Владимир Алексеевич Колганов
Советник президента
Наутро Даниил Антонович пытался заново переосмыслить обстоятельства разговора с Березовским. Всё самое ценное, что он услышал, сводилось к одному – надо искать союзников в силовых структурах. Этот совет дорогого стоит! Жаль, что Борис Абрамович не подсказал, как среди силовиков выявлять тех, кто в душе был либералом, но не решался в этом признаваться во избежание проблем. Вот ведь у этих генералов до сих пор в ходу обращение «товарищ». А можно ли представить такое словосочетание – «товарищ либерал»? Бр-р-р!
Даниил Антонович и ещё кое-что для себя уразумел. Ведь Березовский скончался лет пять назад, но даже теперь, как бы из могилы, сеет разумное и доброе. «Если приду к власти, так я ему памятник поставлю!»
Глава 25. Три товарища
А вечером того же дня, когда Даниил Антонович получил наставления от Платова, в гостиной шикарного особняка на окраине Москвы собрались несколько человек. Поначалу их было только двое, они сидели молча, даже не глядели друг на друга. Чувствовалось, что им не о чем говорить – всё уже сказано и пересказано, и не хотелось снова начинать теперь бессмысленные разговоры. Тихо было и за окном – ни пения птичек, ни цикад. Природа словно бы затаилась в ожидании некоего грандиозного события. Однако и ей самой вроде бы ещё не ясно, то ли это будет катастрофа, то ли напротив – избавление…
Наконец, по лестнице, ведущей на второй этаж, спустился сам хозяин дома.
– Господа! Я собрал вас, чтобы вы первыми узнали о моём решении, – Даниил Антонович немного помолчал, видимо, собираясь с духом. – Так вот, в нынешней ситуации я не вижу иного выхода, кроме как исключить Костика из состава будущего правительства.
Аксельборг и Докутович смотрели на премьер-министра. Вряд ли кто-нибудь взял бы на себя смелость описать теперь их чувства. Потому что заглянуть на дно того колодца, где сейчас обитало их сознание, не каждому дано. Впрочем, гораздо в меньшей степени это относилось к Аксельборгу – он на этом деле не так уж много потерял. Конечно, в перспективе было не совсем то, на что рассчитывал, но и тут успел подсуетиться, так что, даже если попытаются ударить по его законным интересам в бизнесе, вряд ли что-нибудь у них получится. Куда хуже могло всё обернуться для Кости Докутовича. Ему уже представлялось дальнейшее развитие событий – вслед за потерей нынешней должности станет неминуемым попадание в «чёрный список», что-то вроде запрета на профессию. В лучшем случае – должность директора в мытищинском НИИ. Ни один из этих вариантов его не привлекал, так что придётся сосредоточиться на бизнесе. Однако удар по самолюбию «государственного человека», каким считал себя в последние годы Докутович, был нанесён сокрушительный, это он готов признать. Одно успокаивало – Неля клятвенно пообещала, что на развод в ближайшие год-два не будет подавать. Видимо, таким путём хотела подогреть его энтузиазм в борьбе за сохранение места на Олимпе. Да только грей, не грей – от этого шансов на победу не прибавится.
Даниил Антонович тоже переживал не лучшие минуты. Сердце буквально кровью обливалось, когда он представлял, чем все эти перестановки могут закончиться для его друзей, для тех, кто поддерживал его в последние годы. Ну что тут поделаешь, если не хватило сил, не сдюжил! Да мог ли он отказаться выполнять приказ? Конечно, очень приятное это занятие – представлять себя спасителем нации, покровителем униженных, эдаким новым Моисеем, ведущим государство к процветанию. Однако наберись он мужества, чтобы президенту возразить, пришлось бы либо уйти в оппозицию и там продолжать свою борьбу, либо отправиться послом куда-нибудь в Зимбабве. Все это прекрасно понимали.
Первым нарушил молчание Аксельборг:
– Даня! Может, всё не так безнадежно, как нам кажется? Может быть, стоит побороться?
