Владимир Фёдорович Власов
Будда и Моисей

– Довольно оригинальные.

– Но ты не обольщайся, хоть он и принадлежит к новой когорте людей и старается как-то реабилитировать Штаты в глазах иностранцев, но всё равно он всегда останется американцем, и при всех конфликтах будет защищать интересы Штатов. Есть очень хорошая английская пословица, которая характеризует всю англосаксонскую нацию: «Если не можешь уничтожить противника, то задуши его в своих объятиях».

– А ты имеешь американский паспорт?

– Да, – ответила она, – но я имею также и российский. У меня двойное гражданство.

– И кем ты себя чувствуешь?

– Конечно же, русской, и всегда буду оставаться ею, защищая Россию. Гражданства могут меняться, а родина всегда остаётся Родиной.

– Значит, и я всегда остаюсь твоим единственным любимым мужчиной, раз я был у тебя первым? – спросил я без иронии, и даже с некой дрожью в голосе.

– Разумеется, – сказала она.

– Но как же ты после меня ляжешь опять к нему в постель?

– Я постараюсь в тот же день этого не делать. И вообще, не знаю, смогу ли я после этого иметь с ним какую-то близость.

Я обнял её и поцеловал в губы. Я понял, что вернул себе мою Натали.

Она посмотрела на часы и сказала:

– Нужно идти, а то нас потеряют, и заподозрят о нашей связи. Давай договоримся, пока я нашу дочь не перевезу в Россию, Майкл не должен знать, что мы любим друг друга.

– Хорошо, – я дал согласие.

Мы встали с камня и поодиночке вернулись к храму. Но прежде чем отправиться к отцу Гонгэ я её некоторое время побродил по лесу среди диких зарослей, приводя свои мысли в спокойное состояние.

Возле Храма на небольшой террасе был накрыт европейский стол, где сидело всё общество, пять человек, на стульях, чему я очень удивился. Раньше отец Гонгэ с монахами принимали пищу за маленькими столиками, сидя на дзабутонах – таких подушечках.

– Наконец-то, вы пришли, – радостно сказал отец Гонгэ, – извините, а то мы начали без вас.

– Это вы меня извините, – сказал я, – вот прогуливался с утра и забрёл в одну чащу, еле выбрался.

Я сел на стул рядом с американцем. Отец Гонгэ с Натали сидели по торцам стола, Мосэ и Хотокэ – напротив нас.

– Вы уже знакомы? – спросил меня отец Гонгэ.

Я пожал плечами.

– Мы видели господина Хризостома утром и поздоровались, – бойко вступил в разговор американец. – Поистине, как говорят у нас, где появится американец, там сразу же возникнет и русский.

– Но если вы не можете нас уничтожить или задушить, то хотя бы обнимите, – резко сказал я, не глядя в сторону американца.

Американец рассмеялся и сказал:

– Ценю вашу шутку. Извините, я не хотел вас обидеть, а сказал это потому, что нас везде преследует один ваш соотечественник по прозвищу Синий Дракон – легендарная личность. Он уже долгое время живёт в Японии, и обрел здесь такие способности, что любой даос бы ему позавидовал. Кстати, вы его знаете?

– Нет, – сухо ответил я.

– С такими способностями хорошо быть разведчиком. А вы, случайно, не разведчик.

– Нет, – ответил я резко, и тут же спросил его, – а вы?

