полная версия

Виктор Витальевич Васецкий
Рассказ о «Пурге» – выездном измерительном пункте

Это никак не влияло на работы по подготовке телеметрического оборудования этого изделия. Дело в том, что после того, как телеметрическое оборудование будет полностью установлено и проверено, за 5 минут до старта ракеты необходимо включить бортовую электрическую батарею, которая обеспечивает питание телеметрических устройств во время полета. На полигонных пусковых установках этот процесс автоматизирован. В пусковую установку встроен автомат запуска бортовой батареи. В пусковых установках, которые расположены в войсках, таких автоматов нет. Поэтому такая батарея запускается вручную строго по времени.

Раньше это делать нельзя потому, что заряда батареи тогда может не хватить на весь полет. Позже тоже нельзя потому, что в этом случае включающий батарею будет сожжен пламенем ракетных двигателей. Тот, кто будет эту батарею включать, должен очень четко сверить свои часы с часами на командном пункте, откуда эту ракету будут запускать. Для того чтобы успеть эвакуироваться подальше от пусковой установки, рядом с ней ставились две автомашины с заведенными двигателями. Согласно правилам, это должны были быть автомобили УАЗ-469. Операцию по запуску бортовой батареи на не оборудованных автоматом для её включения пусковых установках обычно выполнял офицер с площадки 2А Байконура Сергей Дорошин. В помощь ему выделялся ещё один офицер, который должен был прийти ему на выручку, если он за что-то зацепится или упадет. При выполнении этой работы всё было гораздо проще. Расчёт автономного пуска должен был начать свои действия только после того, как будет включена бортовая батарея электропитания телеметрии и включавшие её офицеры выберутся из оголовка шахты. Запускать батарею на этот раз было безопасно. Мне было интересно узнать, как это делается, поэтому на этот раз я напросился к Серёге в помощники. Наступил день запуска. Для эвакуации мы решили использовать не два УАЗика, а два автомобиля ЗиЛ-131. Офицеры расчёта автономного пуска попросили нас без них не уезжать и эвакуироваться совместно. Они узнали о том, что у Серёги есть такой опыт. Мы согласились. В назначенное время Серёга запустил бортовую батарею. Вдвоём мы пошли к машинам. Закурили. Расчёт автономного пуска в составе 2 человек спустился в шахту. Потом оба выбрались обратно и побежали к автомобилям. Чуть не сбили Серёгу с ног, запрыгнули в машину и стали орать водителю «гони». Слава Богу, водитель был из нашей части. Мы сели во вторую машину. Оба автомобиля покинули стартовую позицию и направились в сторону ВТП. На ВТП мы с Серёгой сразу перебрались ко мне на станцию СПО. Пять минут. Пуск не состоялся. 10 минут. Ракета не запущена. Пуск прошел только через полчаса после назначенного времени. По телеметрической информации мы сразу определили, что ракета была запущена не прибором автономного пуска, а при получении электрического сигнала с командного пункта полка. Цели учений не были достигнуты. Обработка полученной телеметрической информации была произведена за 4 часа. Еще примерно столько же представители промышленности и военпреды колдовали над результатами обработки. Вывод был один: расчёт автономного пуска допустил ошибку в своих действиях. Теперь вместо поощрений, а возможно и государственных наград, офицеры расчёта получат взыскания. В общем, если бы началась атомная война, остались бы мы неотомщенными. Ну а мне теперь необходимо было доставить все магнитные ленты с записью информации об этой работе на Байконур самолётом из Аркалыка. Вместе со мной ответственным за доставку магнитных лент на Байконур был назначен Серёга Дорошин, которого я знал ещё по началу службы на Байконуре на площадке 2А и который выручил меня на этот раз. Адреналина мне теперь мне больше не хотелось. Для того чтобы нам добраться до Аркалыка, командованием дивизии был выделен УАЗик. С самолётом получилось оригинально. Данным самолетом улетал в Оренбург заместитель командующего Оренбургской ракетной армией. Этим же бортом везли в штаб армии не оправдавший государственных надежд прибор автономного пуска стратегической ракеты для его проверки. Поэтому на Байконур самолёт летел только после посадки в Оренбурге. А в Аркалыке, после того как к самолёту подъехал УАЗик с заместителем командующего, к нему подъехал автомобиль ЗИЛ-131 с фургоном, в котором была куча народу. Этот народ из фургона стал перебираться в самолет. Мы уже думали, что нам в нём не хватит места. Ничего, хватило. В полетный лист мы были записаны сразу за генералом, хотя летели сначала стоя. Потом народ ужался, мне удалось сесть. Серёга увидел, что рядом с генералом стоит здоровенный ящик, в котором везут в Оренбург злополучный прибор автономного пуска. Он немного помялся. Потом сначала сел на этот ящик, а потом лёг. Генерал заулыбался и через пару минут подложил ему под голову свою папаху. Самолёт приземлился в Оренбурге. Генерал уехал. Большинство народу тоже. До Байконура летели всего 5 человек. По прилёте мы сдали магнитные ленты с записью в информации на вычислительный центр. Ещё одна работа по обеспечению телеметрическими измерениями испытательных запусков боевых ракет с места несения ими боевого дежурства была выполнена с использованием нового телеметрического комплекса БРС-4 МП. Снова началась повседневная жизнь: обслуживание техники, работа с личным составом. Однако всё это длилось недолго.

