себе в номер, Назира не спеша собрала любимый чемоданчик, с которым предпочитала путешествовать, и, удостоверившись, что ничего не забыла в ванной, спустилась к стойке администратора.

– Желаете рассчитаться, мадам? – ночная смена уже закончилась, и Назире улыбалась незнакомая девушка.

– Да, мне пришлось сократить свою поездку.

– Одну минуту, пожалуйста, – девушка пробежалась глазами по экрану монитора. – Ваша карта на подтверждении, но у нас стоит отметка, что вы хотите расплатиться наличными, – она выложила стойку листок с детализированным счётом.

– Так и есть. – Назира достала из сумочки внушительную пачку пятитысячных купюр и отсчитала требуемую сумму. Затем добавила ещё три купюры.

– Одна из них должна найти дорогу к мальчику, который работал сегодня утром. Передайте ему, что он мелкий засранец. Он поймёт.

– Хорошо,.. – неуверенно согласилась обрадовавшаяся было девушка.

– Отлично. А теперь вызови мне такси, девочка, только что-нибудь приличное.

Назира не сомневалась, что за ней присматривают. Может быть, вживую, а может, просто отслеживают её номер телефона. В конце концов, она не дала никакого повода для чего-то более радикального, но и оставлять её совсем без присмотра было бы со стороны Ордена наивно. Всё, что от неё требовалось, – это удостовериться, что её люди освобождены, и покинуть пределы области. Любое отклонение от заданной схемы сразу же вызовет лишние подозрения, и весь кредит доверия, который она сумела получить за столь короткий срок, испарится.

Как-то в детстве Дед объяснил ей, что есть много способов вызвать к себе доверие. Все они требуют большого количества ресурсов, в особенности – времени. Чтобы обойти эти правила, нужно заглянуть в суть самого явления: доверяют не людям, а своему мнению о них. Другими словами, когда ты становишься понятен для людей, они начинают тебе доверять. Назира встретилась с Иноком Сильвестром только сегодня, и доверию взяться было неоткуда. Но она была понятна Иноку. Предельно простая биография Назиры, её открыто сложные отношения с семьёй, непростое положение бизнес-леди в исламской культуре, желание доказать, что она не хуже мужчин, стремление получить одобрение Деда, экстравагантность и даже эпатажность вперемешку с импульсивностью молодости, а также дурные привычки и желание попробовать запретное, её умение просчитывать ситуацию на пару шагов вперёд, но неумение посмотреть на ситуацию шире – всё это делало её предельно понятной для Инока Сильвестра. А тот факт, что она оказалась у него в долгу, максимально усиливал этот «стокгольмский синдром наизнанку». Теперь он видел в ней не угрозу, а только маленькую девочку с набором комплексов и желанием найти кого-то на роль любящего отца. Ч.т.д.

Пора была переходить ко второй части Мерлезонского балета. Центральное отделение МВД, куда в конце встречи ей посоветовали обратиться, было в пешей доступности, но возвращаться в гостиницу девушка не планировала, а потому договорилась с водителем об аренде на день. Весьма довольный сделкой, он припарковался у кофейни напротив, а Назира потянула на себя массивные, больше похожие на крепостные ворота, двери отделения.

– Мне нужно поговорить с майором Дибровым.

Дежурный поднял голову от планшета, заинтересовавшись молодым женским голосом.

– По какому вопросу? – Увиденное ему вполне понравилось.

– По вопросу внесения залога за восьмерых идиотов, арестованных сегодняшним утром.

– Внесение залога осуществляется переводом на расчётный счёт суда, по решению этого самого суда. В крайнем случае, вам в Следственный комитет, а не к нам, – сержант решил блеснуть знанием темы. Назира была уверена, что, выгляди она попроще и постарше, парень не стал бы вдаваться в объяснения, а просто отшил бы её.

– Мне рекомендовали поговорить с майором Дибровым здесь.

– Он на выезде.

– Ну, так свяжитесь с ним.

– Гражданка, вы слышите хорошо? Я уже вам сказал: по вопросам залога обращайтесь в суд или Следственный комитет.

– Сержант, ваша работа на посту заключается в приёме и передачи информации. Если бы от вас требовалось думать, вам бы сообщили. Так что возьмите трубку и передайте майору Диброву, что его ждут на проходной по вопросу внесения залога за восьмерых арестованных сегодня утром, если не хотите, чтобы такую же лекцию, но в других выражениях, вам прочитал начальник вашего начальника.

Естественно, сержант не был в восторге от такого обращения, но на рожон лезть не стал, посчитав, что себе дороже выйдет: девушка выглядела дорого, а хамство по отношению к людям, которые выглядят дорого, может дорого же обойтись. Поэтому он, скрипя зубами, позвонил на «трубу» майору и демонстративно перестал обращать на Назиру внимание. Девушка прождала пятнадцать минут, прежде чем из глубины коридора выскочил взъерошенный человек:

– Вы Назира? – и, не дожидаясь ответа, замахал рукой, приглашая посетительницу следовать за ним.

