Вильям Кобб
Тайны Нью-Йорка

Глава 14
На виселице тоже растут плоды

Утром следующего дня Бам, дрожа от бешенства, шагал из угла в угол по своему номеру, который он снимал в Бруклинской гостинице.

Он лихорадочно мял в руке только что полученное письмо. Затем он развернул его и снова пробежал глазами.

«Друг мой, – так начиналось письмо со штампом города Балтиморы, – вы слишком нетерпеливы. Позвольте вам напомнить, что вы дали обещание слушаться моих указаний во всех перипетиях борьбы, предпринятой нами. Одна неосторожность может все испортить. Отказавшись отдать вам документы, о которых вы пишете, я действовала в наших общих интересах. Еще немного терпения! Следуйте в точности моим указаниям: в течение нескольких дней повторяйте на первой полосе газеты объявление, которое я вам выслала. Когда придет время, вы все узнаете. Избавьте меня, прошу вас, от ваших нелепых капризов, похожих на угрозы, и неуместных в этой ситуации… В последний раз повторяю, ничего не предпринимайте без моего разрешения…»

В конце стояла подпись Эффи.

– Итак, – прошептал Бам, дрожа от гнева, – я стал жалким рабом этой женщины. Я имел глупость связать себя с ней, и теперь она издевается надо мной! В каждой ее фразе я слышу ту иронию, которая жгла меня при нашем последнем свидании.

Он в бешенстве топнул ногой.

– Проклятье! Ненавижу! Что ж, придет и мое время, когда вы дорого заплатите, моя гордая красавица, за те унижения, которые я сейчас терплю…

Действительно, положение Бама было незавидным во всех отношениях.

Там, где он надеялся найти союзника, он встретил деспота. Его вольная разбойничья душа не могла терпеть этой зависимости, этого слепого подчинения… И кому?!

До сих пор он терпел. Он сознавал силу этой женщины и искренне соглашался жертвовать своим самолюбием для блага общего дела. Но он надеялся, что настанет день, когда она придет к естественному решению посвятить его во все тонкости дела на правах партнера. И он терпеливо ждал этого решения. Его эротические устремления в отношении Эффи сменились теперь холодным и злобным желанием покорить, сломить эту женщину, растоптать ее самолюбие.

Теперь не любовь влекла его к ней, а гордость. Он хотел, чтоб она принадлежала ему телом и душой, а вот тогда с каким наслаждением он отомстит ей!

Сильный стук в дверь вывел его из задумчивости.

И в дверном проеме возникли почтительные фигуры наших друзей Трипа и Мопа.

– Как? Вы здесь? – рявкнул Бам. – Я, кажется, запретил вам являться в Бруклин под каким бы то ни было предлогом!

Бам даже обрадовался случаю выместить на ком-то свой гнев.

– Тише! – приложил палец к губам Трип.

– Тише! – повторил Моп.

Затем оба обернулись и заглянули через перила лестницы.

– Никого! – сказал Трип.

– Да войдете ли вы наконец? – спросил Бам.

И, схватив Мопа за руки, он втащил его в комнату. Трип вошел следом и закрыл дверь.

Потом оба, приложив палец к губам, повторили таинственное «тсс!».

– Милые друзья, – начал сухо Бам, – я не люблю глупых шуток… Довольно играть роли шутов-заговорщиков и объясните мне, что привело вас сюда.

Друзья переглянулись. Трип решился заговорить.

– Милый Бам, вы действительно запретили беспокоить вас здесь… но случай, на наш взгляд, настолько серьезен…

– Хорошо! – сказал Бам. – Что же произошло?

– Вот что, – продолжал Трип. – Сегодня утром, чуть ли не на рассвете, наши славные разносчики уже выкрикивали на улицах это странное объявление «Девятихвостой кошки»! «Воспоминания повешенного! Купите преступление на Чертовой горе!» Как вдруг…

– Было десять часов, – уточнил Моп.