В середине февраля 1985 года на Байконур возвратился эшелон с техникой выездного измерительного пункта.

Через 2 дня после прихода эшелона с техникой в части была получена телеграмма ЗАС из Костромы. Из телеграммы следовало, что установленное у них телеметрическое оборудование не позволяет разместить специальную технику, которая прибыла к ним в связи с перевооружением дивизии на новые ракеты. Сами они наше оборудование переставить не могут – боятся его повредить, поэтому просят прибыть нашего представителя. На следующий день я уже уехал в Кострому. В парадной шинели – повседневная к этому времени уже сильно поизносилась. По прибытии я разместился в гостинице КЭЧ. Однако оказалось, что на меня не совсем правильно выписали пропуск. Связано это было с особой секретностью новых ракет, запчасти от которых я, наверное, смог бы увидеть. Поэтому меня попросили две недели погулять по городу, осмотреть достопримечательности, познакомиться с местными девушками. Как только пропуск окончательно оформят, за мной заедет машина. По городу я гулял 20 дней. Стало даже жалко, что в прошлый раз не было столько свободного времени. Плохо, что было ещё холодно. Наконец пропуск оформили. В первый день после этого меня УАЗиком доставили в часть. Однако решить вопрос с перестановкой оборудования на месте мы сразу не смогли. Восемь аппаратных стоек необходимо было расстыковать, перенести на сорок метров и состыковать снова. В первый день я расстыковал оборудование, осталось его перенести и состыковать снова. Возить УАЗиком меня перестали. Добираться предложили в оба конца вместе с военнослужащими дивизии специальным поездом. К концу следующего дня аппаратура была переставлена с помощью местных офицеров и прапорщиков и частично состыкована. На третий день я за три часа закончил работу. Спросил у местных, как добраться из части до города. Меня вывели на уложенную бетонными плитами дорогу.

Сказали: иди по ней, через три километра эта дорога будет пересекаться с асфальтовой. Там в город ходит автобус. Когда я прошёл километр, мне стало грустно. Стал голосовать, однако ни одна машина не останавливалась. Вдруг рядом остановился УАЗик. В нём пассажирами сидели два полковника. Один из них приоткрыл дверцу и сказал: «Товарищ старший лейтенант, до вас что, не довели приказание командира дивизии о том, что в будние дни он разрешает носить парадную шинель только офицерам от полковника и выше?» Сам был тоже в парадной шинели. Я ответил ему, что, наверное, я генерал. Он попытался сделать серьёзное лицо, однако второй полковник рассмеялся, он, видно, сразу понял, что я не местный. Спросил: «Ты откуда?» Я ответил, что с Байконура. «Тот самый, что приехал перестанавливать оборудование?» – спросил он. Я ответил, что да, уже переставил – теперь в гостиницу, а потом домой. Тогда он предложил мне сесть в машину. Я воспользовался предложением. Машина поехала. Я стал невольным свидетелем их разговора.

