bannerbannerbanner
полная версияРеабилитация

Владимир Киеня
Реабилитация

Иосиф Альбертович Добош, венгр, 1893 года рождения, служил в органах госбезопасности с 1919 года и был награждён двумя револьверами за безупречную службу, но это не спасло его от политических репрессий.

Заместителю начальника отдела кадров Свердловского управления НКВД Иосифу Добошу, который за раскрытие и ликвидацию реальных шпионско-диверсионных групп имел звание «Почётный чекист», самому предъявили обвинения в организации одной из таких групп[23]. В марте 1938 года его арестовали, посадили в тюрьму и с помощью недопустимых мер воздействия пытались выбить признательные показания, но Добош не «раскололся». Наверное, его бы расстреляли или надолго отправили на Колыму, но жена Добоша Анна Васильевна, как настоящая декабристка, стала писать письма Иосифу Сталину. Её старания увенчались успехом: вскоре следователи по делу Добоша были арестованы, обвинение развалилось, и в начале 1939 года его выпустили на свободу. Мужа Анны Васильевны оправдали, но в органах НКВД он больше никогда не работал[24]. Умер Иосиф Добош в 1954 году.


Иосиф Альбертович Добош. Не позднее 1937 г. Удостоверение сотрудника ОПТУ ПП по Уралу И.А. Добоша. 21 июля 1926 г. Государственный архив административных органов Свердловской области (ГААОСО). Фото из открытых источников


Лосос Леопольд Георгиевич родился в 1899 году. Честно дослужился до звания капитана госбезопасности. По клеветническому доносу был арестован, не вынес унижения, выбросился 31 июля 1937 года из открытого окна кабинета следователя НКВД, разбился насмерть[25].

Курсевич Николай Георгиевич, латыш, родился в 1897 году. Был арестован в 1937 году, осужден в 1939-м. Однако сфабрикованное дело было прекращено, Николая Георгиевича освободили. В ноябре 1942 года Николай Курсевич – командир батальона 427 стрелкового полка. Погиб на фронте.


Курсевич Н.Г., из следственного дела. Фото из открытых источников


В обстановке, когда любое инакомыслие жестоко подавлялось, нужно было обладать незаурядным мужеством, чтобы открыто выступать против репрессий. Настоящие чекисты приняли удар на себя первыми и понесли существенные потери. Невозможно подсчитать, сколько жизней они спасли: десятки, сотни, тысячи. Точная и полная картина репрессий против настоящих чекистов-уральцев до сих пор не установлена.

Через несколько месяцев после публикации в январе 1991 года в газете «Вечерний Свердловск» письма-заявления бывших сотрудников НКВД из камеры № 39, в котором арестованные по надуманным обвинениям чекисты сигнализировали о недопустимых и неоправданно жестоких методах работы НКВД, на мое имя пришло письмо из Тулы от Анны Семеновны Шалагиновой. Как оказалось, Анна Семеновна – жена П. И. Петухова, одного из авторов письма из камеры № 39.

Вот, что она писала тогда: «Газету «Вечерний Свердловск» от 3 января 1991 года мне прислал родственник, сопереживавший трагическим событиям, постигшим нашу семью в то страшное время. Мой муж Петухов Павел Иванович был арестован 24 августа 1937 года по доносу человека, работавшего в управлении и «дружившего» с моим мужем. Их сблизил интерес к литературе. В 1936 году в страну приезжал французский писатель Андрэ Жид, его очень хорошо принимали.

По приезде во Францию он написал очерк о своем пребывании в СССР и наряду с разными взглядами на нашу жизнь и настроения людей отозвался о противоестественной фетишизации Сталина. В газете «Правда» по этому поводу была отповедь на отзывы А. Жида… Обсуждая с «другом» эту статью, мой муж высказался о том, что А. Жид прав: «У нас действительно обожествляют Сталина». Через несколько дней мужа «взяли», как говорили в то время. Я осталась на седьмом месяце беременности с четырехлетней дочкой…

Знаю, что мой муж виновным себя не признал, заявив, что разговор о книге А. Жида никогда не вел…»

Анна Семеновна писала следующее: «Жили мы в Городке чекистов, в соседнем корпусе жили Весновские. По-соседски мы общались, очень уважали их. Несмотря на высокое (по сравнению с мужем) звание, он и она были очень простыми людьми и пользовались всеобщим уважением. У него (Весновского) были ордена – Красного Знамени и другие, еще со времен гражданской войны. Семья их состояла из четырех человек: его старенькая мама, жена и сын шестнадцати лет – Саша. Весновский был арестован раньше мужа.


