Виктор Юрьевич Савинов
Два дня под солнцем
Ребята молча погасили костер, и пошли вперед. В Зоне был день. Впереди было много работы – надо было дойти до Периметра… Или дожить…
Привал
Костер – самая нужная в походе вещь. После всех приключений посидеть у источника тепла, выпить чаю или покрепче – первое дело. Опасность для диггеров в том, что к кострам тянутся люди. А за Дреймуром, Акробатом и их молодыми товарищами шли след в след патрули…
Об этом думал Дреймур, дожевывая свой бутерброд, сидя на одной из многочисленных стоянок, где одновременно было человек двадцать у разных костров. Все были проверены временем. Вот там сидит Угорь – старый друг – вместе начинали еще в Казахстане, Игла – хороший парень, только немного дерганый… Все свои. На этой стоянке и настаивал Акробат. Хорошо! Свежий (ну почти) воздух, приятная компания, ночь в спальнике… романтика!
Было около пяти костров. У каждого сидели по пять-шести человек. У одного из костров сидели Дреймур, Акробат, Юз, Гегель, Угорь и Игла, теребивший гитару. Он и держал-то ее как младенца – дай волю, в пеленки закутает. Маньяк, невольно подумал Дреймур. Он смотрел на абсолютно голое лицо Угря и вспомнил, что тот даже в универе был в ансамбле классической гитары. Но когда это было! Пять лет назад, услужливо подсказала память. Не очень вовремя.
Игла не очень играл. Поэтому злился. Не выдержав, он слегка отшвырнул гитару в сторону Угря. Тот мигом схватил ее.
– Сдурел? Это ж инструмэнт!
– Да надоело!
Угорь, не слушая больше ворчания старого друга, настроил гитару и взялся за гриф левой рукой. Потом правая привычно прокатилась по струнам и понеслась! Дреймур поудобнее уселся на своем полуковрике и расслабился.
Угорь выделывал такие кренделя, что аж за душу брало. Дреймур, что называется, поплыл. Потом, незаметно, к их костру подсел небритый, звероватый обличьем мужик. Парашют, – подсказала память.
– Я посижу?
– Да садись, брат! – пригласил Угорь – он был здесь хозяином.
Мужик сел и слушал. Угорь играл и играл. Потом еще подошел народ и все присели вокруг костра, привлеченные игрой Угря. Игла принес еще дров. Тогда Угорь вспомнил одну из самых красивых песен. И он затянул вальсовым боем:
Изгиб гитары желтой ты обнимешь нежно…
Губы диггеров складывались в слова, и уже ко второму куплету пели ВСЕ. И песня полилась над Зоной, обновляя и очищая ее.
Как отблеск от заката, костер меж сосен пляшет.
Ты что грустишь, бродяга? А ну-ка улыбнись!
И кто-то очень близкий, тебе тихонько скажет:
«Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!».
Потом Угорь начал другим боем:
И все же с болью в горле мы тех сегодня вспомним
Чьи имена как раны на сердце запеклись.
Мечтами их и песнями мы каждый вдох наполним!
Как здорово, что все мы здесь, сегодня собрались!
И Угорь, глядя на лица диггеров, понял, что каждый вспоминал свой дом, близких…
Акробат тихо начал:
Просто нечего нам больше терять,
Все нам вспомниться на страшном суде.
Дреймур подхватил:
Это ночь легла как тот перевал,
За которым исполненье надежд.
Просто прожитое прожито зря,
Но не в этом, понимаешь ли, соль.
Слышишь падают дожди октября,
Видишь старый дом стоит средь лесов.
Все начали тихонько подпевать. Угорь начал играть особым боем, которому его научили в университете. А ведь он физик, подумал с удивлением Дреймур, вспоминая юношество, первый поход, когда его познакомили с угловатым, нескладным и робким студентом-физиком, впоследствии закончившим универ и ставшим спецом по радиации, и уехавшим в Зону спасть мир от оной. И у каждого в душе она, что песня, что Зона, отзывалась по-своему…
Мы затопим в доме печь, в доме печь,
Мы гитару позовем со стены,
Просто нечего нам больше беречь,
Ведь за нами все мосты сожжены.
Все мосты, все перекрестки дорог,
Все прошептанные тайны в ночи.
Каждый сделал все что мог, все что мог,
Но об этом помолчим, помолчим.
Тут все вошли в голос… и у Дреймура глаза увлажнились.
А луна взойдет оплывшей свечой,
Ставни скрипнут на ветру, на ветру.
Ах, как я тебя люблю горячо –
Годы это не сотрут, не сотрут.
Нет. Никогда, улыбнулся грустно Дреймур, вспоминая давно забытую любовь. Давно уж не общается он с ней, забыл, хоть и тяжело это было, но правильно… Все в прошлом. Акробат немного тоскливо сидит, украдкой глаза вытирает. Гегель периодически вздыхает, а Юз шевелит узловатой палкой угольки в костре.
Мы оставшихся друзей соберем,
Мы набьем картошкой старый рюкзак,
Люди спросят: «Что за шум, что за гам?»
А мы ответим: «Просто так, просто так».
Удивительное чувство единства. Просто и сказать больше нечего.
Просто нечего нам больше терять,
Все нам вспомниться на страшном суде.
Это ночь легла как тот перевал,
За которым исполненье надежд.
Просто прожитое прожито зря,
Но не в этом, понимаешь ли, соль.
Слышишь падают дожди октября,
Видишь старый дом стоит средь лесов.
Потом все сидели еще минут пять в абсолютной тишине. И, расставив караулы, легли спать.
