Валерий Вячеславович Татаринцев
Ассоль
Курил он злой табак постылый,
Вёл разговор с собой самим:
«Что делать? Годы взяли, видно,
Своё. Всем это суждено.
Стареть до чёртиков обидно,
Досадно, грустно, гадко, но
Всего обидней быть бездетным!
Ведь был отцом я многодетным
И не сошёл едва с ума,
Когда скосила всех чума…
Детей и милую супругу,
Мою любовь, мою подругу
Я не забуду никогда
И верен буду ей всегда!»
В Ванкувере догнало Грэя
Письмо от матери родной,
На сердце стало вдруг теплее
И захотелось так домой,
Как может только захотеться
Вдали от дома своего,
И стала мысль одна вертеться:
«Домой!» – и больше ничего.
Узнал он, что отца не стало
В конце пространного письма;
Испытывал он горя мало,
Но опечален был весьма.
Они с отцом чужие были,
Грэй-старший не любил его,
Себя любил лишь самого.
На хмуром небе тучи плыли,
Грэй начал детство вспоминать,
В воспоминаньях – только мать
Пред взором мысленным вставала,
Отца как будто не бывало.
Отец любил во всём порядок,
Благоустроенность, покой;
Когда шалил Грэй-младший рядом,
Кричал: «Иди в углу постой!
Нельзя кричать! Нельзя шалить
И громко очень говорить!
Веди себя благопристойно!
Орать как конюх недостойно!»
А мать любила Грэя очень,
Когда он как-то заболел,
Сидела рядом дни и ночи…
И Грэй любил её, жалел:
Была девчонкой отдана
За Грэя-старшего она,
Любви в супружестве не знала.
Что в жизни хуже может быть?
Жила-скучала и страдала,
Потребность женскую любить,
Всю нежность пламенной натуры
Она излила на Артура,
Ни в чём его не упрекала
И всем проказам потакала;
И сын любил её так нежно,
Как только может сын любить,
Любовь как океан безбрежна,
И даже больше, может быть.
Пять лет не видел мамы милой,
Пять лет её не обнимал,
Отец уже лежал в могиле,
Грэй очень сильно тосковал.
На всей Земле, на всей планете
Союза чище не сыскать,
Чем мать и ласковые дети!
Священно это слово – мать!
Когда порт Дубельт показался,
Грэй вмиг до клотика15 добрался,
Впиваясь взором в синеву.
«Ужель увижу наяву
Леса, поля, луга и пашни
И замка зубчатые башни,
Где появился я на свет?
Земли прекрасней в мире нет!»
Он с мачты в миг один спустился,
У капитана отпросился,
Чтоб мать родную навестить,
В родимом замке погостить.
Грэй оказался снова дома,
По саду пышному прошёл,
«Тропинка каждая знакома!
Как на душе-то хорошо!» —
Подумал Грэй, он волновался,
По лестнице крутой прошёл,
Джим-конюх в холле повстречался,
«Вернулись вы! Как хорошо!» —
Промолвил конюх и заплакал,
Да так, что даже пол закапал.
– Cкажи мне, Джим, где мать моя?
Её хочу увидеть я!
– Она стоит перед распятьем
И страстно молится за вас.
И точно, в тёмно-синем платье
Она молилась: «Спаси нас,
О Всемогущий, Милосердный,
Господь наш Всеблагой Христос!
Мой сын любимый (он матрос)
На судне трудится усердно.
Спаси его и сохрани
От бурь бушующей природы!
Пусть будут тихи моря воды!
И от врагов оборони!»
Сказал Грэй: «Мама, это я!»
Сама от счастья не своя,
Она к груди его прильнула,
Чуть-чуть от радости всплакнула,
Лицо уткнув ему в плечо.
Грэй целовал ей горячо
Родные, ласковые руки.
«Я тосковал…» – «С тобой в разлуке
Я чуть с тоски не умерла.
Ты здесь! Всевышнему хвала!»
Грэй превратился в малыша,
От счастья он едва дышал.
Как хорошо быть с мамой рядом!
Себя ребёнком ощущать!
Почаще надо навещать
Родную мать. Столь нежным взглядом
Она смотрела на него,
Не ощущая ничего,
Лишь ослепительное счастье.
Она так счастлива была!
Как роза буйно расцвела,
Ушло душевное ненастье.
Они могли сидеть часами
Беседы нежные вести
Иль разговаривать глазами
И слова не произнести.
Прожив у матери неделю,
Грэй собираться как-то стал.
– Ты уезжаешь? Неужели
Ты от меня уже устал?