– Брось ты, Гектор! Дума за меня не проголосует, если попробую ослушаться его, – Даниил Антонович указал пальцем в потолок.
– Да уж, они на всё способны. У них же в Думе большинство, – присоединился к разговору Докутович.
– Попробую предложить твою кандидатуру на пост главы «Сколково».
– Мне уже всё равно! Хоть «Сколково», хоть РОСНАНО… – промямлил Докутович.
– Даня, погоди! А как же я? – вокликнул Аксельборг. – Ведь «Сколково» это моя вотчина.
– Ну тогда, Костик, попробую пристроить тебя в ВТБ. Вице-президентом пойдёшь?
– Соглашайся, Костик! В банке места всем хватит… И зарплаты тоже, – усмехнулся Аксельборг.
– Да ладно! В банк, так в банк… Только чего мне там делать, Даниил Антонович?
– Глава банка хочет, чтобы ты стал куратором Главкино.
– О господи! – только и смог промолвить Докутович.
Снова помолчали. Даниил Антонович всё думал, как бы осторожно затронуть тему с неудавшимся отстранением Платова от власти – слухи из силовых структур и до него дошли, но хотелось получить информацию из первых рук, чтобы на этом основании сделать кое-какие выводы на будущее. Прежде всего, хотелось бы понять, можно ли в дальнейшем рассчитывать на них, или придётся заново собирать команду.
В свою очередь, Аксельборг с Докутовичем, предчувствуя такой вопрос, так и не решили заранее, о чём можно рассказать. Тут ведь следует иметь в виду, что сам премьер делами почти никогда не занимался, оставаясь в этой должности чем-то вроде младшего брата короля, который имеет право только позировать перед телекамерами во время заседаний правительства и демонстрировать свою заботу о народе. Поэтому его вопрос должен был свестись примерно к следующему: «Где же это вы, голуби мои, так напортачили?»
Наконец, Даниил Антонович решился:
– У меня такое предложение. Давайте отмотаем всё назад, посмотрим, что сделано не так. Тогда будущие поколения, даст бог, смогут избежать наших ошибок.
– Ты уж очень трагично излагаешь, Даня, – не согласился Аксельборг. – Неужели столько ждать?
– Мы с тобой уж точно не дождёмся. Вот Костик – он дождётся, если очень повезёт.
– Да мне без вас и жизнь не в радость, дорогой Даниил Антонович! – зашмыгал носом Докутович.
– Спасибо, Костик!
Премьер расчувствовался, стали вспоминать о первых встречах, когда только появилась идея модернизации страны, когда начали сколачивать своё ядро во власти – либералов «наверху» всегда хватало, но раньше каждый думал только о себе. А тут объединили всех одной идеей. Как же они радовались, когда что-то получалось! Накануне выборов 2008 года самое трудное заключалось в том, чтобы дискредитировать других кандидатов на должность президента. Для этого дела любые методы годились – даже подставы на дороге.
– А помните, как ловко получилось с тем сынком? Попал вроде бы случайно в ДТП, там женщина какая-то пострадала, а у папаши сразу рейтинг рухнул – куда ему в преемники с таким пятном? – ухмыльнулся Докутович.
– С Дубковым тоже удачно всё сложилось, – добавил Аксельборг.
– Я что-то не припомню, – Даниила Антоновича и прежде подводила память.
– Это была личная инициатива Костика. Нашептал своему шефу, что избиратель не поймёт, если Дубков станет президентом, а зять при нём останется министром обороны. Но что ещё опаснее – захочет ли Дубков отдать власть через четыре года, если вся армия будет за него?
– Уверен, это опасение и сыграло основную роль.
– А что было со Стешиным? – поинтересовался Аксельборг.
– Там всё гораздо проще, – со знанием дела взялся разъяснить ситуацию премьер-министр. – Он из системы МВД, а у гэбистов до сих пор есть опасение, как бы прежняя неприязнь не возникла с новой силой. В общем, они и отговорили, естественно, не без моего участия.
– Да, слишком борзый. Это ведь он настаивал на пересмотре итогов ельцинской приватизации.