– Открывается дверь нашей конторы… и является великолепнейший лакей, одетый во все черное. Честное слово, я едва подавил в себе желание поклониться ему! «Здесь “Девятихвостая”?» – спрашивает этот великолепный экземпляр. «Здесь», – отвечаю я, приосанившись. «Сколько осталось у вас номеров?» – опять спрашивает ливрея. Мой мозг осеняет вдохновение свыше, и я отвечаю: «Двадцать три тысячи…» – «Хорошо, – говорит тот, – я покупаю все». Я предчувствовал что-то в этом роде! Между тем покупка сразу двадцати трех тысяч «Кошки» представлялась по меньшей мере странной. Я должен уточнить, что у нас оставалось менее пяти тысяч… но, к счастью, мой сообразительный друг немедленно побежал в типографию, и там принялись печатать на всех парах!

– Отлично разыграно! – сказал Бам, невольно улыбаясь при виде мошеннической ловкости своих вассалов.

Трип и Моп поклонились в ответ на эту похвалу.

– И больше ничего? – спросил Бам. – Пока я в этом не вижу ничего особенно занимательного.

– На вас не угодишь, – с чувством собственного достоинства сказал Трип. – Во-первых, это дает хороший куш, во-вторых – ловкая шутка, в-третьих – подъем промышленной деятельности! Но это еще не все…

– Что еще?

– Лакей забирает эти двадцать три тысячи. Потом заходит ко мне в кабинет. «Вы редактор этой газеты?» – «Я». – «Не угодно ли вам прийти в пять часов в ресторан гостиницы “Пятая авеню”? Вы назовете свое имя швейцару и тогда увидите одно лицо, желающее с вами говорить». – «Его имя?» – спрашиваю я любезно. «Эта особа сама назовет себя». – «Я, право, не знаю, стоит ли мне…» – «Я это вам советую!» – заявляет камердинер тоном, в котором звучали повелительные нотки. Понятно, что, как только он ушел, я последовал за ним и попал на Уолл-стрит… А там обнаружил, что лакей шел к одному джентльмену, которого я узнал…

– Его имя! – крикнул Бам. – Имя этого человека!

– Этот человек, – сказал Моп, – Арнольд Меси.

Бам встал.

– Друзья мои, – сказал он, – решитесь ли вы помогать мне при любых обстоятельствах?

Два энергичных кивка были ответом на его вопрос.

– Что ж! В пять часов я сам пойду к Арнольду Меси!

* * *

Что собирался предпринять Бам и почему возникло у него это внезапное решение пойти на это свидание?

Он сам не знал этого.

Его толкал дух протеста. Было очевидно, что Эффи затронула самую могущественную во всем американском финансовом мире силу. Он достаточно знал ее, чтобы понять, что она не стала бы действовать, не имея в руках сильного и, вероятно, непобедимого оружия. Она запретила ему предпринимать что-либо, не заручившись ее согласием… Ну, а теперь пришло время освободиться от оков! Пришло его время!

Правда, он осознавал, что это – неосторожность, что этот шаг мог все испортить. Но он больше не желал находиться в этом положении, навязанном ему дочерью Тиллингеста.

В пять часов он входил в гостиницу «Пятая авеню».

Арнольд Меси ждал его.

Банкир был в очень приятном расположении духа. Он не допускал возможности поражения. Какое бы ни встречалось на пути препятствие, он заранее был уверен в победе. Сам будучи человеком без совести, он не мог предположить наличие таковой у любого другого человека. Арнольд Меси был совершенно уверен в беспредельной силе «желтого» аргумента. Вопрос мог состоять лишь в его количестве, но это уже чистая формальность, которая не может сама по себе волновать…

Идя на свидание, Бам чувствовал, что ему предстоит сложное дело. Он испытывал беспокойство, потому что не знал, какие сможет найти ответы на ожидавшие его вопросы. Но… риск был его профессией…

Они поклонились друг другу.