На следующее утро они разошлись по своим дорогам. Кто-то больше другого не увидел, кто-то расстался лишь на время. Осталось одно – удивительное чувство единства. Чувство, когда рядом есть те, кому на тебя не наплевать. Даже за деньги – неважно. Главное – что все запомнили тот день и тот час, когда вместе сидели у костра…
И с тех пор бытует легенда, что в Зоне усталым и заблудшим путникам, которые могут и хотят уйти из Зоны (и которых она отпускает) видят костер, у которого сидит компания диггеров и один из них играет на гитаре красивые бардовские песни… И тем самым Зона отпускает их как бывшая девушка после прощального поцелуя отпускает горячо любимого, неимоверно необходимого, но уже ушедшего вперед своей дорогой счастья парня…
Романтик
Ну не везло Антону с фамилией – Горбачев. Сразу спрашивали, не родственник ли, некоторые побить хотели… А он не родственник. Простой парень с Урала, Челябы. Потянуло на экстрим, вот и забрался в Зону. Да так, что и не выбраться.
Антона прозвали Романтиком за то, что все девушки к нему липли. А что? Высокий, сильный, русоволосый восемнадцатилетний парень с огромными познаниями во всех областях наук. Прозвали ехидно, но «барная» кличка приклеилась и теперь все его знали как Романтика.
Антон шел с группой Змея. Они шли на Чернобыль-2, заброшенную военную базу. Антон жил в Зоне второй месяц, а там не был. По слухам, там служил его дядя, погибший в 86-ом при ликвидации. Антон выполнял задачу: сфоткать. Мощный фотоаппарат, данный напрокат начальником, а одновременно и модератором одного сайта, был настроен и Антон, в свое время альпинист-экстремал и «Студент» – так прозывали диггеры тех, кто приезжал в Зону на каникулах – подработать, был готов ко всему.
– Не очень- то здесь красивая Зона, – сказал Романтик и услышал смех.
– Студент хренов, – зло оборвал его Змей. – Никогда не говори о Зоне плохо – проблемы получишь.
– Да ладно, – простодушно улыбнулся Антон этой глупой примете. За что и поплатился.
Он неожиданно почувствовал острую боль в ноге. В ногу впился гвоздь, торчащий из доски. Ржавый, рассыпавшийся в прах. Диггеры прервали поход и потащили его. Понимая, чем это грозит, они перевезли его в Киев. Всего-то 120 км от ЧАЭС. Приехав в больницу, врачи сказали просто:
– Чудом остался жив.
– Дуракам и желторотикам везет, – раздраженно прибавил Змей и дал Антону затрещину.
Антон пролежал в больнице с месяц. Слава Богу, заражения крови не было. Только остался след на ноге. И тогда Антон понял, почему Зону лучше не хвалить и не ругать. Она ведь как девушка, которая, если к ней найти неправильный подход или неумело похвалить, довольно жестко может оборвать. Но Антона она пожалела – из-за молодости. Да и какая девушка не любит молодых, сильных и умных парней…
А спустя месяц после выписки из больницы он согласился со старым другом, которого знал еще с альпинистской секции как Егора Петрова, и еще товарищем, Григорием Лазутиным, сходить в Припять, посмотреть на ЧАЭС и снятся на крыше ДК «Энергетик». На память. И считался Антон самым опытным, ведь он уже был в Зоне. Как «студент». И как диггер. Ведь даже «студент» может быть диггером.
Путь к судьбе
С чего Путник взял Лизу в отряд? Он и сам не знал. Красота? Да. Но для диггеров это не важно. Ум? Да. Наверное. Характер? Есть такое, характер есть. Но не супер подходящий для диггеров.
В общем, отряд, который Путник вел к Туле-50, был еще тем. Лиза – искренне любознательная, добрая, умная, сильно облегчала жизнь. Да и Путнику она нравилась очень сильно, что уж скрывать.
Вместе с ними также шли несколько ребят. Макс и Натка. Оба решили что-нибудь экстремальное сделать, и наняли Путника как проводника.
Военный городок Тула-50 был под Арсеньевым. Неподалеку. Путник шел туда не в первый раз. Уже приходилось бывать и проезжать даже мимо. Сама база в лесу, чтоб до нее добраться надо идти лесами. Но они могут быть заминированы – несколько подземных цехов до сих пор, вроде как, работают. Но Путник, зная, кто такие эти «туристы», решил для начал провести их к заброшенному пионерлагерю, что в трехстах метрах от поворота на Бежин Луг. Прямо на повороте стоял «дом свиданий». Там солдат гарнизона «сводили» к родне. Потом сажали в «Уралы» и увозили обратно.
– Долго еще еха-ать? – протянул Макс. Путник досадливо поморщился. Лиза увидела это и приятно улыбнулась.
– Скоро уже, – терпеливо ответил Путник.
– Зашибись, блин – выругался Макс и облокотился спиной на мягкое, потрепанное кресло «Буханки» Путника.
Лиза тихонько засмеялась и тронула Путника за плечо.
– Устал? – заботливо спросила она.
– Есть немного, – честно признался Путник. Лизе он доверял как себе. Почему? Он и сам не знает. Закрыв стеклянную переборку между кабиной и кузовом, Путник мог немного расслабиться.
– Гриша, сколько лет прошло с того дня? – тихо и грустно спросила Лиза.
– Пять лет, – ответил Путник. Было почему-то грустно.
– Я тот день до сих пор помню, – улыбнулась Лиза.
«И я помню», – мысленно закричал Путник, но лишь грустно усмехнулся.
Серое полотно дороги тянулось бесконечно. Мрачные, немного черные деревья, казалось, нависали над разбитой дорогой и вот-вот по крыше скребанут и обломаются сухие ветви.