– Ну, что вы! – воскликнул американец. – Я простой учёный, и стою далеко от политики. А вот Синий Дракон мог быть бы разведчиком. Он умеет переноситься на расстояние, внезапно появляется и внезапно исчезает. Как он умудрился такому здесь научиться, а главное – у кого. Я тоже очень часто бываю в Японии, и даже подолгу живу здесь, но мне так и не удалось обрести здесь какие-либо экстраординарные способности. Вообще-то, я всегда преклонялся перед русскими, перед их талантами и способностями. Никто не добивается такого, чего добиваются русские, может быть, в силу их особой удивительной духовности. Самую лучшую литературу и музыку миру дали русские, ну, я здесь не упоминаю французов и итальянцем. Но во Франции кто может сравниться с вашим писателем Львом Толстым, а в Италии – с Чайковским? Всё время я бьюсь над тем, чтобы разгадать секрет феномена русских, и мне это не удаётся. Я слышал сегодня от отца Гонгэ, что вы тоже знаете много иностранных языков, как и я, но вот чтоб по шелесту листьев научиться узнавать будущее – это для меня недостижимо и непостижимо. Вы тоже являетесь феноменом непостижимости русских. Читаете Библию на немецком языке.

– Моя мать была немкой, а эта её библия осталась мне после её смерти. Я с ней нигде не расстаюсь.

– Извините меня великодушно. Я не знал. А вы считаете себя русским или немцем.

– Мой прадед был русским дворянином, а значит, дед и отец тоже. Кем же я могу себя считать?

– Понимаю, – улыбнувшись, сказал американец, – значит, тягу к иностранным языкам вы приобрели от своего дворянства. Я очень сожалею, что в Штатах никогда не было дворян, графов, князей. В этом мы, американцы, перед вами, русскими, выглядим как недоростки, или, точнее, как нация, неизвестно откуда взявшаяся со своей куцей историей и искусственно созданными своими социальными устройствами. Я завидую вашей стране, и иногда жалею, что не родился русским. Я знаю, что вы создали совершенную церковь. Православие всегда стояло особняком от всех религий, а благодаря России, оно стало мировой религией. Религией будущего. Да-да, я в это искренне верю. И человечество никогда не сможет обойтись без Православия. Религия, вообще, необходима человеку, но религия разумная и совершенная. Ведь всё живое должно создавать свою матрицу, чтобы упорядочить хаос вокруг себя и создать некую оболочку для развития. Это должна быть, прежде всего, духовная оболочка, потому что именно дух формирует материю. Если дух не присутствует, то наступает разложение и загнивание. Религия, как проявление духа, не должна вмешиваться в политику, она должна стоять над человеком и над государством. И цель её – не направлять человека куда-то, а поправлять его, иными словами держать его в соответствующих рамках его развития. С этим лучше всего справлялось Православие, которое всегда являлось самой естественной религией. Её основные задачи и установления – соблюдения рамок, за которые человек не имеет права заходить, если не желает самоуничтожения. Католицизм всегда вёл религиозные войны, навязывал всем народам своё управление в мире, а сам внутри себя постепенно разлагался. Протестантизм в любых своих проявлениях старался разрушать установленные рамки, что, в конечном итоге, проводило к бездумной либерализации и достигло, в конечном итоги, своей кульминации в однополых браках, как результат попустительства и отхода от религиозных норм. И только одно Православие достойно держалось в продолженье всей двухтысячелетней истории, и приносило народам спокойствие и любовь. Ислам всегда прибегал к фанатизму и ни в грош не ставил человеческую жизнь, отличаясь крайней нетерпимостью к другим религиям. Я думаю, что, в конечном итоге, ислам приведёт всех мусульман к уничтожению другими народами, что уже и началось.

– Вы имеете в виду Штаты, – заметил я, – которые сейчас ведут свои основные военные действия в мусульманских странах?

Американец улыбнулся и сказал:

– Не будем говорить об этом. Поговорим лучше о терпимости, но не той, которая не признаёт никаких рамок, а той, которая способствует взаимопониманию. Вот вы изучаете иностранные языки, и как я понял, очень хорошо ими владеете. Что вы чувствуете, когда говорите на чужом языке?

– Я ничего не чувствую, – признался я, – когда я говорю на языке, я даже об этом не думаю, я всегда слежу за своей мыслью, и стараюсь яснее донести её до слушателя.

