Василий Арсеньев
Исход. Обратная сторона Луны
В то время были на земле исполины,
особенно же с того времени, как сыны Божии
стали входить к дочерям человеческим.
Книга Бытия 6:4
И увидел я отверстое небо,
И вот конь белый, и
Сидящий на нем…
Праведно судит и воинствует.
Откровение 19:11
Пролог
Остров Патмос (Эгейское море). 69 год от Рождества Христова.
На берегу в одной исподней одежде лежал некий человек. Он был без сознания. Тем временем уже начинался прилив. Вода, отступившая ночью от берега, теперь дошла до самых ног его. Зашумел ветер, поднимая волны. Еще немного, и лежащего на берегу унесло бы в море. Но вдруг прибежал мальчик и начал трясти его за плечо:
– Господин мой, очнитесь!
Мужчина приподнялся с земли и отряхнулся от песка, прилипшего к его телу. Это был старик с седой бородой и морщинистым лицом.
– Папий, – сказал он по-гречески с акцентом. – Я видел это…
– Что? – спросил отрок, помогая старцу подняться на ноги.
– Женщину, сидящую на звере багряном… – с лихорадочным блеском в глазах отозвался старец. Он обернулся и вдруг испуганно прокричал, отступая назад:
– Это он!
Мальчик взглянул на море, – шла приливная волна, а вдали виднелись паруса большого корабля, который приближался к гавани.
– Это он! – повторил старец, продолжая пятиться. Перед его взором предстал выходящий из моря чудовищный зверь с семью головами и десятью рогами. На рогах его было десять диадем, а на головах – имена богохульные. Одна из его голов кровоточила, но рана быстро заживала…
Старец кинулся наутек, но быстро выбился из сил и сел передохнуть на первый попавшийся камень, озираясь по сторонам. Отрок, запыхавшись, подскочил к нему с расспросами:
– Что случилось, господин мой?
Старец не слышал его слов. И только все время, словно в бреду, он повторял по-гречески:
– И он сделает то, что всем положено будет начертание на правую руку их или на чело их. И что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его. Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот десять и шесть.
Он долго сидел на камне, глядя в одну точку бессмысленным взором, потом вдруг обернулся и заметно побледнел; тотчас сорвался с места и, сделав несколько неверных шагов, пал наземь, заливаясь слезами:
– Господин мой, Ты, наконец, пришел за мной!
Перед ним стоял Христос… Иоанн обхватил его ноги руками и не смел поднять взор свой на учителя, но когда сделал это, в страхе отпрянул в сторону. Вместо до боли знакомого и милого сердцу образа Иешуа он увидел обличье некоего серого существа с большой головой и черными глазами. На миг единый его взору предстал этот жуткий образ, но и этого оказалось достаточным, чтобы старец перепугался.
– Что это такое? Кто ты? – осведомился он, стоя на коленях и со страхом глядя на незнакомца. – Ты ангел?
– Я – один из Сынов Божьих, и меня зовут Лем, потому что я «странник», – отвечал незнакомец, чей облик в этот миг вновь стал меняться, приняв вид того, который некогда умер на кресте. Он и впрямь походил на путника: был одет в плащ с капюшоном, и в руке держал дорожный посох. – Не бойся, Иоанн: я не причиню тебе зла. Встань!
Старец послушно поднялся на ноги, но долго не мог прийти в себя и, опустившись на камень, вглядывался в лицо своего необыкновенного посетителя, узнавая в нем любимого учителя и в то же время осознавая, что это вовсе не он. Тот, между тем, устремил свой взор в сторону моря и не сразу проговорил, отвечая на невысказанные вопросы Иоанна.
– Я пришел к тебе ныне, дабы сбылось реченное твоим Учителем. Ты, конечно, помнишь его слова о тебе, обращенные к Петру: «Если я хочу, чтобы он пребыл, пока приду»?