– Инок сказал, что я могу урегулировать недоразумение с арестом моих подчинённых, – на ходу обратилась к майору девушка. Вопросом это не прозвучало.

– Никакого недоразумения. Ваши люди нарушили статью 228 уголовного кодекса. Не знаю насчёт особо крупного, но как минимум в крупном размере, а значит «от трёх до десяти лет» лишения. Доказательная база – железобетонная. Лучший адвокат в мире не сможет их отмазать. Вы сами, с другой стороны, в полной безопасности. Даже если произойдёт чудо, и кто-то из них заговорит, я уверен, у вас достаточно денег и влияния, чтобы спустить дело на тормозах.

Диалог продолжился в скромном безликом кабинете: три стола, заваленные документацией; два стеллажа со скоросшивателями; старый, много повидавший на своём веку сейф в углу комнаты; допотопные компьютеры и новый принтер из дешёвых. Единственным украшением казённого помещения можно было бы считать карту для внутреннего пользования, висящую на дальней от входа стене и испещрённую разнообразными отметками, да ещё фотографии, пришпиленные прямо к стене. Видимо, кто-то из троих обитателей кабинета играл в крутого детектива.

– И вы так спокойно об этом говорите? А как же ваш праведный гнев блюстителя закона? Или вы собираетесь пообещать, что Судный день настанет и для меня, не сегодня, так завтра? – голос Назиры приобрёл пафосные нотки, как бы намекая на по-голливудски наивное видение ситуации представителем органов.

Дибров поморщился, но отвечать не стал. Вместо этого он перебросил через стол файлик с листом бумаги.

– На проспекте Мира находится центральное отделение банка. Высокое отдельно стоящее здание, не промахнётесь. Если внесёте залог в другом месте или после обеда, то деньги поступят на счёт только завтра, поэтому поторопитесь, гражданка Шарипова. Как только транзакция будет подтверждена, ваших людей отпустят. После этого у них и у вас будет время до конца сегодняшнего дня, то есть до полуночи, чтобы выехать из города и покинуть Новгородскую область.

– А в полночь карета превратится в тыкву?

– Вроде того, – лицо полицейского не дрогнуло. – Ваших людей не объявят в федеральный розыск, но они будут включены в список нежелательных лиц в нашем регионе. Если они здесь засветятся ещё раз, дело будет возобновлено и доведено до конца. Это понятно?

– Предельно. А вас не смущает, что вы отпускаете преступников по указке священнослужителя? Как-то не вяжется с образом духовного лидера, защитника людей и моральных ценностей, вы не находите?

– Если Инок о чем-то просит, значит, это нужно на благо города. Инок никогда не просит для себя, а Орден не продаётся.

– Не будьте наивны, майор. Есть только те, кто думает, что они не продаются, но у всего есть цена. Иногда она измеряется не в деньгах, только и всего.

Майор немного грустно улыбнулся, словно пытаясь объяснить маленькому ребёнку сложную, взрослую вещь.

– Вам не понять.

– Был у меня приятель, так он на одной вечеринке сказал, что даст себя поиметь за два миллиона долларов. – Дибров поморщился, услышав вульгаризм от столь изысканной девушки. Хотя чего он, собственно, ожидал? – Сказал, что долго размышлял и пришёл к такой сумме. А когда его вполне ожидаемо спросили, согласится ли он на два миллиона без одного доллара, он сказал, что нет. Ровно два и не меньше. Иначе смысл теряется. То, что у человека есть цена, вовсе не означает, что он продажный. Просто он знает, чего стоит, и не будет размениваться на меньшее. Деньги – это лишь обозначение того, что человек ценен. Так может, это именно я и понимаю, а вы зарыли голову в песок и не желаете видеть реальность? Ту самую, в которой вас оценивают в вашу нищенскую бюджетную зарплату.

– Я работаю не за оценку, а за результат. Мой вам совет, гражданка Шарипова, не испытывайте судьбу. Не пытайтесь взять реванш или прощупать Инока. Он далеко за пределами вашей весовой категории.

– Даже кошка может смотреть на короля. А при удачном стечении обстоятельств – даже нассать ему в тапки.

– Я что-то не понимаю, Назира Абельхановна, вы хотите вытащить своих людей или рискнуть нассать в тапки королю?

– Людей, людей. Просто пытаюсь понять, зачем вы занимаетесь самообманом и рядите обычного воротилу чуть ли в святого? Но всё вполне закономерно, – девушка поднялась и сложила файлик вдвое. – История полна ложных пророков. Сталина вон при жизни тоже на руках носили. Потом только смекнули, что не сильно-то он и отец народов был, а просто ещё один царёк, с амбициями.

