bannerbannerbanner
полная версияПроводник

Владимир Мищенко
Проводник

Как часть религиозных обрядов, жертвоприношение, наряду со многими другими ритуалами поклонения, не имело простого и единого источника. Тенденция склоняться перед могуществом и падать ниц в боготворящем обожании в присутствии тайны знакома по раболепству собаки перед своим хозяином. От порыва к поклонению до акта жертвоприношения – один шаг. Первобытный человек измерял ценность своего жертвоприношения испытываемой болью. Когда жертвоприношение впервые стало атрибутом религиозного обряда, приношением считалось только то, что причиняло боль. К первым видам жертвоприношения относились такие действия, как выдирание волос, разрезание плоти, членовредительство, выбивание зубов и отрезание пальцев. С развитием цивилизации эти примитивные представления о жертвоприношении были подняты до уровня ритуалов самопожертвования, аскетизма, постничества, лишений и последующей христианской доктрины об очищении через страдания, муки и умерщвление плоти.

Уже на раннем этапе развития религии в ней появились две концепции жертвоприношения: представление о жертве-даре, которое подразумевало отношение благодарения, и жертве-долге, которое включало понятие возмещения. Впоследствии появилось представление о заменах.

То, с чем столкнулись мы с вами,– половцы, кипчаки, сыроеды, поедание сердца, печени или какого другого органа, человеческие жертвоприношения, всё это тянется оттуда же.

Современные представления о раннем каннибализме в корне неверны; он был частью нравов древнего общества. Хотя каннибализм традиционно вызывает ужас у современных цивилизованных людей, он являлся составной частью социальной и религиозной структуры первобытного общества. Практика каннибализма была продиктована групповыми интересами. Она возникла под давлением необходимости и поддерживалась рабской зависимостью от суеверий и невежества. Это был социальный, экономический, религиозный и военный обычай.

Древний человек был людоедом. Ему нравилось человеческое мясо, и потому он предлагал его в качестве жертвенной пищи духам и своим первобытным богам. Так как призраки-духи представляли собой всего лишь видоизмененных людей, и так как пища являлась первой потребностью человека, то она должна была быть таковой и для духа.

Некогда каннибализм был, чуть ли не всеобщим явлением среди развивающихся рас. Он был свойствен всем сангикским расам, т.е. родоначальникам жёлто-, красно-, черно- и других кожий людей. Они зародились на севере Индии, и оттуда мигрировали и в Африку, и вплоть до Испании и американского континента, когда он был еще связан перешейком с нашим Дальним Востоком. Однако первоначально он отсутствовал у истинных первобытных людей, т.е. людей произошедших от приматов. Типа неандертальцев. У них каннибализм появился лишь после того, как они полностью смешались с цветными эволюционными расами. Э-э-э, вообще-то есть исключение. Никогда себе подобных не ели в огромном духовном центре, основанном прямым и чистым их наследником – праправнуком нашего первочеловека. Звали его, кажется, Бадонан. Этот центр просуществовал почти пятьсот лет, и находился на северо-западе Индии и, частично, на территории современного Афганистана.

Вкус к человеческому мясу рос. Употребление в пищу человеческой плоти – из-за голода, как атрибут дружеских отношений, из мести или как часть религиозного ритуала – превратило каннибализм в привычку. Людоедство возникло из-за скудости еды, хотя обычно это не являлось основной причиной. Тем не менее, за исключением случаев голода, эскимосы и истинные первобытные редко становились каннибалами. Красные люди, в особенности в Центральной Америке, были людоедами. Когда-то первобытные матери, по своему обыкновению, убивали и съедали собственных детей, чтобы восстановить силы, потерянные во время беременности, а в Квинсленде до сих пор нередко убивают и съедают первого ребенка. Еще относительно недавно к каннибализму преднамеренно прибегали многие африканские племена в качестве военной меры для запугивания своих соседей.

Людоедство возникало в те времена, когда человек остро испытывал ненависть к своим врагам. Поедание человеческой плоти стало частью торжественной церемонии возмездия. Считалось, что таким образом можно было уничтожить дух врага или же слить его с духом съедавшего плоть человека. В свое время широкое распространение получила вера в то, что колдуны приобретают свои способности благодаря людоедству.