– Да, – улыбнулся Иоанн (на него вмиг нахлынули счастливые воспоминания). – Это было много времени назад. Тогда мои товарищи сочли, что это значит, будто я не умру. Но, как видишь, я дожил до преклонных лет, и дни мои уже наверняка сочтены…
– Твой учитель не просто так произнес эти слова, – качнул головой Странник, по-прежнему не глядя на своего собеседника. – Он предвидел, что тебе суждено прожить невероятно долгую жизнь. Не одну тысячу лет!
Старец усмехнулся, с недоверием подумав, что это совершенно исключено.
– Невозможно?
На этот раз Странник обернулся, и на миг Иоанн увидел его истинное обличье.
– Ты уверен в этом?
– Я и не думал, что ангелы выглядят так!
– А какими ты представлял нас? Прекрасными юношами в сияющих одеждах? Я мог бы предстать тебе и в подобном образе, но нам нужно, чтобы ты узнал правду.
– Для чего? – осведомился Иоанн.
– Чтобы сбылось древнее пророчество, – отвечал Странник. – Если ты последуешь за мной, то и слова твоего учителя исполнятся, – он умолк на некоторое время, а потом закончил. – Время еще есть. Я не тороплю тебя. Однако ровно через год буду ждать тебя на этом самом месте. Если ты не придешь, великая Истина не откроется тебе, и слова Иешуа окажутся напрасными!
Сказав это, Странник направился по берегу моря в сторону, противоположную от той, где находились жилые постройки рыбацкого селения. Иоанн проводил его взглядом, пока тот не скрылся из виду, после чего еще долго сидел на камне, пребывая в глубоком раздумье…
***
Сентябрь 70 года.
Иоанн и его юный слуга ютились в крохотной лачуге на самой окраине рыбацкого поселка. Вдвоем они выращивали овощи в огороде и обрабатывали заступом землю на небольшом участке, засеивая поле пшеницей. Кроме того, ловкий юноша время от времени ловил рыбу, выходя на утлой лодчонке с приятелями в море.
Время летело стремительно, как птицы или облака по небу!
Вечерами Иоанн, когда он не был занят по хозяйству, бродил по берегу моря, пока не уставал. И тогда он садился на камень, уставившись куда-то вдаль невидящим взором (и так он мог сидеть часами!). В иные дни он проводил время дома, делая какие-то записи. Папий не знал, что пишет его хозяин и учитель. И не спрашивал об этом – он знал, когда сочтет нужным, старец сам все расскажет. И такой день действительно настал. Но их откровенной беседе предшествовало одно крайне неприятное известие, которое получил отрок, когда был в городе, где на торговой площади продавал выращенный ими урожай зерна.
На том острове проживала небольшая еврейская диаспора. И, надо сказать, соседом Папия по торговому месту на рынке был один из тех иудеев, который накануне вечером вернулся с большой земли. К нему утром подступили с расспросами его собратья по вере: «Что-то слышно о Родине?» Однако тот человек, который всегда был словоохотлив, на сей раз долго отмалчивался и хмурился.
– Нет, братья, ничего я не знаю. Но кое-что слышал, будто… – иудей тяжело вздохнул, а потом договорил. – Сказывают, будто римляне Ерушалаим захватили. А еще… – он не мог продолжать, – закрыл лицо рукой, чтобы не показать своих слез. – А еще говорят, что Храм Бога нашего предан огню, сожжен дотла…
– Не может быть! – послышались голоса людей, которым не хотелось верить, что такое вообще возможно. «Храм Ерушалаима разрушен?! Нет, не может быть! Господь не допустил бы такого!»
– И, тем не менее, братья, боюсь, что это правда, – удрученно покачал головой тот иудей. – До нас и прежде доходили плохие вести: о восстании, о войне… Это конец, братья! – закончил он, и никто из тех, кто находился рядом в тот момент, не смог сдержать слез при этом. Некоторые из них рвали на себе одежды и посыпали голову пеплом, – столь сильна была их скорбь!
Папий не принадлежал к диаспоре, однако и его те слова не оставили равнодушным. Он понимал, что значил храм в Ерушалаиме для каждого иудея, а потому, возвращаясь домой на телеге, ехал намеренно медленно, чтобы обдумать, как об этом рассказать своему учителю.