– Ну что ты, мама! Дорогая!
Я полон счастья и любви!
Но я без моря умираю.
Прости меня, прошу! Пойми…
– Не надо. Всё я понимаю:
Ты просто вырос, взрослым стал.
Грэй, нежно маму обнимая,
В щеку её поцеловал.
¶Когда он с матерью простился,
Обратно в Дубельт возвратился,
Чтоб с капитаном Гопом сразу
Решить один больной вопрос.
Грэй произнёс одну лишь фразу,
Гоп закипел: «Молокосос!»
Вскочил, как лев он заметался,
Но с Грэем через миг обнялся…
Через неделю бриг «Секрет»
Был куплен капитаном Грэем;
Набрав команду, он скорее
Решил объехать целый свет.
Глава седьмая
Четыре года Грэй скитался
И все моря избороздил,
И в Лиссе как-то оказался…
Он в Лисс впервые заходил.
Под выгрузкой стоял семь дней
Как столб «Секрет» у маяка;
Разгрузка кофе шла пока,
Скучать стал беспричинно Грэй;
Боролся с тягостной дремотой
И занимал себя работой,
По судну с боцманом ходил
И всем работу находил:
Велел он кливер16 заменить,
Почистить компас, трюм и клюзы17
И срочно палубу смолить…
Но чувствовал себя медузой,
Что под лучами солнца тает
И ни живёт, ни умирает.
Решил Грэй с Летикой матросом
Чуть-чуть на шлюпке походить,
Немного рыбу поудить;
Вошли в лагуну, за утёсом
Пристали к берегу они.
Вдали мерцали там огни.
– Скажи мне, Летика, что там?
– Деревня старая Каперна.
В ней есть всего одна таверна.
В ней скуку не развеять вам!
– Друг Летика, зажги костёр,
А то становится прохладно.
– Есть, капитан! Топор остёр,
Сейчас костёр устрою ладный!
Костёр пылал. Грэй наблюдал
Огня бушующее пламя.
Стаканы Летика подал,
Тост произнёс: «Удача с нами!»
Затем матрос удить собрался;
Грэй у костра мечтать остался,
Смотрел на тёмный небосвод,
На звёзд извечный хоровод,
Мысль устремлялась в бесконечность:
«Для звёзд лишь миг, для нас уж вечность.
Иной звезды давно уж нет,
Но зрим её мы ясный свет…»
Так, глядя в небо, Грэй уснул,
Как будто в омут провалился,
Ему то дом родимый снился,
То стаи голубых акул.
А утром только пробудился,
Умылся ключевой водой:
«Как хорошо! Я молодой!
Мечты заветной я добился!
Но мне чего-то не хватает
И, кажется, что счастье тает!»
В нём сердце трепетное билось;
Любви так жаждало оно!
(Что вам судьбою суждено
Произойдёт). И вот случилось…
В лесу среди травы душистой
И одуванчиков пушистых
На пледе девушка спала;
Прекрасна так она была,
Что Грэй влюбился в одночасье;
Теперь он знал, в чём жизни счастье.
Она лицом была прекрасна,
Словно богиня хороша.
Влюбился Грэй безумно, страстно,
Остановился, не дыша
Смотрел на девушку, дивился:
«Жизнь так прекрасна! Я влюбился?!»
От чувств, нахлынувших так бурно,
Слегка кружилась голова.
Любовь всегда во всём права;
Она рождается сумбурно,
Ни рассчитать, ни предсказать
Любовь, конечно, невозможно.
Возможно ль сердцу приказать?
Нет! Мысль об этом уж безбожна.
Любовь – ярчайший Божий дар,
Она над всем повелевает!
Кто в жизни этого не знает,
Тот просто безнадёжно стар
Своей душой и сердцем дряхлым,
Напрасно проживает век
Несчастный этот человек,
Живёт он как в подвале затхлом.
Грэй зачарованно смотрел
На детски милое лицо,
Затем он снял с руки кольцо,
Тихонько девушке надел,
И только уходить собрался,
Как Летика вдруг показался.
Грэй палец приложил к губам:
«Потише, друг. Вон, видишь, там
Уснула девушка одна.
О, как она прекрасна!
Одежда у неё бедна
И хочется ужасно
Мне ей помочь, но не обидеть.
Когда б ты мог её увидеть,
Меня б ты понял в тот же миг!»
«Видать, Амур18 его настиг
Своей стрелой с любовным ядом»,
Но он ни голосом, ни взглядом
Не проявил своей догадки.
«Ну как рыбалка?» – «Всё в порядке!