– Будь на моём месте кто-то постарше, слова о Сталине вам бы дорого обошлись, – заметил майор.

– О, да! – рассмеялась Назира. – Я рискнула только со скидкой на ваш возраст. – Девушка облокотилась о стол кулаками и, слегка наклонившись к собеседнику, предоставила ему отличный обзор вглубь выреза фривольной рубашки. – Но, правда, майор, я хочу понять, почему вы в нём так уверены? Он ведь может оказаться обычным политиканом. Что он такого сделал, чтобы ему верить?

Дибров ухмыльнулся на последних словах девушки. А затем, не выдержав, бросил-таки взгляд ниже.

– Вы уже сами ответили на собственный вопрос, – он с усилием оторвался от созерцания сногсшибательного декольте посетительницы и усмехнулся. – Спасибо, кстати.

– За что? – очаровательно улыбнулась девушка, продолжая соблазнительно изгибаться.

– Ну, вы мне прям настроение подняли. – Девушка провела язычком по белоснежным зубам. – Всегда приятно, когда твои враги не могут залезть тебе в голову, а сами ведут себя предельно предсказуемо.

– Уверен, что хочешь назваться моим врагом? – глаза Назиры моментально похолодели, она даже перешла на «ты». Она терпеть не могла, когда над ней потешались.

Майор уловил перемену во взгляде и усилием воли задавил пытавшийся вырваться наружу смех, напомнив себе, что он всё же на службе. Тем не менее, теперь уже он широко и искренне улыбался.

– Гражданка Шарипова, не я стал вашим врагом, это вы стали моим. Моим, а также врагом любого другого новгородца, вы стали, когда притащили в наш город килограммы белого дерьма. Вам должно быть известно, что Орден полностью искоренил эту проблему в пределах области. Что вам, скорее всего, не известно, это то, как, – офицер выделил последнее слово, – он это сделал. И несмотря на то, что я не питаю к вам ни грамма симпатии, не дай вам бог узнать это на своей шкуре.

Дибров поднялся со стула и, тяжело взглянув на девушку, закончил разговор:

– Платите залог, забирайте людей, и чтоб духу их и вашего здесь не было до конца дня.

Покидая отделение, Назира еле слышно ворчала, как она ненавидит чокнутых фанатиков. Машина ждала на прежнем месте, а водитель сразу сообразил, какой банк требовался пассажирке. Через полчаса на дороге (долбанные пробки!) и ещё часа в самом банке (долбанные банки!) Назира стала беднее на несколько миллионов. Впрочем, это её никак не беспокоило. Все затраты будут покрыты. Она заплатила бы и больше, не моргнув глазом. Хотя нет. Это вызвало бы подозрение. Скорее всего, пришлось бы торговаться. Так или иначе, вопрос был закрыт, и оставалось только ждать, пока бюрократические шестерёнки прокрутятся до конца. Девушке уже не раз приходилось вносить за кого-то залог, но каждый раз это было в разных местах и занимало разное количество времени. Лучше всех справлялись педантичные немцы. Американцы тоже не тянули резину, хотя тут скорее дело было в деньгах. А вот в матушке России, как ни странно, Назира ни разу залог не вносила. Обычно хватало звонка и фамилии Деда. Ситуация была нестандартная, и Шарипова прикинула, что у неё есть минимум пара часов. А учитывая, что дальше ей предстоял длительный перелёт, стоило подкрепиться заранее.

Великий Новгород, Торговая сторона.

Обычно ожидание трапезы поднимало ей настроение. Назира любила вкусно поесть, но при этом никогда не сидела на диетах, оставаясь худенькой. Глубоко внутри она, однако, побаивалась, что после тридцати или после родов сохранить изящество форм будет уже не так просто, и старалась наесться впрок. Но на этот раз, сидя за столом в самом дорогом ресторане города, она не чувствовала абсолютно никакого удовольствия от трапезы. Угрюмо уставившись в окно, она пыталась понять причину плохого настроения. Может быть, дело было в том парне в баре? Он показался Назире смутно знакомым, но лишь смутно, поэтому она никак не могла нащупать его связь с Орденом.

Так или иначе, всё шло по плану. Никаких осечек допущено не было. Никто из тех, с кем общалась Назира, тоже не дал повода считать иначе. Через пару часов её маленький отряд выйдет на свободу и доложится. Затем последний акт театральной постановки – и дело в шляпе. Дед будет доволен, перед Назирой откроются новые двери, а парни получат бонусы и пару недель отдыха. Так почему настроение было таким паршивым?!

– Женя! – девушка махнула официанту.