Некоторые группы людоедов употребляли в пищу только членов своих племен. Такая фишка якобы подчеркивала племенную солидарность. Правда, они также ели врагов – из мести к ним и с целью присвоить себе их силу. Считалось, что когда съедается тело друга или соплеменника, его душе оказывается честь, в то время как пожирание врага служило мерой наказания. Разум примитивного человека, сами понимаете, не претендовал на логичность.

17

Внутри прохода что-то загремело и послышалось тихое ругательство.

–Сработало. По местам!

Из темноты свода один за другим появились пятеро воинов. Тем хуже для них. Выпад, укол, возврат. Удар, возврат. Но второго я только подрезал, и он со стоном прислонился к стене. Когда врагов много, нельзя зацикливаться на одном. Убил, ранил – его проблемы. Бей оставшихся, а с этими потом разберёшься, если останешься жив. Краем глаза увидел, как Макс, в обнимку с кем-то, упал на землю. Мишка молодец – ударами топорика он порасшибал своим противникам головы и уже добил моего подранка. Ударом ноги в голову я успокоил пленника.

– Макс, ты молодец. Каким орлом ты налетел на него. У него просто не было шансов. Так держать.

По-моему, Макс немного успокоился после этой своей первой победы. Победы, скорее над собой, чем над врагом. И даже почувствовал себя немного воином. Перед первым боем у любого мужчины страх. Страх остаётся и потом, но потом мы начинаем им управлять и контролировать. Страх переходит в осторожность. Из Макса еще вырастит настоящий мужчина. Если, конечно, он не погибнет за эти сутки.

– Макс! Быстро хватай этих за ноги и оттаскивай в темноту. Михаил, пленника подхватил и вниз. Там пытать будем.

Чтобы Макс не раскис, пришлось помочь ему с уборкой территории и ещё раз похвалить.

Пленника мы посадили на землю спиной к дереву и привязали. Чтобы хоть чуть-чуть снять стрессовое состояние, я от души надавал ему пощёчин, типа я привожу его в чувство. Немного помогло.

– Слушай меня, абрек. Как тебя зовут? – По большому счёту, мне было по барабану, как его зовут. Мне надо было убедиться, что он понимает по-русски.

– Серго.– Угрюмо сказал он, с ненавистью оглядывая нас.

– Серго, ты капитально вляпался. Ты в дерьме выше крыши. Кричать бесполезно, т.к. далеко от пещеры. Даже, если ты и закричишь, сам понимаешь, внутри никто тебя не услышит. Тебя услышат только наши, которые готовят штурм. Штурм будет через десять минут, поэтому я тебя нет времени. Я не хочу, чтобы пострадали наши люди. Особенно, заложники. Поэтому, или ты говоришь, и говоришь быстро, кто, зачем, сколько, где и когда, или я начинаю тебя быстро шинковать на куски до тех пор, пока ты мне не расскажешь то, что я хочу узнать. Но для тебя это будет уже поздно. Пока у тебя есть шанс спасти свою жизнь и своё мясо. Погляди на мой нож. – И я повернулся к нему правым боком, где у меня на голени был примотан здоровенный кухонный тесак. – Он спокойно перерубает пальцы. И начну я с указательных и больших пальцев на обеих руках. Ты, если выживешь, даже посс….. , как нормальный мужик не сможешь. Будешь просить об этом. Ты этого хочешь? Хочешь, я спрашиваю!? Хочешь!? Вот и молодец. Говори. Но только быстро. Сколько вас, где заложники, как пройти. Говори, говори.

– Всего нас тридцать два человека. Ещё владыка и два его жреца. Они его телохранители. Но он живет глубоко в пещере, и сейчас его с нами нет.

– Дальше.

– Заложники в комнате справа от большого зала.

– Это там, где вы песню пели?

Он с удивлением посмотрел на меня.

– Я же говорю, что у нас всё под контролем. Говори. Где и как распределены ваши люди?

– Да никак. Все сидят там. Кто хочет – сидит, хочешь – пой. Все ждут начала ритуала.