Поймал две камбалы, селёдку» —
«Идём в таверну! Будем водку
Мы заедать твоим уловом» —
«Попить! Поесть! Ну, право слово,
Занятий лучше в мире нет!» —
«Ты рассуждаешь как поэт!
Да, ты отъявленный гурман!» —
«Так точно, храбрый капитан!»
Зашли в таверну, заказали
Бутылку водки, пока ждали,
Когда им рыбу принесут.
Трактирщик Меннерс тут как тут
Крутился перед гостем важным,
Протёр стол фартуком бумажным,
Сам скатерть белую достал
И самолично разостлал.
Хин Меннерс, как лиса, был рыжий,
Взгляд то холуйский, то бесстыжий,
Хихикал, глупо улыбался,
Как проститутка продавался
За каждый жалкий медный грош;
На папу своего похож
Был очень. Ну, одно лицо!
И был таким же подлецом.
– Скажи, трактирщик, кто такая
Сейчас по улице идёт?
Взглянув в окно, сказал Хин: «Знаю!
Ассоль, что дурочкой слывёт.
Она уже который год
Из дальних стран всё принца ждёт
На бриге в алых парусах!
Летает, в общем, в небесах!»
Хин Меннерс, мерзко улыбаясь,
Вниманьем гостя упиваясь,
Поведал всё, что только знал
И от себя чуть-чуть приврал:
«Её отец Лонгрен – убийца,
Жестокосердный кровопийца.
Убил он моего отца…»
– Да бросьте слушать подлеца! —
Вдруг басом угольщик пропел.
Он врёт, каналья! Всё он врёт!
Врать перестанет, коль помрёт!
– Я вру?! Да как же ты посмел…
– Он врёт, каналья! Он всё врёт!
Закончит врать, когда помрёт,
Не раньше. Даже не мечтайте!
Ему медяк дырявый дайте,
Так он вам спляшет и споёт,
Ещё с три короба наврёт.
Ассоль, поверьте мне, нормальна,
Отнюдь не дурочка она.
Скажу вам конфиденциально,
В мечту она так влюблена,
Что в жизни грязного не видит
И сердцем ангельским добра,
Она и мухи не обидит.
Ассоль по-своему мудра:
Недавно вёз её в повозке,
Она сказала: «Вот и ты,
Хотя товар везёшь неброский,
Имеешь яркие мечты!
Представь – с углём простым корзина
Сейчас как клумба расцветёт!»
Признаюсь, я, свой рот разиня,
Уж вовсе не смотрел вперёд,
А пялился на уголь чёрный,
Мечтой красивой увлечённый,
И мне мерещились цветы
Необычайной красоты!
Хин сделал вид, что оскорбился,
За стойку чинно удалился,
Стаканы начал протирать,
С тарелки грязь ногтём сдирать.
Вернёмся мы на день назад:
Лонгрен возделывал свой сад,
Ассоль из Лисса возвратилась
И над корзиною склонилась.
Ассоль обычно напевала,
Всегда весёлая бывала,
Но в этот злополучный час
Лишь слёзы капали из глаз:
«Не раскупаются игрушки!
Их в магазины не берут!
Сейчас в ходу мортиры, пушки.
Пропал твой многодневный труд…» —
«Иди ко мне, моя родная!
Печаль свою гони ты прочь!
Всё будет хорошо! Я знаю!
Ты замечательная дочь!»
Привлёк её Лонгрен за плечи,
Привлёк к себе, поцеловал.
День завершался, был уж вечер,
На берег шёл за валом вал.
Порой в такие вечера
Лонгрен до самого утра
Смотрел на море, затаённо
Мечтал о ветре в парусах
И, словно заново рождённый,
От счастья плавал в небесах;
Как и Ассоль, он был мечтатель.
Ты не суди его, читатель:
Ведь только тот, кто чист душой,
Мечтать способность не теряет,
Он повседневность покоряет
Благодаря мечте большой.
Ассоль одна осталась дома,
Поддавшись сладостной истоме
Легла на мягкую кровать.
Морфей19 стал грёзы навевать…
И вот ей снится дивный сон:
По гребням странствующих волн
Бриг в алых парусах идёт
Среди прибрежных синих вод.
В мгновение Ассоль проснулась,
Водой в ручье ополоснулась
И побежала на утёс
Ждать воплощенья своих грёз.
Она внимательно смотрела
На горизонт, и то и дело
Там появлялись паруса,
Но алых парусов краса
Всё не спешила появляться…
Ассоль решила поваляться
В душистых бархатных цветах,
С улыбкой счастья на устах
Она в цветочный луг нырнула,