– Ну, у самого Стешина тоже не всё чисто. Помните, три месяца он был во главе правительства? – напомнил Докутович.
– Разве? А я уже забыл – очень уж короткий срок.
– Но даже этого крохотного срока вполне хватило, чтобы тот банк, где работала его жена, сделал несколько весьма выгодных приобретений в самом центре Москвы. Ну а жена нашего героя увеличила свой пакет акций банка сразу в несколько раз и стала мультимиллионером. Такая вот занимательная арифметика.
– Да ладно тебе, Костик! Чего привязался к людям? Никто ведь не упрекает твою Нелю в том, что она богаче тебя. Так что давай родню не будем трогать.
– Ты прав, Гектор! – поддержал соратника Даниил Антонович. – Женщины – это святое! Что касается Стешина, как я припоминаю, он здорово репутацию себе испортил, когда своих аудиторов натравил на госкомпании.
– Да, этого ему не простили до сих пор. Пожертвовал репутацией, а толку – кот наплакал. Разве что на деле Сердюкина отыгрался.
– Ты о махинациях в военном ведомстве? Так ведь на Сердюкина всем скопом генералы навалились, очень уж он всех достал. А в результате только его дамы пострадали.
– Да уж, известно – женский батальон. У Сердюкина губа была не дура, умел себе кадры подбирать.
Помолчали. Конечно, разговор о женщинах мог бы продолжиться по известной всем колее, но только не в этих обстоятельствах.
– А вот странно! – обратился к собравшимся Даниил Антонович. – Ведь никого из своего ближнего круга он так и не счёл нужным наказать, хотя все не без греха.
– Не решился, так оно точнее, – усмехнулся Аксельборг. – Да потому что не хотел плодить себе врагов. Думаю, только благодаря этому и держится у власти.
– Мне кажется, враги тут ни при чём. Он больше опасается обиженных.
– Так ведь от обиды до вражды… Тебе, Даня, это лучше нас известно.
– Пожалуй…
Даниил Антонович не стал дальше развивать эту тему. Хотя здесь были все свои, снова бередить раны, вспоминать об унижении – нет, сейчас это вовсе ни к чему. Шесть лет назад у него так и не возникло желания покаяться, признаться в том, что не оправдал возлагавшихся на него надежд, не сделал то, что обещал уходящему президенту накануне выборов. Тут ничего не поделаешь, поскольку есть вещи более важные, чем честь или мужская дружба. Это не он сказал, но кто же станет отрицать, что истина всего дороже?
Снова немного помолчали. Каждый думал о своём. Докутович о том, допустит ли жена к управлению активами, которые он вынужден был записать когда-то на неё. Аксельборг прикидывал, кого бы ему теперь прикормить в правительстве, если Костика уволят. Ну а Даниил Антонович своих мыслей не скрывал:
– Честно говоря, до сих пор удивляюсь, как же он тогда решился сделать ставку на меня?
– Ты о чём? – не сразу понял Аксельборг.
– Я о позапрошлых выборах.
– Так больше никого и не было, кроме тебя и этих трёх.
– Нет, я слышал, что рассматривалась ещё одна кандидатура. Это нынешний московский мэр.
– Не может быть? Он же не из Питера, и с ГБ никогда связей не имел. Они бы его никогда не пропустили.
– Да, так и случилось.
В сущности, Аксельборгу с Докутовичем только этого и надо было – увести разговор от скользкой темы. Если уж отматывать назад, так постараться обойти всё, что связано с неудавшейся попыткой отстранения Платова от власти. Премьеру ни к чему об этом знать – может проболтаться.
Когда уже вспомнили все приятные моменты из героического прошлого, Аксельборг предложил вернуться к трагическому настоящему. Ведь, по сути, Даниилу Антоновичу предстояло снова войти в клетку льва, но уже без Докутовича в роли ассистента. Удастся ли выйти невредимым при таких обстоятельствах – этого никто из них не знал.
Глава 26. Мытков – вы кто?
– И что мне с тобой делать?