Иоанн встречал юного слугу своего у порога хижины, и вид у него был такой, что Папий подумал: «Он все уже знает?!»
– У меня для тебя новость, друг мой, – сказал старец, – но я бы хотел прогуляться. Не составишь мне компании?
– Конечно, господин мой, – отвечал юноша.
Иоанн сокрушенно покачал головой:
– Сколько раз я просил тебя не называть меня так. Я не твой господин, а ты мне не раб!
– Вы мне больше, чем господин – вы мне как отец! – с жаром возразил Папий.
Они некоторое время шли, молча, а когда спустились к берегу моря, Иоанн, глядя куда-то вдаль, заговорил:
– Я еще не забыл тот день, когда увидел тебя на невольничьем рынке – босого, грязного в лохмотьях мальчугана, сидящего в клетке, словно зверь какой. Да ты и был похож на маленького несчастного затравленного зверька! Тогда я сжалился над тобой и выкупил тебя из этой неволи, приютил в своей хижине, накормил и обогрел, а потом освободил. Помню, ты ушел, однако уже на другой день вернулся и пожелал остаться в моем убогом жилище. Скажи теперь – ты сделал это из жалости ко мне или к самому себе?
Старец остановился и взглянул на юношу: тот слегка покраснел.
– Наверное, в тот день я чувствовал и то, и другое сразу.
Иоанн улыбнулся:
– Я так и думал. Итак, кажется, ты мне хотел что-то сообщить?
– Да, мой… – юноша хотел сказать «господин», но его голос осекся; он вздохнул. – Отче, у меня крайне неприятное известие для вас. И я не знаю, как вам сказать об этом…
– Говори, как есть – не надо жалеть меня, старика, – слабо улыбнулся Иоанн.
– Словом, по слухам, ваша главная святыня… Храм Ерушалаима… был разрушен римлянами, – отрывисто сообщил Папий.
На некоторое время повисло молчание. В тишине было слышно, как волны вдалеке бьются о скалы. Папий наблюдал за своим учителем и удивился, заметив у него на лице какое-то подобие улыбки.
– Свершилось! – наконец, проговорил Иоанн. – Сбылось еще одно пророчество Иешуа: «не останется здесь камня на камне», – говорил он своим ученикам. Бесплодная смоковница была вырвана с корнем…
– Вас это известие как будто и не огорчило, – заметил Папий.
Старец вздохнул:
– Да просто я давно уже не священник храма Ерушалаима и, кроме того, смирился с тем, что до сих пор представлялось неизбежным, а ныне стало данностью.
– А вы разве были священником? – еще больше удивился юноша.
– Был, – сразу помрачнел Иоанн. – Много воды утекло с тех пор. И тогда меня звали иначе… То имя, которое ты знаешь, дал мне Иешуа, когда воскресил из мертвых.
Это последнее сообщение тотчас сильно взволновало юношу: «Как? Неужели?»
– Да, друг мой, – слабо улыбнулся старец. – Я тот самый Элиэзер (Лазарь)!
– Но… – запнулся юноша, опешив от волнения. – Почему же вы до сих пор молчали об этом и никому ничего не говорили?
– Страх был тому причиной, мальчик мой, – мрачно усмехнулся Иоанн. – Как всегда, всему виной обычный человеческий страх. Да, к тому же я знаю, каково это – быть мертвым. Давай сядем – я уже порядочно устал стоять на ногах.
Старец подошел и сел на свое любимое место – на камне почти у самой кромки воды. Юноша опустился наземь, чуть поодаль от него. Он был не только взволнован, но и растерян, и некоторое время не знал, что сказать, а потом все-таки нашелся.
– Отче, а вы можете поведать мне свою историю?