«Дела» врагов народа. Фото из открытых источников


Аресты шли вовсю. И выходя утром во двор каждый раз узнавали новости: кого-то еще «взяли». Не стоит описывать весь ужас жизни, обрушившийся на меня после ареста мужа. Но невольно общее горе сблизило нас, жен тех, кто оказался в камере № 39.

Долго я ничего не знала о муже, где он и за что сидит. А следователя мне указал Ф. М. Греккер, который продолжал еще работать, я к нему и обращалась сперва, так как знала его хорошо, и муж был его помощником. Но он мне ничем не мог помочь…»


Городок чекистов строится. Свердловск 30-е годы. Фото из открытых источников


Вот информация из архивно-следственного дела: Греккер Федор Мартынович, 1896 года рождения, уроженец усадьбы Талтынь Зельбурской волости Фридрихштадтского уезда Курляндской губернии, латыш, родился в семье сторожа баронского леса. После смерти отца его хозяйство было распродано за недоимки. Мать стала работать по найму у частных лиц (стирала белье, мыла полы и т. п.). С 9-летнего возраста Федор Греккер работал пастухом, в 12-летнем возрасте поступил на фабрику посыльным, учеником и токарем по дереву. В 1915 году призван в царскую армию, где служил до декабря 1917 года. В январе 1918 года поступил в Красную гвардию, с апреля 1918 года член ВКП(б). С июля 1919 года беспрерывно работал в органах ЧК – ОГПУ – НКВД. В 1937 году временно исполнял обязанности особоуполномоченного. Был арестован 29 июля 1937 года, осужден 15 августа 1938 года, расстрелян.

Супруга Павла Ивановича Петухова писала: «Знаю, что муж объявлял голодовку, голодал 19 дней. Через несколько месяцев после родов мне объявили, что я получу свидание. Свидание состоялось в кабинете тюрьмы, куда изголодавшегося мужа привели под руки. После этого стали разрешать и передачи. Многие сотни людей толпились в очередях на передачу. Тюремный двор был запружен, и стоять приходилось с 5–6 утра, до 4–5 вечера пока дойдешь до окна, хотя их было несколько. Чтобы прокормить себя и детей и поддерживать передачами мужа, продавала все, что было возможно.

Из жен зеков 39-й камеры я подружилась с Еловских Симой – женой Колесникова В., Бурмистровой Анфисой (фамилию ее мужа забыла), встречались и с Весновской. Связь с мужьями мы осуществляли конспиративно: научились разным способам. И вот ко мне приехала из Тагила жена Челнокова, привезла вот это самое письмо, которое передали из тюрьмы с наказом: «Доставить в Москву, ни в коем случае не доверяя почте!».

Из архивно-следственного дела: Челноков Василий Петрович, 1903 года рождения, уроженец Кургана, сын крестьянина-бедняка, русский, с начальным образованием, член ВКП(б) с 1928 года, начальник 3-го отделения Н-Тагильского ГО УНКВД, лейтенант госбезопасности, женат (жена Валентина Георгиевна и трое несовершеннолетних детей) был арестован органами НКВД 13 сентября 1937 года и обвинен в том, что «…имея достаточно компрометирующие материалы на ряд контрреволюционных диверсантов (например, Полумордвинова, Галахова, Никольского), не разоблачил их и не привлек к ответственности. Не раскрыл контрреволюционную деятельность ряда диверсионных групп на Высокогорском руднике и руднике III Интернационала, выхолостил политическую сущность из дела Вахрушина, переквалифицировав преступление этого диверсанта на должностное преступление, не разоблачил вредителя Игошева, поддерживая с ним бытовые отношения и давая прямые установки способствовать ему в работе», то есть в совершении преступления, предусмотренного ст. 58–14 УК РСФСР (контрреволюционный саботаж – прим. автора). В предъявленном преступлении виновным Челноков себя не признал. В феврале военным трибуналом дело было возвращено для дополнительного расследования, мера пресечения была изменена на подписку о невыезде. Однако, после 21 октября 1937 года о Василии Петровиче нет никакой информации. Вероятно, вновь арестован и расстрелян…

 

Анна Семеновна Шалагинова писала: «25 марта 1938 года Челнокова предложила отправить паломников с заявлением в Москву, потому что в приемной дежурный чекист сказал, что для этих дел существует почта, что в приемной у них стоит для этих целей ящик. Он нам предложил опустить в него наши письма, мы отказались. Тогда он спросил, не семейные ли мы? И когда мы ответили: «да», «дома дети», этот дежурный чекист заметил иронически: «Жертвами хотите стать?». Мы ушли и по дороге оглядывались, может, уже за нами идут?