Этими словами Платов встретил вошедшего в кабинет Виктора Мыткова. Тот, остановившись на полпути, с тоской оглянулся на дверь, видимо заподозрив, что ничего хорошего ему уже не светит. Но только начал пятиться, как Платов указал на стул:
– Ладно уж, садись, Витёк. Давай подумаем, куда тебя пристроить. Сам-то чего хочешь?
– Владим Владимыч, готов служить своему Отечеству, – с готовностью ответил Мытков, сделав нечто похожее на реверанс, и уже сев, продолжил: – в нашем спорте, да и в молодёжной политике, как говорится, непочатый край работы для опытного управленца.
– Ты что же, хочешь до пенсии дожить в должности вице-премьера? – усмехнулся Платов.
– Я оправдаю! – Мытков приложил руку к сердцу, как бы заверяя в вечной преданности.
– А может, и на мой пост нацелился?
– Да как можно, Владим Владимыч! Я же вам не враг! – Мытков аж подскочил на месте.
– Это уж само собой. Ну а когда уйду на пенсию?
– Если доверите руководить страной, не подведу!
Платов тяжело вздохнул и взял в руки папку с президентским вензелем:
– Вот тут мне подготовили материалы о твоей работе ещё в должности министра спорта. Итак, на пресс-конференции в июле 2012 года главный тренер нашей сборной по футболу Фабио Капелло сообщил следующее: «В сборную России меня пригласил министр спорта Виктор Мытков, когда был в Риме на одном конгрессе». Этот самый Капелло в течение трёх лет получал по семь миллионов евро зарплаты, не считая бонусов, но сборная так и не достигла значительных успехов. Скажи-ка мне, Витёк, кого Капелло должен поблагодарить за невиданную щедрость?
– Владим Владимыч! Контракт я не подписывал. Это руководство РФС виновато в разбазаривании бюджетных средств. А то и что похуже…
– Ладно, читаем дальше. В одном из интервью бывший футболист «Спартака» Евгений Ловчев сказал следующее: «Знаю, что когда Никите Симоняну на стол положили контракт Капелло, он недоумевал: откуда мы возьмём такие средства? Но Мытков, который сидел рядом, сказал: "Подписывайте, Никита Павлович, я вам всё это гарантирую". Таким был первый контракт, и он перерос во второй, предполагавший продление до 2018 года, который Николай Толстых, тогдашний президент РФС, тоже не хотел подписывать… Не стану осуждать Симоняна. Всем понятно, что не он приглашал Капелло в Россию, что это "заслуга" куда более высокого руководства». Так что, Витёк? На кого тут намекают? Может, на меня?
По лицу Мытков было видно, что он в явном замешательстве, да проще говоря – в жуткой панике. Сказать, мол, я тут ни при чём? Но это означало бы, что вся вина ложится на премьер-министра. Ну а с учётом незавидной роли премьер-министра в принятии ответственных решений, такой ответ равнозначен обвинению в адрес президента. Найдётся ли в правительстве человек, который, сидя вот на этом стуле, осмелился бы ткнуть пальцем в грудь Платова и заявить: «Ты же сам на этом настоял»? Вот потому и молчал, чувствуя, как рубашка понемногу прилипает к телу. А Платов, не дождавшись ответа, продолжал:
– Ладно, перейдём к теме допинга. Мне в этом обзоре твоих выдающихся достижений понравилась одна фраза из интервью: «Хочу твёрдо вам сказать, что в организм спортсмена допинг попадает только с его личного согласия, а не с согласия министра. Поэтому нам ещё здесь очень много предстоит работать». Так говорил такое?
– Вроде бы… – пробормотал Мытков.
– И это всё, что ты смог придумать, чтобы предотвратить грандиознейший скандал? Несколько месяцев нас поливают грязью, а ты только и смог сказать, что не давал согласия. Что ж это получается? Мы все в дерьме, и только ты белый и пушистый?
Похоже, экс-министр проглотил язык, а президент всё наседал, не замечая, что противник уже готов капитулировать:
– Припомни, что я тебе поручил? Обеспечить победу наших ребят на Олимпиаде в Сочи.