– Вот именно, – обрадованно воскликнул американец, – со мной происходит то же самое. Слова и выражения не важны, важны мысли человека. Это нас всех объединяет. Но когда мы говорим на иностранном языке, мы как бы становимся сами носителем этого языка с его внутренней системой мышления. Мы преображаемся и становимся гражданами этой нации. Когда вы говорите по-немецки, вы становитесь немцем, когда говорите по-французски, становитесь французом, по-английски – англичанином или американцем, а когда я говорю по-русски, то становлюсь русским, тем более у меня жена – русская, а значит, я – вдвойне русский, и, может быть, даже больше, чем американец.

Впервые, сидя за столом, я посмотрел в сторону Натали. Она побледнела. Мне хотелось схватить нож со стола и вонзить его в сердце этого нахального Майкла. Я даже представить не мог в своём воображении, как они лежат в одной постели, и он обладает ею.

– Поэтому, – продолжал он, – во всех нас заложены инструменты трансформации, когда мы понимаем суть чего-то, то сами становимся этой сутью. Все мы можем проникнуть в запредельное, я это понял здесь на Востоке, всё зависит только от нашего умения концентрироваться. Ведь всё живое обладает своей системой и своими рамками, в которых и функционирует эта система. Если мы научимся взламывать эти рамки, то сможем проникнуть в эту систему и обретем такие свойства, которые присущи этому живому и одухотворённому предмету, или вещи. Мы можем стать пчелой, муравьём, камней, птицей или деревом. Похоже, что вы уже взломали эти рамки и проникли в сознание и сущность дерева?

Вопрос предназначался мне. Я покачал головой и ответил:

– Не знаю, какие рамки я взломал, и в какую сущность я проник.

При этом я посмотрел на Натали, которая слегка покраснела.

– Я понимаю, – сказал американец, – многое мы не осознаём, особенно, когда проходим через что-то непонятное. Но если нам удаётся одолеть какой-то предел и приобрести какое-то удивительное свойство, то глупо им не воспользоваться и не поставить это приобретённое на службу человечеству. Я предлагаю вам войти в нашу исследовательскую группу и помочь нам в разгадке некоторых тайн природы, а, может быть, и не самой природы, а неких сущностей, с которыми мы хотим установить отношения. Такой специалист, как вы, нам бы очень помог в нашей работе.

– И что же это за работа? – спросил я с интересом у американца.

– Это – секретная информация, но если вы согласитесь с нами сотрудничать, то я вам расскажу всё, что происходит последнее время в мире, и чем очень озадачено моё агентство НАСА. Практически я уже добился у отца Гонгэ согласия на сотрудничество с нами, и уговорил его монахов Мосэ и Хотокэ, которые тоже обладают способностями медиумов-проводников, судя по их рассказам, войти в нашу группу. Дело осталось за вами.

– Но позвольте, – возразил отец Гонгэ, – я не давал вам согласия на установку ваших электронных ловушек возле моего дерева, также, как не даю согласия на участие моих подопечных в вашем эксперименте.

– Но этого пока и не нужно, – сказал американец, – важно, чтобы вы согласились отпустить ваших подопечных с нами.

В это время я смотрел на Натали, которая слегка кивнула мне головой.

– Тем более, – продолжал американец, – вы согласились стать сами нашим консультантом, как изучающий птичий язык. Для нас это может стать очень важным оружием, когда начнут развиваться события.