Меси рассматривал Бама.

– Вас ли именно я ждал? – спросил он.

– Я полагаю.

– Это свидание назначило вам третье лицо?

– Совершенно верно.

– По делу?..

Меси замолчал.

– По газетному делу, – закончил Бам.

– Отлично, – продолжал Меси, смотря прямо в лицо своему противнику, как бы для того, чтобы одним взглядом оценить степень опасности.

Бам, чувствуя, что его внимательно рассматривают, принял выражение полнейшего спокойствия. Его лицо было непроницаемо, он только был немного бледен.

– Вы знаете, – начал Меси, – по какому случаю я просил вас пожаловать на это свидание?

– Кажется, догадываюсь, – ответил Бам, – но все-таки не угодно ли вам будет ясно обозначить… услугу, которую вы от меня ожидаете…

– Мне импонирует ваша прямота, – сказал Меси. – Что ж, перейдем непосредственно к делу. Ваша газета, а я полагаю, что вы редактор известного листка…

Бам поклонился в знак согласия.

– На столбцах вашей газеты было помещено очень интересное объявление, по поводу которого мне хотелось бы получить от вас некоторые разъяснения…

– Я позволю себе спросить вас, милостивый государь, – вежливо сказал Бам, – почему вы задаете мне подобный вопрос?

Меси закусил губу.

– Действительно ли это вам неизвестно?

– Может быть… но, во всяком случае, позвольте вам заметить, что вы задаете вопросы, на которые я не смогу дать ответы, пока вы не объясните мне, почему именно эти ответы могут интересовать вас.

– Один из моих друзей, к которому я питаю особенную привязанность, – ответил Меси, – поручил мне вести эти переговоры.

Бам улыбнулся. Он увидел уже здесь начало победы. Нерешительность банкира выдала его. Так это действительно он был затронут в объявлении!

– Положим, что так, – сказал Бам. – Я допускаю, что дело это интересует одного из ваших друзей… потрудитесь же четко изложить свои пожелания.

– Вы редактировали это объявление?

– Да.

– Рассказ, который вы обещаете печатать, относится к области фантазии или основан на точных фактах?

– Так как публикации еще нет, – ответил, улыбаясь, Бам, – на этот вопрос трудно ответить.

– Почему же?

– Потому что… смотря по обстоятельствам… факты могут измениться по форме и… по содержанию.

– Намерены ли вы изменить факты?

– Я допускаю подобную вероятность.

Меси и Бам посмотрели друг на друга. Они обменялись улыбками. Даже случайный наблюдатель с первого взгляда на этих людей заметил бы их поразительное сходство. У обоих одинаково дерзкие, почти наглые манеры. Меси был усовершенствованный Бам, Бам был Меси в перспективе.

Улыбки, которыми одарили друг друга эти джентльмены, говорили очень многое: «Мы понимаем друг друга с полуслова, так что будем играть открытыми картами. Мы стоим один другого…»

Они действительно стоили друг друга, как по прошлому, так и по будущему. Они это понимали.

– Итак, – начал Меси, – вы напечатаете «Воспоминания повешенного»?..

– Точно так, – ответил Бам.

– Дело будет касаться преступления, совершенного на Чертовой горе?..

– В объявлении все сказано.

– Вы знаете эту историю?

– Во всех ее подробностях.

– И вы… лично… узнали эти подробности?

– Лично…

Меси встал:

– Таким образом, если бы вы согласились не печатать вашу историю, это дело осталось бы в тайне?..

Бам Погрузился в свои мысли. Он думал об Эффи. Он проклинал ее. Что же это за преступление? Он хорошо помнил, что в детстве ему приходилось слышать о Чертовой горе… Вдруг его осенила мысль: Тиллингест напомнил ему, что он, Бам, – сын повешенного… и вот почему банкир неразрывно связал его со своей дочерью. Что, если этот повешенный – его отец!..