– Кухня сказала ещё семь минут, максимум. Я могу принести что-то из напитков, если желаете. – Парень был «сама услужливость». Они всегда были «сама услужливость». Это девчонки официантки натягивали на себя резиновые улыбки. Мелкие завистливые сучки.

– В точку, Женя. Мне нужны напитки. Тащи Лонг-Айленд. Три. – Назира для предельной ясности оттопырила три пальца.

«Представление продолжается…. Мать его.»

К тому моменту, когда экран выложенного на стол телефона загорелся входящим вызовом, Шарипова успела прикончить два коктейля. Ещё два она потихоньку вылила в графин с водой. Это был единственный плюс заведения: всё, что подавалось, было в минимальных количествах и в огромной таре, для пущего подтверждения дороговизны. Сама кухня, по мнению Назиры, была средней паршивости. Напитки тоже мешать не умели. Зато льда не жалели.

– Да.

– Извини, Назира. Они чисто сработали – я не успел тебе позвонить.

– Уже не важно. Это ничего бы не изменило. Хотя впредь постарайся всё же так меня не огорчать. – Язык у Назиры не заплетался, но то, что она выпила, было понятно.

– Клянусь. – Повисла небольшая пауза. Говоривший не стал спрашивать о ситуации. Сам факт внесения залога говорил о многом. Вместо этого он предложил варианты действий. – Их можно попробовать «переубедить» или найти местного, которого ситуация не устраивает, как в Мюнхене.

– Здесь такой финт не прокатит. Здесь нет зон влияния, а у Ордена нет достойных врагов. Если и искать поддержки, то не здесь, а в Москве, но тогда…

– Тогда дома узнают.

– Точно. – Назира глубоко вздохнула. – Надо признать поражение и минимизировать потери, тем более что нам великодушно позволяют отступить. – По голосу Назиры было понятно, насколько сильно ей нужно было такое великодушие. – Собирайте вещи и вызывайте вертушку до Питера. Я хочу убраться отсюда поскорей.

– Я отзвонюсь, когда вертолёт сядет, госпожа.

Назира выключила телефон и, поднявшись из-за стола, неуверенной походкой направилась в дамскую комнату. Там она заперлась в кабинке и, достав из сумочки телефон-болванку, вставила в него сим-карту. Прочитав единственное совершенно безобидное сообщение, она отправила ответ и смыла симку в унитаз. Проходя мимо своего стола, всё так же чуть более раскованно, чем трезвый человек, она бросила на стол пару красных купюр и, подхватив оставшийся стакан с коктейлем, проследовала к выходу.

– Назира! – оклик догнал её уже рядом с покладистым таксистом, который не поленился выйти и открыть для неё дверь, справедливо рассчитывая на дополнительные чаевые. Девушка с удивлением обернулась. К ней подходил смутно знакомый красавчик, лет двадцати пяти, в приличном костюме и с дорогими массивными часами, почему-то на правой руке. Вроде даже не подделкой. Назира никогда не понимала, как можно на глазок это понять. Вот одежду – да, тут покрой сразу всё выдаёт. А украшения и аксессуары уже давно научились клепать не хуже оригинала, так что одни лишь эксперты и различат.

– Я звонил в отель, но мне сказали, ты уже съехала. Я хотел тебя снова увидеть.

Последняя фраза была произнесена столь отрепетировано, да ещё и приправлена таким взглядом, что Назира не сдержала смешка, представляя, как он тренируется по вечерам перед зеркалом.

– Уверена, на провинциальных дурочек это производит впечатление… эээ… как тебя там?

– Артём. – До парня, похоже, ещё не дошло, что это не он ею попользовался, а она им. Он явно пытался подобрать какие-то слова, но настолько, видимо, привык быть по другую сторону аргумента, что даже понятия не имел, как себя теперь вести. – Я всё утро думал о тебе. То, что произошло вчера ночью… это была … настоящая связь… химия.

– Нуууу… ты справился, в принципе, но у меня бывало и лучше. Гораздо. Так что насчёт химии – это ты загнул. То, что мы перепихнулись, не делает нас друзьями. Будь здоров… эээ… Артёмка.

Девушка нырнула на переднее сиденье; таксист, злорадно скалясь, захлопнул дверь и, обогнув авто, открыл водительскую. Стоявший рядом парень сжимал и разжимал кулаки, пытаясь найти правильную линию поведения. Понимая, что машина сейчас тронется и отчаянно желая оставить последнее слово за собой, он крикнул девушке:

– Не делает ближе!? А что и куда я тогда должен был засунуть, чтобы стать ближе?! – проорал на всю улицу Артём.

– Своё самомнение себе в задницу! – незамедлительно ответила Назира и выставила средний палец из окна отъезжающего такси. Её настроение поднялось. Самую малость.