– Ну, сказать, что я владею птичьим языком, было вы неправильно, – скромно заметил отец Гонгэ, – просто долгое время я наблюдал за жизнью птичек, и особенно занимался своими попугайчиками Чарли и Риччи. Некоторые наблюдения за ними дали мне основание полагать, что птицы нисколько не глупее нас, а, может быть, и умнее. Я думаю, что все люди любят этих пернатых существ, потому что они напоминают нам об ангелах, спускающихся с неба. Святой Франциск тоже очень любил птиц, кормил их с рук и общался с ними. Он понимал их язык. А я так до конца и не освоил птичий язык. Смерть прервала жизнь Ричика. М-да, смерть – жестокая вещь. Она неминуема и приходит, когда мы её меньше всего ждём. А мы столько времени теряем попусту, растрачивая свою жизнь на всякую ерунду. А когда спохватываемся, то становится поздно. Что поделаешь, физическим бессмертием мы, простые смертные, увы, не обладаем. Это мы должны себе чётко уяснить, и никогда не забывать. Моменто мори! – как говорили древние римляне. И мы должны это помнить, и в каждую минуту нашей жизни сознавать, что сами творим свою судьбу. Я вот смотрю на своих учеников, и постоянно думаю об их земном существовании. Ведь оно может быть коротким, если они не будут беречься, а начнут ввязываться во всякие авантюры, желая оставить о себе яркую память не только в моём сердце, но и в истории человечества.

Он с некоторой иронией и упрёком посмотрел в их сторону и продолжил:

– Они так желают спасать мир, что не думают о том, что могут быстро уйти в вечность, вместо их обычных углублённых занятий, чтений и раздумий. Им ещё так много нужно прочитать книг в моей библиотеке, а то последнее время занимаются совсем бессистемно, читают всё, что попадается им под руку. Не знаю, как я буду без них служить богине Каннон и бодхисатве Дзидзо. Открыто заявляю, что я недоволен тем, что они решили ехать с вами. Если я им надоел, то пусть они живут в своей хижине особняком от меня. Я не буду им мешать, также как и они мне. Только по утрам мы будем вместе в храме предаваться дзэнской практике созерцания «дзадзэн» (самадхи), сидя в зале мудрости в позе лотоса.

Монахи, слушая излияния старика, едва сдерживали улыбку. В конце концов, Хотокэ не выдержал и сказал настоятелю:

– Мы же поедем всего на две недели. Как только исследования закончатся, мы сразу же вернёмся.

– Этой ночью во сне мне явились мои попугайчики и предупредили меня, что с вами может произойти несчастье. И что лучше вам никуда не ездить, а оставаться здесь.

– А ещё что сказали вам попугайчики? – спросил его американец с улыбкой.

– Они сказали, что вся эта ваша затея с вашими ловушками закончится катастрофой.

Американец, не выдержав расхохотался.

– Но мы хотели бы через этот эксперимент найти истинные начала, – вставил своё слово Мосэ.

– Если вы хотите найти истинный начала, то почитайте свитки второй половины семнадцатого века «Когансёдзё» – «Предисловие к запискам наглеца» священника Кэйтю. Он там пишет: «Если стремиться найти истинные начала, то они существуют только в поэзии Ямато».

– Вот и прекрасно, – сказал американец, – ваши монахи не только найдут истинные начала в этих свитках, но и извлекут их из нашего эксперимента.

– Я ещё не дал своего согласия, – твёрдо заявил отец Гонгэ.

– А когда вы его дадите? – настаивал американец.

– Пока не знаю, – ответил тот.

Наступила неловкая тишина. Американец повернулся ко мне и спросил:

– Ну а вы как же? Решили участвовать в нашем эксперименте, или вам нужно посоветоваться с вашим правительством?

– Не с кем мне советоваться не надо, – сказал я сухо. – Я сам по себе.

– И что вы решили?

– Я согласен.

– Вот и прекрасно! – воскликнул американец. – Раз дело складывается таким образом, то давайте поступим так. Мне нужно срочно выехать в Токио и уладить там кое-какие дела. Если вы, отец Гонгэ, не возражаете, то моя жена поживёт у вас несколько дней и поработает в вашей библиотеке, найдет материалы, касающиеся вашего храма и этого дерева. И если вы разрешите своим подопечным участвовать в эксперименте, то моя жена с ними и русским выедут туда, куда я сообщу телеграммой. Деньги на их поездку я перешлю. Вы согласны?

– Да, конечно, – ответил отец Гонгэ, – пусть ваша супруга живет здесь, сколько нужно, и пользуется библиотекой.