– Так я и обеспечил…
– Ты обеспечил нам головную боль!
– Владим Владимыч! В последние годы никто из зарубежных спортсменов не побеждал без допинга.
– А наши должны побеждать только за счёт силы воли и веры в величие своей страны. Ты понял?
– Как не понять? Однако сначала надо бы обеспечить это самое величие.
Эти слова сами собой слетели с языка, но было уже поздно.
– Ты у меня не договоришься! – Платов стукнул кулаком, да так, что зазвенела крышка от чернильницы.
Мытков поглядел на письменный прибор, который он подарил Платову на пятидесятилетие, и ощутил себя воробьём, случайно проникшим в кабинет и теперь барахтающимся под этой крышкой.
А Платов всё никак не мог успокоиться:
– Если не возьмёшься за ум, я тебя завхозом в речной техникум отправлю! – грохотал президент. – Будешь там наволочки, да тельняшки пересчитывать!
Он произнёс ещё несколько своих коронных фраз, которые так нравились Мытков, когда предназначались для других. Но тут ведь доставалось одному ему!
– Ладно, – похоже, Платов исчерпал запас слов, подходящих для такого случая. – Вице-премьером по строительству пойдёшь?
И тут опять… Видимо, головомойка так подействовала на сознание Мыткова, что он, словно бы помимо своей воли вдруг спросил:
– Владим Владимыч! А если Керченский мост обрушится, кто будет отвечать? Я или мой предшественник?
На какое-то время в кабинете стало тихо, даже часы вроде бы не тикали. Затем Платов густо покраснел, даже глаза налились кровью. Только и смог, что прокричать:
– Изыди! И чтоб больше я тебя не видел! – и пальцем указал на дверь.
Мытков не помнил, как добрался до дому. Выпил какой-то микстуры, которую ему дала жена, и завалился спать. А ночью Виктору Леонтьевичу приснился страшный сон. Будто на него упал пролёт огромного моста. Чем-то придавило, но не больно. Стал кричать, но никто не отозвался. Наконец, где-то рядом услышал голоса. Заорал, преодолевая хрипоту: «Помогите! Я член российского правительства!» А ему в ответ на незнакомом языке что-то вроде «фак ю». Может быть, у спасателей такой жаргон? Наконец, затихло наверху. Снова стал кричать. И вот чувствует, что тащат за ноги. «Есть бог! Если вызволят, пожертвую церкви от щедрот своих». Вытащили. Смотрит – двое натуральных негров в драных джинсах. Стали раздевать его, а он от страха и слова вымолвить не может. Раздели догола и показывают куда-то в темноту: «Go! There is your Russia!» А куда пойдёшь в столь непотребном виде? И всё-таки пошёл, то есть пополз, потому что надо же как-то выбираться из развалин. Вот куда-то выполз. Видит вдали огни, но горят они явно не по-нашему – ни на Москву, ни на Питер не похоже. Вроде бы и в его родной станице ничего такого не было. Может быть Пекин? Только откуда же там негры?
Зажглись прожектора – видимо, настоящие спасатели приехали. В ярком свете открылось то, что раньше не заметил. Оказывается, мост стоит на двух опорах, а остальные куда-то подевались. Неужели киевские нацики взорвали? И вдруг – о счастье! – увидел надпись на обломке моста: Brooklyn bridge. Сразу полегчало. «Ну слава богу! Хоть мост наш устоял, а на этот мне плевать – этим америкосам так и надо».
Тут рядом остановилась карета скорой помощи, а на борту написано – ambulance. Снова схватили за ноги… «Эй! С меня же нечего уже снимать!» Но почему-то никто его не слушает. Отбивался, как мог, пока карета мчалась по ночному городу. Но вот сделал последнее усилие, ногой выбил заднюю дверь и вывалился на мостовую. И вдруг:
– Витенька, милый! Что с тобой? Где твоя пижама? Почему ты ползаешь по полу голышом?
Только тут Мытков сообразил, что мост совершенно ни при чём – ни Керченский, ни Бруклинский. А потому что это рухнула его карьера.