Бам вздрогнул. Новый свет блеснул перед его глазами. Правда обнаруживалась, но какая же связь существует между Тиллингестом, Меси и повешенным Джоном Гардви-ном? Сообщники? Может быть…

– Итак, вы – хозяин истории, – сказал Меси. – Не скажете ли вы мне теперь, каким образом вы хотели воспользоваться тем, что имеете?

– Я полагаю, – с расстановкой сказал Бам, – вырвать у трупа Тиллингеста правду, которая, как он думал, будет похоронена вместе с ним!

Меси не вздрогнул. Только незаметное подергивание лица подтвердило, что он все слышал.

– Вы знали Тиллингеста? – спросил он спокойным голосом.

– Я присутствовал при его смерти.

– И он говорил с вами?..

– А разве, кроме разговоров, нет иных способов общения?

– Он написал? – вскрикнул Меси. – О несчастный!

Меси был во власти Бама, который уже хладнокровно готовил решающий удар. Если умирающий Тиллингест разыскал Бама из-за его имени, то не подействует ли это же имя на Меси?

– Знаете ли вы, кто я? – спросил он звенящим голосом. – Меня зовут Джон Гардвин!..

Меси страшно побледнел и, вставая, опрокинул стул.

Бам жадно смотрел на него. Почему, каким образом Тиллингест и Арнольд Меси, имен которых он никогда не слыхал, были замешаны в этой темной истории? Какова была степень их вины? Почему воскрешение этих воспоминаний так тревожило их?

Эти мысли мелькали в голове Бама подобно окнам проносящегося курьерского поезда.

Мозг его собеседника работал не менее напряженно.

В первую секунду, когда прозвучало имя, так всколыхнувшее все отдаленные тайники его души, ему показалось, что неумолимый враг явился за расплатой. Ему не могло прийти в голову, что этот молодой человек попросту блефует.

Но Меси не привык признавать себя побежденным. Он был богат, ему предстояло осуществить грандиозные планы, которые должны были вознести его на недосягаемую вершину финансового успеха. Он уже чувствовал себя на ближних подступах к этой вершине – и вот перед ним возникает это неожиданное и страшное препятствие…

Он поднял голову.

– Ваши условия?

Итак, этот человек признал себя побежденным! Следовательно, имя – Джон Гардвин – таило в себе могущество, перед которым склонился самый могущественный банкир Нью-Йорка!

Положение Бама было довольно щекотливым.

Ему предлагали заключить сделку, а он никак не мог назначить цену своего товара. Миллион? Два? Сто? Заинтересованность и нервозность Меси подсказывали ему, что цена товара может быть очень высока. Но как ее назначить, не продешевив и в то же время не зарвавшись?

Меси ждал. Он отметил замешательство собеседника, но не мог определить его причин. К нему постепенно вернулось спокойствие.

– Итак, – повторил он, – ваши условия?

Безумная идея промелькнула в голове Бама.

– Я, – ответил он, – знаю цену себе и своему товару. Как вы понимаете, она выше какой бы то ни было установленной суммы. То, чем я владею, стоит гораздо дороже…

Меси не мог сдержать улыбки. Вступление было многообещающим, но попахивало каретным рядом.

– Продолжайте, – сказал он.

– Я желаю, – начал Бам, чеканя каждое слово и пытаясь определить по лицу Меси, какое действие производили на него эти слова, – я желаю, чтобы вы сделали меня своим компаньоном.

– Затем? – спросил Меси, не выказывая ни малейшего удивления.

– Сначала отвечайте вы, – сказал Бам.

Ему казалось, что он грезит… Уже второй раз имя Джона Гардвина открывало перед ним неведомые горизонты.

Не так давно благодаря этому имени он был спасен от жалкой нищеты, вытащен из вертепов, где гнездятся пороки и преступления. И вот теперь он может вознестись на немыслимую прежде высоту славы и богатства…

Меси размышлял.