Полковник, который сделал мне замечание, был командиром технической ремонтной базы ТРБ. Второй полковник был заместителем командира дивизии. Он спросил первого, готов ли тот встречать комиссию из Москвы, которая приезжает на следующей неделе. Первый ответил, что да, по их приезде сразу будет обед. На роль официанток уже подобраны молодые военнослужащие – женщины. Они все будут в форменных, но очень коротких юбках. Заместитель командира дивизии снова спросил, а не станет ли проверяющим генералам плохо от вида голых девичьих ног, они ведь в возрасте. Вдруг перевозбудятся – и инфаркт. Командир ТРБ ответил, что не должны. Официантки к ним особо близко подходить не будут. А для того чтобы найти взаимопонимание, он придумал ещё кое-что и показал пакет: «Здесь 800-граммовая бутылка водки «Золотое кольцо» и суточный сухой паек, такой выдаётся при несении боевого дежурства. Самое вкусное здесь – вяленая вобла. Я на всякий случай отложил несколько штук в отдельный пакет, может, попробуем? Только что делать с этим (он показал глазами на меня)? Да ладно, он всё равно не местный». В пригороде Костромы в те времена был шикарный пивной ресторан «Берендеевка». Не знаю, работает ли он сейчас. А тогда остановку УАЗик сделал там. Все вышли из машины. Мой рост 190 см, однако рядом с двумя этими полковниками я почувствовал себя карликом. Они оба были такого же роста, как и я, только в полтора раза шире. Зашли в бар. Мои попутчики сели за столик. К ним сразу подбежал официант. Я подошел к стойке, хотел заказать себе пиво. Однако меня окликнули и сказали, чтобы я не валял дурака и присел за столик, что я и сделал. Помню первую бутылку водки. Помню вторую. Заместитель командира дивизии показал на меня глазами командиру ТРБ и сказал: «Смотри, ещё держится». Однако это продолжалось недолго. Проснулся я утром в гостинице, в своём номере. Ближе к обеду в номер зашёл солдат-водитель. Он передал мне билет от Костромы до Байконура через Москву и отвёз на поезд. Меньше чем через двое суток я был дома.

В конце февраля нашей промышленностью в часть был поставлен ещё один комплекс БРС-4 МП. Начались работы по его приемке.

Сложность заключалась в том, что штатное расписание для личного состава части не изменилось. Эксплуатировать данный комплекс предполагалось параллельно с первым без увеличения штата персонала. Ладно, это могли понять офицеры. Но как объяснить водителю – солдату срочной службы, что он должен будет теперь водить две машины по очереди. Отдел кадров объяснил ситуацию так. Данные машины не являются транспортными. Их цель – только доставить оборудование к месту выполнения задачи. А выполнять задачи на этом оборудовании будут офицеры, которые знали, на что идут, когда поступали в военные училища.

Началась приемка нового комплекса. Сразу возник вопрос, где размещать такое количество автомобилей физически. В автопарке для этого места нет. Оказалось, что руководством Байконура для размещения автомобильной техники нашей части была выделена соседняя с нашей 37 площадкой площадка номер 38. Раньше на этой площадке располагалась боевая ракетная часть, которая была сокращена и расформирована. Теперь нам предлагалось приспособить ее территорию и несколько оставшихся сооружений для размещения нашей техники – двух комплексов БРС-4 МП.

Большинство сооружений были заглубленными и не приспособленными для установки в них автомобилей с фургонами. Под место для выполнения работ по периодическому обслуживанию наших мобильных измерительных средств можно было приспособить только одно стоявшее на площадке огромное здание. В него одновременно можно было поставить два автомобиля МАЗ-543 с установленными на них станциями и четыре машины ЗИЛ-131 с прицепами – дизельными электростанциями – для проведения регламентных работ по техническому обслуживанию этого оборудования. Постоянно вся техника должна была находиться под открытым небом. Это было не совсем удобно.

Однако приказы командования не обсуждаются.

Площадка была огорожена забором из колючей проволоки. Внутрь шла одна дорога, по обеим сторонам которой были овраги. Для контроля проезжающих машин и проходящих по этой дороге на площадку людей на въезде имелось небольшое здание контрольно-пропускного пункта, где и был командованием нашей части размещен наряд, который раньше находился в автопарке.

Старый комплекс перегнали на эту площадку. Новый комплекс разместили сразу там. И именно там представители завода нам его передавали. Вместе с новым комплексом БРС-4 МП завод-изготовитель дополнительно передавал нам два aгрегата-электростанции 15н1061м на базе автомобилей МАЗ-543 для обеспечения электропитанием бытового комплекса и всей техники на выездной телеметрической позиции и позиции траекторных средств во время подготовки к работам по выполнению измерений. При выполнении испытательных работ все средства части должны быть запитаны электростанциями ЭСД-30, которые входят в состав измерительных комплексов. В принципе приёмка нового комплекса БРС-4 МП и aгрегатов- электростанций 15н1061м длилась недолго.