– С этого момента поподробнее.

– Да всё просто. Мы все прямые потомки кипчаков. Наши прадеды воевали ещё с ханом Батыем. В смысле, на его стороне. В один из походов отряд наших предков оставили здесь для сбора дани. С тех пор мы здесь и живём.

– А заложники – то вам зачем?

– Как зачем? Чтобы пройти обряд посвящения в мужчины. Он проводится раз в десять лет, и мы все съезжаемся сюда. В смысле, те, кто не прошёл обряд.

– Ну, дальше, дальше. Заложники зачем? Зачем обряд? Что он вам даёт? Смысл? В чём фишка? Говори!

– Ну, как зачем? Мы печень жертв приносим в жертву, сердца разрежем и съедим. Яички сварим и тоже съедим.

– Яички? Ты хочешь сказать, что…

– Ну, да. Печень – богам. Сердце – мужество и отвага. Яички – неутомимость в жизни и бою. После этого мы станем настоящими мужчинами достойными наследия Чингисхана.

– А он-то здесь причём?

– Как это причём!? Он скоро возродится, и его армия, как и прежде, пройдет с огнём и мечём от Китая и до Испании. Он завладеет миром. Он вновь станет великим ханом, потрясателем вселенной.

– И ты в это веришь?

– Да. Нам это сказал владыка. А всё, что он говорит, сбывается. Он у нас пророк.

–Понятно. Когда и как будут казнить заложников?

– В смысле, приносить в жертву?

– Да. Когда, через, сколько и как?

– Да, в принципе, она уже начинается.

– А почему же ты тогда здесь? Или ты уже питался плотью.

– Нет. Я сменю караул. Наши, ну те, что вы убили, они помощники владыки, они кешиктены – воины гвардии, прошедшие ритуал. А те, кто сейчас стоит на постах, ещё нет. Там пока поют. А тут и мы вернёмся.

– А к заложникам можно пройти ещё как-то, в обход поющих в зале?

– Нет. Туда отдельный вход. Это потом, в дальних коридорах много ответвлений. Там целый лабиринт. Мы туда не ходим. Туда дорогу знает только владыка. Ну и его жрецы, наверное.

 

– Тридцать два говоришь? Минус шесть.

– А вы, что и остальных тоже убили?

– Зачем? Они в наручниках в машине сидят, тебя дожидаются. Какое у вас оружие?

– Обычное. Как у всех воинов – саадак с луком и стрелами. Мечи у нас только у гвардейцев. А у нас кинжалы. Они нам передаются от деда к внуку. После посвящения мы станем нукерами – телохранителями владыки. Он наш верховный шаман. И, как нукеру, мне дадут сулицу. Это такое короткое копьё.

– Я знаю. Для метания. А где эти сулицы сейчас лежат?

– Там, в зале. На специальной подставке стоят.

– Слева или справа от входа?

– Справа. А что?

– Ничего. Проверяю. Сверяю твою информацию и тех, что в машине. Так ты говоришь, что пока поют. А когда закончат петь?

– Каждый из нас подойдёт к своей жертве, перережет ей горло, а потом достанет сердце. Пока оно бьётся, мы должны съесть его. Потом достанем печень, и владыка принесёт жертву богам.

– То есть, сигнал к убийству – это окончание песнопения?

– Ну, да. Получается так.

– Обожди. Каждый подойдёт к своей жертве? Но там всего девять человек.

– Кто вам это сказал? Там двадцать два человека. И нас двадцать два.

– Опаньки. То есть, там ещё три гвардейца осталось.

– Да и двадцать два заложника.

– Сиди здесь. Тебя заберут.

Я понимал, что песня должна длиться до тех пор, пока не пройдет смена караула. Но что им мешает начать ритуал чуть раньше? И ещё я очень хотел знать, где наши, где спецназ.

– Кстати, а как это ты – непосвящённый юнец, меняешь караул с гвардейцами?

– Я сын нойона! Мой прадед был минган – богатуром, тысячником в тумене у самого хана Мамая! – Но я его уже не слушал.

Мы отошли ближе к пещере.