– Вы сказали, что никто не знает вашего имени.

– Один Тиллингест знал его… и он умер.

– Хорошо. Я ставлю условие, что вы никогда не будете называться этим именем.

– Никогда.

– Предположим, что я соглашусь на компанию, которую вы мне предлагаете… Каковы гарантии вашего молчания?

– Наш договор – сам по себе достаточная гарантия. Все, что я предприму против вас, ударит по мне.

– Логично, но так как в делах никакая предосторожность не излишняя, то прежде всего мы условимся, что вы уничтожите на моих глазах все, написанное Тиллингестом.

– Согласен, – ответил Бам, не думая о препятствиях, которые могли возникнуть на пути осуществления этого плана.

– Затем, – продолжал Меси с расстановкой, как будто он обсуждал пункты самого заурядного контракта, – мне хотелось бы, чтобы этот союз был более прочным, чем торговая компания, чтобы наши интересы были связаны неразрывно…

– Что вы хотите этим сказать? – спросил Бам.

– Вы не женаты?

Если бы возле Бама упала молния, он не встревожился бы так сильно. Огромным усилием воли он придал своему лицу выражение беспечности, правда, холодный пот выступил у него на лбу.

– Вы не женаты? – повторил Меси, настолько занятый своими собственными мыслями, что не заметил смущение Бама.

– Нет, – отрывисто ответил Бам.

– Отлично! – заметил Меси.

– Почему?

– Я же сказал, что нам нужны взаимные гарантии. Вы становитесь моим компаньоном… У нас общие интересы, мы идем по одной дороге, ничто не должно разъединять нас… Логично? Так вот, я предлагаю вам стать моим зятем, жениться на моей дочери…

– Как? Что вы говорите? – воскликнул Бам.

– Я понимаю, – продолжал Меси, – что это предложение вас удивляет. Между тем я полагаю, что ничего не соответствует лучше нашим целям. Этот союз только укрепит нашу ассоциацию. И я не вижу никаких препятствий на этом созидательном и единственно верном пути.

– Единственно верном пути, – повторил Бам совершенно автоматически.

– Моя дочь по возрасту невеста… Я не утверждаю, что она идеал красоты… Бедняжка стала жертвой случая, немного обезобразившего ее… но я полагаю, что это вас мало интересует…

– Очень мало, это правда, – ответил Бам, который даже не слышал сказанного.

– Итак, это дело решенное… В тот день, когда вы передадите мне бумаги Тиллингеста, мы подпишем одновременно и деловой договор, и брачный контракт.

Бам, находившийся в течение нескольких минут в состоянии полного оцепенения, наконец-то пришел в себя.

Стоять рядом с Меси, быть финансовым королем – чего еще мог он желать? Что мог бы дать ему план умирающего Тиллингеста? Несколько тысяч долларов, добытых ценой бешеной работы, напряжения, даже, может быть, опасностей. Здесь же можно идти прямой дорогой. Дорога гладкая, цель достигается с первых шагов…

– Теперь моя очередь, – сказал Меси, – спросить, согласны ли вы. Решились ли вы сразу стать и моим компаньоном, и зятем?

Бам понял, что малейшее колебание может навсегда испортить успех предпринятого дела.

Согласиться было бы безумием, потому что, с одной стороны, он не мог отдать Меси бумаги Тиллингеста, а с другой – брак с Эффи мешал предлагаемому союзу.

Но Бам ответил:

– Я согласен.

– Отлично, – сказал Меси и протянул ему руку.

Бам протянул свою.

– Когда мы увидимся? – спросил Меси.

– Через два дня… Мне нужна эта отсрочка…

– Как вам будет угодно, – сказал банкир. – Через сорок восемь часов в моей конторе…

– Через сорок восемь часов!..

Меси ушел первый.

Выходя, он обернулся и, улыбаясь сказал:

– Признайтесь, вы ведь не очень сердитесь на нас за то, что мы повесили вашего отца?..