В ходе выполнения приемо-сдаточных работ я задал представителям завода вопрос о том, как сделать так, чтобы станция СПО могла обрабатывать информацию не только со станций СПР, но и с ламповых станций БРС-4 старого типа, которые продолжали эксплуатироваться в нашей части. Представитель завода с юмором ответил, что мы, военные, тоже инженеры и должны что-нибудь придумать. Техническим заданием на комплекс. БРС-4 МП это предусмотрено не было. Он, наверное, об этом сразу забыл. А я запомнил.

В конце второй декады марта новый комплекс БРС-4 МП был принят в эксплуатацию, и командованием ракетно-испытательных частей космодрома было решено направить этот комплект технических средств для оказания помощи в выполнении специальных работ восьмому ракетно-испытательному управлению, в частях которого возникли проблемы с измерительной техникой. В третьей декаде марта одна станция СПР под руководством Володи Карпова и моя станция СПО были направлены на площадку номер 94 Байконура, где проводились испытательные работы по тематике этой площадки. Автомобилями МАЗ управляли закрепленные за ними водители – солдаты срочной службы. Надо сказать, что к тому времени они уже немного изучили аппаратуру, которая размещалась в фургонах их машин, и при выполнении работ помогали нам как операторы. Началось выполнение испытательных работ. На станции СПР записывалась информация, а на станции СПО проводилась её обработка. Полковник, руководитель работ, сначала удивился тому, что в качестве операторов у нас работают водители, солдаты срочной службы, и относился к этому настороженно, но через две недели привык. Даже стал подтрунивать над своими подчинёнными. Мол, смотрите, солдатики не имеют высшего образования, а выполняют работу инженеров. Учитесь.

Чудеса начались, когда была выполнена первая часть работы. На ракету было установлено и проверено все телеметрическое оборудование, предназначенное для работы в метровом диапазоне волн. Осталось установить и проверить оборудование, которое работает в дециметровом диапазоне. Дело в том, что на стационарных системах пульты управления антенным комплексом «Жемчуг» и станции ПРА находятся, как правило, или в одной, или в соседних комнатах. Поэтому приемник дециметровых волн входит в состав антенного комплекса. Естественно, что у нас с собой его не было. Он остался в машине, на которую был установлен антенный комплекс «Жемчуг-МП». Сам приемник имел небольшой размер, поэтому мы решили на следующий день его снять и поездом, которым мы ездили на службу, привезти для выполнения работ. Но надо же такому случиться: полковник, руководитель работ, не зная о нашем решении, стал ругать своих подчинённых за то, что они всё не продумали заранее и теперь, по его мнению, возможна длительная задержка в подготовке изделия. Водитель станции СПР решил поумничать и сказал, что для выполнения таких работ необходимо пригнать ещё одну машину – антенный комплекс «Жемчуг-МП», где стоит такой приемник. Полковник, только что ругавший своих подчинённых, его внимательно выслушал. Сказал: смотри, если это не так, тебе достанется. Затем позвонил нашему начальнику управления и попросил переправить на 94 площадку станцию «Жемчуг-МП». Начальник управления отдал распоряжение пригнать для выполнения работ мобильный антенный комплекс «Жемчуг-МП». Откуда им было всем знать, что водитель автомобиля станции СПР и водитель автомобиля станции «Жемчуг-МП» – земляки и друзья?

Одному стало скучно без другого, а теперь им была обеспечена компания.

По окончании рабочего дня я уехал домой. В половине двенадцатого ночи мне позвонил заместитель командира части. Он сказал, что есть распоряжение начальника управления завтра с утра переправить на 94-ю площадку станцию «Жемчуг-МП». На мой вопрос «зачем?» ответил, что не знает, начальнику управления видней. Знал бы начальник управления, что его, как кролика, развел водитель-солдатик. Старшим машины для её перегона на 94-ю площадку был назначен Юра Чернов. Когда он прибыл, нам всем стало понятно, что всё-таки и нам, офицерам «Пурги», втроём выполнять специальные работы было веселее. Тем более что проведение испытаний было интересным и освобождало нас от кучи повседневных хлопот. Рабочий день был практически нормированным, ночевали мы дома. Претензий по подготовке изделия к нам не было.