– Парни, вы слышали. Идём слушать песни. Макс, ты уже доказал, что можешь сделать. Подходим к залу, и ты вдоль стены проходишь к заложникам. Если там никого нет, потихоньку разрезаешь верёвки у мужчин и говоришь каждому из них на ухо шёпотом, что их сейчас принесут в жертву. Надо сражаться. Если бабы начнут шуметь, рыкни, что перережешь глотку. Они будут думать, что ты абрек. Если там охрана, дождись начала нашей атаки и гаси охранника. Там больше одного не останется. На твоей стороне внезапность. Да, если повезёт, и ты всё сделаешь раньше, зажги зажигалку и … Ну, круг какой сделай или два, чтоб мы знали. Ещё. Подтяните лямки рюкзаков. При потасовке в скалах он сохранит вам позвоночник. Идём уверенно, как смена караул, но принцип тот же. Это значит, что… Макс?

– Камни уже у меня.

– Молодец. Твой авторитет растёт прямо на глазах.

18

На этот раз всё было проще – хоженый – перехоженный маршрут, полу достоверная информация о противнике, моральная готовность. Оставался ещё его величество случай.

По расчёту, мы должны были вскоре подойти к входу в большой зал, но из темноты навстречу нам появились фигуры. Кто-то из них что-то сказал или спросил.

– Якши. – Ответил я, т.к. ничего другого всё равно не знал.

– Бельмес. – Услышал я в ответ. Но ответ был удивлённым. Встречный бой всегда скоротечен, и побеждает тот, кто меньше думает, а быстрее действует.

Выпад, укол, попал. Но он не один. Наугад ударил чуть левее. Подрезал чью-то рубаху, но не ранил. А прямо передо мною образовалось ещё одно чёрное пятно на чёрном фоне.

– Макс! Кидай! – рявкнул я и пригнулся. Удар, вскрик. Укол, попал. Слева кто-то схватился в рукопашную. Я рад бы помочь, но кому? Наконец они разомкнулись, и я услышал, как Мишка заматерился. Чуть подкорректировал удар, выпад, вскрик боли. Я додавил копьё, дожимая его к стене. Нагрузка на копьё вниз, сказала мне, что с ним покончено. Издалека раздавались воинственные крики.

– Кажись, они петь перестали. Бегом! Всё по плану.– И мы побежали.

Теперь вид зала сильно изменился – обилие факелов на стенах, факелы в руках людей. Посередине – деревянная ёмкость на подобии корыта. Рядом стол с единственно чашей жёлтого цвета.

– Чашу Грааля, что ли имитируют?– Промелькнуло у меня. – Макс! По стене!

Я увидел, что из коридора показалось двое воинов с копьями, и за ними девушки и парень. Туристы! Справа от входа подставка с сулицами. Я метнул своё копьё в одного из воинов, благо все кучковались ближе к центру.

– Макс! Быстрее! – Схватив ближайшую сулицу, я швырнул её во второго, но он с лёгкостью её отбил в сторону. Но с третьим копьём я бросился в рукопашную. Где-то рядом со мной в полный голос орал и матерился Михаил.

– Ему бы в военное училище пойти – отличный офицер выйдет. – Умудрялся я думать, тыкая своим копьём куда придётся, на манер новобранца образца сорок первого года. Боковым зрение увидел закипевшую схватку между туристами и абреками. Значит, Макс дошёл.

– Хорошие парни. – Это было последнее, что я помнил. Очнулся я от того, что стукнулся головой о камень. Меня тащили за руки. Вернее, волокли. Не особо церемонясь. Из-за моего протеза мне категорически нельзя падать, поэтому я со страхом прислушался к своим ощущениям и болям. Болит – это хорошо, значит, живой. На фоне сильной тупой боли в голове и резкой в правом плече, боль в ногах практически не чувствовалась. То, что мои протезы не разлетелись, обрадовало меня и наполнило каким-то успокоением и уверенностью, что всё будет хорошо.

Меня дотащили до какой-то двери. Постучали и, открыв её, швырнули вглубь.

– Вот уроды. Никакого уважения к старым пенсионерам.