– В этом нет необходимости – ты ее сможешь прочесть, – с этими словами старец вынул из-за пазухи свернутые в свиток листы пергамента, исписанные мелким почерком на эллинском наречии. – Здесь история Иешуа – от Крещения и до того дня, когда он явился к нам, своим ученикам, в последний раз. Я – часть этой истории. Сначала я был среди тех, кто его преследовал, но затем мы стали друзьями. А потом он избавил меня, Элиэзера, сына первосвященника Анана, от уз смерти. Любимым учеником он называл меня и нарек новым именем. Так я стал Йохананом, а по-гречески – Иоанном.
– Просто удивительно то, что вы мне рассказали. Но… почему именно сейчас? – глядя на листы пергамента, осведомился юноша.
– Потому что, Папий, вскоре нам с тобой придется расстаться, – сказал старец со вздохом.
– Как? Что это значит? Вы гоните меня?
– Вовсе нет. Уйти должен я, а ты останешься и продолжишь дело, начатое мной.
– Но… я не понимаю, – расстроился юноша. – Куда вы собираетесь пойти?
– Пока еще сам не знаю, – слабо улыбнулся старец. – Но так нужно, дабы исполнилось другое пророчество Учителя – его слова обо мне.
– А я не могу отправиться вместе с вами?
– Нет, – качнул головой старец. – Путь этот мне предстоит пройти без тебя, – он улыбнулся. – Помнишь, я как-то упоминал о словах, которые Иешуа сказал Петру в ту ночь, когда его забрали? Куда я иду, ты не можешь теперь за мною идти…
Услышав это, Папий затрясся:
– Так, стало быть, вы решились на смерть, отче?
Старец даже рассмеялся:
– Нет, ты меня не так понял, хотя слова Иешуа значили именно это. Друг мой, смерть мне не грозит, – так сказал Христос, а потому не волнуйся за меня. Помни: главное – это вера, помноженная на любовь ко всему сущему.
– Я запомню эти слова, учитель, – сказал юноша. Он заметил, что старец порывается встать с места, поднялся сам и помог ему. Когда они шли назад к дому, при мысли о скором расставании у Папия слезы потекли из глаз, и он украдкой вытирал их рукавом своего одеяния.
***
На рассвете старец разбудил юношу.
– Тот самый день настал! – торжественно сообщил он.
– Как? – встрепенулся Папий. – Так скоро? А я думал, вы еще поживете тут…
– Ровно год назад я увидел одного Странника, и он сказал, чтобы я был готов именно в этот день.
После трапезы они вдвоем спустились к берегу моря. Старец сел на камень, а юноша – на землю. Однако ждать им пришлось долго. День, между тем, выдался весьма жарким. И Папию пришлось не раз бегать домой – за водой для себя и своего отца названого. Старец сидел на самом солнцепеке: из-под платка, повязанного на голову, у него по лицу струился пот ручьями. Тем не менее он не торопился притрагиваться к кувшину, принесенному юношей, а когда пил, то совсем немного. Так он и просидел на том же месте вплоть до самого вечера, лишь изредка вставая и разминая ноги…
Они жили на западе острова, и теперь, глядя в сторону моря, видели закат – солнце, которое, как казалось, далеко-далеко впереди уходит под воду, в самую пучину. Это зрелище завораживало, так что оба: старец и юноша, – потеряли ощущение пространства и времени, пока до их слуха не донеслись звуки шагов. Оглянувшись, Иоанн сначала увидел босые ноги, идущие по гладким камням, и ему снова почудилось, будто Иешуа вернулся, как и обещал (у него даже в голове родилось желание обхватить эти ноги руками и облить их своими слезами, как некогда сделала его сестра). Но в следующий миг он опомнился и, поднявшись с камня, поклонился в пояс тому, который лишь казался его Учителем.
– А мы прождали вас с самого утра, – сообщил Папий, не удостоив незнакомого господина даже приветствием (он был зол на того, кто заставил ждать так долго пожилого человека и его самого). В ответ на эти неучтивые слова на лице у незнакомца появилось подобие улыбки.
– Это твой ученик, не так ли? – обратился он к старцу. – Что ж, это хорошо, ведь будет кто-то, способный продолжить здесь дело, начатое тобой.