– Вот и прекрасно, – воскликнул американец и посмотрел на часы, – а я, наверное, успею на поезд до Ниигаты, а там пересяду на самолёт до Токио.

У меня приятно засосало под ложечкой от предвкушения того, что несколько дней мы сможем находиться с Натали вместе, и нам никто не будет мешать.

Американец встал из-за стола, Натали тоже встала. Встали и мы.

– Пойдём, поможешь мне собраться, – сказал он Натали, и они, поблагодарив настоятеля за угощение, спустились с веранды.

Монахи принялись убирать посуду со стола, а мы с отцов Гонгэ вошли в храм.

– Зачем вы сказали американцу, что я услышал предсказание в листве вашего дерева, и что я владею языками? – спросил я его с недовольным видом.

– Вы уж простите, – стал извиняться он, – но эти американцы ведут себя у нас, как дома. Я думал, что, сказав это ему, и указав на вашу заинтересованность деревом, я остужу его пыл, но ничего не вышло. Он даже вас уговорил работать с ним. Сейчас он будет жать на меня со всех сторон, чтобы я дал разрешенье установить здесь их чёртову ловушку. Всё это мне очень не нравится. Да ещё моих монахов соблазнил перспективой проехать по стране. На них я очень зол, не ожидал, что они так легко согласятся.

Я видел, что отец Гонгэ несколько рассеян и находится в расстроенных чувствах, и пытался его как-то успокоить, но это не помогло, и я, оставив его в покое, вышел из храма и тут же встретил американца с рюкзаком, направляющегося к тропинке, ведущей в долину.

– Как замечательно, что я вас встретил, – сказал он. – Вы хорошо знаете эту местность? Если вы меня немного проводите, то не заблудитесь, возвращаясь?

– Нет, – ответил я, – а разве вы не хотите со всеми проститься?

– Времени нет. Да и здесь остаётся моя жена, как бы официального расставания ещё нет, к тому же, нам могут помешать говорить, если пойдут меня провожать.

Мы стали спускаться по узкой тропинке в долину. Он шёл впереди и разговаривал со мной через плечо, успевая смотреть под ноги.

– Раз вы согласились со мной сотрудничать, то я могу открыть вам некоторые секреты. Я не беру с вас подписку о разглашении тайн, потому что вы не являетесь гражданином моей страны, но настоятельно прошу вас не делиться ни с кем информацией, которую я вам расскажу. Я допускаю, что вы работаете здесь на своё правительство, поэтому вы должны являться профессионалом, а значит, знаете, как беречь тайну. Возможно, что в скором времени нам придётся сотрудничать с вашим правительством по этим вопросам, так как ситуация выходит из-под контроля. Дело в том, что НАСА через эти ловушки решило установить контакт с тонкими сущностями, проникающими последнее время в наш мир. Проникновенье идёт настолько интенсивно, что впору его назвать вторжением, а всем нам объединяться, чтобы противостоять этому проникновению. Думаю, что вы здесь исполняете ту же миссию, что и я. Можете мне ничего не говорить.

– Так в чём суть проблемы? – спросил я озадаченно.

– Дело началось с того, что я как-то познакомился с одним членом императорского фотографического общества господином Ягисита Хироси, который фотографировал по стране самые старые в Японии деревья. А затем издал альбом с их иллюстрациями. Он фотографировал их в разное время суток и в разных режимах выдержки, и обратил внимание на то, что у него при съёмках стало получаться много брака, и объяснить этого он никак не мог.

Сняв со спины рюкзак, он вынул из него небольшой фотоальбом и показал мне. Мы спускались по довольно крутому уклону, и я успел прочитать только первую страничку предисловия к снимкам фотографа. Там значилось:

«Наша родина Япония облагодетельствована природой, которая одарила её обильным зелёным покровом и богатством смены четырёх времён года. По сравнению с Европой, где преобладает культура строительства из камня, мы воспитаны на культуре дерева и не стараемся покорять природу, сознавая её покровительство и благодеяние, и, можно сказать, умело с ней сосуществуем. Сейчас, когда раздаются крики, что на земном шаре наступает кризис уничтожения лесов, хотелось бы, чтобы в нашей жизни больше придавали значения гармонии с природой и пересмотрели свои взгляды по отношению к ценности лесов…»

– И что дальше? – спросил я его, небрежно пролистав альбом и возвратив его американцу.