Из рук в руки нам (женам Петухова, Морякова и Челнокова) удалось передать пакет с заявлением в приемной М. И. Калинина. Дежурный там выслушал нас, записал, принял письмо и сказал, что ничего не может обещать по существу нашего изложения, кроме того, что пакет будет в канцелярии Михаила Ивановича. Простившись с Моряковой, мы уехали из Москвы и с Челноковой тоже больше не встречались, так как она жила не в Свердловске…

Весновская пережила страшную трагедию. В год ареста ее мужа у нее родилась дочка Оксана, которую отец так и не увидел. Но горше того – трагически погиб сын Саша, которого исключили из комсомола как «сына врага народа». Она знала, что муж умышленно подписался после пыток подо всем, что ему инкриминировали, ему пообещали жизнь и свидания с женой. Она скрыла от него, что сына уже нет и стоически выслушивала его поручения: подарить сыну охотничье ружье и болотные сапоги, и чтобы Саша фотографировал Оксану каждый месяц. Весновская приносила ему фотокарточки дочки, говоря, что это делает Саша. Не забыть никогда ту похоронную процессию в Городке чекистов, когда она шла за гробом сына с младенцем на руках. О расстреле мужа она узнала по конспиративному каналу. Она поклялась, что посвятит всю оставшуюся жизнь, чтобы обелить его память. Ведь никто из нас и не думал, что такое время настанет. Похоронив мать мужа, она уехала, кажется, в Кострому. Дальнейшие годы жизни всех нас разбросали…».

Из архивно-следственного дела: 23 сентября 1937 года следствие по делу Павла Ивановича Петухова было закончено. Военный трибунал войск НКВД Уральского округа 10 ноября 1937 года в закрытом судебном заседании в Свердловске на основании ст. 58–10 ч. 1 УК РСФСР (антисоветская агитация – прим. автора) приговорил его к лишению свободы сроком на шесть лет, с поражением прав сроком на два года. Определением Военной коллегии Bepxoвного суда СССР от 29 января 1938 года приговор по делу был отменен и дело возвращено на доследование для выяснения взаимоотношений Петухова со свидетелями. К моменту доследования дела свидетель, давший показания на П.И. Петухова, сам был арестован и помещен в ту же камеру № 39. В камере он признался, что дал на Петухова ложные показания. Поэтому постановлением военного следователя военной прокуратуры от 16 декабря 1938 года дело на Петухова было производством прекращено. Дальнейшая судьба Павла Ивановича Петухова неизвестна…

Мужиков Виктор Николаевич родился в 1907 году. Был начальником сначала Алапаевского РО УНКВД, затем Исовского РО УНКВД Свердловской области, арестован в должности начальника Исетского РО УНКВД Челябинской области. Вероятная дата смерти 21 октября 1937 года.

Моряков-Флотский Александр Петрович родился в 1899 году. До ареста – начальник Лысьвенского ГО УНКВД Свердловской области. Арестован как враг народа. Осужден к высшей мере наказания. Расстрелян 15 января 1938 года.

Среди граждан, подвергшихся репрессиям, можно встретить людей разного социального статуса: от рабочего Среднеуральского медеплавильного завода, уроженца Кубы Романа Фернандеса до первого секретаря Свердловского обкома ВКП(б) в 1934–1937 годах Ивана Кабакова. Люди того времени не видели разницы между ними и назначали высшую меру наказания без оглядки на заслуги.

Наиболее яркий пример – начальник управления НКВД по Свердловской области в 1934–1936 годах Илья Решетов. Опытный революционер, комиссар государственной безопасности третьего ранга, до революции он прошел испытания сибирской ссылкой. Но это не помешало его расстрелу в 1937 году за «участие в контрреволюционной террористической организации правых». Позже выяснилось, что обвинение против Решетова было выдуманным, как и сама организация правых. Подчинённые комиссара в Свердловском управлении НКВД тоже не избежали репрессий. Борьба с «решетовщиной» доходила до того, что чекисты из одного подразделения ловили коллег из другого и наоборот. Их тайны до сих пор хранит Городок чекистов в центре Екатеринбурга, построенный в 30-е годы для работников ОГПУ. Лучшие друзья, соседи, родственники порой «закладывали» друг друга по фантастическим для современного человека обвинениям.