– Думаю, в путь мы тронемся только завтра, – начал, было, Иоанн, но Странник качнул головой.
– Нет, прямо сейчас.
– Сейчас? – переспросил юноша. – Разве можно путешествовать по ночам? Это небезопасно!
– Не бойся за своего учителя, Папий, – усмехнулся Странник.
– А откуда вы знаете мое имя? Кто вам сказал его?
– Ты сам!
Юноша был в полном недоумении, и он хотел еще что-то спросить, как вдруг у себя за спиной услышал какой-то шум. Тогда он обернулся и посмотрел в ту сторону, где волны морские бились о прибрежные скалы. Там в потемках ничего не было видно, но неведомый гул нарастал. Тем временем, солнце совсем скрылось за морем, а темное небо покрыл изумительный ковер из мириад звезд.
Взоры старца и юноши были обращены к морю, из глубин которого внезапно появилось нечто, напоминающее шар. Этот шар почти мгновенно поднялся к небу и поплыл по нему подобно белому облаку, гонимому ветром. За считанные секунды это облако достигло того места, где стояли два изумленных человека, и зависло в вышине над ними. Они смотрели на него и оба задавались одним и тем же немым вопросом: «Что это такое?»
– Это корабль, – пояснил в ответ на эти невысказанные мысли Странник. – Мы называем его по-разному: иногда словом, которое на ваш язык можно перевести как «Ковчег».
Оба: и старец, и юноша, – так были потрясены увиденным, что даже не удивились тому, что их мысли были услышаны им. И в этот миг из облака чуть поодаль от того места, где они стояли, пролился луч ослепительно-белого света.
– Это лестница, – сообщил Странник. – Нам пора, Иоанн! Попрощайся со своим учеником. Я жду тебя в Ковчеге.
С этими словами он двинулся по направлению к лучу и, оказавшись внутри него, внезапно пропал из виду.
– Мне кажется, я сплю, – сказал Папий, проследив за ним.
– А наша жизнь и есть сон, друг мой, – печально проговорил Иоанн; он обернулся и взглянул на юношу. – Что ж… Настало время расставанья! Я благодарен Провидению, что подарило мне тебя, словно сына, которого у меня никогда не было.
Юноша, услышав такие слова, залился горючими слезами и, пав на колени, обнял ноги своего учителя.
– Отче, прошу – не уходи, не покидай меня!
– Так надо, мальчик мой, – с трудом сдерживая слезы, отвечал Иоанн. – Мне следует идти, а ты должен остаться. Главное – ничего не бойся; помни – Господь всегда рядом с нами, Он – внутри нас и повсюду вокруг. Только мы не видим Его! Не забывай тех заповедей, которые завещал нам Спаситель, а я – передал тебе. Что же касается до жизни земной, решай сам: брать ли тебе жену или, как я, пребывать в девстве…
Наставив в последний раз своего ученика, Иоанн решительно двинулся навстречу неизвестности. Папий, стоя на коленях, сквозь рыдания видел, как он вошел внутрь луча и исчез, а в следующий миг пропал и сам этот луч. Потом облако, что висело в вышине, поплыло совсем не в ту сторону, куда дул ветер, а туда, где ранее исчезло солнце красное.
***
Когда Папий вернулся домой, он растопил в очаге огонь, зажег лучину и сел за стол, где лежали листы пергамента, оставленные его учителем. Всю ночь до самого утра он читал рукопись Иоанна, которая в дальнейшем будет разделена на два текста: Евангелие и Откровение.