Глава 27. Знакомые всё лица
После инаугурации правительство ушло в отставку – всё, как положено по Конституции. А вскоре Платов уже напутствовал вновь назначенных министров на ратный труд:
– Как вы знаете, у нас на носу чемпионат мира по футболу, событие огромного международного значения! Это не только праздник, это и политика! Наши гости должны убедиться в том, что жители России не хотят войны, хотят со всеми дружить, ну и так далее. Министр информации, какие меры принимаете?
– Владим Владимыч! К тому десятку политических ток-шоу, что показываем по ТВ с часу дня до часу ночи, мы к началу чемпионата намерены добавить ещё столько же. Причём все – с субтитрами на иностранных языках. По одному ток-шоу на язык.
– Что ж, дело полезное! Я только вот чего не пойму – говорят, во всех этих ток-шоу участвуют одни и те же люди. Видимо, перебегают с одного телеканала на другой. Когда ж они работают?
– Так это и есть основная их работа.
– А на что живут – на подаяние? Кто же им зарплату платит?
– Владим Владимыч! С зарплатой разберёмся, – пообещала вице-премьер по труду и социальным вопросам. – Переведём их в разряд индивидуальных предпринимателей.
– Ладно, пусть будут индивидуалами. Но вот ещё что хотелось бы понять. Где телевизионщики находят такое количество шутов гороховых? Ведь к Петросяну и к Жванецкому не ходи! Разве шутовство можно совмещать с политикой?
– Владим Владимыч! Там есть и вполне приличные люди. Никита Исаев, например, – пояснил премьер-министр. – А шуты исключительно для рейтинга. Заманивают публику, которой по барабану вся эта политика.
– Но зачем же так орут?
– Смикшируем, – пообещал министр информационного развития.
– Главное, чтоб не скандалили! А то ещё друг дружку бить начнут… Что тогда о нас подумают?
– Примем меры, – пообещал министр внутренних дел.
– Так принимайте! А то ведь на нашем телевидении что-то неладное творится. Халтурные сериалы, семейные разборки на виду у всей страны – это мы как-нибудь переживём, хотя иногда плеваться хочется. Но вот скажите мне, каким образом там появилась реклама лекарств, причём рекламные клипы идут гуськом, а сделаны так искусно, что даже мне иногда хочется, как есть, в домашних шлёпанцах бежать в соседнюю аптеку за лекарствами? В чём дело, объясните!
– Владим Владимыч! Наше телевидение на самоокупаемости, – пояснил министр информационного развития.
– Что же это получается? Рекламу пива мы запретили, бережём здоровье молодёжи. А принимать лекарства без особой надобности… Это же во сто крат вреднее подкрашенной водички, которую у нас называют пивом!
– Владим Владимыч! – премьер попытался защитить министра. – В Госдуме сейчас обсуждается законопроект о запрете рекламы лекарств на телевидении. Однако консенсуса пока не удалось достичь.
– Даниил Антонович! Существование фармацевтического лобби ни для кого не секрет. Там миллиарды долларов крутятся, так что мало кто устоит перед соблазном. Но если в ближайшие месяцы депутаты не примут такой закон, придётся мне подключить Следственный комитет, а если понадобится, ФСБ и СВР. Пусть разберутся и доложат, почему Госдума саботирует принятие важного решения.
– Владим Владимыч! С депутатами я переговорю, – пообещал премьер.
– Хорошо. Теперь перейдём к проблеме допинга. Вот я смотрю, нас по-прежнему поливают грязью, обвиняют бог знает в чём. Будто наши спортсмены шагу не могут ступить без допинга… Когда же это кончится?
– Владим Владимыч! Это очень сложная проблема, но мы работаем, – доложил министр спорта.
– Я понимаю, что работаете. Но мне нужен результат!
– Дело в том, что в спорте есть своя специфика. К примеру, выпил таблетку – установил рекорд Европы. Выпил две – сильнее тебя никого в мире нет. Ну как мы можем ограничить стремление спортсменов к высоким достижениям?