Пока мы выполняли эти спецработы, на Чернова пришёл приказ – он переводился на должность старшего научного сотрудника       Космодрома.

Для одного из офицеров нашего года выпуска «Пурга» закончилась. Теперь ему уже не надо будет большую часть года проводить без семьи. Остальным такого оставалось только ждать.

За время проведения данных работ нас отвлекли от их выполнения только один раз.

В апреле 1985 года на полигоне возникли проблемы с приёмом предстартовой телеметрической информации ракеты Зенит-2. Несмотря на то что стартовый комплекс этой ракеты находился в зоне прямой видимости второго измерительного пункта Байконура, при передаче предстартовой информации сигнал, отражённый от ферм обслуживания, сильно её искажал. Руководством космодрома было принято решение, что для приема и обработки предстартовой и стартовой телеметрической информации об этой ракете будет использоваться комплекс БРС-4 МП. Первоначально запуск ракеты планировался на 12 апреля. Затем его перенесли. На 13. Для приема и обработки Информации предстарта и старта этой ракеты руководство нашей части приняло решение использовать первый комплекс БРС-4 МП. 12 апреля 1985 года этот комплекс был развернут напротив стартовой площадки этого изделия. Площадка была перед нами как на ладони. Однако ракеты на стартовой площадке не было. Раздался стук в дверь. Когда я открыл, какой-то военный попытался засунуть мне в руки кабель с разъемом. Сказал, что это громкая связь. Я ответил ему, что она подключается снаружи, вышел, показал куда, он прикрутил разъем. Через несколько секунд голос из динамика спросил, как его слышно. Я ответил, что хорошо. Он сказал: «Конец связи». И всё. Мы переночевали в машинах с 12 на 13 апреля. Когда проснулись, я открыл дверь и еще раз посмотрел на стартовую площадку – ракеты на ней снова не было. Дальше всё происходило как в сказке. Из находящегося в зоне прямой видимости монтажно-испытательного корпуса вышел тепловоз, он тащил за собой специальную платформу, на которой была расположена ракета. Когда платформа подошла к стартовой позиции, ракету захватил манипулятор и поставил в вертикальное положение.

На контрольном осциллографе нашей аппаратуры появилась картинка, сигнализирующая о том, что включился телеметрический сигнал. По громкой связи раздался мат, сквозь который я понял, что с той стороны интересуются, появился такой сигнал или нет. Я ответил, что появился. Меня спросили, где какой-то подполковник. Я ответил, что понятия не имею. Телеметрический сигнал пропал, потом снова включился. Я объявил об этом по громкой связи. На том конце попросили докладывать, если такое снова произойдет. Если не произойдет, то каждую минуту говорить по громкой связи, что сигнал устойчивый. Дверь машины была открыта, и ракету прекрасно было видно. Она ещё немного постояла, потом под ней появился огонёк, и она улетела. Я закрыл дверь и стал каждую минуту говорить о том, что сигнал устойчивый. Минут через десять в дверь машины постучали. Я открыл. Перед машиной стояли наш командир части, его заместитель и два каких-то подполковника. Оказывается, перед запуском ракеты на всех дорогах было выставлено оцепление. Никого не пропускали. В том числе тех, кому нужно было попасть, например командирский УАЗик, который ехал к нам с командованием нашей части. И УАЗик с двумя старшими офицерами, которые должны были на основании данных, декоммутированных нашей аппаратурой, вести репортаж о старте и начальном участке полёта этой ракеты. Обе машины смогли проехать на телеметрическую позицию только когда ракета уже улетела. Но пока всё было хорошо. Ракета со старта ушла. Моя болтовня об устойчивом сигнале руководством и воспринималось как репортаж. Через несколько минут телеметрическую информацию о полете ракеты стали принимать все измерительные пункты. Ведение репортажа о ней продолжили их представители. Я отключил микрофон и громкую связь. Что было с этой ракетой дальше, я не знаю. Наверное, всё хорошо, потому что два подполковника, которые должны были вести репортаж, вдруг повеселели. Ещё через полчаса специально за ними пришла машина, и они уехали. На следующий день данный комплекс БРС-4 МП был переправлен своим ходом на 38-ю площадку. А мы продолжили выполнять задачи на 94-й площадке с использованием нового комплекса. И так продолжалось до начала июня. Водители всех машин за это время неплохо освоили обязанности операторов. Ближе к завершению работ полковник, который этими работами руководил, начал уже постоянно ставить наших водителей-операторов в пример своим сотрудникам, а однажды устроил у меня на системе целую экскурсию из своих подчинённых. К концу мая работы на этой площадке были выполнены в полном объеме.