– На многих фотографиях, особенно старых деревьев, он обнаружил некие разводы различных цветов, свечения, а также выбросы туманной субстанции от стволов и кроны деревьев. Как будто какая-то энергия исходила от них. Так как он служил в министерстве лесного, водного и земельного хозяйства, то он показал эти снимки учёным, а те заинтересовались этим феноменом и привлекли нас. Мы тут же ухватились за это непонятное природное проявление неизвестной нам энергии и установили электронное оборудование возле этих деревьев, которое начало фиксировать разные воздействия на приборы. Не буду вдаваться в технические детали, скажу лишь, что деревья источали из себя не только неизвестную нам энергию, но и выпускали некие бестелесные сущности, состоящие из сгустков энергии и тонкой материи. До сих пор мы не находим объяснения этому феномену. Некоторые сущности пытаются войти с нами в контакт, но мы не понимаем их системы коммуникации, иными словами, их языка и способа общения. Поэтому для нас будут очень важны ваши знания и умение. Дело в том, что дерево – это корень жизни и начало всего живого. Здесь, на Востоке, существует особое отношение к миру в силу специфики их отличающегося от западного мышления и неких собственных философских установок. Как вы знаете, в их философии существует пять элементов: огонь, вода, дерево, металл и воздух. Так вот, огонь, вода, воздух и металл создают жизнь в форме дерева, растительности, флоры; а флора порождает фауну – всё движущееся живое. Флора – это то, что имеет корни и место своего постоянного обитания. Дерево – это царь растительности, также как человек – царь фауны. Вот такая выстраивается цепочка и иерархия на земле. Дерево и человек связаны тесными узами меж собой, но каждый имеет свои природные особенности. На земле они являются венцом развития природы. Человек развивается в движении, а дерево – в покое. Так что каждый из двух этих венцов занимает два противоположных состояния. И каждый, извлекая из этих состояний свои преимущества, достигает превосходства над своей противоположностью. Как мы знаем, всё живое развивается благодаря своей памяти, а накопление памяти дерева и человека разняться. Память в живом организме является своего рода хранилищем информации, где полученная информация постоянно анализируется и создаёт предпосылки для дальнейшего развития. За память у человека отвечает мозг с его извилинами, а у дерева – ствол с его кольцами. Чем больше извилин, тем больше объём памяти, чем больше колец, тем объёмнее информация. Человек за свою короткую жизнь, не успевает проанализировать всю информацию, собранную им в себе, у дерева же срок жизни намного дольше, и информация за этот период анализируется так тщательно, что создаётся своеобразный уникум времени, где прошлое, настоящее и будущее сливаются в едином продолжении. Поэтому деревья способны предсказывать будущее и вещать о прошлом, ибо передача памяти у них существует такая же, как и у человека. Кольца дерева хранят память не только столетий и тысячелетий, но и связаны с будущим ростом, и знают о будущем больше человека. Все комбинации воды, огня, воздуха и металла соединены в памяти дерева. Может ли дерево говорить? Естественно человеческим языком оно говорить не может, но, я думаю, оно способно силой своей энергии и внушения передавать свои мысли другим живым существам. Шелест листьев говорит вам что-то? Вот это и есть язык дерева.

Майкл остановился на небольшой полянке и посмотрел на струящийся между камней ручеёк.

