Вероника Гард
Это моя собака!
– Я понимаю, – ответил тот и снова вытер нос. – Давайте побыстрее.
Дверь открылась. В проеме появился плачущий Курт, держащий под лапы Данке, которая, раскрыв пасть, шумно и радостно дышала. Она совсем не сопротивлялась, хотя поза была неудобной, и с гордостью показывала свое рыжее брюхо – единственное рыжее пятно на ее черном теле.
– Это моя собака! Не трогайте мою собаку! – крикнул Курт и заплакал навзрыд. – Зачем вы хотите от нее избавиться? Она умница! У меня в копилке есть деньги. Я сам буду за нее платить, раз вы ее не любите! А вообще я уйду из дома, уеду подальше. Мы будем жить одни! Вот так!
Слезы заволокли глаза, щипали их и капали на пол. Данке крутанулась, пытаясь лизнуть мальчика, и тот отпустил ее. Он вытер глаза, сел на пол и стал гладить вьющуюся около него собаку. Та прыгала ему на ноги, царапала их, кидалась в лицо, облизывая щеки, видимо, пытаясь развеселить маленького хозяина, но тот плакал сильнее. Мама подбежала к сыну, хотела утешить, но тот соскочил с места с криком: «Не трогайте меня!» и, схватив Данке в охапку, убежал к себе в комнату.
Три дня Курт не разговаривал и не отходил от собаки ни на шаг. Гулять выводил ее обычно отец, прямо перед работой, но Курт не позволял теперь ему делать это. Он ставил будильник, просыпался и шел гулять вместе с отцом. Вернувшись, он вытирал ее лапы, снимал ошейник и вел в свою комнату, куда уже перенес все любимые вещи Данке – мячик, миску и подстилку.
Вскоре медлить уже было невозможно. Слезы Курта в любом случае были необратимы, и Данке решили увезти почти на рассвете, когда он точно будет спать.
Генрих осторожно открыл комнату, тихо позвал Данке, которая, стуча когтями по полу, послушно выбежала навстречу. Тот взял ее на руки, пытаясь не обращать внимание на собачью невинную радость, и вынес в коридор к отцу.
– Ну, все, все, – сказал тот торопливо, надевая ошейник. – Гулять, Данке.
Замок щелкнул. Данке заюлила около дверей. «Куда ты торопишься, дурочка», – подумал Генрих, смотря на черное лохматое тельце и мутный сине-серый глаз своей собаки.
– Подожди, – попросил он, не уверенный, что сдержится и встал на колени. – Данке, девочка, иди сюда, – Данке обернулась, подбежала к Генриху и ткнулась мокрым носом в его руки.