Было темно. Слабо горела лучина. А он все читал и читал, пытаясь понять смысл видений, которые посещали в последнее время его учителя, – тех снов наяву, что заставляли его часами сидеть на камне, устремив свой взор в одну точку. В такие моменты Папий никогда не тревожил старца и не расспрашивал его, но теперь, читая написанное им, он видел все, как будто своими глазами. И Сидящего на престоле, и четырех животных. И четырех всадников. И жену, облеченную в солнце. И выходящего из моря чудовищного зверя с семью головами и десятью рогами…
Часть первая. Обитель
Глава первая. Учитель
Кай открыл глаза и взглянул на небо, усыпанное звездами. В последнее время он все чаще просыпался рано, еще до рассвета, и, глядя в темноту, лежал на своей постели, подобной пуху лебяжьему, вспоминая то, что приснилось ночью. А снился ему всякий раз один и тот же сон…
– Два или три раза еще могло быть случайностью, но чтобы четыре подряд… Нет, это что-то должно значить! – подумал Кай. За этими размышлениями его застал рассвет. Гасли звезды на небосводе. Восходящего солнца не было видно, однако все равно начиналось утро нового дня. Через мгновенье пространство вокруг залил яркий свет, который озарил помещение, где находился Кай.
Кай поднялся на ноги и посмотрел на свое отражение в зеркале. Впрочем, это было не зеркало, а поверхность стены, которая при приближении к ней стала подобной стоячей хрустально чистой воде. В той воде, словно в зеркале, отразилось лицо нашего героя. Весь внешний вид его был весьма примечательным, даже более того – необычным. Он не походил ни на одного из представителей известных народов нашей голубой планеты.
В общем, на зеркальной поверхности стены отразилось серое безволосое высокое существо с большой головой и плоским носом, с худыми руками и крючковатыми пальцами, у которого на шее были жаброподобные щели. Это существо не имело никакой одежды на себе, и в ней, судя по всему, просто не нуждалось. Поскольку в том сферическом помещении, где оно находилось, постоянно сохранялась оптимальная температура. Там не было ни холодно, ни жарко.
И хотя это существо меньше всего походило на нас с вами, оно было человеком, притом весьма незаурядным, одним из лучших людей, которых знал этот мир. В его незаурядности у нас еще будет возможность не раз убедиться, хотя, конечно, и с первого взгляда можно было сделать соответствующие выводы.
Имя этого незаурядного человека – Кайи, что в переводе с языка, на котором он общался, значило «сын истины». Однако для краткости мы будем называть его просто «Кай».
Итак, Кай подошел к зеркалу, однако вовсе не для того, чтобы полюбоваться на свое отражение, как зачастую делаем мы с вами, а с конкретной практической целью – осмотреть себя, свое тело, не произошло ли с ним за ночь каких-нибудь изменений.
А какие могли произойти изменения? Например, появились высыпания на коже или бледность на лице, которая бы свидетельствовала о возможном недуге… Да мало ли что!
Дело в том, что община, в которой жил Кай, неуклонно воспитывала в своих братьях ответственное отношение ко всему, в том числе к здоровью своему. Ведь от состояния одного зависело благополучие всего коллектива! Прекрасно осознавая эту истину, Кай был весьма требователен к самому себе, а потому каждое утро начинал с осмотра своего тела, кроме того не забывая, что лучше предупредить заболевание, чем лечить его.
По счастью, в зеркальной глади стоячей воды на стене на этот раз он не увидел ничего, что бы указывало на подступающую хворь. А потому, вполне удовлетворенный этим осмотром, взял в руки сосуд, по форме напоминающий кувшин, и шагнул в темноту – в черный проход, который разверзся перед ним прямо посреди стены…
***
Однако не успел Кай очутиться по ту сторону этой необычной двери, как почувствовал чье-то нежное прикосновение. В следующий миг он увидел лицо своего наставника, который держал его за руку, как будто помогая преодолеть препятствие (на самом деле, в этом не было никакой необходимости, поскольку наш герой проделывал этот трюк уже тысячи раз!).
Кай наклоном головы приветствовал своего наставника, который ростом немного превосходил его, но в остальном внешне почти не отличался от своего ученика. Они вдвоем, взявшись за руки, шли по коридору, залитому ровным теплым светом, и беседовали, обмениваясь своими мыслями.
– Мне снова приснился тот же сон.
– Четвертый раз подряд? Это не может быть случайностью!
– И я того же мнения.
– Тебе пора сообщить об этом Энси.
– Хорошо, учитель. Я так и сделаю. Сегодня, после плавания.