Вся наша техника была возвращена площадку номер 38.

А мне не давала покоя фраза инженеров завода о возможности самостоятельно расширить функционал закреплённой за мной системы СПО. Ведь практически неиспользуемый комплект аппаратуры ИС 1915 стоял у меня в Татищево Саратовской области после его ремонта представителями промышленности. Однако для того чтобы сделать его мобильным, необходим был автомобиль с фургоном.

У командования части я выпросил для этого автомобиль ЗИЛ-131. Однако на нем был обычный кузов. Но на улице был 1985 год. В те времена найти в степи на Байконуре брошенный фургон можно было запросто. На грузовом ЗИЛ-131 мы с водителем объехали окрестности нашей площадки и километрах в пяти от неё в степи нашли брошенный фургон. Состояние его было не ахти. Снаружи краска ободрана, внутри погром. Возле одной из боковых стенок лежала сломанная откидная боковая полка, чем-то напоминающая спальную полку железнодорожного вагона. Потом я попросил в соседней части автокран. Крановщик прямо в автопарке снял с автомобиля ЗИЛ-131 кузов. Затем на кране вместе с нами поехал в степь, где и установил на наш ЗИЛ-131 найденный фургон. Через пару часов мы с водителем этот фургон закрепили на автомобиле заранее подготовленными хомутами и своим ходом вернулись в часть. Первоначально такая рационализация у командования восторга не вызвала. Вид у автомобиля ЗИЛ-131 с этим фургоном был ужасный. Командир части так и назвал его – чудовище вида ужасного. Я сказал, что эту машину теперь так и буду именовать: агрегат «чудовище вида ужасного» – ЧВУ-1. И сразу стал его просить выписать мне со склада материалы для ремонта этого агрегата. Выпросил. Был четверг. В пятницу я получил со склада все необходимое. Остался на службе в выходные. Подчинённые меня поддержали, вместе взялись за работу. К понедельнику фургон преобразился. Казалось, что на этот ЗИЛ-131 его поставили на заводе. Функционировало освещение, отопители и даже фильтровентиляционная установка. Возле передней стенки было достаточно места, чтобы разместить комплект аппаратуры ИС 19-15Б. Откидная полка была отремонтирована. В собранном виде она практически не занимала пространства внутри фургона. А если её откинуть, получалось прекрасное спальное место. На всякий случай внутри фургона была дополнительно установлена электрическая печка. Снаружи он сверкал новой, защитного цвета краской, внутри был покрашен светло-серой. Командованию части понравилось, и к концу следующей недели автомобиль ЗИЛ-131 был перерегистрирован в военной автомобильной инспекции как автомобиль с фургоном. Военный номер (а в те времена на военных машинах военный номер заменял государственный) остался тем же.

Через неделю пришёл приказ об очередном привлечении нашей части к обеспечению телеметрическими измерениями учебно-боевого пуска стратегической ракеты из ракетной дивизии, которая расположена в районе пгт. Татищево Саратовской области.

Началась погрузка техники на эшелон. Количество железнодорожных платформ снова увеличилось, с учетом необходимости перевозки двух комплексов БРС-4МП. В дальнейшем почти всё проходило по уже отработанной методике. Работы в Татищево мы уже проводили. Казалось, что на этот раз использование сразу двух комплексов позволит выполнить их намного быстрее, чем они выполнялись раньше. Сначала всё так и было. Первый комплекс БРС-4МП был сразу размещен на выездной телеметрической позиции. Второй комплекс использовался для проведения автономных испытаний телеметрического оборудования. Старые станции БРС-4 находились на выездной телеметрической позиции постоянно. Сразу по прибытии, еще до начала автономных испытаний, я с помощью двух солдат демонтировал аппаратуру ИС19-15Б из сооружения и установил её в уже подготовленный для этого автомобиль ЗИЛ-131, который все с моей подачи называли агрегат ЧВУ-1. Этот агрегат сразу убыл на выездную телеметрическую позицию.