– Мы многого ещё не знаем о природе, – глубокомысленно заявил он, – мы не в состоянии понять, как дерево устанавливает контакт с источниками всякого движения, как оно получает энергию, только ли от солнца, и как эту энергию трансформирует и передаёт дальше. Дерево может черпать информацию из воды, огня, металла, воздуха, в конце концов, даже от живых существ. Деревья сами по себе являются антеннами между землёй и небом. Кстати, я рассматриваю металл как минерал, землю – как лаву, а воздух – как эфир или космос. Мы, занимаясь наукой в Штатах и России, я считаю, упускаем главное – общее виденье мира, выстраивая наше научное восприятие мира из частичек, как бы собирая мозаику общего, и поэтому все наши знания дробные, осколочные и частичные, изобилующие ненужными мелкими деталями, которые застилают от нас целое – общую картину мироздания. Наука давно уже потеряла монументальность, если вообще когда-то её имела. В науке много посредственностей. Каждый учёный занимается какой-нибудь маленькой проблемкой, разрабатывает свою общину, как говорят ещё в научных кругах у нас. Из-за узкой специализации мы теряем общие виденье проблем. Но сейчас я хочу сказать о другом. У нас мало времени. Главное для нас всех сейчас – это понять, что за сущности проникают в наш мир? Как они могут влиять на нас? И какие изменения произойдут в будущем. Для этого мы все на земле должны объединиться перед вторжением в наш мир чего-то чуждого.

– Что вы имеете в виду.

– Это уже совсем секретная информация, о которой я не должен вам говорить, но скажу, потому что, сотрудничая с нами, вы должны знать всё. У нашего правительства состоялся контакт с чужаками, я не могу подобрать другого слова, потому что их нельзя назвать инопланетянами, ибо они уже давно присутствуют на нашей планете, скрываясь от нас под водой и под землёй. Очень скоро к земле прибудет их огромное представительство, что это будет, корабль, планета или сгусток космической энергии, мы не знаем. Возможно, что выброс этой энергии уже идёт от этих деревьев, которая начинает влиять на нашу жизнь. Я думаю, что и ваше правительство находится в курсе этих последних событий. Поэтому мы все должны объединить наши усилия и забыть о наших мелких разногласиях.

– Но почему такая секретность? Почему кроме нас об этом никто ничего не знает?

– Но вы же не хотите, чтобы раньше времени в мире возник коллапс. Тем более вы, представитель духовенства, тогда все наши базисные и настроечные установки полетят к чёрту. Ведь религия создаёт рамки внутри космического хаоса, обустраивая духовную территорию для комфортного существования. Это же философия стремится разрушить все рамки, что, кстати, и успешно делает. Этим религия и философия отличаются друг от друга, и они всегда буду идти вместе, рука об руку, дополняя друг друга. Человек хочет быть в безопасности в своей комнате, но страстно желает выглянуть в окно, чтобы узнать, что же творится в мире, но ему обязательно нужна твердь, на которой он мог бы стоять. Знаете, как у Германа Гессе:

Ведь если мы допустим на минуту,

Что за поверхностью зияют бездны,

Возможно ль будет доверять уюту,

И будут ли укрытья нам полезны.

Будь кроме двух, знакомых нам извечно,

Какие-то другие измеренья,

Никто, твердят, не смог бы жить беспечно,

Никто б не смог дышать без опасенья.

Майкл, процитировав стихи поэта, опять посмотрел на часы и сказал:

– Извините, мне надо торопиться, а то я опоздаю.

Он по-японски поклонился мне и добавил:

– Не обижайте мою жену и присмотрите за ней. Впрочем, она женщина очень самостоятельная и может за себя постоять.

Он повернулся, и, ускорив шаг, стал спускаться по склону горы, а мне захотелось дать ему такого пинка, чтобы он кубарем катился до самой долины.

Я поднимался по тропинке к храму и думал только о встрече с Натали, в эту минуту меня мало интересовал весь мир с его проблемами. Несмотря на жуткую ревность, я в какой-то степени был ужу счастлив от предвкушения встречи с моей возлюбленной.

Я нашёл её в библиотеке отца Гонгэ. Она, развернув пожелтевший от времени свиток, читала на старо-японском языке записи настоятелей этого храма, сборник с названием «Роккакурон» – «Учение шести углов». Накануне я тоже обратил на него внимание, но времени просмотреть его так и не нашёл.