Эта мысленная беседа прервалась, когда на их пути выросло очередное препятствие, которое они вдвоем, не разжимая рук, успешно преодолели. За этой дверью оказался новый залитый светом коридор, где, в отличие от предыдущего, народа было много. Отовсюду прямо из стен сюда выходили парами высокие серые люди, которые держались за руки и тихо переговаривались. По коридору они шли, выстраиваясь в ряд, друг за другом.
Кай и его наставник заняли свои места в этом шествии, которое продолжалось вплоть до черного прохода, ведущего в широкое помещение сферической формы, где общинники собирались на утреннюю трапезу. Иначе говоря, это была общая столовая. Однако ничего из привычных для нас кухонных принадлежностей в этой столовой не имелось. Там не было даже столов, а члены общины размещались прямо на полу (хотя этот «пол» был мягче, чем наши диваны!). Они рассаживались вдоль стен этого сферического помещения, в центре которого находился особый шар. Назначение этого шара было тем же, что у плиты на нашей кухне: внутри него варилась пища. И пока она готовилась, общинники, среди которых были Кай и его наставник, не вставали со своих мест и, взявшись за руки, образовывали живую цепь. Со стороны могло бы показаться, будто они просто сидят, но, на самом деле, в эти мгновенья они обменивались своими мыслями и чувствами друг с другом. И это действие напоминало тихий шепот или шорох листьев.
Но вот, шар, который был голубым, как небо, изменил свой цвет на белый, как бы говоря: «Все готово!»
Первым к «источнику воды живой», как называли этот шар общинники, подошел самый старший из них – Энси Первый, иначе говоря главный жрец обители. Вслед за ним потянулись остальные жрецы, после чего настала очередь посвященных, достигших Просветления и носивших одно на всех имя Макс. Одним из них был наставник Кая. Дабы не вдаваться в лишние подробности, мы будем и дальше называть его Макс. Хотя это и не его личное имя, а прозвище, данное при посвящении в жрецы общины.
Кстати говоря, очередность в подходе к «источнику воды живой» была не более чем данью уважения самым старшим и мудрым из числа общинников. На самом деле, иерархия есть в любом обществе, но если у нас она зачастую связана с наличием имущества и власти, то в обители, о которой сейчас идет речь, место в этой лестнице определяется исключительно твоим возрастом и умственными способностями. Вместе с тем никто, даже главный жрец, не мог встать со своего места, пока все не поедят. Лишь тогда, когда последний из числа общинников насытится, они разрывают живую цепь и медленно, по парам, расходятся по своим делам.
После принятия пищи Кай и Макс направились в учебный модуль, – в ту его часть, где шли занятия с детьми десяти лет отроду. По пути туда они мысленно разговорились.
– Один мой ученик склонен к меланхолии, – сообщил Кай.
– Неужели? – сразу отреагировал Макс. – Опиши его.
– Талантлив, но не общителен. Любит уединение. Не играет с другими детьми. Ни с кем не соревнуется.
– Он действительно так талантлив, как ты говоришь? – осведомился Макс. Кай в ответ утвердительно кивнул.
– Склонность к меланхолии – это плохо, – заметил Макс. – Вспыльчивых детей или тех, кто ищет удовольствия, еще можно перевоспитать. А таких… – он покачал головой. – С трудом. Из них вырастают либо великие люди, либо изгои. А потому присматривай за ним!
В этот миг они прошли сквозь очередную дверь и оказались возле помещения, где шли занятия с десятилетними детьми.
– Покажи мне его, – сказал Макс. И тогда Кай коснулся рукой стены, которая вдруг стала прозрачной, словно стекло. Сквозь это стекло они увидели весьма просторную и хорошо освещенную комнату, где было много детей. Одни из них играли в подвижные игры, похожие на наши классики. И если у нас дети мелом чертят на асфальте квадраты, по которым прыгают, то их ребятня делает это прямо в классе, не используя для этого ничего, кроме пола с особой подсветкой.