– Мешать не надо! Надо помогать! Но думать следует о прославлении страны и авторитете российского правительства, а не о личной выгоде, – Платов внимательно посмотрел на каждого из присутствующих, а затем продолжил: – Кстати, тут недавно Папа Римский заявил, мол, миром правит эгоизм. Пусть правит, но их миром! А у себя мы не должны допустить такого безобразия.
– Владим Владимыч! – засуетился премьер-министр. – В штатном расписании такая должность у нас не предусмотрена.
– Вы о чём, Даниил Антонович? – не понял президент.
– Я об ответственном за морально-нравственные качества наших граждан. Может, ещё одного министра назначить, причём с самыми широкими полномочиями.
– Вам бы всё штаты раздувать! – огорчился Платов. – Достаточно министерства культуры и МВД.
Далее начался скучный разговор про экономику и финансы, про жильё и про дороги, но всё это время в головах вице-премьеров и министров вертелась одна и та же мысль: стоит ли забираться так высоко по карьерной лестнице, чтобы потом жить под угрозой отставки или обвинения в краже чужих чемоданов с немереным количеством валюты? Однако, кто не рискует, тому не лежать под южным солнышком на палубе роскошной яхты.
Через час дело дошло до обсуждения самого больного вопроса, причём в прямом и переносном смысле.
– Что ж это получается, граждане? Куда подевались опытные терапевты? Вот тут мне сообщили, что к районному врачу ходят, как на приём к чиновнику. У него перед глазами методичка из Минздрава, результаты анализов, а самого пациента он в упор не видит. Выписал рецепт или направил, не дай бог, на операцию – вот и всё! А ведь мог бы посоветовать правильный режим питания, лечение травами вместо приёма дорогих лекарств или ежедневный променад на пять-семь километров. Так нет же! У него в методичке ничего такого нет, а отступить от неё он не имеет права. Что скажет нам глава Минздрава?
– Владим Владимыч! Обеспеченность медучреждений оборудованием растёт из года в год, смертность сокращается…
– Эх, опять вы не о том! – снова огорчился президент. – Поймите, что человек это вам не автомобиль на заводском конвейере. К каждому пациенту нужен индивидуальный подход, внимательное отношение. Я вот припоминаю, какие были врачи при советской власти. Конечно, квалификация у них разная, но хотя бы не поглядывали всё время на часы – как бы не получить нагоняй за то, что превысил лимит… Сколько там у вас положено – двенадцать минут на человека?
– Лимиты пересмотрим, Владим Владимыч! Методические указания дополним…
– Нет, так у нас дело не пойдёт! – президент махнул рукой, прерывая выступление главы Минздрава. – И куда больному человеку податься? В платных поликлиниках тоже беда – там врач обязан пациента как липку ободрать, назначая ему различные процедуры, а не справляется – уволят! Ну куда это годится? Честное слово, я по советским временам иногда тоскую. Много тогда было такого, о чём вспоминать не хочется, но отношения между людьми были совсем иными. Ну а сейчас всё настолько забюрокрачено, что сил никаких нет смотреть на это.
Министры с недоумением поглядывали на президента и не узнавали своего начальника. Не он ли каждый год выдавал перечень указов, обязательных для исполнения? Не он ли требовал строгой отчётности за каждый истраченный рубль, за каждый километр построенной дороги? А теперь что же получается – вместо составления документов будем смотреть в глаза друг другу и на этом основании делать выводы?
А Платов продолжал:
– Вам, конечно, кажутся странными мои слова. Все эти регламенты и методические указания мы принимали, чтобы улучшить жизнь россиян, причём не только сделать её более комфортной, но и сократить злоупотребления со стороны чиновников. А на поверку что? Коррупция вредит нам гораздо больше, чем западные санкции. Но ещё больший ущерб нанесёт неверие людей во власть, разочарование в наших действиях, сомнения в том, что мы поступаем правильно. Подумайте об этом, когда будете принимать решения, когда будете подписывать регламенты и методички… Всё! Идите и работайте!
