Вера Дмитриевна Таюрская
Жила на земле Любовь
Мы шли по центральной улице к автобусной остановке, говорили о моих родителях, Клавдия Васильевна всякий раз напоминала, что из подарков нужно передать отцу, что – матери, беспокоилась, что размеры халата и сорочки могут не подойти, давно она не видела ни сестру, ни ее мужа. Через меня приглашала их в гости и сокрушалась, что из-за слабости здоровья не сможет приехать к нам, все-таки три тысячи километров – это не шутка.
Неожиданно мое внимание привлекла фигура, вынырнувшая из переулка: темная несуразная в балахонистой одежде она настолько контрастировала с ярким солнцем, зеленью садов и разноцветьем палисадников, что вызвала некоторую оторопь. Растерянность усиливалась и от того, что невозможно было с первого раза понять, кто приближался навстречу – мужчина или женщина. На фигуре были надеты брюки и рубашка, напоминавшие рабочую робу маляров, и явно на несколько размеров больше. Цвет ее невозможно было определить, такой обычно называют серо-буро-малиновый. Ноги обуты в видавшие виды кожаные тапочки, какие когда-то выдавали больному вместе с халатом или пижамой, когда определяли на лечение в стационар. Коротко остриженные волосы были густо разбавлены сединой, землистое лицо напоминало застывшую маску, которую не могли оживить даже большие, чуть навыкате темно-синие глаза. Поравнявшись с нами, фигура едва кивнула головой в знак приветствия и удалилась, покачивая головой со стороны в сторону, как метроном.
– Кто это? – спросил я, оглянувшись, провожая ее взглядом.
– Люба-сумасшедшая, – ответила Клавдия Васильевна, и в ее голосе я услышал сочувствие и горечь.
–Так это все-таки женщина?!
– Женщина. А какой она была красавицей в молодости. Да и сейчас она далеко не старуха, ей всего чуть больше сорока. До чего человека довели. Измордовали совсем.
– Кто довел?
– То долгая история…
Тем временем мы подошли к остановке. На ней нетерпеливо, поглядывая в ту сторону, откуда должен был появиться автобус, стояли несколько человек. До его прибытия оставалось минут пятнадцать, но транспорт не пришел ни в означенное время, ни через полчаса, ни через час. «Опять, поди, сломался. Теперь, только вечерним», – подвели итог своему напрасному ожиданию наиболее опытные пассажиры и друг за другом стали расходиться.
Вернулись домой и мы с Клавдией Васильевной. Она принялась готовить обед, а мои мысли были заняты серой фигурой, встретившейся нам утром. Казалось, само Проведение предоставило мне случай узнать долгую историю этой загадочной женщины. И после обеда я попросил тетю рассказать о ней.
– Это была моя самая любимая ученица, Люба, Любаша, Любочка, Любовь. Если бы ты только видел ее тогда! Да я тебе сейчас покажу, – тетя встала из-за накрытого к чаю стола, подошла к серванту и достала толстый в кожаном коричневом переплете альбом. Полистав его, она достала фотографию выпускного класса 1973 года и показала пальцем на милое девичье лицо с большими смеющимися глазами. – А какие косы были у нее! Каштановые, густые, волнистые. Коса была тяжелая, и она всегда ходила с высоко поднятой головой. Некоторые из-за этого считали ее зазнайкой, но поверь, на свете не было второго такого человека с такой чистой и доброй душой.
– А что же с ней случилось? Кто ее так изуродовал? – Нетерпение мое становилось все сильнее.
– Люди, кто ж еще. Да не просто люди, а самые что ни на есть родные – мать с отцом. А остальные уж так, на подмоге стояли.