– Ну что, проводил моего мужа? – спросила она с улыбкой, повернувшись ко мне. – Он мне поручил, чтоб я к тебе пригляделась.

– Я мне он сказал, чтоб я о тебе позаботился.

– Но так в чём же дело? Идём, будешь заботиться обо мне, – рассмеялась она, вставая.

Мы вместе отправились к нашему заветному камню на уклоне горы, где провели время в объятиях друг друга до самого вечера. Тем временем в храме развивались события следующим образом:

С отъездом Майкла жизнь в храме приняла свой обычный размеренный ход. Время текло медленно и лениво. Монахи так же лежали во дворе храма, прячась от жары в тени дерева и борясь с послеобеденной дрёмой, и опять вели неторопливый разговор, который обычно заканчивался храпом обоих монахов.

Мосэ, лежащий на веранде хижины, смахнул рукавом выступающий на лбу пот и спросил брата Хотокэ:

– Что ты думаешь об «Учении шести углов»?

Тот, лежащий прямо на траве в тени дерева, потягиваясь и зевая, ответил:

– М-да, много загадок у истории, ответы на которые канули в Лету вместе с ушедшими поколениями. Во втором году правления императора Тэммэй (в 1782 году по европейскому летоисчислению), когда по всей стране проходил погром чертей, храм Роккакудзи был сожжен, потому, как писалось в летописи, что его настоятель оказался чёртом. Он был одним из подручных главного бессмертного Чёрта, обитавшего тогда на горе Ояма в префектуре Тоттори. Все документы, касающиеся «Учения шести углов» сгорели, но последующие настоятели по памяти вроде бы восстановили его, правда, я очень сомневаюсь, что вспомнили они всё, что было в нём изложено ранее. Ты же читал этот свиток у отца Гонгэ, но мне кажется, что он знает больше, чем там изложено. Может быть, где-то он хранит копию той старой рукописи, и никому её не показывает.

– Зачем это ему?

– Мало ли что в ней изложено, не всегда некоторые тайны полезны и пригодны для раскрытия.

– Я слышал, что сожжение храма Роккакудзи принесло Японии несчастья, – заметил Мосэ, – в ноябре следующего года после пожара произошло большое наводнение на реке храма Великая Святость (Дайсейдзи-гава), а ещё через год случился большой неурожай, и умерло много крестьян от голодной смерти.

– Припоминаю, читал об этом в летописи, – заметил Хотокэ, – это именно то время, когда начался разброд в нашей святой вере. На следующий год после смерти императора Тэммэй произошёл раскол между Старыми и Новыми храмами секты Истинного учения Синсю. Раньше наши предки ссылались на то, что все несчастья происходили от чертей, но когда все черти были выгнаны из страны, то несчастья не прекратились. Может быть, причина всего того была не в чертях, а в наших предках?

Мосэ ничего ему не ответил.

Хотокэ, согнав с руки проворного паучка, продолжил:

– Чаще всего так оно и бывает. К тому же до сих пор неизвестно, кем были эти черти. До начала эпохи Мэйдзи японцы всех европейцев считали чертями с длинными носами. Матери пугали своих маленьких детей: «Вот будешь плакать, придёт чёрт и утащит тебя за море в своём огромном кармане».

– Почему в кармане? – удивился Мосэ.

– Так ведь до иностранцев у нас не было карманов, это они придумали карманы, пуговицы, носовые платки и много всякой другой ерунды, которой мы сейчас пользуемся повседневно.

Мосэ рассмеялся.

– В твоих рассуждениях есть здравый смысл, но всё же кое-что здесь не сходится. С приходом к власти сёгуната Токугава началась эпоха закрытых дверей для всех иностранцев. Откуда иностранцы могли взяться в нашей стране, если никто из них не смог бы проникнуть вглубь страны даже на один километр?