В то время, пока одни дети резвились, другие сосредоточенно соревновались друг с другом в мастерстве. Они облепили все стены, превращая их в интерактивные доски для рисования. Всякого рода замысловатые геометрические фигуры выходили из-под умелых пальцев этих дарований, и их искусству обходиться без кистей и при этом творить шедевры, достойные восхищения, мог бы позавидовать любой земной художник, работающий в жанрах импрессионизма или авангардизма.
И еще одна группа детей была там, – те, которые занимали самый центр учебного класса, полусферического по своей форме, место, где находился прозрачный шар. Он висел как будто в воздухе внутри круга, который неслучайно получил название «святая святых» – то было сакральное место, к которому, кроме учителя, мало, кто смел приближаться. Но находились такие смельчаки, кто заглядывал в этот шар, пока учителя не было в классе.
Это не какой-то магический шар: предсказывать будущее или вытворять другие подобные фокусы он не может. Единственная способность этого квазиустройства – умение улавливать, впитывать и воспроизводить в виде изображения колебания электромагнитных полей, которые его окружают, иначе говоря, те мысли и чувства, что мы испытываем. Таким образом, с помощью шара происходит визуализация движения наших душ…
Обычно шар использует учитель – в качестве наглядного пособия, чтобы свои мысли лучше и быстрее донести до учеников. Но дети любознательны по природе, а, кроме того, то и дело стремятся к первенству, постоянно соревнуются друг с другом, чтобы показать, на что способны.
И если среди нас, людей земной поверхности, это соревнование приобретает, главным образом, следующий вид: кто «быстрее, выше, сильнее», то несколько иначе обстоит дело среди подводных обитателей. Правда, физическое здоровье у них тоже в большой чести (ведь треть жизни они посвящают плаванию!), однако во главу угла они всегда ставят душевное спокойствие, осознавая, что оно во многом определяет телесное состояние.
Дети людей моря соревнуются не в силе и ловкости, а посредством своих идей и изобретений. Для этого смельчаки входят в круг «святая святых», и шар, что в центре круга, воспроизводит их мысли: в нем, как в зеркале, отражаются схемы и чертежи, конструкции летательных аппаратов, которые называют «носителями света» (на их наречии – Эра).
Однако далеко не все решаются войти в этот круг, а только те, у кого нет тайн от окружающих… Ведь шар считывает даже самые мельчайшие колебания души! Даже те ее волнения, которые не в состоянии увидеть острый мысленный взор строгого учителя. А потому многие дети побаиваются подходить к нему: они проводят свободное время иначе (так, как мы уже выше описали). Но среди них есть только один ученик, который скучает в полном одиночестве…
– Вот, тот ребенок, – указал на него Кай, глядя на класс через стеклянную стену. Его наставник Макс взглянул на мальчика, который, зевая, сидел в сторонке, и сразу помрачнел:
– Да, похоже, я не ошибся.
– Син (учитель), – забеспокоился Кай. – Неужели нам стоит ожидать худшего?
Макс не хотел расстраивать своего ученика поспешными выводами, а потому сказал:
– Ступай на урок. А я еще посмотрю на него со стороны.
Кай кивнул в ответ и немедленно шагнул в черноту, что разверзлась посреди стены.
***
При появлении учителя дети тотчас забыли то, что только что всецело занимало их помыслы, и приветствовали его привычной фразой: «Син, Кама Райя!», что в переводе означает приблизительно следующее: «Учитель, мы, сыны Света, любим тебя!» Кай отвечал этому единогласному хору добродушной улыбкой и наклоном головы. Потом дети расселись полукругом вдоль стен, и в классе воцарилась почти полная тишина. И только слышался тихий приглушенный шепот, похожий на шуршание листьев в лесу. То были слабые мысли учеников, не обремененные никакими чувствами, кроме желания запомнить слова учителя.
Кай, между тем, вошел в круг «святая святых», и в шаре отразилось то, чему он намеревался сегодня научить своих учеников. Образы идеального человека, который выполняет все пять заповедей, разучиваемых в виде песни, подобной гимну или символу веры.