– С этим соглашусь – современная молодёжь совсем не уважает стариков, не чтит законы предков. – Раздалось сбоку от меня.

Я огляделся. Рядом со мной, у стены стоял небольшой деревянный столик с книгами. Посередине – полуметровый деревянный престол. А возле него – какой-то старикан в тёмном балахоне. По возрасту явно старше меня. Худощавый, значит, в купе со своим возрастом, потенциально слабее меня. Хоть что-то хорошее.

– Да, уважаемый. Распустили мы молодёжь. Нет строгости в воспитании. – Сказал я, опираясь и используя столик, как бадик, чтобы подняться. – Куда мы катимся?

– Приятно слышать, что среди неверных есть единомышленники хотя бы в этом. Хочешь вина? Угощайся. Этому вину в кувшине сорок лет. Финики, инжир на подносе. Угощайся.

– Уважаемый, вы меня назвали неверным. Наверное, вы мусульманин. Но, если вы читали Коран, то там написано, что неверный, – это мусульманин, предавший веру и перешедший в другую веру. Но я свою веру… Подчёркиваю – свою веру, не предавал. Я был, есть и буду христианином. Я никогда не был мусульманином, поэтому, исходя из канонов Корана, я не являюсь неверным. Я являюсь христианином. А Коран учит дружескому отношению и терпимости к другим верам. Я прав?

– Да мне наплевать, кто ты! Вы все – и христиане, и мусульмане служите врагу моего господина! Но близится наш час, час возмездия и справедливой кары! Скоро придёт тот, кто поставит вас всех на колени, вновь потрясёт всю вселенную!

– Это вы о Чингисхане?

– Да! О нём!

– Ну, это навряд ли. Да, он был выдающийся полководец. Но он был простым человеком. Выдающейся личностью, но простым человеком. Человеком!

– Глупец! Дыбджиты – духи природных стихий уже преполняют эту пещеру. Я призываю дэвов и мангусов, всех древних демонов. Они открывают путь Потрясателю вселенной.

– Уважаемый! При всём моём потенциальном уважении к вам, к вашему возрасту, я вынужден огорчить вас тем, что все силы и возможности злых и злобных духов земли пропали и закончились в день Пятидесятницы. Если вам, конечно, знакомо это слово.

– Знакомо. Но ты же прекрасно понимаешь, что ни одно действие, событие не проходит бесследно. Даже большой камень, брошенный на гладь бассейна, и утонув, всё равно вызывает волну, которая, отразившись от стены, вновь возвращается к своему источнику, даже, если его там больше нет. Можно ли уподобить такому камню Люцифера – любимца Богов, или Сатану, его заместителя, друга и соратника? А Князя Земли Калигастию, которого у нас на земле называют дьяволом?

– Ну, учитывая их должности и прежние заслуги, да.

– А то, что эти три величины, три глыбы били в одном направлении? Неужели память о них исчезла вместе с их изоляцией? Неужели их волны не вернутся чуть позже назад? Они не уничтожены! Как жаждете вы – христиане. Они только изолированы. И мы – адепты Люцифера это знаем. И пока они живы, будем существовать и мы. А они существуют для того и до тех пор, пока существуют сомнения в полном отсутствии возникновения новых адептов дьявола на земле да и на других мирах. Это замкнутый круг. И, если для бессмертных сто тысяч лет не срок, то для нас это больше, чем история.

– Ну и что из этого? Мало ли отморозков бегает на земле. Всё равно Божья правда победит. Согласен, земной срок короткий. Ну и что? Эволюция переросла в цивилизацию. Со временем исчезнете и вы. Ты прав – космос не любит спешку. Так и отчёт каждый держит сам за себя. Господь не практикует децимацию. Он не казнит каждого десятого в назидание и устрашения других. Как сказал Вицин на суде, после похищения невесты Шурика, советский суд самый гуманный суд на свете. Так вот Божий суд намного круче, и гуманнее и справедливее. Да, это история. Но она идёт своим чередом. И что бы там ни было раньше, но тепереча, не то, что давеча. Сейчас ты просто крутой пахан банды отморозков.

Рейтинг@Mail.ru