С использованием комплекса БРС-4МП все испытания проходили намного проще. Особенно это коснулось этапов испытаний, при которых использовалась аппаратура ЗАКР «Муравей». Наличие в автомобиле СПО специального отсека для его установки, наличие уже смонтированного наземного согласующего устройства (НСУ) и уже проложенные кабели для этого прибора позволяли практически не замечать его при выполнении работ. Автономные испытания прошли легко. Для выполнении комплексных испытаний я сам съездил на выездную телеметрическую позицию, где их запись произвели не только станциями СПР, но и старыми станциями БРС-4, информацию с которых для обработки я воспроизвел с помощью агрегата ЧВУ-1. Начальник выездной телеметрической позиции поделился со мной информацией, что на этот раз он планирует использовать новые комплексы БРС-4 МП для приёма телеметрической информации как положено, в соответствии с выданными целеуказаниями, а антенны старых станций планирует направить в ту точку пространства, где будет происходить разделение первой и второй ступеней ракеты. Офицеры-аналитики всегда очень внимательно изучают этот участок. Насколько же он был прав, когда это задумал! Наступил день пуска.       Мы повыходили из фургонов машин, чтобы его увидеть. Такое зрелище никогда не надоедает. Сначала пламя и дым – установленные в Татищево ракеты не использовали минометный старт. И вот она вышла. Сначала шла вертикально, потом немного повернулась и легла на курс. Я зашёл на станцию. На осциллографах отображалась телеметрическая картинка. За ней внимательно следили аналитики. Вдруг один из них подошёл к телефону ЗАС. Неразборчиво что-то пробормотал в трубку, выслушал ответ, потом повернулся к нам и сказал: «Поздравить не с чем. Ракета благополучно упала». И снова стал смотреть на осциллограф. Потом попросил дать ему полученные графики, разглядел их. Передал нам список графиков, которые в связи со сложившейся ситуацией необходимо было сделать дополнительно к тем, что были первоначально запланированы. Я понял, что на этот раз обработка будет длиться до утра. Вдруг аналитик спросил: «Где находится информация со старых станций БРС-4? Хотя у вас на новой технике её воспроизвести наверняка нельзя». Я ответил, что можно. Это как раз и будет дебютом нашего нового агрегата ЧВУ-1. Он сказал, что ему сейчас не до шуток про какую-то «чуву». Я произнёс, что не шучу. Через несколько минут мы вместе с ним уже смотрели графики с воспроизведенных нашим новым самодельным агрегатом записей со старых станций БРС-4, антенны которых были направлены на участок разделения ступеней. Руководитель группы анализа после просмотра этих графиков заявил, что это единственная на сегодня хорошая новость при плохой ситуации. Попросил сделать ему ещё несколько графиков, которые не были предусмотрены программой этой работы, и потом долго говорил по телефону ЗАС: «Возникла проблема. На борту не долетевшей до установленного места падения ступени ракеты было установлено устройство «Муравей», которое кодировало информацию. И так как первая ступень ракеты не долетела до условленной точки её падения, где этот прибор должны были подобрать, надо найти эту ступень и снять с неё бортовой прибор «Муравей». А упала она где-то в Коми АССР». Сразу вспомнилась фраза из популярной в то время песни: «И пошёл я к себе в Коми АССР по этапу в специальном вагоне». По этапу, конечно, никто не пошёл. Однако после того как вся информация была обработана, переписана на внутренний магнитофон, все графики сделаны, сидеть в Татищево пришлось ещё месяц, пока этот прибор искали. Нашли только часть обломков ступени ракеты на болоте. Судя по всему, прибор утонул, его списали. Техника выездного измерительного пункта была погружена на эшелон и отправлена обратно в часть. Я, вместе с записью телеметрической информации на магнитных лентах, полетел из Саратова на Байконур самолетом. А на Байконуре у меня начались семейные чудеса. Супруга вдруг стала рассказывать о том, как ей не хотят давать повышение на работе из-за того, что у неё нет высшего образования, вспомнила, что я когда-то говорил о моем знакомом, который работает преподавателем в филиале «Восход» МАИ на Байконуре, и потребовала, чтобы я, используя это знакомство, помог ей поступить туда учиться на заочное отделение. Помог, поступила, стала студенткой первого курса.