Решетов Илья Федорович. Фото из открытых источников


Взять хотя бы старшего лейтенанта госбезопасности Александра Казанского, который в 1938 году под давлением коллег собственноручно написал наркому внутренних дел СССР и одному из организаторов массовых репрессий конца 30х годов Николаю Ежову, что он входил в решетовскую контрреволюционную организацию и занимался вредительской деятельностью по линии «чекистско-оперативной работы». За эти расплывчатые обвинения ему дали восемь лет лагерей. Но парадокс в том, что Казанский, бывший родом из семьи священника, искренне не мог понять, почему его обвинили в приверженности правым взглядам: в 1929–1930 годах он лично разгромил в Москве всесоюзную монархическую организацию, реально связанную с польской разведкой. По этому делу расстреляли 300 человек, а когда чекиста Казанского перевели из Москвы на Урал, то, как он пишет, «попы на радостях целые полгода молебны служили»[26].

Преследованиям подвергались и гражданские работники Городка чекистов, вот дело Матвея Ожвара. Повар столовой НКВД Матвей Ожвар попал под следствие из-за обвинений в отравлении мышьяком мяса для чекистов. Ожвар – венгр, ярый революционер, член ВКП(б). Откуда повар взял мышьяк, следствие так и не выяснило. Дополнительно Ожвара обвинили в диверсии на железной дороге Свердловск-Челябинск и в работе на германскую разведку. Его арестовали весной 1938 года, но через полгода все обвинения с него сняли. Как написал следователь Григорьев в постановлении о прекращении уголовного дела, «показания обвиняемого не соответствуют действительности».

Практически все дела честных чекистов рассматривались так называемыми «тройками», а следствие велось «ускоренно и в упрощенном порядке» по приказу Народного комиссариата внутренних дел СССР от 31 июля 1937 года № 0447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». Приказ ставил задачу разгрома «антисоветских элементов» и создание для ускоренного рассмотрения дел такого рода «оперативных троек». В «тройку», как правило, входили местный начальник НКВД, местный прокурор и первый секретарь областного или республиканского комитета ВКП(б).


Матвей Ожвар. Фото из открытых источников


Заседания «троек» проходили в отсутствие обвиняемого, без адвокатов. Признал себя арестованный виновным (читай, оговорил себя) или не признал, никакого значения не имело. Приказ не предусматривал обжалования приговоров, поэтому они исполнялись обычно в день вынесения.


Протокол тройки о расстреле священника. Фото из архива автора


Протокол тройки о расстреле доярки. Фото из архива автора


Протокол допроса Матвея Ожвара: Государственный архив административных органов Свердловской области (ГААОСО). Фото из открытых источников


Вскоре после смерти И. Сталина 5 марта 1953 года, Лаврентий Берия приказал освободить переполненные лагеря ГУЛАГа. 27 марта было освобождено сразу 1 миллион 200 тысяч заключенных, которых не считали угрозой для общества, осужденных не по политическим, а по общим и уголовным статьям. Пересмотр дел продолжился и после ареста Берии 26 июня 1953 года. Специальные комиссии просматривали дела осужденных за «контрреволюционные» преступления. Всего было рассмотрено около 237 тысяч дел по 58 статье УК РСФСР: 53 % приговоров были оставлены в силе, 43 % – значительно смягчены, лишь 4 % приговоров были отменены.


Возвращение из лагерей. 1953 г. Фото из открытых источников


Историки считают, что красный террор начался еще в 1917 году. Но на поток поставил террор против собственного народа Генрих Григорьевич Ягода (при рождении Енох Гершенович), первый в советской истории генеральный комиссар госбезопасности. Троцкий саркастично называл его «усердным ничтожеством», т. к. кроме родства с Яковом Свердловым (троюродный брат) Ягода никакими талантами не обладал, но именно он был создателем системы, которая безжалостно перемалывала всех, независимо от ранга и политических взглядов, и сам он в конце концов стал её жертвой. Ягода был наркомом внутренних дел всего два года, но маховик репрессий успел раскрутить.

Генрих Ягода – человек, одного имени которого в середине 30-х годов XX века боялись и сопартийцы в верхушке власти, и обычные люди. Именно он основал ГУЛАГ, ставший символом репрессивной системы, и заложил фундамент для грядущих массовых расправ над неугодными. Однако ни заслуги перед партией, ни высокий чин не спасли наркома от порожденного им же самим молоха тоталитаризма.

23Документально подтверждено реальное наличие и деятельность диверсионных групп в 20-е и 30-е годы. Еще и двадцати лет не прошло с октября 1917 года, далеко не все население страны приняло революционные преобразования…
24Станислав Мищенко, Облгазета. ru; № 199 от 30.10.2019
25https://newdaynews.ru/НОВЫЙДЕНЬЕкатеринбург25.06.2014
26Из интервью с Ильей Демаковым, главным археографом отдела научно-справочного аппарата, использования и публикации архивных документов Государственного архива административных органов Свердловской области; Облгазета. ru; № 199 от 30.10.2019
Рейтинг@Mail.ru